Глава 24 об имени бога и утвердительной теологии
После того как теперь мы с Божьей помощью на математическом примерепостарались в нашем незнании приобрести больший опыт относительно первогомаксимума, исследуем для полноты нашего учения еще и имя максимума. Еслибудем верно держать в памяти вещи, часто говорившиеся выше, это рассмотрениене составит труда. В самом деле, если максимум есть тот максимум просто, которому ничто непротивостоит, то ясно, что ему не может подходить никакое собственное имя;ведь все имена налагаются исходя из некоторой неповторимости смысла,благодаря которому одно отличается от другого, а там, где все вещи сутьединое, никакое собственное имя невозможно. Гермес Трисмегист справедливоговорит: "Поскольку Бог есть всеобщность вещей, ни одно имя не есть Его имясобственное, иначе или Бога пришлось бы называть всеми именами, или всеназывать Его именем", раз в своей простоте Бог свернуто заключаетвсеобщность вещей. По его словам, это собственное имя -- которое мы называемнеизреченным, а еще тетраграммой, то есть "четырехбуквенным", и котороеявляется собственным потому, что отвечает Богу не по тому или иномуотношению Его к творению, а по Его собственной сущности, -- надо толковатькак "единый и все", или, лучше, как "все в единстве". Так же и мы находиливыше, что максимальное единство -- то же самое, что все в единстве. Но ещеболее точным и уместным именем, чем "все в единстве", представляется"единство", и недаром пророк говорит: "В тот день будет Господь един, и имяЕго -- единое", а в другом месте: "Слушай. Израиль (то есть духовно видящийБога): Бог твой един есть". С другой стороны, единство есть имя Бога не в том смысле, в каком мыобычно именуем или понимаем единство, потому что как Бог превосходит всякоепонимание, так тем более Он превосходит всякое имя. Имена налагаютсясообразно нашему различению вещей движением рассудка, который много нижеинтеллектуального понимания; рассудок не в силах выйти за пределыпротивоположностей, и нет имени, которому в его движении непротивополагалось бы другое. Соответственно, единству в движении рассудкапротивоположно множество, или многочисленность. Богу подходит не этоединство, а такое, которому не противоположны ни различие, ни множество, нимногочисленность. Такое единство и будет Его максимальным именем,свертывающим все в простоте своего единства. Это имя несказанно ипревосходит всякое понимание. В самом деле, кто сможет понять бесконечное,бесконечно предшествующее всякому противоположению единство, где в единойпростоте без составления свернуто все сущее, где нет другого или разного,где человек не отличен от льва, а небо не отлично от земли, и тем не менеекаждая вещь есть истиннейшим образом она сама, -- не в конечности своегобытия, а как свернуто заключаемая максимальным единством? Если бы кто-тосмог понять или назвать такое единство, которое, будучи единством, есть всеи, будучи максимумом, то он постиг бы имя Божие. Но поскольку имя Божие естьБог, Его имя тоже знает только тот ум, который сам есть максимум и сам естьмаксимальное имя. Так в ученом незнании мы постигаем: хотя "единство"представляется ближайшим именем максимума, оно еще бесконечно далеко отистинного имени величайшего, которое есть сам максимум. Отсюда ясно, что утвердительные имена, которые мы приписываем Богу, Егобесконечно умаляют. В самом деле, они присваиваются Ему всегда ввидучего-либо встречающегося среди творений, поскольку же все частное,отдельное, имеющее противоположность может подходить Богу только с крайнимумалением Его, утвердительные определения в отношении Его пусты, как говоритДионисий: если назовешь Его истиной, на ум приходит ложь, если назовешьдобродетелью, на ум приходит порок, если назовешь субстанцией, на умприходит акциденция и так далее, тогда как Бог если и субстанция, товсеобъемлющая, которой ничто не противостоит, и если истина, то лишьвсеобщая и без противоположений, почему эти частные имена могут подходитьему лишь с бесконечным умалением. Никакие вообще утверждения, вкладывая вНего нечто от своих значений, не могут ему подходить, потому что. Он неболее нечто, чем вce. Если утвердительные имена и подходят Ему, то лишь в аспекте творений.Не то что творения суть причина, но какой они Ему подходят, -- максимум оттворений ничего заимствовать не может, -- но они Ему подходят по Егобеско-нечной потенции к творчеству. Всамомделе, Бог от века мог творить,иначе Он не был оы высшим всемогуществом; значит, хотя это имя "Творец"подходит Ему с точки зрения творений, оно подходит Ему еще и до появлениятворений, весь он от века уже мог творить. То же в отношении праведности ивсех остальных утвердительных имен, которые мы ради некоего обозначаемогоэтими именами совершенства переносим на Бога с творений, хотя все эти именаот века, еще прежде, чем мы приписали их Богу, поистине уже были свернутозаключены в Его высшем совершенстве и в Его бесконечном имени, как и всеозначаемые такими именами вещи, с которых мы переносим их на Бога. И это настолько верно в отношении всех утвердительных определений Бога,что даже имя Троицы и ее лиц, то есть Отца, Сына и Святого Духа, прилагаетсяк Богу только по Его отношению к творениям. В самом деле, если Бог естьродитель и Отец оттого, что Он единство, рожденный, или