Богатство во сне скрытой памяти

Вопрос о степени усиления у нас во сне памяти распадается на два вопроса о качественном ее увеличении, то есть об увеличении во сне ясности наших представлений, и об увеличении ее количественном.

Когда представление, воспроизводимое нами во сне, воспроизводится только нашей скрытой памятью, оно не может быть яснее своего оригинала; оно может быть яснее его только в том случае, когда к деятельности во сне нашей скрытой памяти присоединяется творческая деятельность нашей фантазии. Такой случай имеет место в том из вышеупомянутых сновидении, в котором виденный сновидцем наяву в модном журнале двумерный образ воплотился в его сне в трехмерное, живое и деятельное существо. Но так как память, несомненно, играет в сновидении важную роль, а между тем являющиеся нам во сне образы, своими, доводящими нас до принятия за действительные, живостью и осязательностью далеко превосходят бывающие в большинстве случаев туманными образы, вспоминаемые нами во время нашего бодрствования, то отсюда вытекает заключение о наличии совместной деятельности нашей памяти и нашей фантазии во всех тех случаях нашей жизни во сне, в которых сновидение отличается драматическим течением, являясь не простым воспроизводителем нами пережитого, но художником, творцом. Напротив того, всякий раз, как бывшее неясным при своем первоначальном возникновении у нас представление остается таким же и по воспроизведении его нами во сне, необходимо понять, что мы имеем дело с чистой деятельностью нашей памяти. Гервей работал в комнате, из которой через двор и затем сад ему были видны окно соседнего дома и часто сидевшая у этого окна цветочная мастерица, которая этим обратила на себя его внимание, но черты лица которой он, по причине дальности расстояния, ни разу не мог вполне ясно рассмотреть. Часто она являлась ему во сне; но видел ли он ее в нем у окна, встречался ли или разговаривал в нем с ней, черты ее лица, в противоположность образам, являвшимся ему во всех прочих сновидениях, оставались столь же, как наяву, неопределенными. Точно так же оставались для него во сне неясными и черты лица одного мужчины, однажды попросившего у него в вечерние сумерки милостыню.*

* Hervey. a. a. O. 23.

Но чтобы представление, бывшее ясным при своем первоначальном в нас возникновении, теряло что-либо в своей ясности при его воспроизведении нами во сне, этого, по-видимому, не случается. По-видимому, воспроизводимые нами во сне представления в качественном отношении равняются даже своим оригиналам. Это имеет место и относительно слуховых впечатлений. Однажды наблюдавшийся Фарнгагеном корзинщик услышал глубоко его потрясшую проповедь о покаянии. В следующую ночь во сне он встал с постели и, расхаживая, произнес эту проповедь с буквальной точностью. Проснувшись, он не мог повторить из того, что говорил во сне, ни одного слова. Это происходило с ним в течение многих лет, по несколько суток подряд, как днем, так и ночью, как в отсутствие посторонних лиц, так и в обществе, особенно же, когда он был во хмелю. Часто он пересыпал свою речь отрывками из вышеупомянутой, слышанной им более сорока лет назад, проповеди.* То же самое было и с одним слугой, которого знал Шплиттгербер; находясь в подобном состоянии, он опускался на постель и почти с буквальной точностью повторял на плавном южно-германском наречии (на котором не говорил в остальное время) слышанные им проповеди, церковные песнопения и даже всю литургию.**

* Moritz. Magazin zur Erfahrungsseseleenkunde. III, 41.

** Splittgerber. Schlaf und Tod. I. 223.

В один из своих кризисов сомнамбула Зельма продекламировала слышанное ею год назад длинное комическое стихотворение; в других кризисах она декламировала читанного ею когда-то фрейлигратовского "Эфиопского царя" и длинное стихотворение ее брата, забытое и тридцать лет назад потерянное автором.*

* Wiener. Selma, die judische Seherin. 55. 60. 120.

Уже эти примеры наводят на дальнейший вопрос: как далеко в глубь прошлого может простираться вспоминание сновидца, чтобы не померкла ясность его представлений? У Мори был воспитывавшийся в Монбризоне друг. В двадцать пять лет этот его друг пожелал опять увидеть место, где провел свое детство. Во сне в ночь, предшествовавшую дню его отъезда, он перенесся в Монбризон и повстречался там с одним господином, отрекомендовавшимся ему Г.Т. и другом его отца, действительно ему известным, хотя только по имени. По прибытии в Монбризон сновидец, к крайнему своему удивлению, повстречался с виденным им во сне, несколько постаревшим господином. Последнее обстоятельство указывает на то, что явившийся ему во сне образ был только воспоминанием его детства.*

* Radestock. Schlaf und Traum. 135.

