Василий Феофилович Купревич (1897-1969)

«Смерть – явление историческое, она существовала не всегда, а появилась на определенном этапе развития жизни...»

В. Ф. Купревич, крупнейший ученый-биолог, ботаник и растениевод, 17 лет возглавлявший Белорусскую академию наук, родился в Смолявичском районе Минской губернии 8 января 1897 г. Он окончил сельскую школу и поступил туда, где естественно было учиться сыну потомственных крестьян, – в сельскохозяйственное училище, которое окончил рано – в 16 лет. Но любознательного, живого, романтически настроенного юношу влекли и путешествия, и другие небеса, и жажда испытать себя, и он в 1913 г. поступает юнгой на Балтику, Когда же началась первая мировая война, его тут же зачислили в Балтийский военный флот; когда он попал на эсминец «Самсон», он был уже старшиной-командором и с командой этого корабля принимал участие во взятии Зимнего дворца. После демобилизации в 1918 г. вернулся в родное село и стал работать здесь учителем. В эти годы усиленно занимается самообразованием, изучает природу и сам пишет более десятка статей о том, как наиболее эффективно пробудить у учащихся интерес к естествознанию, как учиться познавать окружающий мир растительных и животных организмов. Как объект исследования его особенно привлекают грибы, а также физиология больного растения. Он пишет об этом ряд статей и поступает с этой темой сразу в аспирантуру Института биологии АН БССР, которую, однако, проходит в Ботаническом институте в Ленинграде. В 1934 г. Василий Феофилович защищает кандидатскую диссертацию и возвращается в Минск, где и разворачивается самый плодотворный период его научной, преподавательской и организаторской деятельности. В 1941 г. он защищает докторскую диссертацию, в 1950 г. получает звание профессора, становится директором Ботанического института, с 1953 г. он – член-корреспондент АН СССР, а за год до того избирается академиком Белорусской академии и ее президентом. В советской и мировой науке он известен как автор более ста научных работ, среди них фундаментальных – по эволюции паразитизма у растений, по проблеме вида, по физиологии больного растения, по почвенной энзимологии (новое открытое им направление в исследовании почвы). Незадолго до смерти Купревич стал выступать на страницах центральной периодической печати, в самых популярных изданиях (от «Литературной газеты» до «Огонька») со своими заветными идеями о жизни и смерти. Есть особая закономерность в том, что ученый начинает развивать и высказывать свою «философию» к концу жизни и научной деятельности – как некий ее мировоззренческий итог. Так было и с физиком Н. А. Умовым, и с биогеохимиком В. И. Вернадским (имея в виду его ноосферу). Василий Феофилович подошел к проблеме жизни и ее индивидуального конца как биолог, дерзающий революционно пересматривать сложившиеся традиционные взгляды, смело смотреть в будущее науки. Он стоит на той точке зрения, которую настойчиво проводил Федоров еще в прошлом веке: смерть не изначальна в природе, она явилась приспособительным средством, выработанным в процессе эволюции. Но в человеке этот эффективнейший механизм усовершенствования рода – через смену поколений – не просто исчерпывает себя, через него уже не достигается невольного прогресса, ибо вступает активная, преобразующая мир и себя сила – разум, по самой своей сути требующий бесконечного личностного совершенствования. Ибо смерть более всего неприемлема именно с точки зрения личности, наделенной чувством и сознанием. Купревич понимает, что осознание неизбывности смерти, ощущение бессилия перед «хаоса бездной», в которой бесследно исчезают живые, чувствующие, мыслящие существа, рождает внутренний трагизм сознания и существования человека, который и должен быть преодолен.

Ценность выступления белорусского ученого – в научной постановке проблемы, в подчеркивании того, что нет теоретических запретов к долгожительству и бессмертию. «Придумав смерть, – считает он, – природа должна подсказать нам и пути для борьбы с нею». Купревич выдвинул важнейшее положение, имеющее глубокое общефилософское значение для понимания сущности жизни. Не время, отмеренное для индивидуального существования каждому виду живых существ, – сущность жизни. Это исторически сложившаяся форма жизни целого, вида, рода через смену индивидуальных особей. Но сам основной механизм жизни – обмен со средой и беспрерывное обновление организма – не указывает на обязательный конец этого процесса. Более того, на самом первичном, элементарном уровне жизни существует статус практического бессмертия («периодически омолаживающиеся одноклеточные»). На высоком уровне организации этот статус утрачен, но нет принципиальных запретов на его сознательное обретение.

