Живая материя на задворках истории
О превращении поверхности Земли из биосферы, контролируемой законами жизни в ноосферу, подконтрольную законам разума, писал ещё в начале прошлого века Вернадский. Несмотря на то, что со времени создания основополагающих работ Вернадского прошло около 100 лет, фундаментальное понятие о ноосфере, сформулированное им, существенно не изменилось. В частности, не был устранён такой пережиток антропоцентризма как понимание «разума» в смысле разумности человеческого общества и человеческой личности.
Данная работа подходит к идее замены эволюции жизни. на эволюцию разума более радикально, а именно, отказывается от пошатнувшейся в последнее время идеологии антропоцентризма, заменив её идеологией нооцентризма, то есть идеей независимой (как от человека, так и от жизни вообще) эволюции разума. Мы утверждаем, что произойдёт не просто переход к «разумному контролю» поверхности Земли, но к созданию совершенно нового типа материи — мыслящей. Живая материя, как определённая форма существования белковых тел, возможно, останется, но будет зависеть от мыслящей материи так, как домашние, сопутствующие и паразитические животные зависят от человека.
Эта выжившая живая материя уже не будет определять и контролировать круговорот веществ и энергии на поверхности планеты, уступив место мыслящей материи. Вполне возможно, что среди крупных высших форм жизни выживет только человек. Это произойдёт как из‑за его сверхприспосабливаемости, так и из‑за того, что мыслящая материя будет создана по его подобию, а, следовательно, будет каким‑то образом с ним связана и будет даже нуждаться в нём на ранних этапах развития. Другие крупные высшие формы жизни, в большинстве своём, не смогут приспособиться к непригодной для жизни техносфере. Вероятность выживания мелких и низших форм жизни (бактерии, вирусы, простейшие, паразитические и сопутствующие человеку насекомые) гораздо выше, их выживаемость позволяет надеяться, что они приспособятся к изменяющимся химическим условиям и будут существовать и в техносфере, и в ноосфере, оставшись в виде архаичной формы организации материи. Рассмотрим вопрос отдалённых перспектив развития абсолютного разума и реликтовых людей в зрелой ноосфере.
Как описать непонятное
В этой главе для описания зрелой ноосферы привлечён не современный технологический язык (как в гл. 5), а язык мифов, который человечество всегда использовало для описания необъяснимых для него явлений. Из‑за отсутствия логически обоснованных прогнозов столь далёких перспектив, мы вынуждены выйти в область предсказаний и аллегорий. Этот переход из области «околонаучного» в область «околомифического» происходит всегда, когда явления уже не укладываются в рамки разработанного языка. Так, объясняя далеким предкам, что такое самолёт, пришлось бы говорить об «управляемых человеком неживых железных птицах». С первого взгляда это определение кажется смешным, но на деле оно не менее точно, чем «научное» определение самолёта. Для современного человека самолёт — это «летающее устройство». Но заметим, что устройство — это «что‑то не живое, работающее с помощью человека». Если при этом вспомнить, что «птица» — это что‑то живое и летающее без помощи человека, то нетрудно понять, что «птичье» и «техническое» определения совершенно эквивалентны.
Это даёт надежду, что хотя описания зрелой ноосферы, мыслящей материи и абсолютного разума далёкого будущего и будут потом выглядеть наивными и смешными, реально они будут очень мало отличаться от описаний наших далёких потомков. А также должно быть верным и обратное: рассуждения наших далёких предков о будущем должны, по сути, мало отличаться от наших (описанных в гл. 4‑5).
Мифологическое описание
Показывая связь мифологических и религиозных сюжетов с основными идеями данной работы, мы ни в коем случае не претендуем на некое «новое, более точное осмысление» этих сюжетов. Мы производим «толкование» этих аллегории не в большей степени, чем переводчик производит «толкование иностранного текста. И в том, и в другом случае, по сути, не происходит увеличения точности, происходит лишь перевод — замена непонятных слов понятными эквивалентами. Вообще, невозможно более или менее точно описать то, для чего ещё не существует точного языка. И если теорию рождения вселенной из большого взрыва ещё можно, в какой‑то степени, назвать более точным (физическим) аналогом мифа о сотворении мира, то наши рассуждения в основном отличаются от мифов лишь заменой одних названий (Бог, дух, душа...) на другие (Абсолютный разум, мыслящая материя...). Подобная замена слов помогает быстрее объяснить суть конкретному человеку в том случае, если заменяемые слова не вызывают у него никаких ассоциаций, но самой сути она не меняет. Так не изменила бы сути литературного произведения замена «уездного города N» на «уездный город X» — только потому, что в наше время неизвестное принято обозначать именно этой буквой.
Вообще, невозможно ответить на вопрос о том, чем отличаются аллегории и фантазии от «научных прогнозов». Наука, утверждает, что её прогнозы «более точны». Заметим, однако, что «точность» в этом случае определяется самой наукой. Например, наука может сказать, с какой точностью сбылись прогнозы роста населения, сделанные в прошлом веке, но ответ на вопрос, насколько точно сбылись аллегорические библейские предсказания, находится за рамками её определения точности. Не имея ни средств измерения, ни критериев сравнения аллегорических фактов, мы можем лишь сказать, что то или иное предсказание «частично сбылось». Фактически же единственным мерилом точности предсказаний в данном случае является не прибор, а человек. Каждый решает для себя, насколько точны те или иные аллегорические «факты».