Дзэйго. Необязательные слова

(Дзэнские диалоги Банкэя Ётаку)

Некий монах спросил Банкэя:

- Почему Вы не применяете посох и крик, как

Риндзай и Токусан, и все другие настоящие мастера дзэн прошлого?

Банкэй сказал:

- У Риндзая был крик. У Токусана был посох. У меня есть мой язык.

Введение

«Необязательные слова» (яп. «Дзэйго») — это сборник диалогов Банкэя, состоящий, за исключением нескольких коротких проповедей, из его бесед со своими учениками, мастерами дзэн и наставниками других школ буддизма[119]. Редактор-составитель этого сборника, Сандо Тидзё (1667—1749), перевёл собранные им материалы с японского языка на китайский, традиционно использовавшийся для подобных записей. Он также добавил к этому сборнику своё предисловие и прокомментировал некоторые истории.

В год смерти Банкэя Тидзё было двадцать шесть лет. Тидзё пишет в своей рукописи, что составление этого сборника он завершил в 1747 году, будучи в возрасте восьмидесяти лет. Эта рукопись была впервые опубликована в вышедшем в 1941 году первом большом издании «Записей о жизни и учении Банкэя» — «Банкэй дзэндзи гороку» («Записи высказываний мастера дзэн Банкэя»), под редакцией ДЛ . Судзуки (серия Иванами Бунко; последнее переиздание вышло в 1966 г.). Настоящий перевод был выполнен с этого текста. Кроме этого, я также сверялся с текстом, приведённым в издании «Банкэй дзэндзи дзэнсю» («Полное собрание записей [о жизни и учении] мастера дзэн Банкэя»), под редакцией Акао Рюдзи (Дайдзо Сюппан, 1976), с. 279—343.

Предисловие Сандо Тидзё

Чувства восхищения и уважения, что испытывают люди к добродетельным достижениям своего учителя, возникают у них совершенно спонтанно. Хотя они могут решиться молчать о его чудесных словах и деяниях, они всё-таки не могут удержаться и ничего не сказать об этом. Вот откуда эти «необязательные слова». Со смертью мастера навсегда исчезла целая жизнь, наполненная бесчисленными достойными свершениями и непревзойдёнными высказываниями. Ныне же чрезвычайно трудно собрать то немногое, что осталось. При составлении этого сборника я просто включал в него всё, что мог найти — один лист здесь, две травинки там. Поэтому записи в нём не имеют какого-либо порядка относительно времени или места, где произошло то или иное событие.

Давным-давно, во времена династии Тан, великий китайский мастер Уммон запрещал своим ученикам записывать его слова. Однако, несмотря на это, его помощник по имени Он записал его слова и поэтому они дошли до нашего времени.[120] Этому примеру можно только позавидовать. Когда мастер Банкэй был ещё жив, он тоже строго-настрого запрещал своим последователям записывать его проповеди и беседы. Но рядом с ним не было помощника Она, который был бы готов записать его слова на своей бумажной рясе, поэтому все эти бесчисленные слова, изысканные, как звон нефрита, былиотброшены в сторону и никто не собрал их — это всё равно что позволить воробьям играть с нефритом. Какая потеря!

(Несколько лет спустя после смерти Банкэя, дзэнский мастер Дзёмё [Ицудзан] показал мне одну находящуюся у него рукопись. Это была запись одной из неофициальных бесед-проповедей мастера. Вымыв свои руки и прополоскав рот, я с тщанием и благоговением прочитал эту рукопись, чувствуя себя так, как будто я сижу прямо перед самим мастером, внимательно слушая его исполненную сострадания проповедь. С великим почтением поднёс я эту рукопись к моей голове. Затем я достал кисть и переписал её. Копию этой рукописи я со всей осторожностью положил в особую шкатулку рядом с другими редкими и ценными книгами — ибо то, что я получил, это же не какой-то там драгоценный камень! Увы, мастер Дзёмё, мастер Рэйгэн, и наставник Дайкэй Какко, служившие в течение многих лет помощниками Банкэя,[121] строго соблюдали его запрет и не осмеливались нарушить его. В результате знания об учении Банкэя стали практически недоступными. Поэтому теперь, завершив составление настоящего сборника высказываний Банкэя, я поискал в моих шкатулках и нашёл копию той рукописи, которую я сделал много лет назад — что может превзойти это Сокровище Дхармы? С уважением помещаю эту запись в начало моего собрания необязательных слов.)