Сын, оттого, что Онравенство единства, и Святой Дух оттого, что Он связь обоих, то Сынименуется Сыном явно оттого, что Он равенство единства, то есть бытия, илисуществования. Отсюда ясно, что Бог именуется Сыном в отношении вещейоттого, что извечно уже мог сотворить вещи, хотя бы даже и не сотворил их:Он есть Сын оттого, что Он -- равенство бытия вещей, выше или ниже котороговещи не могут существовать. Словом, Бог есть Сын от своего равенствасуществованию вещей, которые он всегда мог создать, хотя бы никогда и несоздал; а если бы не мог создать, не был бы ни Отцом, ни Сыном, ни СвятымДухом, да и вообще не был бы Богом. Если рассмотреть поглубже, рождениеОтцом Сына и было созданием всего в Слове. Недаром Августин утверждает, чтоБожие Слово есть также искусство и идея по отношению к творениям. Дальше, Бог есть Отец оттого, что родил равенство единству, а СвятойДух оттого, что Он -- любовь их обоих друг к другу. Все это тоже поотношению к творениям. В самом деле, оттого, что Бог есть Отец, творениеначало быть; оттого, что Бог есть Сын, оно исполняется совершенством;оттого, что Бог есть Святой Дух, оно согласно вселенскому порядку вещей. Это-- напечатле-ния Троицы в каждой вещи. Такова и мысль Аврелия Августина,который в толковании на стих из книги Бытия "В начале Бог сотворил небо иземлю" говорит, что Бог сотворил начала вещей потому, что Он Отец. Итак, все, что утвердительная теология говорит о Боге, коренится вотношении к творению, вплоть до тех хранимых евреями и халдеями священнейшихимен, в которых скрыты величайшие таинства богопознания, но которые всегдаозначают Бога только сообразно какой-то частной особенности, кромечетырехбуквенного имени собственного и неизреченного, о котором мы говориливыше: ioth he vau he. Иероним и рабби Саломон в книге "Путеводительколеблющихся" подробно говорят об этом; их и читай.
ЯЗЫЧНИКИ ИМЕНОВАЛИ БОГА ПО-РАЗНОМУ В АСПЕКТЕ ТВОРЕНИЙ Язычники тоже именовали Бога ввиду разных сторон его творения: Юпитером-- ради чудесного милосердия (Юлий Фирмик говорит, что Юпитер настолькоблагоприятная звезда, что, если бы в небе царил только Юпитер, люди были быбессмертны), Сатурном -- ради глубины помыслов и изобретения необходимых дляжизни вещей. Маасом -- ради воинских побед, Меркурием -- ради благоразумия всовете, Венерой -- ради любви, сохраняющей природу, Солнцем -- ради мощиприродных движений. Луной -- ради сохранения влаги, заключающей в себежизнь, Купидоном -- ради единения двух полов; и по той же причине егоназывали Природой, поскольку он через двоякость пола сохраняет виды вещей.Гермес [Трисмегист] говорит, что все, как живое, так и неживое, двояко породу, и всеобщая причина, Бог, свернуто заключает в себе и мужской и женскийрод, развертыванием которых он считал Купидона и Венеру Валерий Римлянин,держась того же мнения, тоже воспевал Юпитера как всемогущего богародителя-родительницу. Купидона -- [его имя идет] от силы, с какой одна вещьвожделеет другой, -- называли еще порождением Венеры, то есть природнойкрасоты; а Венеру считали дочерью всемогущего Юпитера, от которого Природа ивсе ей сопутствующее. Также и храмы -- Мира, Вечности, Согласия, Пантеон итот, где посредине под открытым небом стоял алтарь бесконечного Термина,которому нет предела, -- и подобные вещи показывают нам, что язычникиименовали Бога по-разному, исходя из отношения к творению. Все эти имена развертывают всесодержащее единство несказанного имени, икак это истинное собственное имя бесконечно, так бесконечны свернутозаключенные в нем имена частных совершенств. Соответственно, развертывающихимен тоже может быть множество, причем никогда не столько, чтобы уже немогло быть больше. Каждое из них относится к имени собственному инеизреченному, как конечное к бесконечному. Древние язычники смеялись над иудеями, поклонявшимися неведомому имединому бесконечному Богу, но сами поклонялись ему же в его многообразныхпррявлениях, поскольку поклонялись везде, где замечали божественные дела.(Здесь и было тогда различие между людьми: все верили в величайшего единогоБога, выше которого нет, только одни, как иудеи и сиссениты, поклонялись егопростейшему единству, в котором он свернуто заключает все вещи, а другиепочитали его там, где находили множественные проявления божества, берячувственно известное как путеводную нить для восхождения к причине и началу.И вот на этом пути совратился простой народ, приняв проявление не за образ,а за истину. Отсюда идолопоклонничество проникло в толпу, тогда как мудрыелюди по большей части правильно исповедовали единство Бога, как можетубедиться всякий, внимательно прочтя "О природе богов" Цицерона и старыхфилософов. Не спорим, некоторые язычники понимали Бога, поскольку Он бытие вещей,пребывающим вне вещей и только в абстракции, как первоматерия вне вещейсуществует только в абстрактном понятии. Такие, поклоняясь Богу в творениях,даже оправдывали свое идолопоклоничество доводами рассудка. Некоторыедумали, что Бога можно привлечь заклятиями, причем одни заклинали Его вангелах, например сиссениты, другие -- в деревьях, как читаем, например, одереве Солнца и Луны, третьи заклинали Его песнопениями в воздухе, воде илихрамах. Насколько все они сбились с пути и как далеко отпали от истины, ясноиз предыдущего.
