Глава 4. Спор о вещественности души

«Слово о человеке» завершало жизнь святого Игнатия Брянчанинова. Однако в этом сочинении он лишь повторил мысли, которые высказал еще в 1857 году в «Слове о смерти» и, очевидно, еще раньше в «Слове очувственном и о духовном видении духов».

Опубликованное в 1863 году «Слово о смерти»вызвало бурные споры, поэтому на нем стоило бы остановиться подробнее. Но я приведу из него лишь пару рассуждений, чтобы показать, что Игнатий был всегда верен себе. Я опущу так же многочисленные свидетельства Писания и отцов Церкви, которые он приводит, чтобы доказать, что не сам придумал что-то про душу, а следует в этом учителям. Я выберу лишь то, что дает понять, как он эту душу видел.

Почти в самом начале сочинения Игнатий проводит довольно очевидное рассуждение:

«Уже то самое, что для душ человеческих предназначено одно место жительства, одинаковое наслаждение и одинаковая казнь с ангелами, служит указанием, что души — существа по всему подобные ангелам» (Игнатий. Слово о смерти, с. 115—116).

Здесь он всего лишь излагает догмат о равноангельской природе души и, значит, неуязвим с точки зрения богословия.

Далее он приводит рассказ о том, как Христос являлся апостолам в теле, которое воскресил после казни, и рассуждает по поводу слов Христа «дух плоти и костей не имеет»:

«Здесь не сказано, что дух не имеет никакого вида. Мало этого, предоставлено признавать, что духи, то есть ангелы и души, имеют вид; сказано только, что они не имеют плоти и костей...» (Там же, с. 117).

А затем излагает взгляды на духов и душу Макария Великого, из которых и исходил всегда в собственных представлениях о душе.

«Святой Макарий Великий говорит, что ангелы имеют образ и вид, так как и душа имеет свой образ и вид, и что этот образ, наружный вид как ангела, так и души, есть образ и вид внешнего человека в его теле.

Тот же угодник Божий научает, что ангелы и души, хотя и очень тонки по существу своему,однако,при всей тонкости своей суть тела. Они— тела тонкие, эфирные, так как, напротив, наши земные тела очень вещественны и грубы. Грубое человеческое тело служит одеждою для тонкого тела — души. На глаза, уши, руки, ноги, принадлежащие душе, надеты подобные члены тела» (Там же).

Мне лично очень не нравится использование нашими святителями слова «эфирное», которое явно заимствовано из науки или оккультизма. Но, Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

похоже, они не нашли ему замены в русском языке. Использовал его, как вы помните, и противник Игнатия Феофан Затворник. Но прежде чем перейти к рассказу о споре, приведу одно поразительное наблюдение, достигнутое христианскими аскетами путем долгих и упорных упражнений. Видеть то, что описывают они, не доводилось ни обычным людям, ни ученым, поскольку требует очень определенной и сложной работы над собой. Поэтому его обязательно надо сохранить в науке о душе.

«Когда душа разлучается с телом посредством смерти, она совлекает его, как бы одежды. Святой Макарий говорит, что совершеннейшие из христиан, очищенные и просвещенные Святым Духом, видят образ души, но такого совершенства и видения достигают между святыми весьма редкие.

Этот великий отец утверждает, что у молящихся молитвою Духа душа во время молитвы иногда выходит из тела особенным, непостижимым действием Святого Духа.

И в тот век, в который процветал в пустыне египетского Скита Великий Макарий, в век высокого подвижничества монашеского, весьма редкие между святыми иноками сподоблялись видеть образ души; тем реже они ныне. Но и ныне они встречаются, по великой милости Божией и по неложному обетованию Господа Иисуса пребывать с верньши учениками Своими до скончания века» (Там же, с. 117-118).

Эти последние слова Игнатия я рассматриваю как его личное свидетельство. Будучи человеком христиански скромным, он не мог прямо заявить, что достиг такого совершенства, что начал видеть души. И его слова можно понять так, что он лишь знает о тех людях, кто их видит. В примечаниях он действительно называет имена тех, кого знал. Но я думаю, он и начал писать свои исследования души после того, как обрел способность её видеть. И возможно, он видел как раз свою душу, как это описывает Макарий Великий.

