Научный метол или духовная практика?

Введение

Предложение написать статью на данную тему послу­жило поводом к тому, чтобы я вновь обратился к вопро­су о соотношении психотерапии, религии и духовных факторов (Spiritualitat). Заниматься этой темой не осо­бенно принято в нашей профессии — ведь мы в основ­ном имеем дело с клиническими картинами и их генези­сом, постановкой диагноза и лечением, эмпирическими данными и их статистическим анализом, вопросами психологии, философии и антропологии. Психотера­пия, скорее, старается держаться на расстоянии от сво­ей «предшественницы» и «конкурентки» — религиозной заботы о душе, и поэтому не столь охотно обращается к проблеме своего отношения к трансцендентному и собственным духовным основам. Однако эта тема, ве­роятно, является одним из «основных вопросов» психо­терапии, поскольку в значительной степени выступает обоснованием различий между ее отдельными направ­лениями.

Ко всем этим соображениям обшего характера до­бавляется также и то, что у нас, в Международном об­ществе экзистенциального анализа и логотерапии в Вене (CLE-lnternational), по отношению к религии со­блюдается определенная сдержанность, потому что тема смысла, являясь ключевой в логотерапии, так или иначе, уже близка религии. Названия книг Виктора Франкла — «Бессознательный Бог», «Врачебная забота

о луше» — и центральные понятия его теории «само-трансиендениия» и «духовное самодистанцирование от обусловленного влечениями психического» часто ста­новились причиной для критики, главный тезис которой заключался в том, что под видом логотерапии мы пре­подносим религию в психологической «упаковке».

Тот, кто обращается к психотерапевту, обычно рас­считывает на определенные виды услуг: решение психологической проблемы, помощь в разрешении кон­фликтной ситуации, избавление от душевных или пси­хосоматических страданий.

14-летний школьник не в состоянии больше запоми­нать учебный материал, потому что при одной только мысли о школе, а тем более об экзамене, его сразу же бросает в дрожь; от ужаса перед школой он потерял сон, не хочет больше расставаться с матерью. Этот мальчик нуждается в поддержке, разгрузке, успокое­нии. Он просто хочет снова обрести способность учить­ся, а не умирать ежедневно от страха.

30-летний молодой менеджер, хорошо устроенный в жизни и прекрасно зарабатывающий, прилежный, це­леустремленный, холостяк, который всегда всем пока­зывал, насколько он успешен, и у которого однажды «сдают нервы», поскольку он в истинном смысле слова «измотался», переживает нервный срыв, и «скорая по­мощь» доставляет его в психиатрическую клинику. Он приходит к психотерапевту с чувством неописуемой безнадежности и крайнего отчаяния, истощенный и по­давленный. Самоубийство представляется ему един­ственно возможным выходом, потому что вся его жизнь

проходила «неправильно», он вводил в заблуждение и обманывал всех, в том числе и самого себя, и теперь у него нет будущего. Его мысли, не находя опоры, враща­ются в пустоте, и он все глубже и глубже вгоняет себя в депрессию. Его интересует не какая-то там духов­ность, не вера, не философия, а единственно лишь то, существует ли какая-либо приемлемая помощь, которая могла бы изменить его положение, или же он должен не медля покончить с собой.

Человек, находящийся в состоянии лушевной беды и тем более луховного отчаяния, так переполнен болью, что его более ничто не занимает, кроме проникнутого страданием общения с основами своего существования. Он ищет средства, которые помогли бы ему справиться со своим бытием, чтобы оно по крайней мере было вы­носимо и имело бы еще некоторый смысл. Душевное и духовное страдание переживается как непереносимое и полностью поглощает человека. Поэтому оно носит в высшей степени императивный характер: надо скорее что-то изменить, чтобы от этого «избавиться».

