Отпрыски высокопоставленных родителей.
Не все из них воображают себя солью земли, но все плоховатознают о том, как чувствует себя большинство населения в руково-димой их папашками стране. Если смотреть на жизнь масс из окон московской «высотки» (или чего-то аналогичного ей), то некоторые существенные детали сглаживаются, а некоторые становятся незамет-ными вообще. Незнание этих деталей не имеет большого значения, если благородные отпрыски посвящают время типичным для их среды занятиям, то есть валяют дурака, пьют пиво, нюхают кокаин,предаются гомосексуальным забавам и т. п., но некоторые из этихотпрысков, одержимые творческим зудом, начинают клепать вискусстве что-нибудь масштабное с претензией на реализм илистрочить какую-нибудь программу действий для своей несчастнойРодины (дабы последняя преодолела кризис, в который ее загналнарод). Я игнорирую таких людей из принципа: я считаю, что ихумопостроения получаются всегда с какой-нибудь червоточиной(только она не всегда очевидна). Кроме того, я предпочитаюподдержать своим вниманием тех, чья жизнь начиналась попроще. Этоспособствует обновлению, а значит, и оздоровлению социальной«верхушки», то есть является не блажью завистливого неудачника, а общественно важным делом. Всякий раз, когда приближается Новый год, я с ужасом думаюо том, что снова будут бездумно уничтожены сотни тысяч молодыхкрасивых елок. В пригородные леса потянутся хозяйчики с топорамии пилами, и на опушках останутся тоскливые пеньки. Человеческиеуроды потащат деревца в свои хибары развлекать своих юныхнедоумков: прививать им абсурдизм и ... истинно человеческоеотношение к природе.Тупые ничтожества! Вы скулите по поводу газовых камер и рвов,заполненных вашими дряблыми телесами. Вы ненавидите Гитлера,Сталина, Пол Пота и Чингиз-хана, но что вытворяете вы сами стеми, кто не в состоянии себя защитить?!Мне очень нравятся ели, и я очень хочу высадить их передсвоим домом. Но я никогда этого не сделаю, потому что абсолютноуверен, что однажды ночью под новый год их срубит какой-нибудьсраный гомо сапиенс, желающий потешить свои отродья илизаработать на бутылку водки, и у меня будет до крайностииспорчено настроение, и я могу не выдержать и начать отстрелнеполноценных сограждан, к чему меня давно уже так сильно влечет.Меня почти бесит дурацкое оправдание, которое я раз за разомслышу по поводу загубленных елей. Что якобы так или иначеприходится разрежать лес. Чтобы не надо было его разрежать, неделайте лишней работы: не садите деревья слишком часто. Илиразрежайте, пересаживая лишние деревья на новые места. Неужелиу вас слишком много лесов? Да вы скоро будете просто подыхатьот безлесья! * * * Береза—почти такое же несчастное дерево, как и ель. Однивыродки кромсают ее весной ради сока (сволочей жажда мучит), другие обдирают летом ради веников в свои дурацкие бани (коростуотскребать). Не приведи Господь какой-нибудь березке вырастивблизи жилищ человеческих уродов. Как-то раз я видел целую рощицуэтих истерзанных созданий. Как мне хотелось тогда убить хотя бысотню из вас! Мало на вас СПИД и сифилиса, дегенераты!
