Аудиальное и кинестетическое не-делание

Несмотря на то что перцептивный мир кажется нам, в первую очередь, царством визуальности, слух и осязание, пребывая как бы на периферии, имеют немаловажное значение для качества сборки первого внимания. Дело в том, что полнота сборки подразумевает согласованность в работе сенсорных каналов. Описание мира, созданное и зафиксированное человеческим тоналем, включает в свод своих правил совокупность узаконенных отношений между зрением и слухом, зрением и осязанием.

Сновидящий может использовать аудиальную и кинестетическую сенсорику для не-деланий как минимум в трех направлениях:

(а) Нарушение связи между каналами.

(б) Не-делание сборки сигналов внутри модальности.

(в) Синестезии.

Первое направление требует длительных усилий. Оно требует масштабных изменений чувствительности для создания необходимого уровня перцептивного диссонанса. Зато достижение эффекта на этом пути в большинстве случаев автоматически ведет к сдвигу точки сборки и переходу в иной режим восприятия.

Иллюстрацией этому служат опыты с психоактивными веществами и анестетиками. Эти агенты механически моделируют диссоциацию сенсорного материала. Утрата чувства тела либо значительное его ослабление, перевозбуждение слухового канала или перемещение его фокуса — все это, вступая в разногласие с данными зрительной перцепции, довольно быстро заставляет тональ собрать другой мир чувственного опыта. Зрение перестраивается в ответ на диссоциацию с остальными каналами. Поэтому в большинстве психоделических сеансов изменения перцепции начинаются в кинестетической и аудиальной сфере, видения — это уже поздняя фаза галлюциноза.

То же самое имеет место в ситуации «сонного паралича». Любопытно, что это парадоксальное состояние, которое в опыте обычных людей встречается относительно редко, на некоторых этапах психотехнологической практики может превратиться в регулярный эпизод ночной жизни. Психология и психофизиология испытывают затруднения в понимании сути и механизма «сонного паралича». Почему человек иногда просыпается и не может шевельнуться, так как вообще не чувствует своего тела? Почему это состояние приводит к видениям, которые совсем не кажутся сном, а больше напоминают удивительно яркие галлюцинации и даже отождествляются с реальностью?

Это эффект спонтанного не-делания, возникшего в результате рассогласования перцептивных каналов. Сборка первого внимания, вызванная внезапным пробуждением среди ночи, по каким-то причинам не завершилась. Кинестетический (а иногда и аудиальный) канал не опознается тоналем и поэтому отсутствует в описании вообще. Диссонанс такого масштаба понимается тоналем как приказ сместить точку сборки, чтобы найти ту позицию, где согласованность каналов будет восстановлена. Все последующие видения и переживания — результат многочисленных сдвигов точки сборки в попытках навести перцептивный порядок.

То же самое иногда происходит под наркозом, от больших доз наркотических анальгетиков или диссоциативных анестетиков.

Если сильно постараться, можно проделать это, не обращаясь к препаратам. Релаксация, дыхание, аутотренинг, медитативные сосредоточения на кинестетике и на слухе — все эти давно известные приемы рано или поздно приводят нас к рассогласованию сенсорных каналов.

Более простым и потому подходящим для повседневной работы является не-делание сборки сигналов внутри кинестетической или аудиальной модальности.

Если при работе со зрением мы используем «плоскость» и «перспективу», то в работе со слухом специфика сигналов вынуждает нас обращаться к «звуку» и «тишине». Аудиальный мир структурирован также по громкости и значимости сигнала. Чтобы обратиться к не-деланию слуха, надо вспомнить, что каждый из этих параметров занимает свое место в восприятии только потому, что мы привыкли определенным образом распределять аудиальное внимание.

Попробуйте, например, перестроить противоположным образом свое отношение к звуку и тишине. Для тоналя тишина — это фон, звук — это фигура на фоне. Но мы можем использовать дар произвольного внимания и превратить звук в фон, а тишину сделать фигурой, структурой, значимым содержанием. Тогда возникнет непривычное переживание, напоминающее то, что испытывает практик, впервые восприняв тени в качестве самостоятельных объектов. Тишина становится осмысленной. Она выходит на первый план, и изумленный тональ замирает.

Громкость и значение слухового сигнала можно подвергнуть операции подобного типа. Тихое выделить как главное, а громкое — убрать на второй план. Человеческую речь можно слушать так, как мы слушаем шум ветра, а в шуме ветра найти неоднородности и строить из этих неоднородностей замысловатые структуры.