«По личному свидетельству такого избранника Божия, внезапно узревшего душу свою при обильнейшем благодатном действии молитвы, исшедшею из тела и стоящею на воздухе, она — эфирное, весьма тонкое, летучее тело, имеющее весь вид нашего грубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица— словом, полное сходство с ним.

Не только силы ума и сердца были при душе, но при ней были и все органы чувств: зрения, слуха и осязания — при ней была вся жизнь,а тело оставалось на стуле, как мертвое, как скинутая одежда, доколе, по мановению Божию, не возвратилась в него душа так же непостижимо, как непостижимо вышла из него» (Там же).

Описание это несколько странное и требует изучения. Создается впечатление, что сначала описывающий видит душу из тела стоящей перед ним и рассматривает ее. А потом словно бы осознает себя в душе и уже рассматривает тело. Я не в состоянии провести это исследование, и поэтому просто оставляю свидетельство Игнатия как штрих к понятию «душа» и перехожу к спору. Глава 4. Спор о вещественности души

После публикации «Слова о смерти» в 1863 году, в журнале «Странник» появились возражения. Кто был их автор, я не знаю, но Игнатий вынужден был защищать свое мнение о душе и написал «Прибавление к "Слову о смерти"». Внем он разбирает мнения современных западных мистиков, вроде Кардека, Пьерара и Бержье. Кто-то из них, как Алан Кардек (1804—1869), основатель Парижского общества спиритов, до сих пор переиздается и читается. Кто-то ушел в безвестность. Но было время, когда про того же Кардека говорили, что его сочинения составляют конкуренцию теософии.

Игнатий разбирает их взгляды на душу и духов, естественно, разбивает от лица православия и под видом этой битвы за христианство продолжает утверждать свои взгляды на природу души. Довольно скоро и эта «уловка» будет разоблачена бдительным Феофаном Затворником. Более того, основной смысл его возражений был настолько жестким, что спор этот вполне мог обернуться травлей будущего святого, потому что Феофан применил против него отточенные приемы манипулирования общественным мнением.

Ссылаясь на то, что доказываемое им самим мнение утверждено самыми расхожими церковными учебниками и катехизисами, он заявляет:

«Такое учение у нас всюду проповедуется и преподается: и с церковной кафедры, и в семинариях, и в академиях, и в университетах, и в гимназиях, и во всех училищах — везде, где читается катехизис. Все у нас так и исповедуют, что души и ангелы суть духовные существа.

Как же теперь, если таково учение и если все православные так веруют, то, стало быть, изложенный взгляд брошюр идет против учения Церкви и против всеобщего христианского верования?.. Очевидно, так» (Феофан Затворник. Душа и ангел, с. 560).

В сущности, Феофан Затворник — один из величайших мыслителей православия той поры — обвинил другого величайшего мыслителя в ереси. И будь на дворе другое время, мог бы отправить его на костер или хотя бы в заточение в далеком монастыре...

Я не хочу вдаваться в то, какими личностями были наши святители. Возможно, они были правы в своей жестокой нетерпимости к чужому мнению и без этого не создали бы мировую религию. Я хочу остановиться лишь на сути их богословского спора, оставив в стороне все, кроме утонченного поиска, обостренного аскетическим созерцанием ума. И могу сразу сказать: без этой утонченности мне даже трудно было в самом начале понять, из-за чего же, собственно, ломаются копья.

Как вы помните, сам Феофан Затворник вынужден был доказывать, что не способствует «материалистам и дарвинистам», говоря о вещественности души. Точнее, ее оболочки. Приведу ту выдержку из его письма.

«Если Вы не забыли, когда-то я заводил с Вами речь о некоей тонкой-претонкой стихии, которая тоньше света. Зовут ее эфир. И пусть: не в имени дело, а в признании, что она есть.

Я признаю, что такая тончайшая стихия есть, все проникает и всюду проходит, служа последнею гранью вещественного бытия. Полагаю при сем, что

27 Заказ №1228 417

Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

в этой стихии витают все блаженные духи— ангелы и святые Божий, — сами будучи облечены в некую одежду из этой же стихии.