Из всех достающих меня выродков соседи, конечно, самыедоставучие. Один врубает музыку так, что у меня диван трясется,и еще курит так, что я с опаской открываю форточку в своейкомнате, другой все сверлит какие-то дырки, третьему не нравится,как расположены стены в его берлоге, и он крушит их молотом иличем-то еще, четвертый позволяет своему отродью дубасить об полмячиком у меня над головой во время моего послеобеденного сна,пятый избавляется от мусора главным образом через форточку, и уменя под окнами почти всегда пестро от каких-то клочков, шестойзабывает закрывать дверь, ведущую к мусоропроводу, и в общемкоридоре часто стоит помойный запашок, седьмой наименее нагл:он всего лишь выпускает своего кота срать у меня под дверью.Что с ними делать—не знаю. Приходится даже здороваться—чтобы не стало еще хуже. Было бы приятно душить их по-одному,так ведь на их место поселятся другие, а меня легко вычислитуголовный розыск.Каждое утро примерно в 5.40 меня будит стукание голых пятоко пол этажом выше. Оно продолжается всего несколько минут, апотом снова становится тихо, но заснуть я уже не могу. Скореевсего, это женщина с мощным телом, поскольку моя супруга долбитперекрытие между этажами точно так же, только не в такую рань.В принципе я ничего не имею против женщин с широкими бедрами(они легко рожают; они способны переносить большие тяжести;они не жалуются, что ты их слишком придавил), но что же делатьв моем случае? Подарить ей толстый ковер? Я думаю, достаточноли тяжким преступлением является ежеутреннее нарушение моегосна, чтобы я мог пожелать этой женщине: «Чтоб ты сдохла!» Непревышу ли я меру наказания? Меня почему-то это беспокоит.А обитающую надо мной массивную женщину почему-то совершенноне беспокоит, что она регулярно нарушает сон великого мыслителясо всеми вытекающими из этого последствиями для человечества.Так кто же из нас двух чудовище?! * * * Соседи вполне могут стать—и нередко становятся—главнымисточником неприятностей в вашей жизни. Наиболее отвратительныеиз них—это обычно соседи сверху. Но иногда это соседи сбоку, или снизу, или вообще гнездующиеся довольно далеко от вас. Неко-торым говнюкам Бог щедро отмеривает способности досаждать окру-жающим, а они ею еще и пользуются вовсю. А существующая идиотскаятрадиция домостроительства как будто специально формировалась стаким расчетом, чтобы в наибольшей степени стравить вас с целой кучей нравственных уродов. Молотком или дрелью удается чувстви-тельно беспокоить даже через пять этажей—и всегда находятся те, кто не может пройти мимо этой замечательной возможности! * * * Вот снова кто-то скачет наверху во время моего послеобеденного сна. «Чтоб ты сдох!»—говорю я, не выдержав, -- «Или мамашка твоя—по выбору.» Я и в гневе верен себе: умерен, готов ограни-читься всего лишь одним трупом. Жалко, что вода льется вниз, а не вверх, а то бы я вас залил, может быть, при случае. Можно, конеч-но, и поджарить вас, но это самому накладно. А пытаться объяснять вам что-то—значит, рисковать, что вы начнете стучать нарочно и с удвоенной силой. Нормальные люди и без объяснений понимают,что надо жить тихо, а объяснять ненормальным—только нервы себе портить. Я своих чад одергиваю, чтобы не стучали, без всяких соседских жалоб. Но всё равно я плохой, а вы хорошие,потому что мизантроп я, а не вы: вы же—простые сволочи.
Любители новогодних елок.
Соседи.
