I. 2. некоторые гносеологические

ПРЕДПОСЫЛКИ

Создатели методологических концепций часто отрицали связь их ме­тодологических построений с философией. Более того, порой они утверж­дали, что методологическая концепция, т.е. анализ научного познания, — это и есть настоящая философия. Особенно характерно это для создателей неопозитивистской методологической концепции. Они вполне сознательно избегали высказывать какие-либо "метафизические" (философские) утвер­ждения. Поэтому философия неопозитивизма никогда не была выражена в виде определенной системы философских принципов, хотя некоторые из этих принципов часто высказывались и повторялись сторонниками логиче­ского позитивизма, например, тезис о ненужности и даже бессмысленности традиционной философии, отрицание причинности и т.п.

Благодаря этому, философские, в частности, гносеологические, прин­ципы неопозитивизма приходится реконструировать, опираясь на его мето­дологическую концепцию. Поскольку же между философией и методологией нет однозначной связи и в основе одного и того же методологического поло­жения иногда могут лежать различные философские соображения, реконст­рукции неопозитивистской философии оказываются разными у различных исследователей. В советской философской литературе, посвященной анализу и критике неопозитивизма, был дан достаточно глубокий и скрупулезный анализ основоположений неопозитивистской философии. Тем не менее, како­го-то общепризнанного понимания основоположений этой философии так и не было выработано.

Например, один из самых первых серьезных исследователей неопо­зитивизма в нашей стране И.С. Нарский к его основным принципам относил:

1) тезис о том, что все утверждения прежней философии лишены научного смысла,

2) сведение знания к "непосредственно данному";

3) утверждение о том, что законы и правила логики есть продукты условного со­глашения (конвенционализм)^12[12].

А.С. Богомолов полагал, что неопозити­визм — это "соединение юмистской теории познания с логической техни­кой XX в., осуществленное для защиты субъективного идеализма"^13[13]. Кри­тиковать эти истолкования сейчас было бы не только бессмысленным, но и гадким занятием. Каждый исследователь, критик и даже сторонник неопо­зитивизма подчеркивает одни его стороны и опускает другие, получая, таким образом, свое собственное изображение этой философской доктрины^14[14]. Нас в данном случае интересуют лишь те гносеологические принципы ло­гического позитивизма, которые оказали наиболее существенное влияние на формирование его методологической концепции. Среди них я выделяю следующие:

1. Всякое знание есть знание о том, что дано человеку в чувственном восприятии.

В атомарных фактах Витгенштейна члены Венского кружка усмотрели рецидив метафизики: откуда мы можем знать, что мир устроен именно та­ким образом? И они заменили их чувственными переживаниями субъекта и комбинациями этих чувственных переживаний. Чувственные впечатления мне непосредственно даны, я знаю, что они у меня есть, поэтому о них я могу судить с уверенностью.

Но как и атомарные факты, так отдельные чувственные впечатления не связаны между собой. У Витгенштейна мир есть калейдоскоп фактов, у ло­гических позитивистов мир оказывается калейдоскопом чувственных впе­чатлений. Вне чувственных впечатлений нет никакой реальности, во всяком случае, мы ничего не можем сказать о ней достоверного. Таким образом, всякое подлинное знание может относиться только к чувственным впечат­лениям.

Здесь логические позитивисты сделали еще один шаг в том направлении, в котором ранее двинулся Э. Мах. Именно Мах попытался устранить тради­ционное различие между чувственными впечатлениями и внешним миром, между субъектом и объектом. С его точки зрения, "весь внутренний и внешний мир составляются из небольшого числа однородных элемен­тов...""[15]. Этими элементами являются "цвета, тоны, давления, теплота, за­пахи, пространства, времена и т. д.""[16]. Элементы, из которых состоит мир, соединяют в себе как физическую, так и психическую стороны: "...Нет про­пасти между физическим и психическим, нет ничего внутреннего и внеш­него, нет ощущения, которому соответствовала бы внешняя, отличная от этого ощущения вещь. Существует только одного рода элементы, из кото­рых слагается то, что считается внутренним и внешним, которые бывают внешними или внешними только в зависимости от той или другой времен­ной точки зрения"^17[17].

Логические позитивисты отбросили разговоры о физическом мире как "метафизические" и совершенно необоснованные и сохранили в качестве единственно реального и доступного объекта познания только одно — чув­ственные впечатления.

Когда в советской философской литературе критиковали Маха, то в его учении о нейтральных элементах мира видели — вслед за В.И. Лениным — лишь уступку субъективному идеализму и желание найти "среднюю ли­нию" между материализмом и идеализмом. Но сейчас мы могли бы сказать, что в этом учении Маха нашла своеобразное выражение глубокая фило­софская идея, а именно, мысль о том, что предмет познания, внешний мир никогда не дан человеку сам по себе, а всегда только через посредство субъективных форм чувственности и деятельности. Поэтому-то Мах и счи­тал невозможным говорить о мире самом по себе. Во второй половине XX в. эта мысль, восходящая к Канту, получила всеобщее признание, однако в кон­це XIX в. она все еще казалась философским софизмом. Логические позити­висты, стремясь к достоверности, вполне последовательно отказываются го­ворить о "физической" стороне элементов мира и оставляют лишь их "психи­ческую" сторону.

2. То, что дано нам в чувственном восприятии, мы можем знать с абсолютной достоверностью.