Платон и Аристотель говорили,* что в старости обновляются воспоминания детских лет. Здесь уместно задаться вопросом: остаются ли юношеские впечатления только неприкосновенными, только неподлежащими забвению, почему и служат обыкновенно темой для разговоров стариков, или по отношению к ним имеет место усиленное воспроизведение? При поверхностном отношении к предмету кажется, что предпочтение должно быть отдано первому взгляду, так как впечатления нашего детства, в силу того, что,, относясь к далекому прошлому, были чаще нами вспоминаемы, лежат прочнее в нашей памяти. Но при тщательнейшем исследовании оказывается, что необходимо склониться на сторону второго взгляда. Усиленное запоминание стариками впечатлений их детства может быть надлежащим образом понятно только в том случае, когда оно будет рассматриваться в связи с другими, сходными с ним явлениями; правильным объяснением его будет только то объяснение, которое будет обнимать как его, так и эти явления. Если мы отнесемся к делу таким образом, то окажется, что вспоминаемые стариками впечатления их детства могут быть уподоблены не написанным когда-то на доске их памяти и, не в пример их прочим впечатлениям, не стершимся с с нее словам, а хотя и потонувшим в пучине забвения, но извлекаемым оттуда усиленным вспоминанием грузам.

* Plato. Timaus 26. В. – Aristoteles. Ргоbl. ХХХ. 5.

Друг Канта Васьянский говорит, что у этого знаменитого философа в период его старческой дряхлости и ослабления памяти воспоминания юношеских лет воскресали с большой живостью.* Рассказывают, что в последние годы жизни Гейнзиуса у него от всей его филологической эрудиции осталась в памяти только заученная в юности четвертая книга Энеиды.** Одного 70-летнего гетингенского старика приходилось ежедневно знакомить с его женой и детьми; иначе, проснувшись по утру, он спрашивал, кто они- Несмотря на такую слабость и короткость памяти относительно настоящего, он мог замечательно хорошо петь песни своей юности и рассказывать различные из нее случаи.***

* Wasiansky. Kant in seinen letzten Lebensjanren. 46

** Radestock. 298.

*** Perty. Blicke in d. verborgene Leben. 25.

Если сравнить теперь эти известные каждому читателю по его личному опыту явления с родственными им явлениями, наблюдаемыми у человека во время нахождения его в состояниях сновидения, сомнамбулизма, в лихорадках и умопомешательстве, то легко увидеть, что здесь мы имеем дело с усилением вспоминания. Когда один кассир глазговского банка сидел за своей конторкой, занятый счетами с вкладчиками, в банке явился новый вкладчик, обнаруживший такое нетерпение, что, желая от него поскорее отделаться, этот кассир поспешил принять от него вне очереди вклад. Несколько месяцев спустя, при составлении кассиром годичного отчета, у него оказался недочет в 6 фунтов. После того, как он употребил без пользы несколько ночей на отыскание погрешности, во сне у него воскресло в памяти со всеми подробностями только что рассказанное нами происшествие, после чего, проснувшись, он сейчас же увидел, что не записал на приход принятый им от нетерпеливого вкладчика вклад.*

* Brierre de Boismont. 258.

Если обратить внимание на то обстоятельство, что длинные ряды возникающих у нас во сне представлений переходят в наше бодрственное сознание только в редких случаях, а затем на то, что часто воспроизведение нами представлений не сопровождается вспоминанием их, то легко прийти к заключению, что наши сновидения черпают свое содержание в воспоминаниях нашего детства гораздо чаще, чем то может показаться на первый взгляд.

Одна дама, находясь в пароксизме лихорадки, увидела себя маленьким ребенком, лежащим на дне глинища, а над последним стоящую и в страхе ломающую себе руки няньку. На это видение она смотрела, как на продукт деятельности своей фантазии, до тех пор, пока не узнала от своего отца, что действительно в детстве по вине няньки упала в глинище.*

* Kerner. Blatter aus Prevorst. VII. 109.