Из всех достающих меня выродков соседи, конечно, самыедоставучие. Один врубает музыку так, что у меня диван трясется,и еще курит так, что я с опаской открываю форточку в своейкомнате, другой все сверлит какие-то дырки, третьему не нравится,как расположены стены в его берлоге, и он крушит их молотом иличем-то еще, четвертый позволяет своему отродью дубасить об полмячиком у меня над головой во время моего послеобеденного сна,пятый избавляется от мусора главным образом через форточку, и уменя под окнами почти всегда пестро от каких-то клочков, шестойзабывает закрывать дверь, ведущую к мусоропроводу, и в общемкоридоре часто стоит помойный запашок, седьмой наименее нагл:он всего лишь выпускает своего кота срать у меня под дверью.Что с ними делать—не знаю. Приходится даже здороваться—чтобы не стало еще хуже. Было бы приятно душить их по-одному,так ведь на их место поселятся другие, а меня легко вычислитуголовный розыск.Каждое утро примерно в 5.40 меня будит стукание голых пятоко пол этажом выше. Оно продолжается всего несколько минут, апотом снова становится тихо, но заснуть я уже не могу. Скореевсего, это женщина с мощным телом, поскольку моя супруга долбитперекрытие между этажами точно так же, только не в такую рань.В принципе я ничего не имею против женщин с широкими бедрами(они легко рожают; они способны переносить большие тяжести;они не жалуются, что ты их слишком придавил), но что же делатьв моем случае? Подарить ей толстый ковер? Я думаю, достаточноли тяжким преступлением является ежеутреннее нарушение моегосна, чтобы я мог пожелать этой женщине: «Чтоб ты сдохла!» Непревышу ли я меру наказания? Меня почему-то это беспокоит.А обитающую надо мной массивную женщину почему-то совершенноне беспокоит, что она регулярно нарушает сон великого мыслителясо всеми вытекающими из этого последствиями для человечества.Так кто же из нас двух чудовище?! * * * Соседи вполне могут стать—и нередко становятся—главнымисточником неприятностей в вашей жизни. Наиболее отвратительныеиз них—это обычно соседи сверху. Но иногда это соседи сбоку, или снизу, или вообще гнездующиеся довольно далеко от вас. Неко-торым говнюкам Бог щедро отмеривает способности досаждать окру-жающим, а они ею еще и пользуются вовсю. А существующая идиотскаятрадиция домостроительства как будто специально формировалась стаким расчетом, чтобы в наибольшей степени стравить вас с целой кучей нравственных уродов. Молотком или дрелью удается чувстви-тельно беспокоить даже через пять этажей—и всегда находятся те, кто не может пройти мимо этой замечательной возможности! * * * Вот снова кто-то скачет наверху во время моего послеобеденного сна. «Чтоб ты сдох!»—говорю я, не выдержав, -- «Или мамашка твоя—по выбору.» Я и в гневе верен себе: умерен, готов ограни-читься всего лишь одним трупом. Жалко, что вода льется вниз, а не вверх, а то бы я вас залил, может быть, при случае. Можно, конеч-но, и поджарить вас, но это самому накладно. А пытаться объяснять вам что-то—значит, рисковать, что вы начнете стучать нарочно и с удвоенной силой. Нормальные люди и без объяснений понимают,что надо жить тихо, а объяснять ненормальным—только нервы себе портить. Я своих чад одергиваю, чтобы не стучали, без всяких соседских жалоб. Но всё равно я плохой, а вы хорошие,потому что мизантроп я, а не вы: вы же—простые сволочи.
Кого я боюсь.
Калеки и уроды.
Я вроде бы не калека (если не трогать моральную сторону моейличности) и не совсем урод, но все равно сколько страдал я оттого, что женщины уделяли мне меньше внимания, чем мне хотелось.И половина (если не большая часть) моих человеконенавистнических навязчивых идей, подозреваю, обусловлена именно этим. Поэтому я легко могу представить, каким жутким черным подвалом является душа иного урода или калеки. Я хотя бы могу о чем-то мечтать и заблуждаться на свой счет, у него же нет даже такой возможности.Конечно, не надо радоваться чужому несчастью, если тольконесчастный не является законченным негодяем (точнее, если небыло такого, что он сначала стал негодяем, а потом несчастным, а не наоборот). Но и жалеть большинство несчастных не за что.Если калеки с врожденным дефектом, как правило, расплачиваются заглупость своих родителей, то калеки с приобретенным дефектом—за собственную. (Кстати, если мне когда-нибудь поломают ноги заэту правдивую, но слишком смелую книжку, я тоже буду жертвойсобственной глупости.) В стране с многопьющим населением ихолодным климатом, каковой является моя многострадальная родина,через 55 лет после очередной большой войны значительная частьбезногих и безруких инвалидов - это не жертвы войны, а жертвысобственной страсти: слишком долго пролежавшие зимой в пьяномвиде на свежем воздухе. Хирурги—известные циники—называютих «боксерами» и «футболистами»: «боксеры» у них—те, комуотрезали кисти рук, а «футболисты»—те, кому оттяпали ступни.Ведьмы.
