Перспективы развития российского права и государства: конституционные положения и действительность.

Новая Конституция Российской Федерации — одно из важных достижений на пути России от тоталитаризма к правовому строю. Само наличие новой Конституции, ее правовые идеи и нормы, ее положения о правах и свободах человека и гражданина, закрепленные в ней принципы и процедуры формирования и функционирования всей системы государственной власти имеют существенное значение как для продолжения необходимых реформ, так и для удержания всего процесса постсоциалистических радикальных преобразований в конституционно-правовом русле.

Новая Конституция стимулирует становление различных правовых форм развития в стране демократического процесса и в целом ориентирует на формирование и утверждение правовой демократии — в противоположность различным формам и проявлениям антиправовой социалистической демократии из нашего недалекого тоталитарного прошлого. Ведь только правовая демократия, признающая основополагающие ценности права, правового государства, прав и свобод человека и гражданина, согласуема с фундаментальными требованиями конституционного строя. И только в условиях правовой демократии Россия, как это следует из смысла ст. 1 Конституции, может быть демократическим и одновременно правовым государством.

Отдавая должное всему тому ценному и позитивному, что связано с принятием новой Конституции и ее воздействием на происходящие в стране процессы, следует вместе с тем отметить и заметный разрыв между Конституцией и реальной жизнью'.

Дело в том, что сформулированные в новой Конституции правовые начала и требования (в области прав и свобод человека и гражданина, правовой системы, основ гражданского общества, правового государства, федерализма и т. д.) по своему социально-историческому смыслу и содержанию характерны для прочно сложившегося буржуазно-демократического строя и могут быть реализованы в условиях, как минимум, развитого капитализма, развитого буржуазного общества и государства, развитого буржуазного права и т. д.

Отсутствие таких условий в постсоциалистической России (сегодня и в достаточно долгой перспективе) порождает большой разрыв между соответствующими конституционными положениями и фактически складывающейся действительностью. Избранный курс преобразований (на путях "разгосударствления" и приватизации

' Анализируя процессы современных преобразований в стране, Б.Н. Топорнин справедливо отмечает, что многие конституционные положения еще далеки от реализации, а правовое государство — "это еще во многом идеал". — См. Топорнин Б.Н. Высшее юридическое образование в России: проблемы развития, М., 1996. С. 10.

бывшей социалистической собственности) привел пока что не к капитализму, а к весьма неразвитым, докапиталистическим (добур-

жуазным) социальным, экономическим, политическим и правовым формам и отношениям.

Когда идеологи перехода от социализма к капитализму говорят о разгосударствлении и приватизации собственности, то при этом как бы само собой разумеется, будто речь идет об изначальной собственности государства и о ее разгосударствлении, а не о достоянии народа, не о десоциализации бывшей общественной социалистической собственности.

Получается любопытная картина. С одной стороны, постсоциалистическое государство присваивает и по-настоящему превращает в свою собственность основной итог социализма — социалистическую собственность. С другой стороны, это же государство, как бы не желая иметь ничего общего с кровавым прошлым (кроме, разумеется, претензий в отношении созданной на этой крови социалистической собственности), делает вид, будто социализм здесь ни при чем и социалистическая собственность появилась без социализма.

Чтобы отвергнуть социализм на будущее, его наличие наши реформаторы отрицают и в прошлом. В русле такого несерьезного отношения к социализму любые реформы обречены на деформацию и неудачу. И прежде всего потому, что социалистической собственности, не отягощенной социалистическими долгами и постсоциалистическими ожиданиями вернуть их, не бывает.

Главным и определяющим фактором всего процесса постсоциалистических преобразований стало действительное огосударствление социалистической собственности. В этом — суть дела, все остальное (в экономике, политике, законодательстве и т. д.) — следствие. Данное обстоятельство заслуживает тем большего внимания, что оно, как ни странно, до сих пор не осознано обществом.

Это огосударствление общественного достояния, официально названное разгосударствлением, было компенсировано тем, что каждый получил по ваучеру, разрекламированному в качестве воплощенной гарантии "равных стартовых возможностей" для движения от социализма к рыночному обществу и надежного средства широкой "народной" приватизации. С подобной миссией, как известно, ваучеры явно не справились.