Для кинестетической сферы этот принцип работает, с одной стороны, как игра с наличием и отсутствием осязательных впечатлений, с другой — как игра со схемой тела. Например, мы можем взять любой участок поля, где кинестетическая перцепция отсутствует, и сделать его объектом сосредоточенного кинестетического внимания. Самые известные примеры такого не-делания — концентрация на избранных областях энергетического тела, где кинестетика не собирается просто потому, что согласно описанию там «ничего нет», — точка перед грудью, область над макушкой головы, за спиной, перед животом и т. д.

Со схемой тела работать сложнее. Ведь это довольно жесткая структура, шаблон, в который втиснуты все кинестетические данные, привычно собираемые нами в режиме первого внимания. Это структура, где сигналы распределены и по интенсивности, и согласно их локализации, и — что самое важное — в соответствии с образом собственного тела, которого мы придерживаемся.

Единственный способ не-делания схемы тела (помимо глубокой релаксации и сенсорной депривации) — это отказ от неявно присутствующей семантики кинестетического ощущения. Попробуйте почувствовать себя как поле, не имеющее формы. Пусть ощущения утратят пространственные координаты — ведь координаты, по сути, определяют значение кинестетического сигнала. Спроецируйте всё на условную плоскость, где нет ни головы, рук и ног, живота и спины.

Это задача на устранение пространственного воображения, располагающего осязательные импульсы по существующей в вашем сознании фигуре, — задача настолько необычная, что в случае успеха вызывает сдвиг точки сборки почти мгновенно.

Синестезии — третье направление кинестетических и аудиальных не-деланий — возникают даже без специального намерения. Любое упражнение по не-деланию спустя какое-то время порождает всплески синестетических резонансов. Звук вызывает вибрации или электрические разряды в теле, осязание вдруг превращает в гул или свист, кинестетические и аудиальные сигналы порождают вспышки света или цветовые пятна. He-делание — это восприятие синестезий не как отклонений от правильной интерпретации внешних впечатлений, а как полноценных перцептивных пучков, отражающий подлинную объемность реального мира. Такой подход значительно обогащает наш опыт. Мы глубинным образом постигаем, что модальности восприятия — это только условность, что на самом деле всё во внешнем поле одновременно видится, слышится и осязается. Исчезновение тональных границ между сенсорными каналами подготавливает исследователя к видению — перцептивно-энергетическому режиму, где во взаимодействие с внешним полем вовлечена вся наша целостность.

Перечисленные психотехники вызывают множество эффектов, ускоряющих трансформативный процесс в энергетическом теле. Скажу лишь о некоторых из них.

Так, на пике не-делания пучков внешних сенсорных сигналов мы открываем глубинную взаимосвязанность организованного, «делающего» восприятия окружающей среды и функционирования значительного объема нервных и соматических функций. Как правило, явственно снижается чувствительность кожного покрова и других тканей, может возникнуть затрудненность в передвижении или непреодолимое оцепенение, снижается кровяное давление. Не говоря уж о сенестопатиях, ложных ощущениях, кратковременной утрате «схемы тела» (даже во время движения — скажем, на ходу) и, конечно, качественном изменении мыслительных процессов.

Мышление становится более образным, оживают и заново формируются ассоциативные связи, выводы и решения чаще удивляют своей нетривиальностью. Можно сказать, что это состояние замечательно тонизирует любой творческий процесс, а потому чаще посещает поэтов, писателей, музыкантов, художников — как правило, спонтанно, хотя целенаправленный тренинг, несомненно, подарил бы творцам дополнительный импульс.

Таким образом, не-делание (даже в том случае, когда оно нацелено только на внешние факты воспринимаемого поля) меняет характер самоосознания и, в итоге, наш статус в «сделанном» мире, наполненном ограничениями. Восприниматель теряет определенность и уверенность, он весьма робко позиционирует себя — обычно, под давлением социальных требований, а не по причине внутренней необходимости. Это «смятение» весьма продуктивно, хотя и пугает поначалу. Прежде всего, оно имеет не умственный, а чувственный характер. Во-вторых, причиной его является не дефицит возможностей, сил, не угнетение или устрашение, а избыток, непривычная многомерность, отсутствие каталога с рубриками, «справочника жизни» для себя как экзистенциального существа. Все это порождает в теле и голове то, что по-английски называется confusion (в русском языке точного аналога этому слову нет, т. к. это не просто «смущение, сумятица», но и «рассеянная» переплетенность с обширным полем возможностей, затрудняющая выбор). Поэты и писатели знают, что состояние «до выбора» и есть источник, из которого «непостижимый голос» диктует романы или стихи. Оформление в слово — это осуществленный выбор, но творчество продолжается, пока бурлит энергия «невыбранного» (несделанного).

Ну а в нашем случае не-делание создает энергетические предпосылки для вхождения в сновидение.