Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 29 АБЕЛЬ РЕЙ. СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ
АБЕЛЬ РЕЙ. «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»215
ПАРИЖ, 1908
ПРЕДИСЛОВИЕ
[6—7] Наука, плод познания и разума, служит только для обеспечения нашей действительной власти над природой. Она только говорит нам, как использовать вещи, но ничего не говорит об их сущности...
| Таким образом, моя главная задача в настоящей работе заключалась в противопоставлении двух точек зрения: положительной, «наукообразной» и «прагматической». Я старался при этом быть, по возможности, беспристрастным... | NB |
ГЛАВА I
СОВРЕМЕННЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФСКИХ ДИСКУССИЙ
§ 5. ОСНОВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ СОВРЕМЕННОЙФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ
| [28—29] Каковы же, при современной постановке общей философской проблемы, возможные альтернативы? Альтернатива может быть только одна, ибо все дело в том, чтобы сохранить в возможно более тесном единстве науку и практическую деятельность, не жертвуя одной ради другой, не противопоставляя их друг другу. Значит, либо практическая деятельность будет выводиться из науки, либо, наоборот, наука из практической деятельности...В одном случае мы получим системы рационалистические, интеллектуалистические и позитивистские —догматизм науки. В другом случае получим системы прагматизма, фидеизма или активной интуиции (вроде бергсоновской) — догматизм действия. Согласно первым системам надо знать, чтобы действовать: познание произ- | NB |
| NB | водит действие. Согласно вторым знание руководствуется потребностями действия: действие производит познание. Но да не подумает читатель, что эти последние системы хотят воскресить презрение к науке и философию невежества. Нет, лишь после серьезного исследования, на основе научной, зачастую превосходнейшей эрудиции, глубоких критических размышлений о науке и даже энергичного»мысленного вживания в науку», как любят выражаться некоторые из этих философов, приходят они к выведению науки из практики. Если они тем самым умаляют науку, то непреднамеренно; многие из них думают, наоборот, выявить таким путем всю ее ценность... |
§ 6. ИНТЕРЕС СОВРЕМЕННЫХ ФИЛОСОФСКИХ СПОРОВ
[33—35] Допустим, однако, на минутку, что тезис прагматизма правилен и что наука есть только особое искусство, техническое средство для удовлетворения известных потребностей. Что тогда получится?
Прежде всего, истина сведется к пустому слову. Истинное положение окажется рецептом для успешного искусственного приема. А так как имеется несколько приемов, способных обеспечить нам успех при одних и тех же обстоятельствах, так как у разных индивидов потребности весьма различны, то мы должны будем принять тезис прагматистов: все предложения и рассуждения, приводящие нас к одним и тем же практическим результатам, равноценны и одинаково истинны, все мысли, дающие практический результат, законны в равной мере. Из этого нового смысла слова «истина» вытекает, что наши науки суть чисто случайные построения, что они могли бы быть совершенно иными и все-таки столь же истинными, т. е. столь же пригодными в качестве орудий действия.
| (1) (2) | Банкротство науки как реальной формы знания, как источника истины — вот первый вывод. Законность других методов, весьма отличных от методов интеллекта и разума, каково, например, мистическое чувство, вот второй вывод. Ради этих то выводов и была в сущности построена вся эта философия, которая по видимости увенчивается ими... |
| NB | Как легко в таком случае обратить против этих вольнодумцев их же собственное оружие. Научные истины! Но ведь это истины только по названию. Это тоже верования, и к тому же верования низшего порядка, верования, которые могут быть использованы только для материального |
| действия; они имеют лишь ценность технического орудия. Вера ради веры, религиозный догмат, метафизическая или моральная идеология гораздо выше их.» | NB |
Во всяком случае им нечего стесняться перед наукой, потому что ее привилегированное положение рухнуло.
| И действительно, большинство прагматистов спешит восстановить в его правах, в противовес научному опыту, моральный опыт, опыт метафизический и в особенности опыт религиозный... | NB |
[37] Для метафизиков это настоящая находка. Наряду с реставрацией религии прагматизм способствует реставрации метафизики. После Канта и Конта позитивизм мало-помалу захватил в течение XIX века почти всю область познания...