Я не знаю доподлинно, есть ли Бог, нечистая сила и все такое.Но на всякий случай я бы душил всех сумасшедших кликуш, а такжеразных теток, пытающихся оказывать сверхъестественное воздействиена людей. А поскольку у меня нет возможности душить их, то я хотябы держусь от них подальше. Я понимаю средневековых рыцарей,которые волокли на костер этих истеричных дряней или потчевалиих мечом наотмашь. Этим они, наверное, не только избавляли себяот страха, но и достигали морального удовлетворения.Покойники.
Прах к праху. Земля к земле. Говно к говну.Всякий раз, когда на работе стрясали деньги на очередногопокойника, у меня портилось настроение. Мне не хотелось даватьничего, но приходилось что-то вытаскивать из бумажника радиприличия. Одни мрут раньше времени вследствие собственнойглупости, другие устраивают из процесса ликвидации останковдорогостоящий спектакль за мой счет.Лавей «Записная книжка дьявола» (гл. «Мизантропия»):«Ничья смерть, кроме смерти тех, кто близок мне, не омрачитменя. Смерти других людей делают землю более приятным, лучшимместом для тех, кто обладает способностью насладиться каждойсекундой, проведенной на ней. Смерть каждого бесполезного занудыобогащает меня. Я занят в процессе роста, а смерть неспособного в лучшем случае предоставит удобрение. Затем, хотя земля исделается меньше, она будет богаче перегноем и облик ее станетроскошнее. Посему, никогда не давайте знать, по ком звонитколокол. Он звонит потому, что кому-то платят за то, чтобы ондергал веревку.»Мне, бездомному, было очень здорово посещать иногда вашикладбища, разглядывать ваши гранитные скульптурные надгробья,ваши оградки из нержавеющей стали и думать о том, сколько средстввы отняли у меня, чтобы впереть их в обустройство своих смердючихпокойников. И Христос же объяснял вам внятно: «Пусть мертвые самипогребают своих мертвецов.»Я терпеть не могу всего, что связано с этим делом. Я десятойдорогой обхожу всякую похоронную процессию. Я злюсь, когдапохоронный оркестрик унылой медью оглашает окрестностям, чтоочередной бедолага отмаялся. Как будто нельзя убирать ихкак-нибудь незаметно. Большинство из этих несчастных были прижизни если не сволочами, то заурядными небокоптильщиками.Уж кажется, что может быть проще и правильнее: организоватьбыстрое изъятие и оприходование мертвого тела, чтобы непричинять дополнительных страданий родственникам усопшего. Такнет, развели массу сложностей, развернули доходный бизнес,издеваются над людьми вовсю. И зачастую похороны ужасают нестолько фактом ухода из жизни близкого человека, сколькобольшими расходами, публичным спектаклем, необходимостьюсрочно напрягать мозги по поводу того, как это дело обеспечить. * * * Кстати, в русском языке наибольшее число синонимов—у слова«помереть»: преставиться, отмаяться, загнуться, сдохнуть, скопы-титься, отбросить копыта (коньки, лыжи), в бозе почить, сыграть вящик, дать дуба, склеить ласты, перекинуться, отдать Богу душу,отправиться к праотцам, испустить дух, приказать долго жить,надеть деревянный бушлат и т. д. Кстати, предлагаю несколько неологизмов: отпердеться, иссморкаться, своё отхрюкать. Почти во всем плох русский народ, но хоть в этом—в отношении к отпердевшимся—он не подкачал.