Приватизация по сути своей исходно была привилегией для весьма небольшой части общества, и с самого начала было ясно, что такая эфемерная возможность с помощью незначительных квазиденег приобрести что-то из ограниченного фонда подлежащих приватизации за ваучеры объектов собственности будет, конечно, реализована лишь немногими (представителями номенклатуры и теневой экономики, мафиозными структурами, отдельными трудовыми коллективами и т. д.). Для них ваучерная приватизация действительно стала средством "прихватизации" больших кусков общего "социалистического наследства" и временем легитимации в качестве "новых русских" (т. е. нового слоя общества, обогатившегося в результате постсоциалистического варианта "первоначального накопления капитала").

Но главное и определяющее во всем этом процессе состояло в том, что именно в ходе т. н. "разгосударствления" и приватизации была изменена природа социалистической собственности и она впервые на самом деле — в экономико-правовом смысле — была огосударствлена. И только с помощью приватизации (и, следовательно, признания частной собственности и допущения неопределенного множества частных собственников) постсоциалистическое государство как раз создало экономико-правовые условия, необходимые для самоутверждения в качестве настоящего собственника.

По смыслу этого процесса основная масса объектов огосудар-ствленной собственности остается у государства, а какая-то часть их на тех или иных условиях (в ходе "ваучерной", а затем и денежной приватизации) переходит к некоторым членам общества (индивидам, объединениям, акционерным обществам и т. д.).

В условиях т. н. "государственной собственности" при социализме под "государством" как единым и абсолютным квазисубъектом собственности имелось в виду только все советское государство В целом — без какой-либо дальнейшей конкретизации и детализа-| ции составных частей этого "государства" по вертикали и горизон-| тали. После распада СССР статус подобных единственных квази-| субъектов приобрели бывшие союзные республики — каждая у себя.

В ситуации действительного огосударствления собственности неизбежно развернулась борьба между различными звеньями государства (по вертикали и горизонтали) за право быть субъектом создаваемой всерьез (в экономико-правовом, рыночном смысле) государственной собственности.

Острота этой борьбы обусловлена тем, что эта вновь возникшая государственная собственность в сложившихся условиях по Существу является частной собственностью с ее разделением между Федерацией в целом и 89 субъектами Федерации. В этой борь-|бе участвуют и формирующиеся новые органы местного самоуправления, тоже претендующие на часть объектов государственной собственности.

h Согласно новой Конституции Российской Федерации (п. 2 ст. 8), ^в Российской Федерации признаются и защищаются равным об-13ом частная, государственная, муниципальная и иные формы бственности". Здесь различие между видами собственности проводится по внешнему признаку — по владельцам (субъектам) собственности: частная собственность — у отдельных лиц и их объе-юений, государственная — у государства, муниципальная — у органов местного самоуправления и т. д. Но по существу все эти

Этот процесс десуверенизации целого и суверенизации его составных частей, названный "парадом суверенитетов", усугублен и усилен в России национальным фактором. Но многое здесь обусловлено, мотивировано и актуализировано именно огосударствлением собственности, в результате которой появилось, как минимум, 90 центров власти-собственности (Федерация в целом и 89 ее субъектов), не считая прочие региональные и местные претензии на власть и собственность.

В такой ситуации объективно — независимо от субъективной воли ее участников — мера и пространство власти определяют ареал и состав ее собственности. В свою очередь, такая собственность в сложившейся обстановке — необходимое условие и материальная основа для утверждения в качестве государственной власти на определенной территории.

Отягощенность формирующейся государственности (на всех уровнях —, общефедеральном, региональном, местном) собственностью развязывает мощную и долгосрочную центробежную тенденцию к самостийности и феодальному дроблению страны. Утверждению единого государственного суверенитета в России препятствует именно государственная собственность в руках Федерации в целом и ее субъектов. Государство-собственник мешает государству-власти утвердиться в качестве суверенной организации, поскольку суверенитет по своей природе — это организация власти, а не собственности.

И в этом можно увидеть своеобразную расплату за неправомерное огосударствление общественного достояния. Вместо того, чтобы наконец-то стать общим делом народа, посттоталитарное государство из-за деформирующей его собственности оказывается частным делом федеральной и региональной бюрократии, новых политико-экономических элит в центре и на местах.

Там, где нет прочно утвердившейся единой системы суверенной государственной власти, там по определению не может быть реального верховенства обязательного для всех закона и вообще единой законности и общего правопорядка, единого экономического, политического и правового пространства.