Ученый рассматривает различные гипотезы и теории старения и смерти, которые растут в количестве: наука исследует их и ищет новые пути. Купревич считает, что радикально бороться со старением и физическим концом надо не просто медицинскими средствами, которые способны лишь на несколько лет или в лучшем случае на десяток лет продлить существование человека, а биологическими, направленно воз-действующими на генетический код, на наследственность, с тем чтобы для начала значительно раздвинуть саму видовую продолжительность жизни людей. Речь идет об активном искусственном вмешательстве в физиологические процессы старения с целью их остановки и омоложения организма.

Как во всяком деле, а особенно новом и смелом, тут нужны энтузиасты, и к ним взывал Купревич в статье с характерным названием «Приглашение к бессмертию» (см.: Техника – молодежи. 1965. № 1), Важнейшей задачей при этом является преодоление своеобразного психологического барьера (на который указывал в свое время другой философ бессмертия – Н. Ф. Федоров), мешающего большинству живущих даже внутренне, в желании и мечте, покуситься на смерть. Как Медуза Горгона, смерть пока приводит в каменное оцепенение всех, и «ученых», и «неученых», говоря словами того же Федорова. Свое видение высшей цели человечества Купревич выразил в следующих словах из статьи «Путь к вечной жизни» (см.: Огонек. 1967. № 35): «Смертный человек бросает вызов времени и пространству. Он выходит один против бесконечной Вселенной, чтобы обрести тайну вечной жизни. Обрести – и подарить потомкам».

С. 345 – 347

В. Ф. Купревич

Долголетие: реальность мечты ¹

В XX в. homo sapiens вступил в пору своей космической зрелости, и вот некоторые его представители начинают роптать на то, что ныне человеку тесны временные границы жизни, «установленные» для его вида.
В этом нет ничего удивительного: ибо с тех пор, как человек стал изучать себя и окружающий мир, мысль его постоянно устремлена на совершенствование этого мира и собственной природы.

То, о чем я буду говорить дальше, может оказаться фантазией, однако многие сегодняшние реальности еще совсем недавно тоже казались фантазией.

Но сначала несколько слов о проблеме, которая представляется более реальной, пути решения которой прокладываются уже сегодня. Проблема долголетия. Ее обсуждение в «Литературной газете» (1968, № 35) ^[2], вероятно, действительно заинтересовало многих. Прибавить, скажем, сотню лет жизни человеку – пока еще немногие разделяют уверенность в том, что это возможно.
Так может ли человек жить дольше? Я утверждаю: да, может. Должен! А может ли он жить вечно? Вопрос кажется нелепым. Но так ли уж он нелеп?

«Человек не остров, а полуостров. Когда тонет мыс, меньше становится Европа. Смерть каждого из нас делает человечество ниже, поэтому, – продолжает поэт, – не спрашивайте, по ком звонит колокол, – он звонит по вас...» ^[3] Ушел из жизни А. Эйнштейн, не завершив единую теорию поля. Умер старик крестьянин, не успев разгадать тайну плодородия земли. Можно ли смириться с тем, что смерть их была «своевременной», а проблемы эти пусть решит эстафета поколений? Меня, старого ученого, угнетает тот покорный фатализм, с которым многие относятся к неизбежности смерти. Смерть противна натуре человека. Мечту свою о вечной жизни люди воплотили в мифы о бессмертных богах. Вероятно, человек интуитивно понимал, что века, на протяжении которых шла эволюция, потрачены зря, если жить ему всего 50-70 лет. Церковь обещала ему бессмертие там, на небе. Затем философы убеждали его, что жить – это значит все время умирать и мечта об очень долгой жизни – метафизика. К сожалению, к этому хору присоединилось большинство медиков и биологов. Как же здесь не укрепиться фатализму!