[39—40] Итак, прагматистская позиция, равно как и другие позиции, которые, не будучи столь же философскими, оригинальными и интересными, приводят, однако, к сходным выводам, всегда имеют своим последствием реабилитацию отживших нормативных форм человеческой мысли, победоносно вытеснявшихся с середины XVIII века научным позитивизмом, — реабилитацию религии, метафизики, морального догматизма, т. е. в сущности социального авторитаризма. Вот почему это один из двух полюсов, между которыми колеблется все современное мышление, вся современная философия. Это полюс догматической реакции, духа авторитарности во всех его формах.
Наоборот, противоположный полюс новейшей философской мысли, чисто научная позиция, выводящая практику из знания и поэтому подчиняющая все науке, характеризуется главным образом стремлением к эмансипации и освобождению. Именно здесь мы встречаем новаторов. Они — наследники духа Ренессанса; их отцами и прямыми воспитателями являются в особенности философы и ученые XVIII века, великого века освобождения, о котором так правильно говорит Мах:
| «Тот, кто хотя бы только по литературе имел возможность приобщиться к этому подъему и освобождению, навсегда сохранит по отношению к XVIII веку чувство меланхолического сожаления». | !!? |
§ 8. МЕТОД. — РЕЗЮМЕ И ВЫВОДЫ
[48—49] Речь пойдет об ее [науки] объективном значении.
Одни будут думать, что она бессильна исчерпать всю реальность, которая составляет ее объект, хотя бы они и допускали, с известной точки зрения, ее необходимость...
ГЛАВА II
ПРОБЛЕМА ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СВОЙСТВА МАТЕРИИ
82. СТАРЫЙ СПОР МЕЖДУ ЭМПИРИЗМОМ И АПРИОРИЗМОМ
[55] Но выключение всякого эмпирического элемента не есть ли также недосягаемый предельный случай? Математик, замечают рационалисты, мог бы по-прежнему умножать богатства своей науки, даже если бы материальный мир внезапно исчез. Да, бесспорно, если бы он исчез теперь; но мог ли бы он создать математику, если бы материального мира никогда не существовало?..
§ 3. СОВРЕМЕННАЯ ФОРМА ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМЫ ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. «НОМИНАЛИСТСКАЯ» и «ПРАГМАТИЧЕСКАЯ» ПОЗИЦИИ
[61—62] Бергсон, который, может быть, больше всех других способствовал распространению этих идей в философской литературе, не принял бы без оговорок выражение «искусственная уловка». В его глазах наука есть нечто большее и высшее, чем просто уловка по отношению к материи. Но материя для него не есть истинная реальность; это — реальность ущербленная, регрессивная и мертвая. По отношению же к истинной реальности, живой, духовной и творческой, математика и наука вообще уже не могут иметь другого характера, кроме искусственного и символического. Во всяком случае остается в силе, что воздействие на материю, а не познание ее сущности, было той целью, ради которой математика была создана интеллектом, этим первым орудием, выкованным под давлением практических потребностей перед лицом материи... Не математика ли сильнее всех других наук склоняет в наши дни некоторые умы к прагматизму, к той софистике прагматизма, каковой является научный агностицизм? Действительно, именно в математике мы чувствуем себя наиболее далекими от конкретного и реального, наиболее близкими к произвольной игре формулами и символами, такой абстрактной, что она кажется пустой...