Для реально складывающейся ситуации характерны такие типично феодальные явления, как отсутствие в стране единого правового пространства, общего правопорядка и единой законности, девальвация роли закона, бездействие общих правовых принципов и норм, конкуренция источников права, разнобой и противоречия между различными нормативными актами, раздробленность, мозаичность и хаотичность правовой регуляции, корпоративный, "сословно-цеховой" характер различных правомочий и правовых статусов. Вместо декларированных в новой Конституции всеобщих прав человека и гражданина и в противовес принципу всеобщего правового равенства в реальной жизни доминирует дух корпоративизма, действует множество нормативно установленных общефедеральными и региональными властями особых прав-привилегий, специальных правовых режимов, разного рода правовых исключений и льгот — в пользу отдельных лиц, групп, профессий, социальных слоев, территорий и т. д.

Право как привилегия особо откровенно и результативно утвердилось в процессе приватизации и вообще в сфере собственности. Здесь каждый субъект и объект собственности, любой промысел появляется, живет и действует не по единому общему правилу, а в виде исключения из него, в каком-то казусном (т. е. определенном для данного конкретного случая) статусе и режиме.

Такой крен в сторону феодализации отношений собственности был задан курсом самой приватизации части объектов огосударст-вленной собственности, в результате которой собственниками такого ограниченного круга объектов реально могли стать лишь некоторые, но никак не все желающие. При этом именно государство (соответствующие государственные органы и должностные лица) как власть и как исходный суперсобственник определяет, кому, как, сколько, для чего и на каких условиях предоставляется собственность.

Общее для всех право и всеобщее правовое равенство в отношении собственности было в ходе приватизации выражено в виде фиктивного, бумажно-ваучерного равенства. Приобретение же реальной собственности оказалось привилегией лишь немногих, так что складывающиеся в этих условиях отношения собственности представляют собой пестрый и хаотичный конгломерат особых прав-привилегий.

Рука власти настолько зримо управляет всеми этими отношениями собственности, опутанными многочисленными государственными требованиями и ограничениями, что до невидимой руки свободного рынка — целая эпоха.

В таких условиях право-привилегия — это зависимость любого собственника от усмотрении власти-собственности и привилегия по отношению ко всем остальным. Сверхмонопольная государственная собственность по своему образу и подобию создает в условиях дефицита собственности монопольно привилегированных собственников помельче, которые зависимы от государства, но всесильны по отношению к несобственникам,

Постсоциалистическое общество поляризируется на меньшинство собственников и большинство несобственников в духе именно таких прав-привилегий в сфере собственности и иных отношений. Отсюда далеко до буржуазного гражданского общества, где давно уже утвердившееся всеобщее формально-правовое равенство существенно дополняется развитой системой социальной политики за счет собственников и верхов общества в пользу несобственников и низов общества. Разница — большая, можно сказать, формационная.

Именно на несобственников в нашей ситуации падает основная тяжесть преобразований, в результате которых в большом выигрыше оказываются весьма узкий слой собственников и новая номенклатура, осуществляющая дележ огосударствленной собственности.

Вместе с "новыми русскими" возникает и новый русский вопрос: удержат ли "меньшевики" собственность?

Дело, разумеется, не в зависти бедных к новым богатым, как это изображают циничные апологеты обогащения и успеха любой ценой, а в природе и характере происходящих процессов, в неправомерности и несправедливости фабрикации (административными и криминальными средствами) собственности одних за счет всех остальных. На такой основе действительное общественное согласие просто невозможно.

Складывающаяся ситуация становится питательной почвой для социальных, политических и национальных конфликтов, активизации коммунистических, необольшевистских, национал-социалистических и других экстремистских сил и движений, для экономической и всякой иной преступности, взлет которой сопровождается криминализацией всех основных структур, отношений и форм жизнедеятельности общества.

Все это (неразвитость отношений собственности и права, умножение и усложнение конфликтов, поляризация социальных слоев и групп, слабость государственных начал и т. д.) усиливает раскол и конфронтацию в обществе.