Многие случаи исключают сомнение в предшествовании воспроизведению нами во сне представлений продолжительного периода их забвения и тем заставляют признать факт моментального усиления у нас в нем памяти. Часто бывает так, что во сне мы говорим на полузабытых нами языках свободнее, чем наяву. Что в основании этого явления не всегда лежит обман, это обнаруживается в тех случаях, когда оно наступает в очень усиленной степени. Иессен упоминает об одном крестьянине, в молодости своей учившемся греческому языку, который, находясь в горячечном бреду, к удивлению всех присутствующих, декламировал давно им позабытые греческие стихи.* Лемуан знал одного сумасшедшего, с удивительной легкостью написавшего в одном из припадков своей болезни несколько писем на латинскюм языке, которого он практически не знал.** Д-р Реш (Rush) упоминает об одном итальянце, говорившем в начале своей болезни по-английски, затем по-французски, в день же своей смерти только на своем родном языке.*** И английский физиолог Карпентер говорил об одном человеке, в детстве выехавшем из Валлиса, всю свою жизнь прослужившем у различных членов одной и той же семьи и до такой степени забывшем свой родной язык, что он не мог понимать посещавших его земляков. Находясь в горячечном бреду, через семьдесят лет по оставлении родины, этот субъект снова заговорил на валлийском языке, из которого, однако, после своего выздоровления он опять не мог припомнить ни одного слова.**** Одна сорокалетняя пациентка Делеза, ребенком приехавшая из С.-Доминго во Францию, погружаясь в сомнамбулический сон, говорила только на языке вскормившей ее негритянки.***** В предпосланной своему изданию произведений Ленау биографии последнего Анастасий Грюн рассказывает, что этот поэт, находясь в доме умалишенных, говорил иногда на чистом латинском языке и, чего никогда не бывало до тех пор, на немецком с венгерским акцентом, то есть так, как говорят на его родине.

* Jessen. Psychologie. 491.

** Lenwine. 313.

*** Korner. Magikon V. 364.

**** Psychische Studien I. 213.

***** Deleuze. Instruction pratyque. 152.

Подобные же явления часто были наблюдаемы и у идиотов. По Гризингеру, не всегда психические болезни сопровождаются расстройством памяти: последняя часто оказывается у душевнобольных вполне верной как относительно впечатлений раннего их возраста, так и относительно впечатлений, получаемых ими во время их болезни.* Маудсли говорит: "Необыкновенная память некоторых идиотов, несмотря на ограниченность своего ума, повторяющих с величайшей точностью длиннейшие повествования, дает еще одно доказательство в пользу такой бессознательной деятельности души. Нельзя найти слов для выражения всей справедливости истины, что наше сознание не обнимает нашей души... Сознание не может дать нам отчета в том, как образуются эти следы и как они могут пребывать в нашей душе в скрытом состоянии; но при лихорадке, введении в кровь яда, во время сновидения могут мгновенно возникнуть в нас такие представления и чувствования и последовать с нашей стороны такие поступки, к которым, по-видимому, мы должны были остаться неспособными навсегда. Часто сумасшедший в припадке своей болезни вспоминает такие сцены и события, которые совершенно исчезли из его памяти в предшествовавший его болезни период жизни; лихорадочный больной произносит в бреду, на незнакомом ему языке, им непонимаемые и только случайно когда-то слышанные целые речи; спящий, переносясь во сне к поре своего пребывания в школе, с мучительной реальностью переживает свои школьные чувства, а утопающий обозревает в один миг всю жизнь".**

* Griesinger. Pathologie und Therapie der psych. Krankheiten 69.

** Maudsley. Physiologie und Pathologie der Seele. 14. 15.

Итак, усиление нашей памяти имеет место во время нашего нахождения не только в состоянии сновидения, но и во многих других состояниях. Поэтому наш сон представляет, собственно говоря, не причину этого явления, а только повод к его обнаружению. Настоящая его причина должна служить общей отличительной чертой как нашего сна, так и всех других наших состояний, сопровождающихся усилением памяти, и ею служит не что иное, как исчезновение нашего нормального бодрственного сознания. Уже закрытие главнейшего из путей нашего чувственного восприятия, уже наша слепота, обыкновенно усиливающая вообще все наши психические способности, может возбудить деятельность нашей скрытой памяти. Один капитан, потерявший зрение вследствие полученных им в Африке ран, рассказывал, что с момента наступления у него слепоты перед его умственным взором начали рисоваться с чрезвычайной ясностью совершенно исчезнувшие из его памяти местности.*

* Maury, а. а. О. 152.

