Газетчики, телевизионщики и пр.

Люди не знают элементарных необходимейших вещей, скажем, о профилактике пародонтоза или геморроя, а газеты забивают им головы сплетнями о какой-нибудь беременной теннисистке.Подавляющее большинство этих творческих кадров, зарабатывающихна кусок хлеба в «средствах массовой информации» в условиях рынка и «свободы слова»—абсурдисты, опасные извращенцы,людишки с недоразвитой совестью. Приличный человек вряд ли сможетсколько-нибудь долго выдержать в их среде. Чтобы привлечьвнимание к своим опусам, они потакают самым гнусным человеческимпорокам, способствуя тем самым в огромной степени дальнейшейдеградации этого издыхающего общества.Лишь только какой-нибудь подлец чем-либо отличится, про него начинают дружно писать в газетах. Как же, народу ведь любопытныпикантные подробности. Чем больше про подлеца пишут, тем выше к нему массовый интерес. А чем выше к нему интерес, тем выгоднее о нем писать. Таким образом какое-нибудь ничтожество в считанные недели или дни вырастает до значительной фигуры. Хорошему чело-веку трудно отличиться чем-нибудь пикантным, и получается, что выпестованные СМИ герои—подлецы через одного, а то и чаще.Почитывающим газеты (посматривающим новости) людям прививается мысль, что подлость—это обычное дело, и через некоторое времяоказывается, что честность, смелость, самоотверженность неотыскиваются и днем с огнем.Какая-нибудь социальная зараза еще только начинает складываться(и, может быть даже, не сложилась бы в полную форму и постепеннозачахла), но либеральный журналюга уже тут как тут с телекамерой, фотоаппаратом или хотя бы блокнотиком: выявит, выпятит, сгуститкраски, подведет теорию, рекламнет на всю отечественную оравупраздных недоумков. Новая разновидность психических калек читаетв газетке (смотрит по «ящику») о себе и раздувается гордостью:«Оказывается, мы и в самом деле не лишь бы какое дерьмо!» А послерекламы к ним, конечно, подтягиваются «неофиты», и вот ужеслоняются по городу целые стаи уродов в новоизобретенном стиле итаращатся на загаженный мир пустыми счастливыми глазенками.Люди удерживались бы гораздо успешнее от пороков и глупостей,если бы к этому их не склоняли каждодневно телевидение, радио,газеты, уличная реклама и пр. Газетно-телевизионная братия на 50 и более процентов ответственна за массовую дебильность,преступность и болезни. Население настолько приучено глотатьмерзости, что любое издание, которое рискнет представлять здравуюинформацию, просто столкнется с отсутствием спроса.В моем виртуальном концлагере должности говночерпиев (т. е. ассенизаторов) закреплены исключительно за представителями этой профессиональной группы—по причине сходства сущностей,с которыми те и другие склонны иметь дело.

Мистики.

Тихие мистики вызывают у меня жалость, а буйные и плодовитыепо литературной части—отвращение. Мне легче вытерпетькурильщика, чем мистика. Одного словоохотливого мистика бываетдостаточно, чтобы завонять и развалить какое-нибудь общественноедвижение, не вполне определившееся с идеологией. Усилиямитрех-пяти способных мистиков можно нейтрализовать целую нацию.Я поверю в существование Великих Посвященных, астрального мира,всяких там чакр и даже эгрегоров, если увижу, что люди, которыево всё это верят, получают какие-то явные преимущества помимонепрошибаемой убежденности в своей правоте. Конечно, они могут считать, что если бы они во всё это не верили, то им было бы еще хуже или что всё лучшее у них впереди и что они получат явныепреимущества если не в этой, то в какой-нибудь следующей жизни,но меня ведь таким калачом не заманишь. До сих пор мне вполне удавалось более или менее убедительно объяснять всякие события и обстоятельства без использования мистики. Достаточно правдо-подобно объясняется без мистики и феномен вдохновения. И даже длятого чтобы пророчествовать, ничего таинственного не надо, а надовсего лишь быть настроенным на более масштабную и более радикаль-ную переработку восприятий, доступных каждому. Если же я все-такине прав, простите меня, Великие Посвященные: я ведь исходил излучших побуждений!Уже нескольких хороших людей я проводил в мистицизм, как в могилу. Ни один пока еще не вернулся.

Засранцы.

В какой бы конторе я ни работал, всегда была проблема пользо-вания общественным туалетом: после некотрых коллег туда было незайти. Поэтому я считаю, что культура использования задницы поее основному назначению является важнейшим компонентом культурыличности и надежным показателем общего уровня этой культуры. Всеэти рафинированные очкастые учителя жизни, рассуждающие о морали,совести, прогрессе, дискурсе, саморефлексии, -- пустозвоны иабсурдизаторы общества, если они не в состоянии даже наладитьнадлежащее функционирование собственной прямой кишки. И вообще,я за сегрегацию по признаку умения пользоваться задницей. Всеобщественные сортиры над делить на две группы: для умеющих(«аристократов жо..») и для неумеющих («засранцев»). И пустьнеумеющие занюхивают пердёж друг друга и, сидя на унитазах,размышляют о том, как много им еще тянуться до звания полноценныхлюдей. А чтобы все из них имели возможность освоить хотя бы азыважнейших истин, в выделенных для них сортирах надо покрыватьстены и двери соответствующими лозунгами, инструкциями, крылатымивыражениями и цитатами из классиков.

