Часть III. Семь этапов исследования с ломошью интервью

Глава 8. Качество интервью

вопросами?». Сама форма вопроса включает «парадокс лжеца» — ответ: «Да, это серьезная опасность» — может быть спровоцирован самой наво­дящей формой этого вопроса, а ответ: «Нет, это не так» — может демонст­рировать, что наводящие вопросы не влияют на результат.

Существует установленный факт — даже небольшое изменение формы вопроса в опроснике или в опросе свидетелей может повлиять на ответ. Когда публикуются результаты исследований общественного мнения в из­бирательной кампании, то сторонники политических партий, получивших низкий рейтинг, обычно немедленно начинают искать отклонения в форму­лировках вопросов. В психологическом эксперименте, изучавшем надеж­ность свидетелей, разным участникам показывали один и тот же фильм, в котором сталкивались две машины, а потом просили оценить их скорость. Среднее значение скорости в ответах на вопрос: «Как быстро шли машины в тот момент, когда они врезались друг в друга?» равнялось 41 миля в час. Другие эксперты, которые видели тот же фильм, но при этом в вопросе сло­во врезались было заменено на слово вошли в контакт, в среднем оценили скорость как 32 мили в час (Loftus, Palmer, 1974). Политики очень хорошо умеют переформулировать наводящие вопросы репортеров, но если наво­дящие вопросы задают тем, кого легко сбить с толку, например маленьким детям, то данные исследований могут получиться не соответствующими действительности — ключевой вопрос для тех, кто сегодня занимается про­блемой насилия над детьми.

Часто, зная, что формулировка вопросов может исподволь влиять на содержание ответа, исследователи забывают, что наводящие вопросы явля­ются существенной частью многих процедур опроса — их использование зависит от целей и предмета исследования. Если у расспрашивающего воз­никает подозрение, что какая-то информация утаивается, то наводящие вопросы могут быть заданы специально. Тогда вся тяжесть опровержения перекладывается на собеседника, как, например, в вопросе «Когда вы пере­стали бить свою жену?» Полицейские и адвокаты также систематически применяют наводящие вопросы для проверки последовательности и надеж­ности высказываний человека. В исследовании личности с помощью теста Роршаха психолог использует наводящие вопросы, чтобы «установить гра­ницы» специфических форм восприятия двусмысленных чернильных пя­тен. В исследованиях Ж. Пиаже (интервью с детьми об их понимании фи­зических понятий) вопросы, ведущие в ложном направлении, применялись для проверки устойчивости понимания детьми, к примеру, того, что такое вес. В диалоге Сократа о любви он многократно использует такие наводя­щие вопросы, как, например, «Ты говорил... не так ли?», для того, чтобы по­казать противоречия в понимании Агафоном любви и красоты.

В качественном исследовательском интервью особенно удобно исполь­зовать наводящие вопросы для того, чтобы многократно проверить надеж­ность высказываний интервьюируемого, а также для того, чтобы проверить правильность интерпретаций интервьюера. Таким образом, в противовес широко распространенному мнению, наводящие вопросы не всегда снижа­ют надежность интервью, но могут ее увеличивать. Кроме того, в настоя­щее время они не только не используются слишком широко, но, наоборот, сознательно задаваемые наводящие вопросы слишком редко применяются в качественном исследовательском интервью.

Стоит заметить, что наводящими могут быть не только предшествую­щие ответу вопросы — реакции интервьюера (вербальные и телесные) на ответ могут как позитивно, так и негативно его подкреплять, воздействуя тем самым на дальнейшие ответы собеседника. Технические проблемы ис­пользования наводящих вопросов в интервью чересчур подчеркиваются, в то время как наводящему воздействию исследовательских вопросов, осно­ванных на самом проекте исследования, уделяется гораздо меньше внима­ния. Вспомним различные виды ответов, полученные в роджерианском, фрейдистском и бихевиористском подходах в воображаемом интервью по поводу насмешек (глава 5, «Выбор темы»). Ориентированные на проект исследовательские вопросы определяют, какой тип ответов можно полу­чить. То есть задача состоит не в том, чтобы избегать наводящих вопросов, а в том, чтобы осознавать приоритетность вопросов и стараться сделать ориентирующие вопросы явными, таким образом давая читателю возмож­ность оценить их влияние на результаты исследования и определить валид-ность этих результатов.

Тот факт, что проблеме наводящих вопросов уделяется столько внима­ния, может быть следствием наивного эмпиризма. Это может быть вера в существование беспристрастного наблюдения за объективной социальной реальностью, независимой от наблюдателя; вера, которая предполагает, что интервьюер собирает вербальные ответы так же, как ботаник собирает на природе растения, а шахтер добывает из-под земли редкие металлы. С аль­тернативной точки зрения, вытекающей из постмодернистских взглядов на конструирование знания, интервью — это разговор, в котором факты воз­никают в межличностном взаимодействии, соавторстве и совместном твор­честве интервьюера и интервьюируемого. Ключевой вопрос не в том, дол­жны ли вопросы интервьюера вести куда-либо, а в том, куда они должны вести, и в том, ведут ли они в нужном направлении, которое даст новые, заслуживающие доверия и интересные знания.