Но, конечно, страдая, человек вместе с тем сталки­вается с чем-то новым для себя и на некоторое время открывается навстречу тому, что ему могло бы помочь. Однако не следует сразу же относить данный эффект к проявлениям высокой духовности, поскольку ввиду императивно-экзистенциального характера страдания страдающий вполне оправданно очень прагматичен: он открыт для всего, но при условии, что это поможет.

И только если облегчения не наступает и человек понимает, что изменить ничего не может, он в большей степени склоняется к тому, чтобы понять причину свое­го страдания и пересмотреть свое отношение к жизни.

Он либо сводит счеты с жизнью, либо покоряется, либо, при благоприятном исходе, обретает новое, углублен­ное отношение к экзистенции. Поэтому душевно-духов­ное страдание в особой степени способно или сломить человека, или же сделать его более глубоким, и в этом смысле оно экзистенциально.

Ну а если пациент, придя к психотерапевту, ищет точно такую же прагматичную помошь, какую ждут от врача астматик, человек, страдающий сердечно-сосуди­стым заболеванием или ревматизмом, то возникает воп­рос: играет ли духовность и тем более религия в этой помогающей профессии какую-либо роль рядом с та­ким прагматизмом? Остается ли вообще духовному ка­кое-либо место в данной профессии? А может быть, напротив, оно еще более сильно в нее вплетено, чем мы осознаем, и психотерапевт, понимающий свою работу как духовную практику, или религиозный психотера­певт могут помочь наилучшим образом? Можно ли от­нести психотерапию в конечном итоге к духовной или религиозной сфере деятельности?

Однако одновременно возникают и другие вопросы: может ли духовное измерение вообще быть включено в рамки психотерапии? Не будет ли подобная попытка рассматриваться как недопустимое воздействие на ми­ровоззрение человека или как злоупотребление его ре­лигиозными потребностями со стороны дисциплины, которая собственными средствами не способна обеспе­чить обещанное исцеление?

Но если отказаться от духовного и религиозного из­мерений, не приведет ли это к расщеплению и утрате человеческой целостности? Не произойдет ли в этом случае такое обеднение экзистенции человека, что у

него в душе уже никогда не возникнет желания вы­рваться из плена чисто физической обусловленности и витальной фактичности, чтобы вступить в живой, от­крытый и действенный диалог с самим собой и окру­жающим миром? Диалог, который лежит в основе психического здоровья и осуществления экзистенции. Постановка проблемы требует, чтобы сначала было дано определение психотерапии. Затем коротко пред­ставим экзистенциальный анализ, в парадигме которого рассмотрим возможное соотношение между психотера­певтической работой и духовным измерением, а также путь от имманентного (внутренне присущего) к транс­цендентальному опыту. И в заключение дадим опреде­ление духовности.

Что такое психотерапия?

Психотерапия — это научно обоснованный и эмпири­чески проверенный вид деятельности, направленный на помошь людям при психических, психосоматичес­ких и социальных проблемах или состояниях страда­ния и используюший для этих целей психологические средства (напр., Kriz, 2001; Strotzka, 1984; Stumm, 1994; 2000; § 1 Австрийского закона о психотерапии). Специфические методы и техники составляют ее инст­рументарий, а картина человека и каузально-генети­ческая теория возникновения нарушений — фон, обеспечивающий ориентировку специалиста в про­блеме и в собственных действиях. Психотерапия четко отличается от любой формы помощи, имеющей религи­озную подоплеку. Передача духовности в религиозном смысле этого понятия не входит в ее задачи и не явля­ется ее целью.

Сушествуют многочисленные исследования, посвя­щенные изучению того, что действительно может пси­хотерапия, то есть ее эффективности (Eckert, 1996; Eckert at all, 1996; Frank, 1981; Grawe at all, 1994; Garfield & Bergin, 1986; Lang, 1990). To, на что она дол­жна быть способна по определению, — оказание по-моши при наличии психогенных проблем и страданий. Следует провести отграничение этой формы помоши от заботы о луше и от религии, как и от сект и всякого рода идеологий.