От резкого сдвига в сторону левого или правового экстремизма основную массу населения пока что удерживает не столько согласие с происходящим, сколько измученность прошлым и инерция надежды на получение своей справедливой доли от социалистического наследства. Без удовлетворения в той или иной форме этих правомерных притязаний значительная часть общества будет, по логике вещей, оставаться в поле притяжения и в активе коммунистической идеологии. А долгое прощание с социализмом чревато привычными эксцессами "войны всех против всех" за собственность и власть и традиционным откатом от реформ к насилию, контрреформам и чрезвычайщине.

Между тем новый тоталитаризм, левый или правый, всякого рода попытки восстановления социализма и т. д. лишь радикально ухудшат ситуацию и отодвинут решение исторически назревших и жизненно важных для населения проблем утверждения в стране всеобщих основ свободы, права, собственности и государственности. Повивальной бабкой искомого нового состояния общества здесь могут быть лишь мирные реформы конституционно оформленных властей, а не революционно-насильственные мероприятия.

Отсюда ясно, что в близкой перспективе в России лучшей Конституции и качественно более совершенной и развитой социально-политической и экономико-правовой действительности не будет. Поэтому необходимо сберечь достигнутое, подкрепить его курсом более справедливых и отвечающих правовым ожиданиям общества реформ, приостановить сползание к гражданской войне и удержать ситуацию в мирном режиме, выиграть время для осмысления, подготовки и осуществления качественно новых — цивилитарно ориентированных — общественных и государственных преобразований. Политика — это и есть борьба различных сил за свое время. Будет время для реформ — будут и правильные реформы.

С максималистских позиций цивилизма (как выражения требований более высокой ступени прогресса права) очевидно, что попытка капитализации социализма — это непонимание обществом действительного смысла итогов своего предшествующего развития и потеря возможностей их прогрессивных всемирно-исторических преобразований. Непонимание и потеря, разумеется, не в абсолютном, а в относительном значении — для этого времени и этого места.

Но с этих же цивилитарных позиций, — поскольку они опираются именно на юридическое правопонимание, выражают ценности правовой свободы и необходимость перехода от неправового социализма к постсоциалистическому праву, — тоже ясно, что всякое движение (даже окольное и не в том направлении, как в нашей действительности) от неправа к праву — это благо и что даже "плохое" право (в том числе и пока что реально складывающееся у нас типологически неразвитое, добуржуазное право) лучше "хорошего" неправа (включая и по-своему весьма развитые и эффективные антиправовые средства тоталитарной регуляции).

Процесс современного развития в стране начал права, собственности и т. д. (на путях т. н. "разгосударствления" и приватизации социалистической собственности) подвергается критике с разных сторон: от полного отрицания этого процесса (радикальные коммунистические силы) до призывов форсировать его (радикальные пробуржуазные силы).

Такая поляризация позиций ведет к обострению противостояния и борьбы в обществе, что вообще может перечеркнуть реформистски-правовой путь развития страны.

Капитализация социализма (оставляя в стороне вопрос о реализуемости такого замысла) — это, по природе своей, конфронта-ционный путь к праву, собственности и т. д. в силу именно тех глубинных причин, совокупность которых учтена и выражена в концепции цивилизма. Именно поэтому данная концепция и позволяет лучше понять силу и слабость сторонников и противников движения от социализма к капитализму, факторы, содействующие и противодействующие такому движению, объективную природу и глубинный смысл современного раскола и борьбы (идеологической, социальной, политической, национальной и т. д.) в стране, обществе, государстве.

Смысл цивилитарного подхода к происходящему определяется логикой отношений между типологически более развитой и менее развитой формами права (свободы, собственности, общества, государства и т. д.) на общеправовой основе и в перспективе правового прогресса. Поэтому цивилитарная критика реально складывающегося в стране неразвитого права ведется с позиций содействия его развитию, с ориентацией на более высокие стандарты права, объективно возможные в постсоциалистических условиях и крайне необходимые для обеспечения мирного, реформистского, конституционно-правового пути преобразований.

Государство, власть, право.

Общая теория государства и права является общетеоретической юридической наукой. Государство и право неразрывно связаны между собой. Право - это совокупность правил поведения, выгодных государству и одобренных им посредством принятия законодательства. Государство не может обходиться без права, которое служит своему государству, обеспечивает его интересы. В свою очередь право не может возникнуть помимо государства, поскольку лишь государственные законодательные органы могут принять общеобязательные правила поведения, требующие их принудительного исполнения. Государство вводит меры принуждения к соблюдению норм права.