Волосатики.

Всех обладателей писюна, носящих длинные волосы, я подозреваюв гомосексуальности—явной или латентной. А если кто-то из нихне гомик, то наверняка истерический психопат или разболтаннаяличность. (К этим же категориям я отношу и таскающих на ушахсерьги.) Помимо всего прочего, длинные волосы для мужчиныабсурдны—поскольку затрудняют мытье и причесывание головы,делают их обладателя более уязвимым в драке и более удобным длявшей и блох. Сами волосатики могут думать о себе что угодно, нов моей оценке их они из-за этой своей особенности всегда, мягкоговоря, недобирают значительное количество баллов. И обратитевнимание, какой я добрый и снисходительный: ведь я не назвал ихпросто дегенератами и дерьмом.

Многодетные матери.

Государственная забота о многодетных матерях является образцомгосударственного идиотизма, подрывом благополучия нации.Во-первых, чтобы эту заботу оказать, надо что-то отнять у женщин,имеющих по одному-два ребенка или только собирающихся статьматерями. Некоторые из них могли бы еще кого-нибудь родить, ноесли ресурсы отняты, то не очень разгонишься. Пусть отнимают инемногое, но на чаше весов даже это немногое иногда можетприобрести решающее значение. Получается, одних принуждаютвымирать ради других, а это, мягко говоря, несправедливо.Во-вторых, многодетными матерями чаще становятся женщины с низкимкультурным уровнем, а то и вовсе дегенератки—не способные дажепользоваться противозачаточными средствами. Их детишки потомдолго мучают общество. В-третьих, даже если их культурный уровеньне очень низок, качество воспитания в многодетной семье не можетбыть столь же высоким, как в умеренной. К тому же многодетный родитель—это абсурдист, дурак или бессовестный человек, тоесть так или иначе вряд ли способный дать детям должноенравственное воспитание. В-четвертых, нелепо потворствоватьповедению, которое, если оно будет повторено многими, создастпроблему перенаселенности и в конце концов приведет к катастрофеприродопользования или мировой войне за «жизненное пространство».В общем, поощрять рождаемость надо, но лишь до некоторогопредела. А по превышении этого предела—только выдачабесплатных презервативов или даже принудительная стерилизация.Женщин, желающих быть плодовитыми, как свиньи, надо направлять надушеспасительные собеседования к психиатру.

Спортсмены.

Человека, читающего спортивную газету, мне всегда хочетсяударить по физиономии. Ногой. Наверное, у меня очень сдержанный характер.Я родился в тот год, в котором «самый сильный человек планеты»Юрий Власов побеждал на так называемых Олимпийских играх вгороде Токио. Государство очень заботилось о здоровье и силеЮрия Власова, и поэтому у него не доставало времени и средств длятого, чтобы обеспечить здоровьем меня, из-за чего мне потом всюжизнь приходилось чувствительно страдать. Юрий Власов якобызащищал честь этого государства. Правда, государство черезтридцать лет все равно развалилось с треском, а Юрий Власовстал общественным деятелем и с высокой трибуны говорил многогадостей про вождей этого государства, которые отнимали у меняеду, чтобы ему хватало на спортивные тренировки, но говорил непотому, что они отнимали у меня еду, а потому что они закрывалилюбимые им церкви. (Наверняка его понесло на старости лет врелигию потому, что стала мучить совесть за паразитическипрожитую жизнь. Но будучи абсурдистом, он не смог придуматьничего лучшего, кроме как переключиться с одной разновидностиабсурда на другую. А между тем, где-то снова голодали дети,потому что государственные деньги уходили на содержание всётого же Власова, теперь уже церкволюба. Иной присасывается кобществу хуже пьявки и с годами только меняет способ сосания.)Меня всегда очень сильно раздражает, когда вякают о том, чтоспортсмены «защищают честь страны». На это можно заметить, чтов 1970-х и 1980-х на так называемых Олимпийских играх большевсего медалей собирали спортивные паразиты из СССР и ГДР—двух государств, приказавших нам всем долго жить—однов 1991-м, другое еще раньше.И что это за «честь страны», особенно спротивная? Ее на булкунамазывают вместо масла? Или она как-то способствует увеличениюколичества этого масла? Не иначе, может найтись какой-нибудь глава государства, который подпишет с моей страной договор отеснейшей дружбе и всестороннем первоочередном сотрудничестве (к тому же себе в убыток) только потому, что ее футболисты оченьловко закатывают в ворота мяч. Или какой-нибудь обыватель купит товар из моей страны только потому, что боксеры из моей страныхорошо настучали по головам боксерам из его страны? О, я понимаю,«честь страны»—это для внутреннего пользования: это чтобыместный обыватель распирался от гордости за то, что ему такповезло с родиной. Сотой части того, что тратится на спорт в этой несчастной стране, хватило бы, чтобы «раскрутить» сотню такихнеприкаянных («интеллектуальных бомжей»), как я, до уровнявсемирно известных светил мысли.Вообще, почти про любую мерзость можно сказать много теплых правдоподобных слов. А если при рассмотрении этой мерзости сильно прищурить глаза, то эти слова даже могут оказаться искренними.Только мерзость от этого не перестанет быть мерзостью.Я согласен терпеть спорт как вредное развлечение для дураков—коль скоро есть масса дураков, которые не могут жить без этой забавы. Но я не согласен видеть в спорте нечто большее, чем вредное развлечение для дураков.Особенно бесят меня спортивные комментаторы. (В способностивызывать мою ненависть конкурировать с ними могут толькопротестантские проповедники.) Они несут свою ахинею с такойбодрой, уверенной и, можно сказать, нравоучительной интонацией,как будто речь идет об общепризнанных и несомненно важных иполезных вещах, а не об извращенных порождениях некоторыхущербных мозгов.Кстати, в своей писанине я тщательно избегаю спортивныхвыражений (а заодно и карточных). А если они где-то все-такиобнаружатся, я буду благодарен за то, что мне на них укажут. * * * Какой-то там спортивный выродок «заработал» за год более 400 тысяч долларов. Об этом с умилением пишут в газетах. Выродокпоспешил купить дом во Флориде и свалить из родной страны. Срать ему и на эту страну, и на ее газетчиков. Но об этом не пишут вгазетах. Между тем, какой-нибудь «мент», чтобы прокормить семью ихоть немного почистить эту несчастную страну от дегенератов,несколько раз за этот же год рисковал получить бандитскую пулю. Но он не заработал и 4 тысяч долларов. А воскресным вечером послеизматывающей недели он, скромный герой, может быть, пялился втелевизор, слушал с наивным восторгом трепотню про спортивноговыродка и даже млел от сознания того, что 400 тысяч могутдостаться за какую-то ерунду, можно сказать, любому говнюку сулицы. * * * Не возмутительно ли, что в русском языке (и не только в нем)даже отсутствует симпатичное слово для обозначения человека,который существенно заботится о своем здоровье и поэтому регу-лярно нагружает свои мускулы? Не «физкультурником» же его назы-вать!