Психотерапия — это не предсказание и не дорога к спасению от страдания и трагедий, которыми напол­нена жизнь. Она не гарантирует благополучия, не обе­щает жизни после смерти. Ей, собственно говоря, извес­тна только статистика фактов улучшения состояния пациентов и их выздоровления. Психотерапия связана не с трансценденцией, а с методическими подходами и человеческими ресурсами, требуя от пациентов работы, которая иногда может быть весьма болезненной и на­полненной страданиями. Таким образом, если восполь­зоваться традиционной дифференциацией, психотера­пия не может лать спасения луши, она может только побулить к исцелению {Frankl, 1959, S. 704).

Психотерапия не только не предназначена для того, чтобы давать спасение, она на это и не уполномочена. Любую попытку явного или неявного обещания спа­сения следует рассматривать как духовное злоупотреб­ление надеждой пациента и манипулирование его религиозными исканиями и устремлениями. Психотера­пия не может заменить религию и не должна посягать ^на это, ибо она не способна дойти до всей глубины ус­тановлений, которые составляют суть религии. И глав-

ное, ни одно из психотерапевтических направлений не имеет Божественного задания на спасение.

Психотерапия — это созданное человеком ремесло. Как таковая она может открыть путь, но не обещать до­стижения иели.Опираясь на доступные средства, она способна сопровождать человека в трудные периоды жизни, побуждать к чему-либо, мобилизовывать его способности и силы, предоставляя в его распоряжение свои знания и методы, техники и опыт (Strotzka, 1984). Психотерапия не является магией, она не обладает сверхъестественной силой. Как ремеслу ей можно обу­читься, и она может применяться по отношению к лю­бому пациенту, независимо от его мировоззрения. Различия касаются лишь используемых методик, спо­собностей и опыта терапевта, а также способностей са­мого паииента.

Всякое иное представление о психотерапии, покидаю­щее почву подобной вещественности, надлежит лишать мистического ореола, потому что этот ореол приносит вред. Психотерапия может ровно столько, сколько паии-ент в состоянии привнести в терапевтическую ситуацию из своих ресурсов, и ровно настолько, насколько глубоко он может чувствовать и проживать в этих условиях свою проблему. Граве (1995; Grawe at all, 1994) рассматривал актуализацию проблем и активизацию ресурсов в каче­стве основных действующих факторов психотерапии вне зависимости от ее школ и направлений. К ним он добав­лял еще два фактора — предоставление паииенту актив­ной помоши в преодолении проблемы и руководство в понимании (прояснении картины) себя.

Психотерапия, таким образом, задана и ограничена инструментарием и способами действия. Только то сле-

дует называть психотерапией, что использует четко оп­ределенный методический арсенал и подлежащие про­верке средства, оставаясь в рамках конкретных теоре­тических представлений о человеке, его эмоциональной и поведенческой сферах. Такое представление о психо­терапии не обесценивает и не умаляет значения всего другого, что также приносит пользу человеческой душе, — культуры, цивилизации, религии, — однако ос­вобождает эти сферы от характера ремесла и работы. Уенность для души хорошей музыки, вкусной еды, инте­ресного путешествия или молитвы неоспорима.

Что такое экзистенциальный анализ?

Экзистенциальный анализ — направление психотера­пии, предназначенное для работы с душевными пробле­мами человека и такими психическими нарушениями, как страхи, депрессии, зависимости, психосоматичес­кие заболевания, психозы. Оно было создано в 30-е годы венским психиатром и невропатологом Виктором Франклом, основные публикации которого приходятся прежде всего на годы после Второй мировой войны (Frankl, [1947] 1987; 1959; [1948] 1984).

Экзистенциальный анализ концентрируется на том, чтобы слелать человека способным реализовывать свою сущность среди вызовов нашего беспокойного мира. Та­кова специфическая «точка приложения» этого психо­терапевтического направления: должно быть активизи­ровано, «стать живым» то, чем человек по своей сути является, и особенно — то, чем он может и должен стать. Став самим собой, человек в диалоге с миром проживает свое призвание, находясь там, где он больше всего нужен.