§ 4. РАЦИОНАЛИЗМ, ЛОГИЦИЗМ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМ
[65] Застывшее и однородное пространство геометра недостаточно; нужно еще подвижное и разнородное пространство физика. Универсальный механизм природы
| не означает, что в материи нет ничего, кроме геометрии. Он может, согласно современным гипотезам, также означать, что существует еще освобождение или преобразование энергии или движение электрических масс... | NB |
§ 5. ОБЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ КОЛИЧЕСТВА: В ОСНОВЕ СВОЕЙ ЭТО — ПРОБЛЕМА РАЗУМА
| [74] Прежде всего, не подлежит сомнению, что разум, как бы он ни был бескорыстен, имеет утилитарную функцию. Ученые не мандарины и не дилетанты. И прагматизм прав, когда он подчеркивает полезность разума, его исключительно высокую полезность. Только не ошибается ли он, утверждая, что у разума нет иной функции, кроме утилитарной? Не могут ли рационалисты весьма резонно возразить, что полезность разума тем и объясняется, что, выводя предложения из предложений, он вместе с тем выводит друг из друга отношения между фактами природы? Он позволяет нам тем самым воздействовать на эти факты; не то, чтобы в этом заключалась его цель, но это вытекает из него как следствие. Логика и наука о количестве, создаваемые умом, поскольку он просто анализирует воспринимаемые им отношения, распространяют свою власть на самые вещи, потому что количественные отношения суть одновременно законы вещей и ума. | NB |
| Если знать значит уметь, то это не потому, как думают прагматисты, что наука была создана нашими практическими потребностями и ради них, так что вся ценность разума только в его пользе, — а потому, что наш разум, научаясь познавать вещи, дает нам в руки орудия для воздействия на них... | NB |
§ 6. ИДЕИ МАТЕМАТИКА ПУАНКАРЕ
| [75—79] Великий математик Пуанкаре* особенно настаивает на этом произвольном характере математики. | NB |
Конечно, наша математика вполне соответствует реальности — в том смысле, что она приспособлена к символическому выражению известных соотношений в реальном; она не была, строго говоря, внушена нам опытом, опыт только послужил уму поводом для ее создания. Но наша математика, в том виде, как она постепенно образовалась для удобного выражения того, что нам надо было выразить, есть лишь одна из бесконечно многих возможных математики ли, вернее, частный случай некоторой гораздо
________
* Poincaré: La Science et l’Hypothese, livre I (Paris, Flammarion).
| Пуанкаре | более общей математики, до которой старались подняться ученые XIX века. Отдав себе в этом ясный отчет, мы тотчас же уяснили себе, что математика, по своей сущности и природе, абсолютно независима от того применения, которое она получает в опыте, и, следовательно, абсолютно независима от опыта. Она — свободное создание ума, наиболее яркое проявление его собственной творческой силы. Аксиомы, постулаты, определения, соглашения—все это в сущности синонимы. Поэтому любая из мыслимых математик может привести к выводам, которые, будучи выражены надлежащим образом с помощью подходящей системы соглашений, были бы совершенно так же применимы к реальному... |
Эта теория правильно критикует абсолютный рационализм и даже смягченный рационализм Канта. Она показывает нам, что ум вовсе не должен был с неотвратимой необходимостью разработать именно ту математику, которая так хорошо приспособлена для передачи нашего опыта; иначе говоря, математика не есть выражение какого-то всеобщего закона действительности, будем ли мы понимать действительность (разумеется, ту, которая нам дана) по-декартовски, по-кантовски или еще как-нибудь иначе. Но у Пуанкаре этот вывод имеет совершенно другой смысл, чем в прагматизме.
Некоторые прагматисты и даже все комментаторы Пуанкаре, которых мне пришлось читать, совершенно не поняли, на мой взгляд, его теорию. Это превосходный пример интерпретаторского извращения. Они сделали из Пуанкаре — в этом пункте, как и в других, где их заблуждение еще глубже, — неназванного прагматиста... Для прагматиста не существует чисто созерцательной и бескорыстной мысли, не существует чистого разума. Есть только мысль, которая хочет овладеть вещами и с этой целью искажает свое представление о них в интересах наибольшего удобства. Наука и разум — служанки практики. У Пуанкаре же, наоборот, мысль берется до известной степени в аристотелевском смысле слова. Мысль мыслит, разум размышляет для своего собственного удовлетворения; и затем уже сверх того оказывается, что некоторые результаты его неисчерпаемого творчества могут быть полезными нам и для других целей, кроме чисто-духовного удовлетворения.
| Пуанкаре и Кант | Можно не принимать целиком теорию Пуанкаре; но не следует извращать ее, чтобы затем ссылаться на его авторитет. Не обратили достаточного внимания на ее связь с кантианством, |
из которого она вполне заимствует теорию синтетических суждений a priori, с той, однако, оговоркой (тут кантовский рационализм представляется Пуанкаре еще слишком застывшим), что эти синтетические суждения a priori, на которых покоится вся наша математика (эвклидовская), не должны считаться единственными возможными и необходимыми постулатами рациональной математики...