Из этой же стихии и оболочка души нашей (доразумевайте при сем слове и дух, который есть душа души нашей человеческой). Сама душа-дух невещественна, но оболочка ее из этой тонкой невещественной (предполагаю опечатку: вещественной — АШ) стихии. Тело наше грубо, а та оболочка души — тончайшая есть и служит посредницею между душою и телом. Чрез нее душа действует на тело и тело на душу.

Но об этом я мимоходом говорю. Удержите только в мысли, что душа имеет тончайшую оболочку и что эта оболочка такая же и у нашей души, какая у всех духов. Из этого Вам нетрудно уже вывесть заключение, что та всемирная тончайшая стихия, из которой эти оболочки и в которой витают все духи, есть посредница и для взаимного общения наших душ и духов тех» (Феофан. Что есть, с. 50—51).

На первый взгляд, это то же самое, что говорит и Игнатий. Они даже это странное слово «эфир» одинаково используют:

«Святой Макарий Великий говорит, что ангелы имеют образ и вид, так как и душа имеет свой образ и вид, и что этот образ, наружный вид как ангела, так и души, есть образ и вид внешнего человека в его теле.

Тот же угодник Божий научает, что ангелы и души, хотя и очень тонки по существу своему,однако, при всей тонкости своей суть тела. Они — тела тонкие, эфирные, так как, напротив, наши земные тела очень вещественны и грубы. Грубое человеческое тело служит одеждою для тонкого тела — души. На глаза, уши, руки, ноги, принадлежащие душе, надеты подобные члены тела» (Игнатий. Слово о смерти, с. 117).

В чем же суть спора? В отличии, которое показывает, что в середине девятнадцатого века Русская наука о душе развилась до возможности видеть очень тонкие черты явления, именуемого душой. Лично для меня, утомленного бесконечными попытками философов и богословов доказать, что душа — это что-то вроде математической точки, как это обосновал в начале научной революции Декарт, любое признание вещественности в составе души — огромный прорыв от мудрствования и схоластики к жизни и наблюдениям.

Пусть Наука не признает эти наблюдения доказательными, поскольку они не подтверждаются ее приборами или не могут быть повторены экспериментально по тем методикам, что она разрабатывает. Но это наблюдения множества людей, которые с неизбежностью повторяют эксперимент умирания и, когда оно оказывается неокончательным, рассказывают о том теле, в котором были все это время.

Более того, существует множество рассказов людей, просто выходивших из своего тела. Эти рассказы Наука не признает вообще ни за что, потому что с ее жрецами ничего подобного не случается, как ей кажется, и она этому не верит. Но я верю. И любой человек, даже ученый, верит после того, как ему однажды довелось это испытать самому. Мне довелось, и с тех пор я могу сомневаться в отдельных рассказчиках или отдельных рассказах, но Глава 4. Спор о вещественности души

в целом я воспринимаю эти рассказы как свидетельства и наблюдения над тем, что такое душа.

И вот я обнаруживаю двух величайших аскетов, святость которых признана, которые спорят о том, считать ли всю душу вещественной, или вещественной является только ее внешняя оболочка...

Но почитаем Феофана.

«Подвергай ли кто рассмотрению эти доказательства— не умею сказать. Но видно, что мысль о телесности естества души и ангелов принялась и кому-то показалась очень твердо доказанною.

Вступив в спор со спиритами, восставал он против Кардека, признающего, что душа имеет тонкую вещественную оболочку, в защиту другого спирита Пьерара, который твердил, что то и есть душа, что Кардек признает оболочкою: душа есть эфирное тело и больше ничего» (Феофан. Душа и ангел, с. 553— 554).

Феофан далее заявляет, что задачей его сочинения является доказать, что мысль Игнатия о телесности души «нисколько не доказана и что по-старому остается вполне доказанною и непреложною древняя истина, что душа и ангел — не тело, а дух» (Там же, с. 554).

Феофан здесь либо совершает небольшую натяжку, либо уж очень тонко видит, потому что Игнатий, как вы помните, дает однозначное определение души: Она дух— подобно ангелам. Спор идет слишком жестко, как спорили христианские мыслители во времена святых отцов, — допускающий малейшую ошибку — враг, причем, враг Бога, и должен быть уничтожен! Но ведь Игнатий всего лишь ищет, как, кстати, ищет и сам Феофан. Почему же такая непримиримость, такое нежелание участвовать в поиске совместно?