Необязательные слова

Как может дзэн, школа «прямого указания», обладать хоть одной дхармой, которую можно было бы проповедовать людям? [122] Согласно учению нашей школы, всё, что вам надо сделать, это обратиться к своему изначальному лицу, к тому лицу, которое вы обрели, когда вышли из чрева вашей матери. Посмотрите на себя! Чего вам не хватает, если вы можете видеть и слышать среди разнообразных обстоятельств вашей обычной жизни? У вас совершенно всё в порядке уже сейчас, притом, что вы таковы, как вы есть. Но если вы позволили возникнуть в своём сознании хоть малейшей мысли или намерению сделать что-то, то вы уже заблуждаетесь. Когда вы смотрите и слышите, вы суть Нерождённое [сознание будды]. Когда вы не смотрите и не слышите, вы суть Неумирающее. Эта изначальная нерождённость и не-умираемость простирается за пределы прошлого и настоящего, превосходя своей яркостью даже солнце и луну. Она постоянно наличествует во всём сущем и охватывает собой небо и землю. Она находится вне сфер иллюзии и просветления, будучи совершенно отстранённой как от просветлённого, так и от непросветлённого. В Нерождённом каждая вещь [в отдельности] и все вещи [в целом] изначально истинны и освещены чудесной всёосвещающей мудростью, благодаря которой вы всегда, где бы вы ни находились, пребываете в состоянии ничем не ограниченной свободы. Полная непостижимость и совершенная добродетель (благая сила) Нерождённого всегда находится в сознании любого из вас — Нерождённое нельзя найти где-то ещё. Люди говорят об изначальном сознании Будд и патриархов, но между сознанием Будд и патриархов и вашим сознанием нет различия толщиной даже в волос. Несмотря на это, вы испытываете желание порождать мысли, искать что-то вне себя, искать состояние Будды, искать Дхарму, искать знание, искать освобождение. Вы сами создаёте себе препятствия, которые мешают вам и не дают вам пребывать в вашем изначальном сознании.

Некий древний Будда сказал:

— Яджнядатта достиг просветления в тот момент, когда прекратил свой безумный поиск.[123]

Поэтому даже если вы обрели понимание всех сутр, проповедованных Буддой, постигли все тайны дзэнских коанов и смогли уверенно продемонстрировать своё понимание, когда вы внимательно посмотрите вокруг себя, вы увидите, что всё это всего лишь пыль, покрывающая вас как липкая грязь. Когда настанет ваш последний час, когда рассеются четыре составляющих [ваше тело] элемента, вы не сможете воспользоваться ничем из этого. Поэтому гораздо лучше посмотреть вглубь себя, постичь свою суть и действовать непосредственно и без задержки, используя животворящую, изначальную энергию Нерождённого. Как вы думаете, какие искусные средства применяют Будды и патриархи, приходящие в этот мир?[124] Они просто вырывают гвозди [привязанностей] и ломают клетки [иллюзий], дабы вы были свободны и не испытывали привязанностей. Слушая меня, вы можете подумать, что вы уже поняли смысл того, что я только что сказал. Вы можете воображать, что вы действительно верите в это. Но поскольку ваша уверенность ещё далека от совершенства, вы позволяете другим вводить вас в заблуждение и живёте как бесплотные духи, льнете к деревьям и пригибаетесь к траве, теряете свой путь под ясным безоблачным небом, теряете свою свободу и подчиняетесь кому-то. Разве это не достойно сожаления?

Из глаз мастера исходил свет, который освещал людей и проникал прямо в сердца тех, кто представал перед ним. Он совершенно точно узнавал о них всё, прежде чем они успевали сказать или сделать что-нибудь. Он был подобен светлому зеркалу. «Если к нему приходил варвар, являлся варвар. Если к нему приходил китаец, являлся китаец».[125] Однажды, когда он был в храме Кориндзи в Эдо, к нему подошёл и поклонился некий монах.

— Как ты практикуешь Дхарму? — спросил Банкэй. Монах высказал ему своё понимание.