Изучение государства и права следует начинать с понятия и происхождения государства.

Государство - это особая организация политической власти, которая располагает специальным аппаратом (механизмом) управления обществом для обеспечения его нормальной деятельности. Основными признаками государства являются территориальная организация населения, государственный суверенитет, сбор налогов, законотворчество. Государство подчиняет себе все население, проживающее на определенной территории, независимо от административно-территориального деления.

Государственная власть является суверенной, т.е. верховной, по отношению ко всем организациям и лицам внутри страны, а также независимой и самостоятельной по отношению к другим государствам. Государство выступает официальным представителем всего общества, всех его членов, именуемых гражданами.

Взимаемые с населения налоги и полученные от него займы направляются на содержание государственного аппарата власти. Издание законов и правил, обязательных для населения данного государства, осуществляется государственным законодательным органом.

Возникновению государства предшествовал первобытнообщинный строй, при котором основой производственных отношений была общественная собственность на средства производства. Переход от самоуправления первобытного общества к государственному управлению длился столетия. В различных исторических регионах распад первобытнообщинного строя и появление государства происходили по-разному в зависимости от исторических условий.

Первые государства были рабовладельческими. Вместе с государством возникло и право как выражение воли господствующего класса.

Известно несколько исторических типов государств и права - рабовладельческий, феодальный, буржуазный. Государство одного и того же типа может иметь разные формы государственного правления, государственного устройства, политического режима.

Под формой правления понимается организация высших органов государственной власти (порядок их образования, взаимоотношений, степень участия народных масс в их формировании и деятельности).

Власть (традиционно) – это отношения, связанные с воздействием одного субъекта на другого на основе силы или авторитета. Определение не охватывает все элементы.

Власть – глубоко субъективные отношения, т.к. власть предполагает проявление воли одного лица, лицо же, на которого распространяются властные отношения, есть объект, и его воля при действии властных отношений не учитывается.

3 компонента:

1) субъект – лицо, способное осуществлять свою собственную волю.

2) объект – мнения: 1)воля другого, 2)отношения, 3)объект значительно шире.

3) содержание. Имеет рациональный элемент, который основан на осознании того, что есть властвующий и подвластный, и связанные с этим отношения. Также есть нерациональный элемент, который включает эмоции чувства, связанные с осуществлением властных отношений. Организационный момент – наличие формы осуществления власти, властных процедур и институтов.

Интенсивность власти. Эта категория предполагает степень подчинения (от простой зависимости до господства).

Соотношение власти и права. История проблемы длится более 2 тыс. лет. По этому поводу существуют разные теории.

Волевая теория власти (наиболее древняя) – Коркунов. Сформировалась в раннем средневековье. Согласно этой теории, власть осуществляет единственную волю – волю государства. Иногда – волю одного человека (при тоталитаризме, монархии) или нескольких немногих.

Воля должна быть единой. Но это чисто юридическая конструкция, фикция. Единой воли не может быть.

Петражицкий считает, что волевая теория возникла в Др. Риме, в Дигестах Ульпиана (2,2 тыс. лет назад). Теория несостоятельна.

Архипов – у юристов есть свое понимание воли, но не психологическое. Воля в праве – это другое (отношения представительства, воля законного представителя (родителя) есть воля ребенка). Таким образом, есть случаи перехода воли одного лица к другому. Правовая воля специфична.

И воля, и субъект права должны пониматься абстрактно. Это разные явления, конструкции.

Эта проблема понимания воли как основания власти остается открытой.

Архипов – нельзя смешивать проблему власти и права, хотя они и соприкасаются.

Если власть – отношения субъективные, то право – отношения субъективно-объективные. Отношения власти и отношения права нельзя отождествлять.

Признаки властеотношений – принуждение, воля, власть. Наличие системы норм, обеспеченных государственным принуждением. Они взаимосвязаны, одно без другого невозможно.

41. Проблема формирования гражданского общества и его политико-правового оформления.

В современной правовой литературе проблематика формирования гражданского общества в России является одной из наиболее востребованных и обсуждаемых, ей посвящено множество научных работ, в том числе диссертационного характера*.