«Доселе, как известно, было и есть два мнения об образе бытия души и ангелов: одни думали и думают, что души и ангелы суть духовные существа, облеченные тонкою вещественною оболочкой; другие полагали и полагают, что души и ангелы суть чистые духи, не имеющие никакой оболочки.

По первому мнению в составе человека духовное существо посредствуется в союзе с этим грубым телом телом тонким, эфирным — и то, что выходит из тела по смерти человека, будет дух, облеченный эфирною или вообще вещественною тонкою оболочкою» (Там же, с. 556).

Из-за чего же, собственно говоря, разгорелся сыр-бор? И тут эфирное и там эфирное, и тут переходная ступень, осуществляющая связь души с телом, и там...

Ан, нет! Тонкое, и даже очень тонкое вещество — это не то, что ожидается от этого творения Божьего, по имени человек. Ему, предположительно, было даровано гораздо более высокое существование:

«Из этих двух мнений кто какого хочет держаться, того и держись. Потому что и в первом, и во втором существенное в ангеле и человеке, мыслящее, свободно действующее, себя сознающее признается существом духовным, а на это в учении о естестве души и ангелов главным образом и настаивать можно. Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

Мнение же, выраженное в "Слове о смерти " и поддержанное в "Прибавлении к нему ", терпимо быть не может. Это ультраматериализм, или материализм, вышедший из своих пределов» (Феофан, с. 557).

Не буду вдаваться в дальнейшие тонкости этого спора. Существенно в нем для меня то, что величайшие православные умы должны были признать этим спором сложный состав души и, что гораздо важнее, наличие некоторого тонко-вещественного слоя, осуществляющего передачу взаимодействия от души к телу и обратно. Считать, что Игнатий был материалистом в этом вопросе, можно только в полном полемическом бреду. И Феофан тут явно зарабатывал очки вместо того, чтобы попытаться понять собрата.

Игнатий говорил лишь о том, что духовность ангелов и душ относительно духовности Бога, скорее, вещественность. Тут он, как говорится, перегнул себя вместо палки, и сломался. Нельзя быть правоверней пророка, а он уж больно средневековую цель себе поставил: защитить или лишний раз прославить достоинства Божий. Но при этом и Феофан здесь явно отказался от исследования. Он всего лишь воспользовался слабостью «противника». С какой стати у затворника появился противник? От большой скуки, наверное...

Как бы там ни было, но если подойти внимательно к этому спору, то в нем есть необычайные подсказки, которые не должны быть забыты. Действительно, должен быть какой-то передающий управление слой. Возможно, это сознание, но может быть и еще какая-то оболочка души. Понятно, что использование иностранного слова «эфир» сильно замутняло понятия святителей, но и оно подсказывает вопрос: а что это за тонкая материя, которая может быть грубее духа? Или же духом и является, но духом огрубленным, духом повышенной плотности, по сравнению с Богом.

Ведь язык определенно знает духи разной плотности, когда использует это слово для обозначения запахов: какой дух исходит! Значит, даже слово «дух», прежде чем им размахивать, необходимо определить. И тонко-вещественное тело души и ангелов по Игнатию вполне может быть названо духом. Но это будет не тот же дух, что и Бог и даже что и Дух Божий. Судя по всему, Бог и Дух Божий — это тоже разные понятия. Иначе их бы не разделяли богословы. Поэтому излишние придирки в начале исследования неоправданны. Думаю, Игнатий с удовольствием поменял бы названия, если бы ему помогли найти подходящие слова.

Но суть остается. И суть эта такова: в итоге великого личного подвига, два русских аскета создали такое представление о душе, которое дает возможность вести ее подлинное исследование. Я не берусь судить, кто из них был ближе к истине. Но я знаю лишь то, что догматическое богословие России как бы не заметило ни того, ни другого. Их прозрения остаются до сих пор уделом редких одиночек, которые ведут собственный аскетический подвиг. А догматика исходит из сочинений третьего их современника, митрополита Макария. Глава 5. Догматическое богословие. Митрополит Макарий

Глава 5. Догматическое богословие. Митрополит Макарий

Мы сейчас очень плохо относимся к любой догматике, потому что Наука привила нашему мировоззрению способность осуждать подобные вещи. Осуждать бездумно, только потому, что так принято. Почему она это сделала? А как вы думаете? Что еще должна была сделать эта сила, рвущаяся к мировому господству, устраняя своего главного конкурента, как не опозорить самые основы вражеского мировоззрения?! А мировоззрение Христианства держится на догматике.