— Твои слова и твоё понимание не совпадают, — сказал Банкэй. — То, что ты говоришь, обгоняет летящего дракона, но то, что ты есть, не поспевает за хромой черепахой. Перед тем, как прийти сюда, ты обсудил те слова, которые ты сказал мне, с более продвинутым учеником, думая, что тебе удастся провести этого старого монаха. Но когда ты приходишь к учителю, который обладает истинным Оком Дхармы, ты не можешь утаить от него даже то, что тебе удалось спрятать от самого солнца.

Монах встал, поклонился Банкэю и с благодарностью принял его учение.

Во время одной из своих проповедей мастер сказал: — Моё нынешнее состояние находится за пределами понимания самих Будд и патриархов.

Сосредоточенность Банкэя при выполнении повседневных дел была выше человеческого понимания. Иногда, когда он был чем-то занят, монахи, прислуживающие ему, думали, что он пренебрегает выполнением того, что он должен сделать, или делает что-то вовсе противоположное. Они просто не могли объяснить его намерения. Однако позже они обнаруживали истинное значение и смысл этих поступков.

Мастер постоянно использовал в своём учении слово «Нерождённое», и те, кто приходили к нему, получали от него пользу в соответствии со своими способностями. Это подобно тому, как рыбы и моллюски, черепахи и киты, которые населяют необъятный океан, могут пить столько воды, сколько им нужно, не испытывая в ней недостатка.

Мастер сказал:

— Есть одно дзэнское высказывание, которое описывает суть учения нашей школы: «Если есть различие толщиной хоть в волос, то вы так же далеки от истины, как небо от земли».[126] Если во время дзэнского диалога-поединка два сознания двигаются без какого-либо разделения, то это подобно двум зеркалам, отражающим друг друга. Всё сущее являет себя в своей истинной таковости, поэтому все вещи/дхармы совершенно истинны. Над вами нет ничего, за что можно было бы ухватиться, а под вами нет ничего, на что можно было бы опереться. Вы живёте в состоянии своего изначального совершенства, нерождённого и неумирающего, и погружены в самадхи абсолютной свободы, в котором ничто, даже каменные стены, не может остановить вас. Вы должны осознать, что только ваши предвзятые взгляды и предубеждения являются для вас препятствием, и что «пребывание в бездействии» есть пребывание в тёмной, кишащей духами пещере. Это относится и к словам, которые я сейчас произношу. Вы совершаете непоправимую ошибку, если ищете в них какой-то смысл. Если я даю вам слово объяснения, и вы привязываетесь к нему, то вы сбиваетесь с пути. Лучше всего не позволять себе останавливаться или пребывать где бы то ни было. Слова и фразы, которые я произношу, крики, которые я издаю, и удары посохом, которые я наношу вам, — всё это несъедобные железные гвозди. Вам не удастся их прожевать.

Мастер неоднократно сокрушался о том, сколь много пагубных обычаев установилось в его время в дзэнских монастырях и храмах. Его учение всегда было прямым и непосредственным и определялось только конкретной ситуацией. Он не допускал неразборчивого использования посоха и крика, не позволял ученикам заниматься литературным времяпрепровождением, устраивать стилизованные дзэнские диалоги и выставлять напоказ прочие проявления «дзэнской активности». Кроме этого, он принял обет не применять в своём учении цитаты из буддийских сутр и дзэнских писаний. Отвечая па вопросы тех, кто приходил к нему, каковы бы ни были их интеллектуальные способности, он всегда использовал обычный язык повседневной жизни. В то время практика дзэн описывалась китайскими терминами и высказываниями буддийских патриархов прошлого. Но мастер Банкэй заставлял своих учеников спонтанно и естественно проникать до костей и костного мозга[127], обращаясь к ним на неформальном, разговорном японском языке, который они сами использовали в своей повседневной жизни.

Что касалось наставления учеников, находившихся под его началом, мастер не устанавливал каких-либо правил и предписаний, которые они были бы обязаны соблюдать, но тем не менее в его храмах всегда была спокойная и уважительная атмосфера, являющая собой пример воплощения принципа: «не. управлять, но и не иметь беспорядка; делать то, что необходимо, не получая на то приказа «.

Некий мирянин спросил:

— Разве то, что Вы говорите о «Нерождённом», не похоже на наставление, которое дал Махакатьяяне мирянин Вималакирти?[128]

— Скажи мне, что ты имеешь в виду, — ответил Банкэй.