* Например, помимо довольно значительного количества научных статей по данной проблематике увидели свет такие работы монографического характера, как: Автономов А.С. У истоков гражданского общества и местного самоуправления. Очерки. М., 1998; Бляхман Б.Я. Гражданское общество: основные критерии формирования и функционирования. Кемерово, 2005; Орлова О.В. Гражданское общество и личность: политико-правовые аспекты. М., 2005; Сморгунова В.Ю. Гражданское общество и формирование гражданских добродетелей: теоретико-правовые проблемы. Монография. СПб, 2004; Струсь К.А. Государство и гражданское общество: проблемы правового взаимодействия в России / под общ. ред. А.В. Малько. СПб, 2005 и т.д.

О внимании исследователей к проблематике гражданского общества говорит тот факт, что по ней было написано довольно много диссертаций на соискание ученой степени доктора юридических наук, например: Бойцова В.В. Правовой институт Омбудсмена в системе взаимодействия государства и гражданского общества: Дисс. …докт. юрид. наук. М., 1995; Гребенников В.В. Становление гражданского общества в России и институт собственности (конституционно-правовой анализ): Дисс. …докт. юрид. наук. Санкт-Петербург, 1997; Калашников С.В. Конституционные основы формирования гражданского общества в Российской Федерации: Дисс. …докт. юрид. наук. М., 2001; Кулиев М.-П.Р. Гражданское общество и право: опыт теоретического исследования. Дисс. …докт. юрид. наук. М., 1997; Кучерена А.Г. Роль адвокатуры в становлении гражданского общества в России: Дисс. …докт. юрид. наук. М., 2002; Мокрый В.С. Местное самоуправление в Российской Федерации как институт публичной власти и гражданского общества: Дисс. …докт. юрид. наук. М., 2003. Количество же диссертаций на соискание кандидата юридических наук по данной проблематике уже исчисляется десятками.

Однако, несмотря на обилие научных исследований, практика показывает, что в сфере формирования гражданского общества в нашей стране по-прежнему имеется ряд проблем, требующих своего решения и научного осмысления. В связи с этим обращение к исследованию таких проблем по-прежнему является актуальным.

На наш взгляд, одной из основных, методологических или даже, можно сказать, мировоззренческих проблем формирования гражданского общества является отсутствие единого представления о том, что, в сущности, гражданское общество из себя представляет. Между тем, довольно затруднительно исследовать процесс формирования какого-либо института, а тем более составлять прогнозы или участвовать в процессе такого формирования без четкого представления о сущности самого института.

Приходится констатировать, что правовая литература до сих пор не предложила общепризнанного определения гражданского общества.

Известно, что вплоть до середины XVIII в. европейская политическая мысль использовала термин «гражданское общество» (societas civilis) для описания политической организации, члены которой подчиняются требованиям ее законов, благодаря чему обеспечивается мирный порядок и доброе правление. В этой старой традиции, восходящей еще к Аристотелю, «гражданское общество» и «государство» рассматриваются как взаимосвязанные, лучше сказать – тождественные, понятия. Быть членом гражданского общества означало быть гражданином государства и, стало быть, действовать в соответствии с законами и воздерживаться от поступков, причиняющих вред гражданам. Такое понимание гражданского общества можно обнаружить у Юма, Руссо, Канта [1].

Многие современные исследователи предлагают определения гражданского общества, в ряде черт продолжающие данные исторические традиции. Например, по мнению М.-П.Р. Кулиева, гражданское общество представляет собой способ социального сосуществования людей, в идеале своем основанный на разуме, свободе, праве и демократии [2]. К.Е. Дубасов считает, что гражданское общество в широком смысле слова – это совокупность равноправных и равнообязанных граждан страны, основывающих свою жизнедеятельность на демократических принципах и общечеловеческих ценностях. Гражданское общество в узком смысле слова – это совокупность равноправных и равнообязанных граждан страны, во взаимодействии осуществляющих публично-политическую жизнь [3].

Однако в современной литературе все чаще рассматривают гражданское общество не просто как совокупность граждан государства, а в качестве особым образом организованной совокупности, системы общественных отношений или системы общественных институтов. Например, предлагается считать, что гражданское общество – это совокупность частных и межличностных отношений социального, политического, идеологического, культурного, религиозного, семейного и иного характера, направленных на удовлетворение интересов общества, отдельных индивидов и создаваемых ими институтов [4]. О.Э. Лейст полагает, что «гражданское общества представляет собой горизонтальную систему многообразных связей и отношений граждан, их объединений, союзов, коллективов» [5].