Цель экзистенциально-аналитической работы заклю­чается в том, чтобы помочь людям жить и действовать с чувством внутреннего согласия, в котором и проявля­ется аутентичность человека, его подлинность. Главное здесь — активизация доступа к переживаниям. Человек реализует экзистенциальный смысл своего бытия-в-мире, когда переживает ценности или активно участву­ет в том, что представляется ему ценным.

В современном экзистенциальном анализе «лешиф-ровка чувств» стала центральной составляющей психо­терапевтической работы¹. Нужно понять, что отражают чувства, о чем они говорят. Нужно их ощутить — как радость, так и печаль, как ненависть, так и мужество, надежду. А далее, на более глубокой стадии психотера­певтического процесса подойти к этапу, на котором па­циент занимает опрелеленную позицию по отношению к самому себе или окружающему миру. При этом выяв­ляется Собственное, которое выступает в форме оце-

¹ Дальнейшее (после Франкла) развитие экзистенциального ана­лиза в GLE заключалось в использовании данного метода в качестве психотерапии, соотнесенной с собственным опытом пациента. В от­личие от этого Франкл понимал логотерапию как «метафизически-ре­лигиозно обоснованную антропологию и психотерапию» (Espinosa, 1 998, р. 9). Несмотря на поворот к субъективному опыту, в современ­ном экзистенциальном анализе метафизика [здесь: философское уче­ние об основах мироздания. — Научн. ред.] считается не только допустимой, но даже необходимой. Однако в отличие от Франкла она рассматривается не как отправная точка для мышления, а как реаль­ность, которая принципиально познаваема и, значит, может быть по­стигнута субъективно-индуктивным путем. Одна из целей настоящей работы — показать, что в эмпирически обоснованном подходе также может найтись место обращению к духовным факторам. Метафизика в современном экзистенциальном анализе следует за опытом. Она теперь не исходный, а конечный пункт, на который выходит бытие (см. дальнейшие разъяснения в [Langle, 1994a] и в последующей дис­куссии [Langle, 1995]).

ночного суждения, обосновывающего персональную по­зицию. По мере того как человек устанавливает связь со своим Собственным, он становится настоящим парт­нером по диалогу. И наконец, экзистенциально важно целенаправленно и соответственно ситуации привно­сить себя во внешний мир: речь идет о поступке как осуществлении экзистенции. Таковы вкратце основные шаги Персонального экзистенциального анализа

{Langle, 2000).

Экзистенциальный анализ ориентирует человека на такую цель, как персонально обоснованная экзистен­ция. Это означает быть самим собой, ведя диалог с ми­ром: встречать, понимать и давать созидающий ответ тому, что приходит ко мне из этого мира. С этой точки зрения все становится за&ачей: я для себя самого, мир или мое психическое нарушение. Все бросает мне вы­зов и требует, чтобы я как-то с этим обошелся. Когда я могу из того, что дано, не просто черпать для себя что-то ценное, видеть и переживать веши в их внутренней ценности, я приближаюсь к экзистенции — «настоя­щей жизни». Такой способ жизни человек должен выб­рать сам, решиться на него, дать свое внутреннее согласие. Ни один человек не может быть счастлив без этого.

Необходимо упомянуть, что Франкл, помимо экзис­тенциального анализа, начиная с 30-х годов занимался также разработкой логотерапии — ориентированного на поиск смысла метода консультирования и лечения («логос» имеет здесь значение «смысл»). Фрустрация стремления жить осмысленно и понять свою жизнь в более масштабной системе взаимосвязей стала симп­томом нашего времени («экзистенциальный вакуум», по

Франклу). Логотерапия посвяшена анализу, профилак­тике и терапии подобных проблем (об истории экзис­тенциального анализа и логотерапии см. Ldngle, 1998а).

Что такое экзистенция?

Коротко говоря, экзистенцией можно назвать прожива­ние человеком своего духовного измерения (Person).