Приведу определение из Православного богословского словаря.

«Догматическое богословие или догматика — наука, имеющая содержанием систематическое изложение христианских догматов.

Догмат — греческое слово от глагола думать, полагать, верить — обозначает собою мысль, вполне утвердившуюся в человеческом сознании, ставшую твердым убеждением человека, а также определившееся, твердое, неизменное решение человеческой воли.

Сообразно с таким двояким значением этого слова древние писатели (Платон, Фукидид), а сих точки зрения и христианские (св. Исидор, Ориген, Созомен) употребляли его для обозначения несомненно-истинного и бесспорного основоположения или правила, относящегося к философии теоретической и к законодательству. Прилагая этот термин, они хотели указать, что, с одной стороны, известное религиозное или философское учение относительно тех или иных предметов, на их взгляд, авторитетнее и выше, чем всякое другое мнение или воззрение, а с другой — постановления государственной власти требуют безусловного подчинения им со стороны подданных.

Христианские писатели воспользовались этим термином для обеспечения истин откровенной религии, хорошо выражающих свойства христианской истины, как истины бесспорной и непреложной вследствие ее богооткровенного происхождения и как такой, которая общеобязательна для христиан. Однако, усвоивши слово "догмат ", отцы и учители церкви стали называть оным не все без различия содержащиеся в откровении истины,но из богооткровенных — истины созерцательного или умозрительного характера, такие, далее, которые определены и исповедуются общим голосом вселенской церкви, которые непременно должны быть соблюдаемы всяким христианином под опасением отлучения от общества христиан» (Полный православный, т. 1).

Мое научное мировоззрение скрипит и возмущается из-за того, что догмат — это всего лишь договор, который требуют считать истиной о мире и одним из проявлений действительности, договор, который нужно принять на веру, но насильно. Но я понимаю, что не знаю, что такое вера и многое, многое другое, что легло в основу христианского понятия о догмате. Поэтому я усмиряю Науку во мне и обращаюсь к главному догматическому сочинению русского православия — пятитомному «Православно-догматическому богословию»митрополита Макария. Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

Труд этот сейчас оценивается как классический. И рассказывая о нем, доктор богословия А. И. Сидоров пишет:

«Один из младших современников преосвященного Макария спустя более двух десятков лет после его кончины писал: "Россия не умеет ценить и беречь своих лучших сынов при жизни и не умеет помнить их после смерти. Имя покойного святителя, без всякого сомнения, принадлежит к числу великих имен, которыми так богата наша родина. Это был неутомимый подвижник науки, своими замечательными трудами сделавший великий и ценный вклад в сокровищницу православного Богословия и церковной истории...

Ведь его "Богословие" до сих пор есть самая лучшая и самая полная система вероучения всего православного Востока, на котором вот уже в течение пятидесяти лет непрерывно воспитывается все духовное юношество нашего отечества"» (Сидоров, с. 1).

Макарий, митрополит Московский и Коломенский(в миру Михаил Петрович Булгаков)(1816—1882) окончил Киевскую духовную академию, преподавал в Петербургской академии и долгие годы был ее ректором. Затем был митрополитом. Много писал и редактировал духовные издания. Основными сочинениями его оказались двенадцатитомная история русской церкви и пятитомник того самого догматического богословия, которое я и намерен разбирать.

Сам Макарий был моложе богословов, о которых я рассказывал в предыдущих главах, но первый том его «Православно-догматического богословия» вышел значительно раньше их основных сочинений о душе — в 1849 году. Это издание оказалось явлением в русской православной жизни, потому что все предыдущие попытки создать подобную науку, были слабы или несовершенны. В сущности, задача создать такое изложение догматики стояла с самого начала восемнадцатого века, когда ее затеял еще Феофан Про-копович.

«Таким образом, метод, коему следовал автор, есть самый полный и всесторонний, удовлетворяющий требованиям самого любоиспытательного читателя, и посему весьма приличный кафедре академической, с коей автор преподавал свои уроки.