Комсомольцы.

Если КПСС к началу 1980-х была просто гнилым учреждением,то ВЛКСМ—гнилью гнили. Я застал расцвет и самороспуск этойпоганой организации, аппаратчики которой, по моему мнению,состояли почти сплошь из бессовестных, наглых, лживых, бездарных,шустрых подлецов. Хотя карьера была нужна мне позарез, моиотношения с комсомольцами все время не ладились. Всякий раз,когда я пробовал начать шустрить в комсомоле, через некотороевремя оказывалось, что от меня требуется что-то совершенно дляменя неприемлемое, предполагающее слишком большое лицемерие.Может, я и пошел бы на такое лицемерие, если бы впереди опреде-ленно «светило» что-то ценное, а не одна лишь слабая надеждавыбиться из нищеты.

Любители громкой музыки.

Эти несчастные существа, не добирающие нормальных удовольствий,отчаянно пытаются исправить положение, нагружая свои и чужиебарабанные перепонки. Мало того, что вся их музыка—на одинмотив и обязательно с ударными инструментами (чтоб трясся весьдом) -- они еще не крутят ее всю подряд, а то включают, товыключают, как бы выискивая места, от которых кайф побольше. Чемгромче они делают звук, тем больше притупляется их восприятие,тем значительнее недобор кайфа и тем сильнее им хочется увеличитьгромкость еще.Я думаю, что громкая музыка приятна этим наглым и подлымличностям, среди прочего, тем, что является средствомбезнаказанного досаждения нормальным людям.Поскольку мне в жизни не очень везет, то где бы я ни жил, пососедству всегда оказывался какой-нибудь выродок с звуковойаппаратурой большой мощности. И так как пристрастие к громкоймузыке сильно коррелирует со склонностью к ночным бдениям,а также с курением и пьянством, то каждый из этих дегенератовприносил мне почти весь букет неприятностей, какие только можнополучить от соседей. Кстати, почти всем этим кайфоискателям былоуже далеко не 16 лет, а как минимум в два раза больше, так чтосвойственной молодежи дуростью объяснить эти случаи былоневозможно.С некоторыми из музицирующих говнюков я пытался боротьсяпосредством милиции, но это оказалось слишком хлопотно исовершенно неэффективно. * * * Поскольку куда бы я ни пытался спрятаться от общества, менявезде доставал какой-нибудь как будто делегированный им выродок,я оказываюсь перед необходимостью сделать заключение, что еслисуществует что-то вроде судьбы или миссии, то моя наверняказаключается в том, чтобы выродков уничтожать. Сколько я нипытаюсь обмануть судьбу, я всегда упираюсь в одно и то же: или яих, или они меня. Быть может, Господь на небе уже теряет терпениев ожидании, когда я начну наконец делать то, за чем он меняпослал.