Глава 9. От речи к тексту

Глава 9.

От речи к тексту

Перед тем как обратиться к анализу знаний, сконструированных во вза­имодействии в процессе интервью, рассмотрим расшифровку интервью. Расшифровка — это не только техническая работа, сама по себе она являет­ся процессом интерпретации. В то время как взаимодействие в ситуации интервью широко освещено в методической литературе, переводу интер­вью из устной формы в форму записанного текста уделялось меньше вни­мания. Эта глава посвящена процедуре превращения разговора в нечто до­ступное анализу — записи устного взаимодействия в ходе интервью, их расшифровке и переводу в форму записанного текста, а также использова­нию компьютерных программ для анализа интервью. Практические про­блемы, возникающие при расшифровке, приводя к теоретическим вопро­сам о различиях между устной и письменной речью, в свою очередь, ведут нас к осознанию роли языка в исследованиях с помощью интервью, кото­рой не уделялось должного внимания.

Запись интервью

Методы записи интервью для документирования и последующего ана­лиза включают аудиозапись, видеозапись, запись от руки и запоминание. Сегодня для этого обычно применяется диктофон. В этом случае интер­вьюер может позволить себе сосредоточиться на теме интервью и динами­ке взаимодействия. Слова, тон, которым они произносятся, паузы и тому подобное запечатлеваются навсегда, и потом к ним можно снова и снова возвращаться, чтобы еще раз прослушать. Однако аудиозапись дает внекон-текстную версию интервью: она не содержит визуальных компонентов си­туации — ни обстановки, ни мимики, ни жестов участников разговора.

Видеозапись фиксирует визуальные аспекты интервью. Записывая ми­мику и позы, видеозапись обеспечивает более широкий контекст для интер­претации, чем аудиозапись. Видеозапись дает уникальную возможность для анализа межличностного взаимодействия в интервью — именно это приве­ло к широкому использованию видео в исследованиях и обучении терапии.

Большое количество информации делает анализ видеозаписи очень длительным процессом. Для большинства проектов исследовательских ин­тервью, особенно для тех, где интервью предполагается много, а также для тех, где основной интерес представляет содержание сказанного, ана-

лиз видеозаписей слишком обременителен. Видеозаписи полезны для обу­чения интервьюеров, они дают им возможность осознать свою мимику и жесты во время интервью, особенно те, что способствуют или препятству­ют общению. То же самое можно сказать о более тонких способах под­крепления определенных видов ответов с помощью кивков, улыбок и поз, которые интервьюер может не осознавать и которые не фиксируются дик­тофоном.

Следует заметить, что включение видеоряда не решает проблемы объективного представления ситуации интервью. Современные исследова­тели, использующие видео, хорошо осознают конструктивную природу своих материалов, являющихся результатом многих выборов, которые де­лает исследователь, — углов, кадрирования, освещения, последовательно­сти кадров и др. (см., например, Harel, Papert, 1991).

Интервью также можно зафиксировать, используя субъективное вос­приятие интервьюера, его воспоминания, полагаясь при этом на его эмпа-тию и память — записывая основные моменты интервью после сессии, пользуясь заметками, сделанными во время интервью, или без них. Очевид­но, что памяти можно доверять не во всем, и при анализе надо учитывать, например, то, что детали быстро забываются или что память обладает из­бирательностью. Однако непосредственные воспоминания интервьюера содержат визуальную информацию о ситуации, а также впечатление об ат­мосфере и личностном взаимодействии, которые по большей части теряют­ся при аудиозаписи. Активное слушание интервьюера и его воспоминания могут в идеале служить еще и как селективный фильтр, сохраняющий толь­ко те смыслы, которые необходимы для предмета и целей исследования.

Хотя сейчас воспоминания часто ругают как субъективный метод, изо­билующий отклонениями, ими не следует пренебрегать, так как воспоми­нания являются основной эмпирической базой психоаналитической теории, основанной на эмпатическом слушании терапевта и его воспоминаниях о терапевтическом интервью. 3. Фрейд разрабатывал теорию психоанализа, когда диктофонов еще не было. Он воздерживался от записей в течение пси­хотерапевтической сессии, с неослабевающим вниманием слушал, следил за смыслом того, что говорилось, и делал записи сразу после сессии (Freud, 1963). Этот тип сосредоточенности основан на активном слушании в тече­ние сессии, он требует сензитивности и тренировки. Современные интер­вьюеры-исследователи могут и не обладать такими качествами, используя в качестве реальных данных записи и расшифровки. Можно даже предполо­жить, что если бы диктофоны существовали во времена Фрейда, то психо­аналитическая теория и не пошла бы дальше бесконечного цитирования слов пациента, а психоанализ так и остался бы достоянием узкого кружка