В настоящее время продолжают сохраняться весьма сильные позиции также у третьего подхода, наиболее радикального, при котором гражданское общество рассматривается на противопоставлении с государством.

Наиболее распространены данные воззрения за рубежом. Например, профессор Боннского университета И. Изензее считает, что «государство существует в виде того, что противостоит «обществу» [6]. С этой точки зрения различные государства мира критически оцениваются зарубежными исследователями на предмет наличия в них гражданского общества.

В России подобный подход также получил значительное распространение. Например, в диссертации В.Н. Влазнева гражданское общество определяется как «целостная общественная система, характеризующаяся развитостью рыночных отношений, наличием социальных классов и слоев, имеющих собственные, независимые от государства (выделено нами – авт.) источники существования; экономической свободой производителей; наличием политических, социальных и личных свобод граждан, демократизмом политической власти, верховенством права во всех областях общественной деятельности, включая государственную» [7].

Также встречаются попытки рассматривать гражданское общество комплексно, в различных его ипостасях, не ограничиваясь рамками какого-либо одного аспекта. Например, Л.Ю. Грудцына считает, что «гражданское общество существует в двух основных и взаимосвязанных измерениях: социально-историческом и институциональном (организационном). Социальная ипостась гражданского общества – это его исторический опыт. …Институционально-организационный срез гражданского общества – это система «артерий» (проводящая информационные потоки снизу вверх, т.е. от общества к государству), питающая легитимность политического режима, который исполняет свои функции на основе как бы постоянно действующего общественного договора» [8].

Таким образом, общепринятого подхода к пониманию гражданского общества по-прежнему не существует, что мы считаем серьезной проблемой на пути формирования гражданского общества, требующей своего решения.

На наш взгляд, наиболее продуктивным является подход, при котором гражданское общество следует понимать как систему общественных отношений между гражданами государства и общественных институтов, в рамках которых осуществляется взаимодействие граждан. При этом проблема формирования гражданского общества представляется нам во многом проблемой развития системы данных общественных отношений и общественных институтов, их укрепления.

Частично в нашей концепции учитывается и исторически первый подход к пониманию гражданского общества как совокупности всех граждан государства, который во многом не утратил актуальности и по сей день. По нашему мнению, все граждане государства, так или иначе, объединены общественными отношениями и участвуют в той или иной мере в деятельности различных общественных институтов (хотя бы таких, как семья, трудовой или учебный коллектив). Следовательно, мы не можем исключить кого-либо из граждан государства из гражданского общества.

Третий же подход, основанный на противопоставлении государства и гражданского общества, мы считаем не вполне верным и считаем его преобладание в современных воззрениях одной из проблем на пути формирования гражданского общества в России.

Прежде всего, следует напомнить общепризнанную трехэлементную теорию государства, предложенную еще Г. Еллинеком, согласно которой государство представляет собой совокупность трех элементов – территории, власти и населения или народа (то есть граждан) [9]. Поскольку наличие граждан является неотъемлемым элементом государства, то и система общественных связей между гражданами не может существовать вне государства, она находится с ним в неразрывном диалектическом единстве. Следовательно, противопоставление государства и гражданского общества исходит из не вполне правильных теоретико-методологических предпосылок и более того, по нашему мнению, не обладает позитивным созидательным потенциалом на пути к формированию развитого гражданского общества, направлено на моральную поддержку и косвенное одобрение размежевания и конфронтации внутри государства, своего рода «самоутверждения» гражданского общества за счет принижения роли государства.

Неслучайно проблема соотношения государства и гражданского общества признается некоторыми современными исследователями одной из главных в правоведении в целом. По мнению М.-П.Р. Кулиева, «в период глубоких социально-экономических преобразований в России возникают новые проблемы взаимодействия общества и права, приобретающие особый характер в связи с формированием правового государства, становлением системы народовластия, рыночной экономики. Соотношение гражданского общества, права и государства является сегодня одной из наиболее актуальных и вместе с тем самых сложных проблем юриспруденции» [2].

По описанным выше причинам мы считаем более правильным умеренный и взвешенный подход к рассмотрению данного соотношения. Считаем более верной точку зрения, согласно которой «полноценное гражданское общество возможно тогда, когда оно находится в состоянии равноправного партнерства