— Вот она, искомая достоверность! У Витгенштейна структура предло­жения совпадала со структурой факта, поэтому истинное предложение было абсолютно истинно, т.к. оно не только верно описывало некоторое положе­ние вещей, но в своей структуре "показывало" структуру этого положения вещей. Поэтому истинное предложение не могло быть ни изменено, ни от­брошено. Логические позитивисты заменили атомарные предложения Вит­генштейна "протокольными" предложениями, выражающими чувственные переживания субъекта. Истинность протокольного предложения, выражаю­щего то или иное переживание, также является несомненной для субъекта. Предложение "Я сейчас чувствую боль" или "Я сейчас испытываю голод" для меня безусловно истинны, если я сейчас испытываю боль и голод!

И здесь члены Венского кружка следовали общей линии эмпиризма и позитивизма, всегда подчеркивавшим ценность именно опытного знания. "Все здравомыслящие люди, — писал О. Конт, — повторяют со времен Бэ­кона, что только те знания истинны, которые опираются на наблюде­ния..."¹'[18].

3. Все функции знания сводятся к описанию.

Если мир представляет собой комбинацию чувственных впечатлений, и знание может относиться только к чувственным впечатлениям, то оно сводится лишь к фиксации этих впечатлений. Объяснение и предсказание исчезают. Объяснить чувственные переживания можно было бы, только апеллируя к их источнику — внешнему миру. Логические позитивисты от­казываются говорить о внешнем мире, следовательно, отказываются от объяснения. Предсказание может опираться лишь на существенные связи явлений, на знание причин, управляющих их возникновением и исчезнове­нием. Как мы видели, логические позитивисты отвергают существование таких связей и причин. Таким образом, остается только описание явлений, ответ на вопрос "как?", а не "почему?".

Как яростно поносили традиционную философию члены Венского кружка! И как до смешного близки развиваемые ими идеи идеям их фи­лософских предшественников. Вот родоначальник первого позитивизма О. Конт высказывается на ту же тему: "Истинный позитивный дух состоит преимущественно в замене изучения первых или конечных причин явлений изучением их непреложных законов; другими словами, — замене слова "почему" словом "как"^19[19]. А вот признанный лидер "второго" позитивизма Э. Мах, также считающий, что идеалом науки является описание: «Но пусть этот идеал достигнут для одной какой-нибудь области фактов. Дает ли опи­сание все, чего может требовать научный исследователь? Я думаю, что да! Описание есть построение фактов в мыслях, которое в опытных науках часто обусловливает возможность действительного описания... Наша мысль составляет для нас почти полное возмещение факта, и мы можем в ней найти все свойства этого последнего»^20[20].

И вновь возникает мысль: если бы молодые члены Венского кружка были лучше знакомы с философией, их должно было бы насторожить столь близкое сходство пропагандируемых ими воззрений с философскими концепциями недавнего прошлого.

Из основных принципов гносеологии неопозитивизма вытекают неко­торые другие его особенности. Сюда относится, прежде всего, отрицание традиционной философии, или "метафизики", что многими критиками нео­позитивизма считалось чуть ли не основной его отличительной особенно­стью. Но здесь они лишь следовали за О. Контом. Философия всегда стре­милась сказать что-то о том, что лежит за ощущениями, стремилась вы­рваться из узкого круга субъективных переживаний, чтобы придти к чему-то объективному. Логический же позитивист либо отрицает существование мира вне чувственных переживаний, либо полагает, что о нем ничего нель­зя сказать. В обоих случаях философия оказывается ненужной. Единственное, в чем она может быть хоть сколько-нибудь полезной, — это анализ на­учных высказываний. Поэтому философия отождествляется с логическим анализом языка.

И будучи философами в этом новом смысле, логические позитивисты стремились все философские и методологические проблемы представить в виде языковых проблем, т.е. вместо того, чтобы говорить о мире или о науке, о реальных положениях дел или об объективных связях, они предпочитали говорить о языке науки, о фактофиксирующих или гомологических предло­жениях. Им казалось, что тем самым достигается большая точность рассуж­дений, к тому же имеется и эффективный инструмент их анализа — логика.

С отрицанием философии тесно связана терпимость неопозитивизма к религии. Если все разговоры о том, что представляет собой мир, объявлены бессмысленными, а вы, тем не менее, хотите говорить об этом, то безраз­лично, считаете вы мир в основе своей материальным или идеальным, ви­дите в нем воплощение воли Бога или населяете его демонами — все это в равной степени не имеет к науке никакого отношения и является сугубо личным делом каждого.

Кстати сказать, с этим можно вполне согласиться. К вопросам веры нау­ка имеет весьма отдаленное отношение. Однако, объявляя бессмысленной метафизику, логические позитивисты точно так же должны считать бес­смысленной всякую религию? А это уже вызывает серьезные сомнения...

Еще одной характерной особенностью неопозитивизма является его антиисторизм и почти полное пренебрежение процессами изменения и раз­вития. Если мир представляет собой совокупность чувственных пережива­ний или лишенных связей фактов, то в нем не может быть развития, ибо развитие предполагает взаимосвязь и взаимодействие фактов, а это как раз отвергается. Все изменения, происходящие в мире, сводятся к перекомби­нации фактов или ощущений, причем это не означает, что одна комбинация порождает другую: имеет место лишь последовательность комбинаций во времени, но не их причинное взаимодействие. Дело обстоит так же, как в игрушечном калейдоскопе: встряхнули трубочку — стеклышки образовали один узор; встряхнули еще раз — появился новый узор, но один узор не порождает другой и не связан с ним. Пренебрежение процессами развития в онтологии приводит к антиисторизму в гносеологии. Мы описываем фак­ты, их комбинации и последовательности комбинаций; мы накапливаем эти описания, изобретаем новые способы записи и... этим все ограничивается. Знание, т.е. описание фактов, постоянно растет, ничего не теряется, нет ни потрясений, ни потерь, ни преобразований. Какая скука!