Франкл (1984) считал антропологическими предпо­сылками для экзистенции «самолистаниирование» и «самотрансценленцию»: человек должен дистанциро­ваться от самого себя, что делает его более открытым, чтобы затем оказаться способным выйти за пределы себя и отдать себя внешнему миру с его предложениями и задачами. В качестве третьей основы экзистенции Франкл называл смысл, или «вызов момента». Человек находит смысл, когда дает ответ на обращенные к нему запросы бытия — то есть когда распознает, что ему над­лежит сделать сейчас, в данных обстоятельствах.

С точки зрения современного экзистенциального анализа осуществление экзистенции достигается благо­даря феноменологической открытости человека и Ана­логическому обмену с внутренним и внешним миром. Персональной основой экзистенции является реши­мость, актуализация свободной воли, что находит вы­ражение в жизни, сопровождающейся внутренним согласием. Без принятия решений и их воплощения, без свободы и ответственности состоявшаяся экзистенция немыслима.

Экзистенцию характеризует то, что человек видит обращенный к нему запрос во всем, что он воспринима­ет и переживает, — запрос, который призывает его за­нять персональную позицию.

Чем глубже человек соотносится с данностями бы­тия и проникает в их суть:

- тем больше он становится самим собой (аутентич­ным, уверенным в себе);

- тем более наполненным становится его бытие; его жизнь все больше становится его жизнью;

- тем глубже структуры, которые он видит и по от­ношению к которым занимает персональную пози­цию;

- тем более зрелым он становится как Person.

Каковы же эти познаваемые на опыте ланности, с ко­торыми человек в своем бытии-в-мире неизбежно дол­жен иметь дело? Где место духовного в повседневной жизни, может ли это духовное помочь человеку справ­ляться с ежедневными проблемами?

Каждый день наполнен множеством дел, событий и взаимосвязей. Он начинается с того, что человек утром просыпается. Встану ли я сразу после пробуждения или же останусь лежать в постели? Газета — загляну ли я в нее? Включу ли радио? Буду ли завтракать? Как отне­сусь к другим членам семьи, что скажу им? Как я отно­шусь к самому себе и к сегодняшнему дню? И так про­должается весь день — все, что есть вокруг и что попада­ется под руку, является запросом по отношению ко мне: что ты с этим сделаешь? Занятие позиции обычно проис­ходит спонтанно и неосознанно или частично осознанно.

Всегда такого рода вопросы включают в себя четыре горизонта:

- возможного;

- иенного;

- этически лопустимого;

- смысла.

Если я, например, принимаю решение почитать газе­ту, то это предполагает, что:

- газета находится в доме и у меня достаточно сил, чтобы воспринимать ее содержание (я достаточно бодр, чтобы взяться за чтение);

- знакомство со свежими новостями представляет для меня определенную ценность, и поэтому я вы­деляю на это время;

- я отвечаю за то, что выделил время: из-за этого я не опоздаю на важную встречу и мне не придется пожертвовать другим, более неотложным делом;

- чтение газеты вписывается в то, для чего я живу, доставляя мне удовольствие или позволяя поддер­живать информированность о том, что происхо­дит в мире, соответствуя моему интересу либо моим профессиональным задачам.

Экзистенциальный анализ как эмпирическое знание имеет дело только с познаваемыми на опыте данностя­ми бытия, ибо только они приводят к страланию, если речь идет об отрицательном опыте, или к радостному переживанию реализованности, если возникает внут­реннее соответствие между содержанием опыта и сущ­ностью человека.

Четыре основополагающие области экзистенции

Все то, с чем человек имеет дело в течение своей жиз­ни (как в повседневности, так и в ситуациях, которые в экзистенциальной философии называют «погранич­ными»), можно подразделить на четыре категории, соответствующие четырем вышеупомянутым горизон­там:

- внешний мир, его условия и возможности;

- жизнь, то есть человеческая природа во всей ее витальности;

- собственное бытие Person, бытие самим собой;

- булушее с присушим ему призывом к действию, активному привнесению себя в системы взаимо­связей, в которых человек находится и которые им создаются².