По такой ученой обработке и полноте, сочинение преосвященного Макария выполнило именно то самое, чего недоставало нашей богословской литературе. Феофан Прокопович начал было, как известно, излагать догматику в обширном размере; но он не довел ее сам и до половины. Последующие трактаты, доконченные по его плану другими, вообще кратки и не так обстоятельны» (Иннокентий, с. X).

Судя по отзывам современных богословов, сочинение это и до сих пор остается непревзойденным, а это значит, что «духовное юношество» России и до сих пор, так или иначе, воспитывается на нем. А это означает, что именно изложение Макарием учения о душе лежит в основе правящего понятия современного православия. Обойти эту книгу молчанием невозможно. Глава 5. Догматическое богословие. Митрополит Макарий

Учение о душе излагается Макарием в третьем разделе первого тома «О мире малом — человеке».Этот раздел начинается с исходного утверждения:

«Произведши из ничтожества мир духовный и затем мир вещественный, Господь Бог в заключение творения произвел человека, который равно принадлежит и к миру духовному по своей душе, и к миру вещественному по своему телу, а потому есть как бы сокращение обоих миров, и справедливо издревле называется малым миром» (Макарий, с. 427).

Из этого утверждения, при его разворачивании, вырастает все христианское учение о человеке.

«Таким образом учение православной Церкви о человеке, как творении Бо-жием, слагается, в частности, изучения: 1) о происхождении и природе человека; 2) о назначении и невинном состоянии человека; 3) о самовольном падении и следствиях падения человека» (Там же, с. 427—428).

Далее в главе «О происхождении и природе человека» приводится уже известное изречение из книги Моисея: «и созда Бог человека, персть взем от земли, и вдуну в лице его дыхание жизни: и бысть человек в душу живу», о котором рассказывается:

«Это повествование Моисеево надобно понимать в смысле истории, а не в качестве вымысла или мифа» (Там же, с. 428).

Почему? Потому что так понимали его сам Моисей, ветхозаветные пророки, Христос, апостол Павел, святые отцы церкви. Это не значит, что Макарий фанатик, а не догматик. Догма заключается в том, чтобы понять эти слова Библии верно:

«Но, с другой стороны, нужно помнить, что как в сказании о происхождении мира вообще, так и в сказании о сотворении первых людей, священный Бытописатель, желая быть понятным для всех, нередко выражается о Боге чувственно и человекообразно, применительно к общему смыслу: потому, хотя все в этом сказании должно понимать в смысле истории, но не все в смысле буквальном.

"Некоторые, говорит святой Златоуст, слыша чтение, которое говорит: вдуну,утверждают, будто души происходят из существа Божия...: что может быть хуже такого неразумия ? Если на основании слов Писания: вдуну в лице его,они хотят приписывать Богу уста, то необходимо приписать Ему и руки, когда сказано: созда человека. Итак, когда слышишь слова Писания: созда Бог человека, то представляй силу подобную: да будет; и когда слышишь: вдуну в лице его дыхание жизни,представляй, что как произвел Он силы бесплотные, точно так же угодно было Ему, чтобы и это, из персти сотворенное, тело имело душу разумную, которая могла бы пользоваться членами своего тела"» (Там же, с. 430).

Чуть ниже Макарий подтверждает это не очень внятными словами блаженного Феодорита.

«Под именем вдуновения не разумеется здесь какая-либо часть Божественного существа, как думали Кедрон и Маркион, но словом сим обозначается свойство души, как существа разумного» (Там же, с. 431). Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

Очень хочется понять, что это может означать, но не приходит на ум ничего, кроме того, что «вдуновение души» означает лишь то, что человек обрел способность к разумности...

Одним параграфом дальше Макарий, приведя несколько библейских высказываний, рассуждает о происхождении душ.

«Что касается, в частности, вопроса о происхождении душ человеческих: то православная Церковь, на основании означенных текстов, всегда держалась, как и ныне держится, мысли, что они творятся Богом. Об этом непререкаемо засвидетельствовал пятый вселенский Собор, когда, осуждая мнение Оригеново о предсуществовании человеческих душ, выразился: "Церковь, последуя божественным словам, утверждает, что душа творится вместе с телом, а не так, чтобы одна творилась прежде, а другое после, по лжеучению Оригена "» (Там же, с. 440).