Нет надобности вдаваться здесь в пока еще преждевременные выводы относительно всем известных по названию, но неясных по своему значению замечательных психических процессов забывания и вспоминания; сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться в справедливости не раз уже доказанной нами истины, что наше самосознание не исчерпывает своего объекта. Мы познаем только часть нашего психического существа, внешним образом – из отношения наших чувств к внешнему миру, внутренне – путем вспоминания. Всякое ослабление нормального нашего сознания – во сне, лихорадке, умопомешательстве, наркозе, слепоте и т.п. – сопровождается одновременным с ним расширением нашего психического существа в новом направлении.

Усиление памяти у сомнамбул

Тогда как при усилении нашей памяти, имеющем место в обыкновенном сне, на поверхность нашего сознания всплывают только некоторые из таящихся в глубине его представлений, в сомнамбулизме, если нами и не вспоминается, то во всяком случае воспроизводится все, что когда-либо входило в состав содержания нашего бодрственного сознания. Что касается сомнения в действительности предшествования такому всплыванию старых представлений на поверхность нашего сознания полного их забывания, то оно невозможно уже потому, что такое забвение наступает у сомнамбул тотчас после пробуждения.

Иногда между обеими половинами нашего сознания обнаруживается некоторый антагонизм. Это имеет место, например, у сомнамбулы д-ра Класса, которая, находясь в кризисах, вспоминала только мотивы, ею незаученные, тогда как выученные в бодрственном состоянии мотивы никогда в сомнамбулизме не приходили ей на память.*

* Archiv f. tier. Magn. IV, 1. 76.

Но преобладающим в высокой степени правилом служит то, что в сомнамбулическом сознании данного лица содержится и его сознание бодрственное, и притом усиленное. Врач Пецци рассказывает, что когда однажды его племянник, сомнамбул, захотел произнести в бодрственном состоянии один отрывок из речи об изящных искусствах, то это ему не удалось, но что в одном из последовавших затем сомнамбулических кризисов он не только вспомнил весь этот отрывок, но даже указал книгу, страницы, строки, содержавшие его.**

* Passavant. 148.

Часто в сомнамбулическом сне, подобно тому как это бывает во сне обыкновенном, человеком воспроизводятся такие представления, которые по своей маловажности для него быстро были им забыты или которые удержались в его памяти только в существенных своих чертах. Рикар знал одного молодого сомнамбула, посредственная в обыкновенное время память которого в кризисах усиливалась до такой степени, что он мог почти слово в слово повторить за день перед тем им прочитанную книгу или услышанную проповедь.* Ноден получал от своих сомнамбул подробные сведения относительно названий, составов и доз множества прописанных им разными докторами в течение их болезни лекарств, но ничего не мог добиться от них в этом отношении в то время, когда они находились в состоянии бодрствования. Одна сомнамбула д-ра Вингольта, имевшая плохую память в состоянии бодрствования, но славившаяся усилением ее во время сомнамбулизма, находясь в последнем, цитировала места из интересовавшей ее прозаической книги, которая, как то, наверное, было известно врачу, была прочитана ею всего только раз.** Пюисегюр лечил одного больного, которому, вследствие полученного им на четвертом году жизни повреждения головы, пришлось перенести операцию; после нее он начал обнаруживать признаки помешательства и до такой степени утратил память, что забывал то, что делал час назад. Погружаясь в сомнамбулический сон, он вспоминал все случившееся с ним в его жизни, описывал произведенную над ним операцию, употребленные при ней инструменты и предсказал – что и исполнилось впоследствии, – что он никогда не будет обладать в бодрственном состоянии памятью.***

* Ricard. Physiol. et hygiиne du magnetisme. 183. Paris, 1844.

** Wienholt. Heilkraft des tier. Magnetismus. III. 1252. 293.

*** Puysegur. Journal du traitement magnйtique du jeune Hйbert.

Но как и в обыкновенном сне, такие воспроизведенные представления не узнаются и в сомнамбулизме: здесь, как и там, воспроизведение не сопровождается вспоминанием. Это обстоятельство служит источником заблуждений, в которые впадают иногда сомнамбулы, принимая сохранявшееся в их памяти за впервые вошедшее в их сознание путем откровения во время их сна созерцание ими событий прошлой их жизни – за предвидение ими будущего: ведь на наглядно воспроизводимых ими образах не лежит печать времени и абстрактности. Физиолог Мэйо рассказывает, что одна не имевшая никакого понятия об астрономии и математике девушка, находясь в сомнамбулическом сне, написала, сопровождая свое писание чертежами и выкладками, несколько страниц по астрономии. Хотя она была убеждена, что написанное ею представляет результат наития, однако впоследствии оказалось, что рукопись ее была копией со статьи, помещенной в Encyclopaedia Britannica, и в одном из своих кризисов – в бодрственном состоянии она ничего не знала обо всем этом – она сама сказала, что, кажется, написанное ею она прочла в домашней библиотеке.* Значит, вспоминанием может не сопровождаться и точнейшее воспроизведение.