ГЛАВА 25
ЯЗЫЧНИКИ ИМЕНОВАЛИ БОГА ПО-РАЗНОМУ В АСПЕКТЕ ТВОРЕНИЙ Язычники тоже именовали Бога ввиду разных сторон его творения: Юпитером-- ради чудесного милосердия (Юлий Фирмик говорит, что Юпитер настолькоблагоприятная звезда, что, если бы в небе царил только Юпитер, люди были быбессмертны), Сатурном -- ради глубины помыслов и изобретения необходимых дляжизни вещей. Маасом -- ради воинских побед, Меркурием -- ради благоразумия всовете, Венерой -- ради любви, сохраняющей природу, Солнцем -- ради мощиприродных движений. Луной -- ради сохранения влаги, заключающей в себежизнь, Купидоном -- ради единения двух полов; и по той же причине егоназывали Природой, поскольку он через двоякость пола сохраняет виды вещей.Гермес [Трисмегист] говорит, что все, как живое, так и неживое, двояко породу, и всеобщая причина, Бог, свернуто заключает в себе и мужской и женскийрод, развертыванием которых он считал Купидона и Венеру Валерий Римлянин,держась того же мнения, тоже воспевал Юпитера как всемогущего богародителя-родительницу. Купидона -- [его имя идет] от силы, с какой одна вещьвожделеет другой, -- называли еще порождением Венеры, то есть природнойкрасоты; а Венеру считали дочерью всемогущего Юпитера, от которого Природа ивсе ей сопутствующее. Также и храмы -- Мира, Вечности, Согласия, Пантеон итот, где посредине под открытым небом стоял алтарь бесконечного Термина,которому нет предела, -- и подобные вещи показывают нам, что язычникиименовали Бога по-разному, исходя из отношения к творению. Все эти имена развертывают всесодержащее единство несказанного имени, икак это истинное собственное имя бесконечно, так бесконечны свернутозаключенные в нем имена частных совершенств. Соответственно, развертывающихимен тоже может быть множество, причем никогда не столько, чтобы уже немогло быть больше. Каждое из них относится к имени собственному инеизреченному, как конечное к бесконечному. Древние язычники смеялись над иудеями, поклонявшимися неведомому имединому бесконечному Богу, но сами поклонялись ему же в его многообразныхпррявлениях, поскольку поклонялись везде, где замечали божественные дела.(Здесь и было тогда различие между людьми: все верили в величайшего единогоБога, выше которого нет, только одни, как иудеи и сиссениты, поклонялись егопростейшему единству, в котором он свернуто заключает все вещи, а другиепочитали его там, где находили множественные проявления божества, берячувственно известное как путеводную нить для восхождения к причине и началу.И вот на этом пути совратился простой народ, приняв проявление не за образ,а за истину. Отсюда идолопоклонничество проникло в толпу, тогда как мудрыелюди по большей части правильно исповедовали единство Бога, как можетубедиться всякий, внимательно прочтя "О природе богов" Цицерона и старыхфилософов. Не спорим, некоторые язычники понимали Бога, поскольку Он бытие вещей,пребывающим вне вещей и только в абстракции, как первоматерия вне вещейсуществует только в абстрактном понятии. Такие, поклоняясь Богу в творениях,даже оправдывали свое идолопоклоничество доводами рассудка. Некоторыедумали, что Бога можно привлечь заклятиями, причем одни заклинали Его вангелах, например сиссениты, другие -- в деревьях, как читаем, например, одереве Солнца и Луны, третьи заклинали Его песнопениями в воздухе, воде илихрамах. Насколько все они сбились с пути и как далеко отпали от истины, ясноиз предыдущего.