— В соответствии с сутрой, Вималакирти сказал: «Махакатьяяна, ты не должен использовать деятельность сознания для того, чтобы проповедовать о неизменной реальности вещей/дхарм. Всё сущее изначально нерождённо и неумирающе; вот в чём заключается смысл непостоянства и страдания».

— Вималакирти сказал эти слова для наставления Махакатьяяны, — сказал Банкэй. — Моё учение предназначается для того, чтобы заставить людей проникнуть за пределы слов.

Некий наставник эзотерического буддизма школы Сингон пришёл к мастеру и сказал:

- Принцип Нерождённого в медитации нашей школы на букве А содержит два аспекта, аспект «устранения иллюзии» и аспект «актуализации истины». Не попадает ли Ваше учение во вторую категорию? [129]

— Подойди поближе, — ответил Банкэй.

Наставник подошёл поближе.

Банкэй прокричал: —А это какой аспект!?

Наставник оцепенел.

Один монах в собрании высунул язык от удивления.

***

Некий монах сказал Банкэю:

— При чтении историй о выдающихся мастерах дзэн прошлого можно заметить, что в зависимости от сложившейся ситуации они использовали много разных слов для обучения своих учеников. Вы же используете только одно слово «Нерождённое». Не кажется ли вам, что это является препятствием для практики Дхармы?

— Разве ты не читал о Гутэе? — сказал Банкэй. — Когда кто-нибудь задавал ему какой-то вопрос, он просто поднимал вверх палец. Он говорил: «Я постиг дзэн одного пальца Тэнрю. Я могу пользоваться им на протяжении всей своей жизнии не исчерпать его».[130] Он просто поднимал свой палец и молчал. Как может то, что невозможно исчерпать за всю жизнь, быть препятствием для практики Дхармы? Дзэн одного пальца Гутэя — это не единственный пример. Крик Риндзая, посох Токусана, «Не испытывай иллюзий!» Муго, «Основной иероглиф» Дзуйгана — всё это примеры Великих Дел, олицетворяемых каждым настоящим мастером дзэн.[131] Не то чтобы слово «Нерождённое» отсутствовало в буддийских сутрах и дзэнских писаниях, его можно в них встретить. Но кто со времён первых Будд и патриархов, за исключением этого старого монаха, использовал только одно слово для наставления своих учеников?

Монах почтительно поблагодарил Банкэя и впоследствии прилежно следовал учению мастера.

Мастер сказал:

— Учитель дзэн не может помочь другим людям, если сам он не обладает всепрозревающим Оком Дхармы. Если его Око Дхармы совершенно, то он может узнать всё про любого человека, едва только глянув на его лицо. Он может узнать всё про него, всего лишь услышав его голос за стенами храма. Око Дхармы подобно светлому зеркалу, которое полностью и совершенно отчётливо отражает всё, что предстаёт перед ним, отражает и прекрасное, и безобразное. Каждое слово такого мастера, каждое его действие поражает привязанности его учеников как острый меч, разбивает их оковы и вводит их в сферу чудесной свободы и благословенной радости. Если наставник не может этого, то чем же он может помочь людям? Именно в этом совершенном владении Оком Дхармы наша школа превосходит все другие школы буддизма. Мы называем его «Драгоценным Оком Истиной Дхармы», «Особым Учением помимо Писаний», «Наследством Будд и патриархов». Посмотрите на Будд и патриархов, появившихся в этом мире. Они могли отличить чёрное от белого быстрее, чем летит искра. Они постигали основы [Учения] со скоростью молнии. Неужели Око Дхармы таких людей было хоть в чём-то несовершенно? Однако дзэнские наставники нашего времени ошибочно считают ловкость ученика в обращении со словами и письменными знаками основным критерием, по которому они судят о том, постиг ли он суть дзэн. Они дают свидетельство-инка тому, кто быстр и остроумен при обмене ударами в дзэнском диалоге-поединке. Это заковывает ученика в тяжёлые кандалы. Такие наставники не только сами ошибаются, но и других вводят в заблуждение. Вам не удастся найти человека, который был бы способен предстать перед кем-нибудь и узнать его суть, прежде чем он успеет вымолвить хоть одно слово или совершить какое-то действие. Таких учителей больше нет. Как жаль!