* Mayo. Wahrheiten im Volksaberglauben. 194.

И в сомнамбулизме может происходить имеющий, как нам уже известно, место в обыкновенном сне возврат памяти сновидца к его отдаленному прошлому. У Маухарта говорится, что однажды, находясь в магнетическом сне, одна совершенно безграмотная сомнамбула повторила в диалектической форме, чрезвычайно точно подражая при этом голосу пастора и детей, весь урок из прослушанного ею за год перед тем подготовительного курса к конфирмации.* Одна сомнамбула, видевшая один раз оперу "Африканка", в одном из своих кризисов пропела весь второй акт ее, из которого, придя в обыкновенное состояние, она не могла вспомнить ничего.** То же наблюдается и у захлороформированных субъектов. Пациентка профессора Симеона сказала ему, что во время испытанной ею операции она, захлороформированная, развлекалась игрой на фортепиано, причем могла исполнить на нем выученные ею в молодости и давно уже забытые кадрили, и что с тех пор она вполне помнит и часто играет их.*** Когда врач Пететин положит своей сомнамбуле на подложечную впадину палец и проговорил ей пятьдесят французских стихов, которые не могли ей быть известны прежде, она повторила их безошибочно, несмотря на то, что ей, при дурной ее памяти, для их усвоения пришлось бы употребить в обыкновенное время не меньше двух дней.**** Однажды эту способность сомнамбул утилизировал следующим курьезным образом знаменитый предшественник магнетизера Ганзена Лафонтен. Как-то в Рейнском театре одна молодая актриса попросила его погрузить ее в сон, а затем, так как она должна была успеть повторить до начала репетиции прочитанную ею бегло всего только раз роль, как можно скорее разбудить ее. Но магнетизер начал убеждать ее выйти на сцену в сомнамбулическом состоянии; она послушалась его и, к удивлению остальных актеров, безошибочно проговорила свою роль. Разбуженная вскоре затем, она опять ее забыла и не хотела верить только что происшедшему.*****

* Mauchart. Repertorium. V. 79.

** Ladame. La nevrose etc. 105.

*** Crowe. Nachtseite der Natur. I. 103.

**** Petetin. Electricite animale. 156.

***** Lafontaine. Lart de magnetiser. 324.

Наконец, у сомнамбул наблюдается и не раз уже упоминавшееся нами возобновление в их памяти знания ими их родного языка. Поселившаяся с пятилетнего возраста во Франции сомнамбула Делозанна в кризисах говорила на родном своем креольском языке.* Некто в детстве своем живший в Польше, по затем в течение 30-40 лет ни слова не говоривший по-польски, возвратился к польскому языку под влиянием хлороформа: он говорил, пел и молился на этом языке почти два часа.**

* Archiv etc. II. 2. 152.

** Ladame. La nevrose hypnotique. 102.

Отсюда явствует, что сомнамбулы, кроме своего собственного, только им принадлежащего сознания, пользуются и бодрственным своим сознанием, и пользуются им лучше и в более широких размерах, чем делаем это мы. В пользу существования этого явления высказалась Комиссия врачей Парижской медицинской академии, представившая свой отчет в 1831 году.*

* Dupotet. Traite complet du magnetisme. 156.

Каждый раз, пробуждаясь от сна, мы связываем вспоминанием предшествовавшую ему нашу жизнь с нашей жизнью, следующей за нашим пробуждением, в одну цепь, опуская при этом наши ночные сновидения. Точно так же поступают и сомнамбулы, связывая в одну цепь все свои магнетические кризисы; но и при этом они отличаются от нас тем, что в памяти своей удерживают и содержание своего бодрственного сознания. Хотя об этом предмете мы будет говорить подробно впоследствии, но его нельзя обойти здесь молчанием, так как иначе осталось бы непонятным то замечательное явление, что сомнамбулы помнят в своих кризисах и то, что происходило вокруг них во время их обмороков. И в обмороках исчезновение у человека чувственного сознания сопровождается обнаружением у него сознания трансцендентального, связывающего возникающие в его позднейших магнетических кризисах представления с представлениями, имевшими место во время его обмороков. Кто захотел бы отнестись скептически к этим нашим словам, тот по доброй воле попал бы из огня в полымя, так как поставил бы себя в необходимость приписать ясновидению внутреннего нашего ока, погружающегося в глубь прошлого, то, что мы приписываем нашему вспоминанию. Д-р Аберкромбие рассказывает, что один четырнадцатилетний мальчик, вследствие пролома черепа, впал в столбняк и был подвергнут трепанации. По выздоровлении он не сохранил воспоминания ни о своем падении, ни об операции, но в пятнадцатилетнем возрасте, находясь в пароксизме лихорадки, в точности описал своей матери эту операцию, наружность присутствовавших при ней лиц, их костюмы и многие другие подробности.*