В процессе диалогического взаимодействия с данно­стями бытия человек приобретает опыт:

- бытия-здесь (Dasein);

- бытия ценностей {Wertsein);

- бытия самим собой (Selbstsein);

- бытия ради чего-то либо кого-то, или смысл (Sinn).

При этом речь идет о четырех фунламентальных из­мерениях, которые лежат в основе экзистенции: онтоло­гическом, витально-аксиологическом, этическом и практическом (см. Langle, 1992a; 1994b; 1997 a,b; 1998).

Все то, с чем мы встречаемся в жизни, — все, что выдвигает нам требования, внушает страх, причиняет боль, приводит к конфликтам или же, в положительном случае, укрепляет, утверждает нас в чем-то, приносит ра­дость и удовольствие, — можно отнести к одной или не-

² Карл Ясперс (1965, S.19 ff.), вероятно, имел в виду примерно то же самое, когда писал в статье «О моей философии» (впервые вышла ^в 1 941, т. 24): «В каждой форме своего бытия человек соотнесен с чем-то другим — бытие-в-мире соотнесено с этим миром, сознание — с объ­ектами, дух— с идеей, экзистенция— с трансиенденцией». Хотя Ясперс писал это в контексте размышлений о становлении человека Целостным благодаря его соотнесенности с чем-то другим, интерес­но, что он различает четыре формы бытия, которым соответствуют Разные содержания. Такая же фигура мышления присутствует и в кон­цепции фундаментальных экзистенциальных мотиваций, правда, с дру­гим подразделением, имеющим лишь отдаленное сходство.

скольким из четырех категорий. Эти четыре категории — соотнесение с миром, соотнесение с жизнью, соотнесе­ние с самостью и соотнесение с булушим — считаются в экзистенциальном анализе фундаментальными катего­риями экзистенции. Соответственно фунламентальные условия экзистенции состоят в том, чтобы постичь эти измерения во всей присущей им глубине и занять по от­ношению к ним персональную позицию. Именно такую задачу должен решить человек, стремящийся прийти к своей экзистенции и реализовать себя. Вместе с тем зна­ние этих фундаментальных условий делает возможной целенаправленную психотерапевтическую помошь.

Итак, мы говорим о фундаментальных условиях эк­зистенции, которые всегда присутствуют в нашем бы­тии, во всех его сферах, в том числе и мотиваиионной (см. Langle, 1992b). Человек постоянно занят тем, что учитывает эти условия и стремится все их в равной сте­пени выполнять. Поэтому эти четыре условия экзистен­ции одновременно представляют собой и четыре фундаментальные экзистенциальные мотивации челове­ка (см. Langle, 1992a; 1998, 2001):

- мотивацию к физическому выживанию и духовно­му преодолению бытия (к тому, чтобы духовно справиться с бытием), то есть к тому, чтобы «мочь быть»³ «иметь силы быть» (Sein-Konnen);

- мотивацию к получению радости от жизни и пере­живанию ценностей, то есть к тому, чтобы «нрави­лось жить» (Leben-Mogen);

³ Это понятие восходит к экзистенциализму (Хайдеггер) и связа­но с принятием реальности, «мужеством жить» (Тиллих). В русском языке трудно подобрать аналог, полностью передающий его содержа­ние. — Примеч. научн. рел.

_ мотивацию к персональной аутентичности и спра­ведливости, то есть к тому, чтобы «иметь право быть таким, какой ты есть» (So-sein-Diirfen); - мотивацию к экзистенциальному смыслу и созда­нию того, что имеет ценность, то есть к тому, что­бы «действовать должным образом» (Handeln-Sollen). Если человек что-то может,если ему это нравится,если он также видит, что имеетна это право,и чув­ствует, что он долженэто сделать, значит, речь идет об истинно персональном, экзистенциальном волеизъ­явлении.