§ 7. СООТНОШЕНИЕ МАТЕМАТИЧЕСКИХ НАУКИ ДРУГИХ НАУК О ПРИРОДЕ
| [80] Придает ли теория Пуанкаре опыту то значение, которое ему, По-видимому, принадлежит? Странное дело! Мне хотелось бы сказать прагматистам, которые постоянно привлекали ее для своих целей и пользовались именем ее автора, как артиллерийским орудием, что я нахожу в ней очень мало прагматического... | NB |
§ 8. УКАЗАНИЯ НА ОБЩУЮ ЭВОЛЮЦИЮ НАУЧНОГО МЕТОДА И ЗНАНИЙ
[87] И если наука развивается затем благодаря своей материальной полезности, то не следует забывать, что лишь ввиду своей полезности для ума и ради бескорыстного удовлетворения разума, стремящегося познать вещи, она высвободилась при своем зарождении из грубого эмпиризма, сделавшись таким образом истинной наукой. Она сначала дает нам познание действительности и уже только потом позволяет воздействовать на нее. И она непременно должна дать нам сперва познание, чтобы затем позволить нам действовать...
§ 9. ИДЕИ МАХА, РАЗУМ И ПРИСПОСОБЛЕНИЕ МЫСЛИ
| [90—91] Не дает ли нам это драгоценного указания насущность и значение логики и рациональной мысли, чистой эманацией которых всегда считалась математика? И, может быть, также на сущность и значение разума? Мы недалеки здесь от мысли Маха, которого тоже часто объявляли неназванным прагматистом. | NB |
Нам он представляется гораздо более близким к рационализму—в том смысле, который по нашему мнению следует отныне вкладывать в этот термин, — к рационализму, который отнюдь не исключает психологической истории разума с ее извилистыми путями, а главное, нисколько не умаляет роль опыта,
поскольку разум есть лишь кодифицированный опыт и вместе с тем необходимый и всеобщий кодекс всякого опыта, так что надо одновременно учитывать и момент эволюции и психологическую организацию человека...
[93—96] Итак, мы видим, что разум, подвергнутый абстрактному анализу в сознании разумного существа, способен согласоваться при помощи открываемых в нем принципов и их идеального развития с законами окружающей среды и способен выражать их. Мы видим далее, что, при данных свойствах нашего я и среды, разум не может быть иным, чем он есть: он, стало быть, действительно обладает как утверждают рационалисты, необходимостью и всеобщностью. Он даже в некотором смысле абсолютен, но только не в том смысле, как это слово понимается традиционным рационализмом.
| !! | ! | Для этого последнего оно означает, что вещи существуют так, как их понимает разум. С нашей же точки зрения, наоборот, нам неизвестно, как вещи существуют в самих себе, и поскольку кантовски и или позитивистский релятивизм утверждает это, он по-своему прав... |
| Сравни 93-94 | Число и протяженность, несмотря на их отвлеченность, вытекают из природы реального, потому что реальность есть множественность и протяженность и потому что отношения между вещами суть реальные отношения, вытекающие из природы вещей. |
| Математика, постепенно удаляясь от пространств, доступных чувственному восприятию и возвышаясь до пространства геометрического, не удаляется, однако, от реального пространства, т. е. от истинных отношений между вещами. Она скорее приближается к ним. Согласно данным современной психологии, каждое из наших чувств дает нам, По-видимому, протяженность и длительность(т. е. известные связи и соотношения реального) на свой собственный лад. | |
| NB | Восприятие начинает элиминировать этот субъективный момент, зависящий от индивида или от случайных особенностей видовой структуры: оно строит однородное и единое пространство и равномерную длительность, эти синтезы, в которых объединяются все наши разнообразные чувственные представления о протяженном и текучем. Почему бы научной работе не продолжать это движение в сторону объективности? Во всяком случае ее строгость, ее точность, ее всеобщность (или необходимость, что одно и то же) свидетельствует в пользу объективности ее результатов. Стало быть, |
| число, порядок, протяженность могут, вопреки нашим критицистским и субъективистским навыкам мысли, рассматриваться как свойства вещей, т. е. реальные отношения, — и тем более реальные, что они постепенно освобождаются наукой от тех индивидуальных и субъективных искажений, с которыми они были первоначально нам даны в непосредственных конкретных ощущениях. То, что остается после всех этих абстракций, не следует ли в таком случае с полным основанием считать тем реальным и неизменным содержанием, которое навязывается существам всех видов с одинаковой необходимостью, потому что оно не зависит ни от индивида, ни от момента времени, ни от точки зрения?., | NB |
§ 10. ЧЕМУ НАС УЧИТ МАТЕМАТИКА
| [97—98] Психология показывает со своей стороны, что все наши ощущения (эти непосредственные и последние данные опыта) обладают одним свойством: экстенсивностью или протяженностью... | ощущение = последнее |
| Геометрическое пространство есть результат абстрактной интерпретации оптического пространства, — интерпретации, которая лишает индивидуальных свойств, обобщает и делает более доступными для ума отношения, заключающиеся в этом оптическом пространстве. Мы охотно дополнили бы мысль Маха утверждением, что цель этой операции — дать этим отношениям наиболее строгое и точное, всеобщее и необходимое и, стало быть, объективное выражение... | Мах + объективность |
[100] Итак, математика открывает нам отношения между вещами с точки зрения порядка, числа и протяженности.