Меня по-прежнему расстраивает этот религиозный способ использовать слова не в общепринятом значении, как это звучит в «непререкаемо засвидетельствовал». Свидетелю не надо быть непререкаемым, достаточно быть свидетелем. Пятый собор никак не мог быть свидетелем того, как творятся души. Поэтому ему достаточно было быть непререкаемым... Впрочем, Наука тоже использует слова в тех значениях, что устраивают ее. Но оставим это, то дела Богов или Сил.

Что же касается рождения душ, далее Макарий приводит высказывания отцов. В частности, Феодорита: «...душа творится вместе с телом, но не так, чтобы с самым семенем, из которого образуется тело, и она получила бытие, но что, по воле Творца, она тотчас же является в теле по его образовании» (Там же).

Тут уж у меня рождается сомнение: если это рождение души происходит при зачатии, а оно производится во время совокупления вполне естественно, то и команду Богу дает тело: подавай, мол, душу, я приняло семя! Шучу. Ведь и семя оно без воли Божьей не примет. Вот только зачем Богу лично заниматься осеменением миллиардов и миллиардов живых существ? Не отдал ли он это на исполнение какому-нибудь закону природы? Такое предположение позволяет исследовать то, как же приходит в зарождающееся тело душа. Отсылка же к Богу любое исследование перекрывает исходно.

Чуть ниже Макарий действительно говорит о том законе, которым Бог творит души.

«Как же понимать это творение душ? Сама Церковь с точностью не определяет; но, на основании представленных свидетельств ...и в соответствии с другими догматами Церкви, надобно полагать, что здесь разумеется не непосредственное творение Божие, а посредственное, — что Бог творит человеческие души, как и тела, силою того самого благословления— раститься и множиться, которое Он даровал нашим праотцам еще в начале, — творить не из ничего, а от душ родителей.

Ибо, по учению Церкви, хотя души человеческие получают бытие чрез творение, но так, что на них переходит от родителей зараза прародительского греха,— а этого не могло бы быть, если бы Бог творил их из ничего» (Там же, с. 441-442). Глава 5. Догматическое богословие. Митрополит Макарий

Вполне последовательное рассуждение, позволяющее примирить несколько противоречащих друг другу наблюдений. Однако приводящее к новым противоречиям:

«Скажут ли, что такое творение душ от душ родителей для нас совершенно неизъяснимо, когда человеческая душа есть существо простое? Правда. Но для нас совершенно неизъяснимо и то, что Бог, Дух чистейший, мог рождать из существа своего Сына и изводить Св. Духа, — однако ж Откровение учит, что Бог, действительно, вечно рождает из существа Своего Сына и вечно изводит Св. Духа, не подвергаясь никакому делению...

Потому-то еще древние учители Церкви повторяли, что тайна творения наших душ понятна одному Богу» (Там же).

Доказательство сродни: верую, ибо абсурдно. Иначе говоря: раз поверили в одну невозможную вещь, веруйте и в остальные. Но кто доказал, что душа — существо простое, то есть неделимое? Откуда это мнение и почему оно не исследуется. Ведь даже в догматическом богословии, то есть в учебнике, дающем все основные понятия, как, впрочем, и в самом Откровении, определений души не дается, и что она такое, не говорится. Значит, это мнение кого-то из отцов, сильно пораженного философией.

А что такое душа в действительности? Если это то самое «вдуновение», то как можно утверждать, что она неделима? Дуновение может быть сильней или слабей, больше или меньше...

Ладно, завершу эту часть описания души, потому что это позволяет получить полную картину православных представлений о ней.

«Принимая мнение о творении человеческих душ от душ родителей, мы естественно тем самым отвергаем:

а) мнение, будто души происходят от семени родителей, от которого про исходят и тела,— мнение, очевидно, допускающее вещественность человеческой души и ее смертность вместе с телом;

б) мнение, будто души происходят сами собою от душ родителей, как тела от тел, допускающее неизбежно делимость души, и следовательно так же веще ственность ее и смертность: потому что существо, совершенно не веществен ное, никогда не может, без особенного творческого всемогущества, произвести из себя какое либо другое существо;

в) наконец, мнение, будто души человеческие творятся Богом из ничего и посылаются Богом в тела, неудобно примиряемое с догматом православной Цер кви о распространении первородного греха от родителей на детей путем есте ственного рождения» (Там же).