Ныне мастер обращает людей к своему учению о Нерождённом, не прилагая к этому никаких усилий. На протяжении последних трёхсот лет учителя и ученики привязывались к своей практике, искали странного и необычного, не уделяя внимания действенности того, что они делают. Ученикам было очень сложно научиться чему-то, следуя наставлениям таких учителей.

Раньше, когда Банкэй давал наставления в дзэн приходившим к нему людям, он выслушивал их вопросы и вовлекал их в диалог-поединок, но их ответы не могли сравниться с ответами мастера. Многие из них доходили до подножия горы, а затем отступали назад. Потом ученики, желавшие побеседовать с мастером, собирались в больших количествах — они были подобны грозовым тучам. Они вверяли себя мастеру ещё прежде чем успевали увидеть его лицо, а когда они представали перед ним, они опустошали свеж сознание и принимали его учение, находясь в состоянии совершенной отстранённости от своего «я». Поэтому теперь мастеру не приходится прилагать больших усилий [для их обучения].

Мастер никогда не пытался привлечь к себе внимание этого мира. Он держался на удалении от наделённых властью и богатством и воздерживался от поддерживания близких отношений с членами императорской семьи и представителями аристократии. Однажды, когда Банкэй проезжал через провинцию Этидзэн, даймё этой провинции, господин Мацудайра, услышал что-то о Банкэе и пришёл посетить мастера на постоялом дворе, где он остановился. Однако когда он вошёл в комнату, Банкэй не встал поприветствовать его; мастер также не снял свой головной убор во время беседы. И всё же его обращение было очень тёплым и уважительным. Когда господин Мацудайра вернулся в свои владения, он сказал своим вассалам:

— Мастер Банкэй, несомненно, не обычный наставник. Он не снял своего головного убора во время нашей беседы, и всё же я не почувствовал ни малейшего намека на неуважение. Такое спокойствие и уверенность вряд ли были бы возможны, если бы его постижение не было полным и совершенным.

Банкэй обходился так со всеми людьми высокого положения. Его слова были достойными и уважительными, его поведение было благородным и утончённым, но он никогда не вёл себя так в угоду этому миру.

С того времени когда Банкэй вступил в храм Рюмондзи и начал учить как основатель храма и его первый настоятель, братья Сасаки, которые были членами семьи богатых купцов-судовладельцев, обеспечивали ему необходимую финансовую поддержку; все здания храма были построены на их пожертвования, из этого же источника покрывались и расходы на содержание храма.[132] Сколько бы людей ни собиралось в храме, братья Сасаки обеспечивали их всех достаточным количеством еды. В залах дзэндо всегда находилось не менее семи сотен монахов, а во время проведения летнего затвора в третьем году Гэнроку (1690) на нём присутствовали тринадцать сотен монахов — ни в одном из залов нельзя было найти свободного места.

Когда Банкэй только приступил к распространению своего учения, братья Сасаки просили его о том, чтобы он разрешил им стать его прихожанами. Мастер отказывал им, но они просили его очень настойчиво:

— Даже если бы наше семейное дело расстроилось, даже если бы все принадлежащие нам магазины и склады товаров опустели, даже если бы нам пришлось нищенствовать, то и тогда мы не перестали бы защищать и охранять крепость Дхармы уважаемого мастера.

В конце концов Банкэй уступил их просьбам. Впоследствии, когда бы монастырю ни потребовались какие-то средства, он приказывал братьям Сасаки предоставить их. Мастер ни разу не советовался с ними о чём-либо и не давал им никаких объяснений. Было ли это проявлением сострадания мастера, который отказался признавать различия между учениками, остающимися в миру, и монахами, находящимися в монастыре? Или он поступил так потому, что братья Сасаки уже обладали зрелым пониманием Дхармы Будды?