| Анализируя реальные отношения, существующие между вещами, наш ум, естественно, приобретает способность образовывать аналогичные отношения благодаря ассоциации по сходству. Он может поэтому придумывать и такие комбинации, которые не встречаются в действительности, исходя из тех, которые в ней встречаются. Образовав сначала представления, являющиеся копиями реального, мы можем затем образовать такие, которые являются образцами, как в несколько ином смысле говорит Тэн. | !!! |
§ 11. РЕЗЮМЕ И ВЫВОДЫ
| NB | [103—105] Абсолютный рационализм имеет как будто полное основание утверждать, становясь на почву своего рода идеалистического реализма, что законы разума совпадают с законами вещей. Но не ошибается ли он, отрывая разум от вещей и полагая, что из одного себя, в блестящем одиночестве, разум черпает познание законов, управляющих вещами? |
| NB | Да, анализ разума совпадает по своему объему с анализом природы. Да, математика, занимаясь первым, занимается вместе с тем и вторым или, если угодно, дает некоторые элементы, необходимые для второго. Но не проще ли объяснить это тем, что наша психическая деятельность образуется через приспособление к той среде и к тем практическим условиям, в которых она должна проявляться?.. |
Если поэтому имеется огромное различие между абсолютным рационализмом и набросанной выше теорией по вопросу о генезисе математических понятий, то мы приходим, наоборот, к очень сходным выводам в вопросе о ценности и компетенции математики: эта ценность и эта компетенция абсолютны, в человеческом смысле слова. Что же касается сверхчеловеческого смысла и какой-то трансцендентальной точки зрения, то, признаюсь, я еще не проник в ее тайну и очень мало стремлюсь к этому. Если возможно достигнуть человеческого понимания вещей, дать их верный перевод на язык человека, то с меня этого достаточно...
| Золотая середина!! | Не является ли этот вывод поверхностным и слишком мелким? Прагматизм, на мой взгляд, впадает в другую крайность, диаметрально противоположную той, в которую впал традиционный рационализм. |
Этот последний принял конечный пункт за отправной и перенес свойства результата на начало. Прагматизм же, наоборот, приближает конечный пункт к отправному до их полного слияния и приписывает результату свойства начала. Не разумнее ли думать, что математика, возникнув на почве утилитарного антропоморфизма, постепенно вырвалась за тесные пределы этого своего первого горизонта? Неустанно совершенствуя свой анализ, она пришла к некоторым реальным, объективным, всеобщим и необходимым соотношениям вещей.
[107] Она имеет свое основание в природе вещей, точно так же, как наш разум и наша логика, частным приложением которых она является и которые образовались в сущности аналогичным образом.
Не все ли равно, каким путем мы подошли к действительности, если, исследуя ее шаг за шагом, мы в конце концов охватываем ее со всех сторон.