* Kerner. Magikon. V. 3. 364.

Уже Жан Поль выразил свое удивление этому замечательному явлению в следующих словах : "Находящиеся в состоянии магнетического ясновидения субъекты обнаруживают не только восходящую к самой ранней поре их жизни память о себе, но и о всем, что, по-видимому, было ими не столько забыто, сколько не воспринято, а именно: обо всем, что происходило вокруг них прежде, во время их глубоких обмороков или полного заката их чувственного сознания".* Но чтобы человек мог вспомнить то, чего он никогда не воспринимал, этого допустить серьезно нельзя, так как уже само понятие о воспроизведении предполагает предшествование ему восприятия. Однако, если верен наш взгляд, что настоящая причина усиления у нас памяти во время нашего нахождения в некоторых состояниях (сне, лихорадках, умопомешательстве, сомнамбулизме) лежит не в этих наших состояниях, но в том, что составляет их общую отличительную черту, в ослаблении нашего чувственного сознания, то очевидно, что всякое понижение этой чаши наших психических весов должно сопровождаться повышением другой, то есть обнаружением нашего трансцендентального сознания. А так как им же должны сопровождаться и наши обмороки, то отсюда вытекает то вполне основательное заключение, что при последующих обнаружениях нашего трансцендентального сознания должны вспоминаться нами и оставшиеся в нас в скрытом состоянии прежние наши восприятия. Что же касается того, что субъекты, находящиеся в обмороке, не обнаруживают внешних признаков внутреннего своего сознания, то это же самое имеет место и у сновидцев; а что по пробуждении они не удерживают в своей памяти ни одного трансцендентального представления, это самое обыкновенное явление сомнамбулизма, явление вполне понятное, так как с восходом нашего чувственного сознания закатывается наше трансцендентальное сознание. Вот почему позволительно надеяться, что подверженные обморокам индивидуумы настолько же познакомят нас со своими внутренними представлениями, насколько познакомили нас со своими внутренними представлениями сомнамбулы.

* Jean Paul. Museum etc. §14.

Так-то подтверждается все более и более истина, что в основании нашего чувственного сознания лежит другое наше сознание, что носителем индивидуального интеллекта служит не слепая мировая воля Шопенгауэра, а следовательно, что со смертью нашего интеллекта не уничтожается наше духовное лицо, но освобождается только трансцендентальное наше сознание, имеющее свой фокус, свое я, не ведающее забвения.

Память у умирающих

Гете рассказывает, что от одного находившегося при смерти старика-простолюдина совершенно неожиданно услышали прекраснейшие греческие изречения: в ранней молодости он должен был для привлечения к занятиям греческим языком одного высокопоставленного юноши заучивать наизусть отрывки из произведений греческих писателей. Он не понимал механически заученного им и в течение пятидесяти лет ни разу о нем не вспомнил.* Д-р Штейнбек сообщает также, что один призванный к постели умирающего крестьянина сельский священник слышал, как этот крестьянин молился по-еврейски и по-гречески; придя в себя, больной рассказал, что, будучи мальчиком, часто слышал богомоление на греческом и еврейском языках, хотя и ни разу не полюбопытствовал узнать смысл им слышанного.** Возврат памяти к ранней поре жизни представляет одну из многочисленнейших аналогий, обнаруживаемых состоянием умирающих, равно как и другими состояниями, отличающимися большим или меньшим ослаблением сознания находящихся в них людей, с состоянием сомнамбул. Перед одним курителем опиума рисовались во время опьянения сцены из детской поры его жизни, забытые им до такой степени, что в нормальном своем состоянии он не мог бы определить, имели ли они место в его прошлом или нет; в состоянии же опьянения они не только им воспроизводились, но и вспоминались.***

* Eckermann. Gesprache mit Goethe. III. 326.