Однажды, когда мастер был в храме Фумондзи на острове Хирадо, к нему пришёл настоятель храма Кодайдзи из Нагасаки.[133] После краткой беседы этот наставник сказал:

— Ваше учение ясно и понятно. Необходимо без промедления пресечь в корне все страсти и иллюзии, не вовлекаясь в [какую-либо] практику. Но что же Вы тогда скажете о той истории про мастера дзэн по имени Тёкэй, который износил семь подушечек для сидения, занимаясь дзадзэн?[134]

Ты неверно прочёл повествующие о нём записи, — сказал Банкэй. —Тёкэй обучался у многих мастеров в течение двенадцати лет, его учителями были Рэйун, Сэппо, и Гэнся — вот когда он износил те семь подушечек для сидения. Но всё это не привело его к пониманию. Затем, подняв однажды занавес, он внезапно достиг просветления и сочинил следующее стихотворение: «Теперь всё по-другому! Всё по-другому! Я поднял занавес и увидел весь мир. Если кто-нибудь попросит меня объяснить, что я увидел, я дам ему по губам своей мухогонкой». Я думаю, что тебе следует повнимательней перечитать этот отрывок.

Настоятель смог только кивнуть своей головой от удивления.

Когэн, высокопоставленный наставник школы Сингон и настоятель храма Ниннадзи в Киото,[135] навестил Банкэя в храме Дзидзодзи в Ямасина. После обмена приветствиями, Когэн сказал:

— Я являюсь наследником эзотерических учений школы Сингон, но мне всё никак не удаётся постичь их основной смысл. Так, например, в одной из глав «Дайнити-сутры» [136] сказано: «Познай источник своего собственного сознания в реальности таковости». Я потратил много времени и усилий, пытаясь постичь своё собственное сознание, но все мои усилия ни к чему не привели. Читая дзэнские писания, я был глубоко впечатлен теми жёсткими, бескомпромиссными методами, которые используют учителя дзэн для того, чтобы привести своих учеников к истине. Я хочу, чтобы Вы испытали свои искусные средства на мне.

— Одна лишь только тонкая пелена [иллюзий] отделяет тебя от источника твоего сознания, — сказал Банкэй, — но если [между вами] есть различие хоть в волос толщиной, то ты удалён от него не меньше, чем небо от земли.

Когэн молчал.

— Так что же препятствует тебе прямо сейчас! — сказал Банкэй.

Когэн кивнул головой, затем почтительно поклонился. Впоследствии он часто приходил в Дзидзодзи.

Мастер школы Сото-дзэн Тэнкэй навестил Банкэя в храме Кориндзи в Эдо.[137] После обмена приветствиями Тэнкэй сказал:

— Несколько лет назад, когда Вы остановились в моём храме в Симада, я не сумел постичь истинное значение Вашего учения. Только совсем недавно, обретя больше опыта и понимания, я осознал, как я тогда ошибался. Мастер, теперь я испытываю глубочайшее уважение к Вашим Великим Деяниям.

Тэнкэй держал в своей руке веер. Он поднял его вверх.

— Что Вы видите, мастер? Я вижу веер. Банкэй просто покачал головой.

— С почтением принимаю Ваше наставление, — сказал Тэнкэй.

Когда Банкэю было тридцать с чем-то лет, он часто приходил в деревню Икаруга в своей родной провинции Харима. Несмотря на то что обитатели деревни любили и уважали его, монах Дзякуа, настоятель расположенного в этой деревне храма школы Тэндай Буссё-ин, отказывался принять его, считая, что этот молодой монах недостоин его внимания. Только настойчивые просьбы жителей деревни заставили его в конце концов смилостивиться и снизойти до встречи с Банкэем.

Дзякуа начал с того, что небрежно задал Банкэю несколько вопросов. Банкэй ответил на них очень быстро и с такой лёгкостью, что это слегка обеспокоило Дзякуа. Он припомнил всё, что только знал об учении Будды. Снова и снова пытался он найти брешь в познаниях Банкэя, однако по истечении некоторого времени у него уже не осталось больше вопросов.

Тогда он подумал: «Теперь я со всей определённостью понимаю, почему мастер Сайте, основатель нашей школы,[138] установил в главном храме на вершине горы Хиэй три учения: Тэндай, эзотерическое учение и дзэн».[139]

С тех пор Дзякуа стал относиться к Банкэю с большим уважением и часто навещал его. Несколько лет спустя ему прислали приглашение из Киото провести цикл лекций по сутрам в храме Энрякудзи, главном храме школы Тэндай на горе Хиэй. Он принял это приглашение и отправился в храм Рюмондзи в провинции Хамада, чтобы увидеться с Банкэем. Когда он рассказал ему, что произошло, Банкэй поднял в воздух палец и спросил:

— Дзяри![140] Сможете ли Вы проповедовать по этой сутре?