NB
ГЛАВА III
ПРОБЛЕМА МАТЕРИИ
§ 1. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР И СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ МАТЕРИИ
| [109—111] Прежде всего, после неудач философов «физиков», великая философская традиция греков, с элеатами и Платоном во главе, подвергает сомнению самое существование материи. Материя есть только видимость или, по крайней мере, предельный минимум существования; наука о материальных вещах может быть, в свою очередь, лишь чисто относительной наукой, истинная наука существует только о духовных предметах. Так проблема материи начинает разрешаться посредством устранения самой этой проблемы. Материя может существовать только как неопределимая граница духа и в качестве функций духа, и все, что относится к материи, есть бытие низшего порядка... | NB NB |
| Таким образом споры о реальности внешнего мира, об идеализме, спиритуализме, материализме, механизме, динамизме, все больше производят впечатление устарелой и бесплодной игры, которую следует предоставить классической философии, понимая это выражение в том смысле, в каком его понимал Тэн, —в смысле философии для старших классов гимназии... | |
| [113] Вульгарный материализм заимствует у нее[физики] и все, что в ней есть основательного, и все, что в ней преувеличено и чудовищно. Какая это находка для религиозного духа, если он сможет доказать, что физика ничего не знает о вещах, на которые она нам позволяет воздействовать, и что ее объяснения вовсе не есть объяснения! | NB NB |
§ 2. КРИЗИС ФИЗИКИ В КОНЦЕ XIX ВЕКА: ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ФИЗИКА
| NB | И действительно, в то время как эта философская надежда зародилась и стала крепнуть в уме образованных и искренне верующих, в физике все как будто складывалось так, чтобы способствовать ее оправданию и осуществлению... |
| [114—117] Против этой традиционной механистической физики выступает новая физика, физика энергетическая. — «Выступает против» — правильное ли это выражение? По отношению к большому числу физиков было бы, пожалуй, правильнее сказать: «употребляется безразлично» (смотря по надобности) наравне с механистическим методом. | |
| NB NB | Энергия есть, в самом деле, не что иное, как способность производить работу, это — понятие механическое, которое всегда может быть учтено механически, т. е. с помощью движения и наукой о движении. Гельмгольц, Гиббс и многие другие отнюдь не порывали с механистической традицией, прибавляя к механике новую главу, которая обобщала ее в ее применениях к физическим реальностям. Они ничего другого не хотели и фактически ничего другого не сделали, кроме исправления и дальнейшего развития механической концепции в соответствии с успехами физики, как это всегда делали со времен Галилея и Декарта... |
| ! | Итак, выражение «энергетика» имеет, Во-первых, такой смысл, согласно которому она составляет часть физики, как эта наука признается всеми учеными. Прибавим, что во Франции эта часть физики чаще называется термодинамикой, и хотя это слово по своему этимологическому составу слишком узко для обозначаемого им содержания, оно имеет то преимущество, что устраняет возможность всех недоразумений, вызываемых многозначностью слова «энергетика». |
Второе значение, в каком употребляется это слово, относится уже не к одной какой-то части физики, а к общей теории физики, взятой в целом...
Этот закон не был несовместим с механической концепцией. Последняя могла с полным основанием утверждать, что различные обнаружения энергии это в сущности лишь различные явления, вызываемые одной и той же основной реальностью — движением...
[120—123]... Некоторые физики отказались видеть в физике лишь простое продолжение классической механики. Они захотели сбросить иго традиции, находя ее, как всякие настоящие революционеры, слишком узкой и слишком тиранической. Отсюда мелочная критика и затем ревизия основных принципов механики. Из этих усилий возникло новое понимание физики — может быть, и не настолько противоположное прежнему, как это иногда утверждали, но во всяком случае вносящее в него глубокие изменения.