Откуда следует, что каждое существо обречено умереть? Обычно отвечают: из наблюдений, опыта. Но опыт ежедневно убеждает нас, что Солнце обращается вокруг Земли... Маркс оставил нам великий принцип: всё подвергай сомнению. В применении к науке это означает – проверять время от времени те общепринятые, «очевидные» истины, на которых она покоится, Еще известный генетик А. Вейсман ^[4] отмечал, что жизни каждого человека и растения присуща определенная продолжительность не оттого, что вечное существование противоречит самой природе жизни. Организмы утратили способность обновлять «изнашивающиеся» клетки не потому, что те в силу своей природы не могут размножаться безгранично. Просто способность эта была утрачена в результате естественного отбора, и жизнь гипотетически бессмертной особи сократилась как раз на тот срок, в течение которого она уже бесполезна для вида.

Когда я еще был студентом, меня, будущего биолога, учили, что все живое стареет и как бы содержит в себе семена своей неизбежной смерти. Однако профессиональное знакомство с миром животных и растений заставляет усомниться в этом.

В самом деле, в основе жизненных форм лежит протопласт – кусочек вещества, сложного, постоянно обновляющегося, способного к неограниченным изменениям своих свойств в процессе обмена материей и энергией с внешней средой. Живое вещество отличается от любых иных высокосложных материальных структур способностью к самообновлению или самоуподоблению. Способность протопласта к усвоению строго определенных элементов окружающей среды в процессе уподобления, т. е. построения живого вещества определенного типа или вида, безгранична.

Живое вещество исключительно стойко и долговечно. Известны ископаемые представители рода тополей из мелового периода, практически неотличимые от современных видов. Это значит – на протяжении 70-80 млн. лет тополь из поколения в поколение передает мельчайшие признаки своих предков. С другой стороны, известны особи древовидных растений, возраст которых достигает 10-12 тыс. лет. Речь идет о сроке жизни, в течение которого рушились горы, меняли свои русла или исчезали реки, возникали и гибли цивилизации, менялся неоднократно климат больших районов, менялись очертания континентов. Между тем особь продолжала жить, распространяя вокруг свое потомство, наращивая собственную массу.

Нет в мире материальной структуры, которая могла бы соревноваться своими стойкостью и постоянством с протопластом – носителем жизни.
Не исключено также, что в наше время долгожители существуют и в мире животных. В печати не раз сообщалось о реликтовых животных, якобы обитающих в небольших озерах. Я не берусь судить о достоверности этих публикаций, но то, что существо сохранилось, быть может, в течение тысячелетий (сомнительно, чтобы они там размножались), вполне вероятное дело. В природе на это запрета нет.

Смерть – явление историческое, она существовала не всегда, а появилась на определенном этапе развития жизни и сразу же стала важнейшим двигателем эволюции: смена поколений сделала возможным появление (и сохранение в результате естественного отбора) как раз тех организмов, которые лучше были приспособлены к окружающей среде. Mors creator vitae est – творцом жизни является смерть, не будь ее, наши звериные предки так никогда бы и не «вышли в люди». Однако, творя новые виды, смерть установила им «естественные» сроки жизни. Человек – существо биологическое и социальное. Он прямой потомок высших животных, для которых срок жизни – это примерно столько времени, сколько нужно, чтобы оставить после себя жизнеспособное потомство. Звериные предки «завещали» нам только несколько десятилетий жизни. В результате длительной эволюции физической природы предков современного человека возникла видовая граница – средний срок его жизни.

Однако с возникновением общества человек вышел из-под власти естественного отбора. Организм его сложился в далеком прошлом и, по-видимому, на долгие времена. А смерть? Она стала в данном– случае историческим анахронизмом. Как фактор, способствующий улучшению природы человека, она не нужна. С точки зрения общества, она вредна. Исходя из задач, стоящих перед человечеством, просто нелепа. Кто же захочет закрепить эту нелепость на вечные времена?

Многие, вероятно, полагают, что эта видовая граница (80-100 лет) незыблема, абсолютна, как говорится, от бога. Мы же утверждаем, что она возникла исторически, а значит, может быть отодвинута в принципе на любое число лет.