Дзякуа остолбенел. Капли холодного пота выступили по его телу. В тот же день он послал в Энрякудзи извещение о том, что отменяет свою поездку. Затем он отказался от своего положения монаха школы Тэндай, и, облачившись в одежды дзэнского монаха, стал учеником Банкэя. Он посвящал себя практике с неослабевающим усердием. Люди прозвали его «рогатым тигром дзэнского леса». Этот монах, известный под именем Сорю Сэнгаку, стал одним из наследников Дхармы Банкэя, но умер он прежде мастера.

Однажды, когда Банк эй находился в храме Гёкурюдзи в провинции Мино,[141] к нему пришёл мастер школы Сото-дзэн по имени Юйэ.[142] Банкэй тепло принял его и приказал монахам приготовить для него отдельные покои. Вместо того чтобы подождать, пока Юйэ придёт к нему, он сам пошёл в гостевые покои, чтобы побеседовать с ним. Когда монахи увидели, что Банкэй зашёл в комнату, они тихонько подошли к двери, чтобы услышать, о чём будут говорить два мастера, однако Банкэй обнаружил это и приказал своим приближённым отогнать их. Когда Банкэй вернулся в свои покои, он сказал:

— Это дзэнский мастер обладает обширными знаниями, но вот и конец им.

Кто-то сказал:

— Отныне Юйэ не будет наполнять свои проповеди множеством необязательных слов.

В ходе беседы Юйэ сказал Банкэю:

— Духовное сознание пробудилось во мне, когда мне было семнадцать или восемнадцать лет. Я посвящал всё своё время занятиям дзадзэн, не делая перерывов даже на сон и отдых. Я продолжал в таком духе в течение тридцати лет. Я делал это для того, чтобы остановить мои иллюзорные мысли. Последние несколько лет мне удаётся поддерживать своё сознание немного более чистым. Но какой практикой занимались Вы, что позволяет Вам освобождать людей так, как Вы это делаете с теми, кто приходит к Вам? Скажите мне об этом, пожалуйста, поскольку это окажет мне совершенно неоценимую помощь.

— Когда я был молод, — сказал Банкэй, — моё сознание тоже было омрачено иллюзорными мыслями. Затем я внезапно постиг истину, что всё сущее изначально пусто и спокойно, и с тех пор я перестал метаться и выбирать, и моё сознание стало совершенно чистым.

Юйэ преисполнился к Банкэю самого искреннего восхищения и уважения. Он подумал: «Все достойные мастера дзэн прошлого стали учителями людей, достигнув совершенства своего Ока Дхармы. Этот старый монах прорвался к просветлению, и теперь он обладает точно таким же всепрозревающим Оком. Он может прямо прозревать сердца людей и всё узнавать о них с одного взгляда».

Перед тем как принять обеты и стать буддийским монахом, мастер школы Обаку-дзэн Сингэцу посетил Банкэя в храме Кориндзи в Эдо.

— Как ты практикуешь Дхарму?

— В течение многих лет я читаю «Сутру Лотоса», — сказал Сингэцу.

— Кто читает сутру? — спросил Банкэй.

— Гот, кто произносит слова, — сказал Сингэцу.

— Кто произносит слова? — спросил Банкэй.

— Глаза по горизонтали, нос по вертикали, — сказал Сингэцу.

— Этим ты меня не проведёшь, ты, сладкоречивый обманщик! — воскликнул Банкэй. — Сейчас же отвечай мне: «Кто произносит слова?»

Сингэцу колебался.

— Если бы наставники нашей школы не обладали всепрозревающим Оком Дхармы, они никогда не смогли бы стать учителями людей и небожителей, — сказал Банкэй. — Обладаешь ли ты этим Оком?

— Я думаю, что я, насколько это возможно, обладаю этим Оком, — сказал Сингэцу.

— Хорошо, — сказал Банкэй. Можешь ли ты оценить понимание каждого из людей, присутствующих в этом собрании?

— Но ведь здесь никого нет, — сказал Сингэцу, оглядываясь вокруг себя.

— Каждый человек, сидящий здесь, обладает своими отличительными качествами, — сказал Банкэй. Разве ты не можешь оценить их?

— А Вы? — ответил Сингэцу.