** Steinbeck. Der Dichter ein Seher. 463.

*** A. D. M. (Allred de Musset): L'Anglais mangeur d'opium 80-122.

С ослаблением у умирающих чувственного сознания у них совершается соответственное обнаружение их трансцендентального сознания, причем нередко трансцендентально-психологические функции человека достигают у них высокой степени совершенства. Лучшее средство убедить так называемых просвещенных людей в реальности имеющих при этом место явлений – это доказать им, что такие явления разлагаются на всем известные в отдельности, обыкновенно наблюдаемые у человека и в прочих его анормальных состояниях и возбуждающие наше удивление только в своей совокупности составные части.

В одной из предыдущих глав мы познакомились уже с замечательным явлением скученности представлений во времени. Фехнер говорит: "Иногда во время сновидения душа наша обнаруживает способность образовывать в чрезвычайно короткий промежуток времени такое множество представлений, для развиты правильной цепи которых в нашем бодрственном состоянии ей потребовался бы продолжительный период его".* Это указывает на существование у нас такой формы познания, которая только и может принадлежать лежащему за пределами нашего бодрственного сознания нашему я. Но если бы к этой новой форме нашего познания присоединилось еще и новое его содержание, то допущение существования нашего трансцендентального субъекта имело бы под собой еще более твердую почву. Такое содержание и доставляется нашему познанию усиливающимся во время нашего нахождения в состояниях сновидения, сомнамбулизма и смертной кончины нашим вспоминанием? Вопрос состоит только в том, могут ли существовать такая форма и такое содержание одновременно, то есть могут ли имеющему место у нас во время нахождения в состоянии сновидения относительно наших представлений подлежать скоплению и вызываемые в нас усилением нашей памяти воспоминания прошедшей жизни?

* Fechner. Zend-Avesta. III. 30.

Действительно, это сложное явление очень часто наблюдается у людей не только во время их кончины, но, по-видимому, в исключительных случаях, даже во время нахождения их в состоянии сновидения. Икскюль три ночи сряду видел во сне всю свою жизнь, начиная с самого раннего ее периода, в ряде столь осязательно ясных картин, что мог бы их нарисовать. При этом все время его не покидало постоянно препятствовавшее ему отдаться обману сознание истинного положения дела, вследствие чего созерцание его имело даже этическое значение.* Еще известнее часто упоминаемое в литературе сновидение Секкендорфа, в котором драматически функционировала его скрытая память. Во сне ему явился человек обыкновенной наружности в обыкновенном костюме и сказал, что может ему показать, по его желанию, или его прошедшее, или его будущее. Секкендорф пожелал увидеть первое. И вот вслед за этим ему были показаны в зеркале такие события его прошлой жизни, о которых он чуть-чуть помнил, и с такой ясностью и живостью, как если бы они в первый раз имели место в его действительной жизни. С чрезвычайной ясностью он увидел себя трехлетним ребенком, причем в памяти его воскресли все мельчайшие подробности его воспитания. Каждая сцена из его школьной жизни, каждая неприятная с ним случайность прошли в показанном ему зеркале, как живые. Созерцая в нем свою жизнь в порядке ее действительного течения, он увидел, наконец, свое пребывание в Италии, где покинул одну даму, на которой женился бы, если бы судьба не заставила его быстро уехать из этой страны. Живость испытанного им во сне чувства разлуки с возлюбленной послужила причиной его пробуждения.** Дальнейшее продолжение этого сновидения, наступившее со вторичным погружением сновидца в сон, сюда не относится. В данном случае сновидение обнаруживает особенности, замечаемые и в сходных с ним состояниях, а именно: здесь мы имеем дело не с абстрактным мышлением, а с воспроизведением представлений, лежавших в скрытой памяти; воспроизведение этих представлений сопровождается прежней чувственной их оценкой (что возможно только в том случае, когда воспроизведение является вместе с тем и вспоминанием), а течение их совершается с трансцендентальной скоростью, то есть они скучиваются во времени, причем не теряют ничего в своей ясности.

* Splittgerber. Schlaf und Tod. I. 103.