| Вообще можно сказать, что, найдя классическую механику недостаточной базой для физики, она [физика]перестала видеть в физических явлениях то, что в них видели всегда до тех пор: различные способы движения, как раз и составляющие предмет изучения классической механики. До сих пор объяснить физическое явление, изучить его, означало свести его к формам движения: к движениям материальных масс, атомов или к колебаниям мировой передаточной среды — эфира. Таким образом всякое физическое объяснение можно было изложить схематически с помощью геометрии движения. | NB NB |
| Новая концепция, которой захотели теперь заменить прежнюю, заключалась, прежде всего, в полнейшем отказе от всех образных представлений, от тех «механических моделей», как говорят англичане, без которых когда-то не существовало настоящей физики. Мах сурово называет их просто «мифологией». Как всякая мифология, она есть нечто ребяческое; она могла быть полезна, когда мы не умели смотреть на вещи прямо; но кто может ходить сам, тот не станет пользоваться костылями. Отбросим же прочь костыли атомизма и эфирные вихри. Физика, достигнув зрелого возраста, уже не нуждается в грубых изображениях для почитания своих богов. Абстрактный язык математики один только способен приличествующим образом выразить результаты опыта. Он один сумеет нам поведать то, что есть, — ничего не прибавляя и не утаивая, с самой строгой точностью. | !! |
| Величины, определенные алгебраически, а не геометрически, и уж тем более не механически; варьирование числовых значений, измеряемое с помощью условной шкалы, а не чувственно воспринимаемые изменения, измеряемые перемещениями в пространстве относительно какой-нибудь начальной точки, — таковы материалы новой физики: это физика понятий в противоположность механистической или образной физике... | NB |
| NB | Эта новая общая теория физики, которую уже имел в виду Ранкин в 1855 г., была разработана в особенности Махом, Оствальдом и Дюгемом. «Цель всякой науки — заменить опыт возможно более короткими умственными операциями», — говорит Мах; эта формула может быть поставлена эпиграфом к Научной энергетике... |
§ 3. ФИЛОСОФСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЭНЕРГЕТИКИ
| NB | [127] Ясно, как могла бы философия, желающая свести на нет почерпнутые из науки аргументы против некоторых определенных догматов и против религиозной позиции вообще, использовать эту остроумную интерпретацию. Вы выдвигаете известные физические истины против известных верований? Но ведь новая физика стремится только к одному — она хочет вернуться к представлениям великой эпохи веры. После бурного натиска трех столетий она возвращается, как блудный сын, в лоно самого ортодоксального томизма. |
| !! | И, что еще хуже, видный ученый, известный математической точностью и математическим изяществом своих работ, известный в особенности своей активной пропагандой идей новой физики, удивительно ясной, чисто французской формой, в которой он их излагает, и прекрасными обобщениями в области энергетической механики, — этот ученый сам счел возможным примкнуть к этой философской интерпретации новых научных теорий. Мы говорим о Дюгеме. Конечно, он постарался при этом строго отграничить свои научные взгляды от своих метафизических представлений... |
| NB | [130—134] Развивая эту точку зрения, новая философия могла почти сразу вывести из современных попыток реформы физики чисто описательный, не претендующий ни на какое объяснение характер этой физики. Но это как раз и на руку «фидеизму». Наука бессильна выйти за пределы качеств; значит, она должна ограничиться их описанием. Она должна быть простым анализом ощущений, пользуясь выражением Маха, которое, однако, наша новая философия опасается заимствовать у негов его подлинном смысле, имеющем вполне «наукообразный» характер. |
| С современной литературе довольно часто можно встретить — в весьма различных по качеству изложениях — соображения такого рода: науки о материи ничего не говорят нам о реальном, ибо материя, как они ее понимают, сама материя, в вульгарном смысле слова, не существует. Уже простое обыденное восприятие искажает внешнюю реальность. Оно строит ее целиком согласно потребностям нашей деятельности. Наука перерабатывает затем дальше эти сырые материалы. То, что она нам показывает под названием материи, есть лишь грубая схема, в которой все живое богатство реального просеялось сквозь решето научных законов, или разнородная смесь абстрактных элементов, произвольно изолируемых или сочетаемых и целиком измышленных нами самими. Этим освобождается путь для оправдания самых мистических форм идеализма... | NB |