— Если бы я не мог этого, то я прошёл бы мимо тебя, не обратив на тебя никакого внимания, — сказал Банкэй.

Сингэцу от удивления даже рот открыл.

— Ни в Китае, ни в этой стране нет ни одного наставника, который мог бы опровергнуть Ваше учение, — сказал Сингэцу. Мне, несомненно, очень повезло, что я принял участие в столь проникновенной беседе.

— Никто кроме этого старого монаха не указал бы тебе на твои ошибки, — сказал Банкэй. — Отныне будь прилежней и твои усилия будут вознаграждены.

Сингэцу никогда не забывал слов мастера и часто приходил в Кориндзи увидеться с ним.

В Хамада, родной деревне Банкэя, жил некий бедный крестьянин по имени Хатироэмон. Хатироэмон жил среди грязи и пыли этого мира и регулярно приходил к Банкэю слушать его учение. Так как он был человеком весьма эксцентричного поведения, другие жители деревни обращались с ним как с сумасшедшим и обходили его стороной. Они с недоумением смотрели на его близкие отношения с Банкэем и на те из ряда вон выходящие вещи, которые они делали вместе. Однажды, когда Банкэй уходил из деревни, он встретил по пути Хатироэмона.

— Куда это Вы собираетесь, мастер? — сказал Хатироэмон.

— К тебе домой, — ответил Банкэй.

— Захватили ли Вы с собой своё лекарство? [143] — спросил Хатироэмон.

— Конечно захватил, — ответил Банкэй.

— Я хочу, чтобы Вы заплатили мне за это лекарство, — сказал Хатироэмон, протягивая свою руку. Банкэй плюнул ему на ладонь. Оба они затряслись от смеха.

Все их беседы были более-менее похожи на эту. Никто не понимал, к чему они это делают.

Хатироэмон умер на руках у Банкэя. Последние его слова были таковы:

— Я умираю прямо в самом центре поля битвы Дхармы. Есть ли Вам что сказать мне, мастер?

— Скажу только, что ты должен повергнуть грозного противника, — сказал Банкэй.

— Позволите ли Вы мне сделать это?

— Нет ничего, что я бы не позволил, — сказал Банкэй.

— О, муж мой! — запричитала жена Хатироэмона, вытирая слёзы со своего лица. — Ты Будда. Почему же ты не спас меня от моего неведения до того, как ты оставил меня?

Всё моё тело, говорю я или молчу, пребываю ли я в движении или в покое, есть совершенное проявление истины, — ответил Хатироэмон. — Я никогда не переставал открывать тебе основы сознания. По чему же ты этого не понимала?

Однажды, после того как Банкэй закончил проповедь в храме Кориндзи, некий самурай, гордившийся своим умением в боевых искусствах, подошёл к мастеру.

— Я много лет тренировался в искусстве ведения поединка, — сказал он. — С тех пор как я овладел этим искусством, мои руки двигаются в совершенном согласии с моим сознанием. Теперь, если я столкнусь с противником, мой меч снесёт ему голову прежде чем он успеет поднять своё оружие. Это подобно тому Оку Дхармы, которым Вы обладаете.

— Ты говоришь, что в своём искусстве ты достиг совершенства, — сказал Банкэй. — Нанеси мне удар!

Самурай заколебался.

— Мой удар ты уже пропустил, — сказал Банкэй. От удивления самурай даже открыл рот.

— Я поражён, — вздохнул он. — Ваш удар быстрее молнии. Голова моя покатилась к Вашим ногам. Пожалуйста, мастер, научите меня основам Вашего дзэн.

С каждым последующим приходом в Кориндзи уважение этого самурая к Банкэю возрастало. Когда Банкэй пребывал в Эдо, множество самураев приходили встретиться с ним. Все они сталкивались с его мощным натиском и становились его преданными последователями.

Однажды, после проповеди, проведённой Банкэем в храме Нёходзи, несколько самураев столпились вокруг мастера, с тем чтобы порасспросить его о Дхарме.

— Мы верим всему, что Вы сказали нам, — заявили эти самураи. — Но есть ещё кое-что, о чём мы хотели бы спросить Вас. Мы изучаем искусство владения мечом и к настоящему времени уже постигли основной принцип этого искусства. Однако мы не можем полностью применить это понимание на практике. Всё ещё суще