Я лично предполагаю, что вся эта путаница и необходимость сложно увязывать между собою различные догматы происходит как раз оттого, что Церковь не дала себе труда понаблюдать за действительностью, описать ее и дать определение понятию «душа». Она все пыталась остаться в рамках своих исходных текстов, а они на поверку оказались довольно противоречивыми, потому что писались людьми. Даже про книги Моисея, как мы читали, сами богословы говорят с поправками. А это главная часть всего Откровения. Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий

Утверждая, что те писатели, что записывали откровение, вносили в него свои образы, чтобы облегчить нам понимание, стоило сделать следующий шаг: вносить эти образы они могли лишь в соответствии со своими представлениями о том, что такое «понятнее», и о тех, кому будет «понятнее». Иначе говоря, все это позволило бы принять, что люди, записывавшие даже самые подлинные события или откровения, были воспитаны в определенной культуре и писали на языке своей культуры, который выражается не только в словах, но и в понятиях и образах.

А значит, когда они говорят о душе, они используют вполне определенные образы, позволяющие им либо передать свои понятия, либо разбудить понятия тех, к кому они обращаются. А если это так, то вполне возможно, что, говоря все о той же «неделимой» душе, они в разных случаях говорят о разных явлениях или проявлениях чего-то. И как пример, эта самая неделимость вполне может относиться к тому, что я осознаю собой, когда пытаюсь заглянуть в свою душу. Но относится ли она к тому телу, в котором я путешествую по снам или пребываю после смерти? А ведь его и православные иконописцы видят маленьким духовным человечком, и святые описывают так же.

Что будет, если понятие «душа», которое использует христианство, разделить на два понятия, одно из которых делимо, а другое — неделимо. Ведь все эти странности изложения догматов свидетельствуют именно о подобной природе явления. И тут уж бесспорно, что это свидетельства. Явлений два, но мы их объединяем одним именем по неразвитости нашего видения. Одно из них бессмертно, а второе — его тело, которое, как говорит Феофан Затворник, состоит из «эфирной» пленки, являющей собою крайнюю степень утончения вещественности.

Что видят те, кто видят души? Точку, далее неразложимую, или это «духовное тело»? «Тело» увидеть явно проще, оно же плотнее. Очевидно, что его и видели чаще. А значит, возможно, что большая часть упоминаний души в древних свидетельствах относится именно к этому «телу». Что, кстати, никак не отвергает утверждений Церкви, а показывает лишь то, что явление сложнее, чем ему попытались приписать.

В сущности, христианство своим определением приравнивает душу к сознанию. Сознание либо есть, либо его нет. Вот и Я также. Оно должно входить в живое существо как осознавание себя. Вот только что было тело и ничего о себе не знало, и вдруг оно знает, что оно есть. Это в него вошла душа. Я принимаю это. Но разве эту душу описывают духовидцы? Нет, они видят нечто, что нарастает вокруг нее, как нарастает и тело, созданное по образу, хранящемуся в душе. Кстати, как простая точка самоосознавания может хранить в себе нечто? Образ или дух?

Язык самого Макария и отцов свидетельствует против них. Им никак не удается избежать таких слов, которые показывают, что душа вовсе не точеч-на. Я приведу завершающее рассуждение Макария о творении душ, и в нем вы увидите выражения, вроде: душа вливается... Глава 6. Состав человека

«Когда же именно творятся человеческие души и соединяются с телами? Образование тела, как вещественного, происходит во утробе матерней постепенно; а душа, существо простое, может твориться только мгновенно, и действительно творится и дается от Бога, по учению православной Церкви, "в то время, когда тело образуется уже и соделается способным к принятию оной ". Так учили и древние учители Церкви... и в доказательство своих слов указывали на слова святого пророка Моисея: Исх. 21, 22-24.

Вот как, например, раскрывает мысль свою блаженный Феодорит: "Тот же пророк (Моисей) в законах своих еще яснее учит, что сперва образуется тело, а потом вливается душа. Ибо, говоря о том, кто поразит беременную женщину, он дает такой закон: аще кто поразит жену непраздну, и изыдет младенец ее неизображен: тщетою да отще