| Не останавливаясь на этих крайних заблуждениях, можно все-таки заметить даже у серьезных и образованных умов стремление подойти к физическим наукам с критикой вроде той, которой Пуанкаре, вопреки его собственным энергичным уверениям, подверг математические науки. С этой точки зрения физика представляет собой, подобно математике, символический язык, цель которого — просто сделать вещи более понятными, делая их более простыми и ясными, более доступными для сообщения и, главное, более податливыми на практике. Сделать понятным означает, стало быть, систематически искажать наглядные представления, непосредственно получаемые нами от действительности, чтобы лучше использовать эту последнюю для удовлетворения наших потребностей. | NB |
| Понятность, рациональность не имеют ничего общего с природой вещей; это лишь орудия действия. | NB |
§ 4. КРИТИКА СОВРЕМЕННОЙ КРИТИКИ ФИЗИКИ
| Это истолкование физической науки, несмотря на то, что огромное большинство физиков отнеслось к нему с молчаливым презрением, не может быть оставлено без внимания философской критикой. Если ученые имеют право сказать: собака лает, ветер носит, — то философская критика, по необходимости интересующаяся социальным и воспитательным значением доктрин, вынуждена здесь остановиться. | NB |
| NB X | [136—138] Большинство сторонников новой философии обращаются исключительно к ученым, стоящим за энергетическую физику и решительно отвергающим физику механистическую. Но крайние сторонника энергетической физики составляют в общем среди физиков весьма незначительное меньшинство. В большинстве своем физики остаются механистами; они, конечно, видоизменяют механические представления, чтобы согласовать их с новыми открытиями, ибо они ведь не схоластики. Но они все время пытаются изображать и объяснять физические явления с помощью движений, доступных чувственному восприятию. |
Не следует, с другой стороны, забывать, что если энергетика и дала ряд изящных теорий и изложений, то почти всеми великими открытиями последнего времени мы обязаны физикам-механистам, все эти открытия связаны с попытками представить себе материальное строение явлений. Над этим обстоятельством стоит призадуматься.
Стремясь сообщить теоретической физике геометрическую строгость, энергетика решила просто превратить ее в более сжатое и экономное изложение экспериментальных данных, — но может ли теория физики быть сведена к простому орудию экономного изложения?
Может ли она совершенно изгнать гипотезу из науки, которая всегда оплодотворялась гипотезой? Не должна ли она постоянно ориентироваться на открытие реального с помощью теорий, которые, как мы это видим на механистических теориях, всегда являются предвосхищениями опыта, попытками наглядно представить себе реальное?
Не следует ли отсюда, что строить философию физики, опираясь исключительно лишь на чисто энергетических физиков, значит непонятным образом суживать базу, на которой должна воздвигаться эта философия? Новая философия обращается в сущности за подтверждением своих идей только к тем, кто может быть расположен в ее пользу, а они составляют ничтожное меньшинство. Это, конечно, удобная уловка, но уловка.
Да и так ли уж они расположены в ее пользу, как она воображает?
Это более чем сомнительно. Почти все ученые, на которых ссылается прагматизм или так называемый номинализм, оградились от него серьезными оговорками, в том числе и Пуанкаре, Обратимся теперь к этим ученым,
§ 5. ЧТО ДУМАЮТ СОВРЕМЕННЫЕ ФИЗИКИ
[138—144] Физика есть таким образом наука о реальном, и если она стремится выразить это реальное «удобным» способом, то выражает-то она все-таки само реальное. «Удобство» заключается только в средствах выражения. Но то, что скрывается за этими
средствами, которые ум может варьировать в поисках наиболее удобных, есть «необходимость» законов природы. Эта необходимость не устанавливается свободным произволением ума. Она связывает его, наоборот, заключает в тесные рамки его средства выражения. С точностью до погрешностей опытных данных идо небольших различий, всегда имеющихся между физическими явлениями, подчиненными одному и тому же закону, потому что они никогда не бывают тождественны, а лишь весьма сходны, — с этой точностью закон природы диктуется нам извне и самими вещами: он выражает реальное отношение между вещами.
Дюгем скажет еще, что нельзя считать опыт физика за сколок с реальности. Всякий физический опыт состоит в измерениях, а измерения предполагают множество соглашений и теорий...
| Эту истинность Дюгем никогда не отнимет у физических теорем: они представляют собой описание реального. Более того, физическая теория дает не только точное описание реального, она представляет собой его упорядоченное описание, ибо она всегда стремится к естественной классификации физических явлений — к естественной классификации, т. е. к такой, которая воспроизводит порядок природы. Ни один догматик, будь то Декарт, Ньютон или Гегель, никогда не требовал большего... | ха-ха!! |
А впрочем, если этот последний [Дюгем] и верит в необходимость метафизики наряду с наукой, то почему он примыкает непременно к томистской метафизике? Потому что ему кажется, что она