Мы многого не знаем, нам неизвестен даже тот предельный возраст, до которого когда-либо доживал человек. Одни геронтологи полагают, что предел этот – 120 лет, другие демонстрируют нам старца, перешагнувшего за 150. Были ли люди, прожившие дольше, например 200-300 лет? На этот вопрос трудно ответить – достоверных сведений у нас нет. И какими бы фантастическими ни казались различные сообщения о долгожителях, я склонен думать, что, поскольку в основе фантазий слишком часто лежит истина, вероятно, вместо теоретических споров полезнее было бы, найдя останки долгожителей, достоверно определить действительный срок их жизни.

Но в конце-то концов дело не в том – сумеем ли мы найти подтверждения мифов о долгожителях. Важно другое. Для того чтобы получить «инструмент» продления человеческой жизни, нужно познать причины старения организма. Для того чтобы установить предел возможной ее продолжительности, нужно узнать первопричину смерти. Тот механизм ее, который, повторяю, был порожден в процессе эволюции.

Неизбежность старения и смерти живого существа не может быть теоретически обоснована. И то и другое (как и сама жизнь) – явления не количественные, а качественные, имеющие свою особую, не временную размерность.

Что же отмеряет время жизни высших животных? Еще И. П. Павлов ставил собак в нервирующие условия, ломая их психический стереотип. Такие животные умирали раньше. Вероятно, процессы старения и смерти связаны как-то с нейроном – нервной клеткой. Создается впечатление, что важнейший признак старения проявляется в прогрессирующем снижении степени упорядоченности жизненно важных процессов и падении их интенсивности. «Афферентный» синтез, т. е. моментальный синтез всех поступивших раздражений, определяющий ответное действие организма, замедляется, запаздывает. Стареет, изнашивается нервная система. Думаю, что в недалеком будущем наука о психической деятельности человека будет воссоздана на новой основе, тогда, вероятно, появятся новые методы и средства психотерапии, способные защищать от износа и обновлять нервную систему.

Итак, вопреки предостережениям скептиков, идущий все же отправится на поиски «эликсира бессмертия». Оговоримся, что под бессмертием мы вовсе не понимаем вечную во времени жизнь (все бесконечности условны, даже видимая Вселенная имеет возраст). Обратимся за «эликсиром бессмертия» к той самой природе, которая нас породила. Нам известны практически вечные особи из мира растений: периодически омолаживающиеся одноклеточные. У человека через определенное время старые клетки также почти полностью заменяются новыми. Почему «почти»? А потому, что нервная система человека высоко дифференцирована и клетки ее не меняются от рождения до смерти. Так, может быть, старение и смерть человека – расплата за его высокую нервную организацию? Если бы это было так, то мы бы жили не дольше кошки.

Известно огромное число теорий старения. В частности, как на одну из главных причин старения указывается на повреждение структуры ДНК и РНК, регулирующих воспроизводство важнейших элементов клетки. Генетики полагают, что в этих структурах записан план построения будущих белковых молекул, а какие-то «шумы» попадают в каналы, по которым передается информация, и вот возникает дефект – синтезируется не совсем та молекула, и новая клетка, пришедшая на смену отмершей, оказывается уже другой. Однако природа устраняет такие дефекты воспроизводства. При слиянии двух дефектных клеток – отцовской и материнской – обычно появляется зародыш нормального организма. Некоторые генетики считают, что при этом дефекты ДНК родителей могут перекрываться друг другом: повреждения, как правило, приходятся на разные места хромосом и поэтому не проявляются в потомстве. Возможно, что подобного рода пути удастся отыскать, чтобы устранять дефекты, возникающие в элементах клеток в процессе их самообновления.

Геронтологам следует прийти к общему мнению, что же такое в конце концов старение – старость человека. Если это болезнь, то ее можно лечить. Если она запрограммирована в гене, то программу эту нужно изменить.

Проблемы старения и бессмертия ставятся в повестку дня. Вряд ли работу над ними нужно начинать со скепсиса и требований уже сегодня начертать все пути, ведущие к «эликсиру жизни». Вряд ли стоит начинать ее с атак на экспериментальную биологию. Я не сомневаюсь, что на пути изучения процессов старения будут открыты новые факты, принципиально новые явления. Только едва ли это сделают люди, не способные преодолеть элементарных «истин» школьной науки.

С. 347 – 351