** Moritz. Magazin etc. V, l. 55.

Такое же усиление памяти в связи с трансцендентальной скоростью течения вспоминаемых представлений наблюдается и у утопающих. Обстоятельнейший рассказ о случае такого рода вылился из-под пера адмирала Бофора, чуть не утонувшего и описавшего это происшествие д-ру Волластону. Этот, уже прежде приведенный нами рассказ Бофора приобретает еще большее значение вследствие того, что рассказчик, благодаря свой службе, был знаком с возникающими у утопающих психическими явлениями и потому не должен был быть очень удивлен своим собственным приключением. К своему рассказу он присовокупляет, что рассказы и других моряков о таких же с ними случаях настолько согласуются с его собственным, насколько это допускает различие в общественном положении и в духовном развитии.*

* Fichte. Anthropologie. 421 – Haddock. Somnolismus etc. 254.

Итак, усиленное вспоминание в соединении со скучением представлений дает возможность умирающим обозревать за раз с полной панорамной ясностью всю прошлую их жизнь. Но чтобы человек мог в этом случае относиться к своим представлениям вполне объективно, это невероятно; правдоподобнее допустить, что здесь воспроизведение представлений должно сопровождаться в большей или меньшей степени первоначальной чувственной их оценкой; но лицо, их воспроизводящее, должно относиться к ним с некоторым критицизмом, пропорциональным разности между соответствующими времени воспроизведения их и времени первоначального образования их его воззрениями. Так надо понимать и "Книгу грехов": в смертный час перед нами раскроется с трансцендентальной скоростью все содержание нашей скрытой памяти.

Наблюдаемое у умирающих сложное явление, состоящее из усиления памяти и из скучения воспоминаний, может усложниться еще более, а именно – присоединением хорошо известного нам из изучения жизни человека во сне драматического раздвоения я. Так было с Иоанном Профетером из Фрешвейлера, впавшим в столь сильную, соединявшуюся с потерей сознания болезнь, что его сочли умершим. Когда он находился в таком состоянии, его посетило следующее видение. Два ангела взяли его и пронесли сперва сквозь облака, а потом сквозь небесный свод, после чего он увидел храм Творца, а в нем – ковчег завета. Бог вынул книгу всеведения и прочел в ней Профетеру все содеянные им в его жизни грехи.* Современный образованный человек отнесется с негодованием к старанию склонить его к вере в такие басни; но его негодование основывается только на неспособности негодующего к синтезу. Разложите это сложное явление на его составные части и преподнесите их ему в таком виде, он не отвергнет ни одной из них; синтезировать же их он не в состоянии, а потому и не признает их в синтезированном виде.

* Splittgerber. Schlaft und Tod. II. 45.

Как на одну из черт близкого родства между состоянием сомнамбул и состоянием умирающих, необходимо указать еще на то, что показания сомнамбул насчет процесса умирания согласны с только что нами приведенными. Так, Магдалина Венгер говорит, что вся жизнь, хотя бы она продолжалась восемьдесят лет, сжимается перед умирающим до такой степени, что кажется ему совсем короткой, причем все прожитое им воскресает в его памяти с поразительной ясностью.* Пассавант рассказывает, что одна наблюдавшаяся им сомнамбула, находясь в таком состоянии, обозрела всю свою прошлую жизнь и рассказала (как оказалось, вполне верно) происшествия самой ранней поры своего детства, причем увидела нравственное состояние свое до сокровеннейших своих мыслей. Все это, по ее словам, должен когда-нибудь испытать каждый человек.** Сказанное находится в согласии с тем наблюдаемым и в других анормальных психических состояниях явлением, что наше трансцендентальное сознание оказывается не пассивно отражающим в себе безразлично все зеркалом, что в нашей памяти вместе с представлениями воскресает и их чувственная оценка и что потому вспоминание нами наших поступков сопровождается прежними движениями нашей совести.

* Perty. Myst. Erscheinungen. I. 325.

** Passavant. Untersuchungen etc. 99.

Способность такого фантасмагорического представления умирающих, сопровождающегося сжатием целых годов их жизни в несколько секунд и созерцанием ими отдельных фаз их жизни в виде степеней развития их духовного существа, была известна уже в древнейшие времена и считалась отличительной особенностью человеческой души. Плотин говорит: "Но со временем, к концу жизни, являются другие воспоминания, из более ранних периодов существования... ибо, освобождаясь от тела, она (душа наша) вспоминает то, чего здесь не помнила".*

* Plotin. Enneaden. IV. 3. 27.

Таким образом, мы оказываемся все в большей необходимости признания истины, что слово забвение должно быть понимаемо относительно, что все, что было воспринято, может быть и воспроизведено, так как забывание оказывается только переходом забываемого из чувственного сознания забывающего в его трансцендентальное сознание, вместе со своим обнаружением обнаруживающее и свое содержание.