Происхождение божественного человека

Человек — третий в триаде последовательных божествен­ных творений, или эманации: Слово (Logos), Разум-Ремеслен­ник (Nous-Demiurgos), Человек (Anthropos). Он может опре­делять Демиурга как своего брата, но, по аналогии с Логосом, они оба вошли в близкую связь с низшей Природой, которая должным образом снова исчезла. Слово и Демиург наделены каждый своей космогонической задачей, к которой мы обра­тимся позже; тогда как Человек, порожденный первым Бо­гом после создания космической системы, хотя и вне ее, и без очевидной цели, кроме удовольствия Бога от своего совершен­ства, отображенного в совершенном образе, не испорчен сме­шением с низшим миром. В особенности эта версия происхож­дения божественного Человека, созданного «по образу Бога» и только после окончания космического творения, выказы­вает большую близость к библейской истории, чем версия, чаще встречающаяся в гностицизме, согласно которой человек предваряет творение и сам наделен космогонической ролью раввинистические спекуляции об Адаме основаны на повторении сообщения о его сотворении в быт. 1 и 2 и различают небесного и земного Адама соответственно этим главам, показывая связь между библейскими и гностическими учениями, относящимися к Первому Человеку. Некоторые зороастрийские учения, прямо или под влиянием иудаистких спекуляций, могли также содействовать возникшим и г к этой чрезвычайно важной фигуры гностической теологии Отклонение от библейской модели (если это действительна было начальной точкой развития, о чем так много спорят ее» временные ученые) видится в следующих особенностях: Бог не «сделал» Человека, но как андрогинный порождающим принцип породил его и произвел, так что он действительно является эманацией Его собственной субстанции; он не сформирован из глины, но полностью является Жизнью и Светом; «подобие» —не просто символическое сходство, но полная одинаковость формы, так что в нем Бог созерцает и любит Свое соответствующее воплощение; он надмирен, несмотря на то, что Демиург занимает его место в космичес кой системе, надмирен хотя бы в высочайшей и самой отдаленной сфере, в восьмой; его масштабы соответствуют мас­штабам физического творения, как показывает его последнее объединение со всей Природой; власть дана ему не только над земными животными, как в Книге Бытия, но и над аст­ральным макрокосмом.

Проявление этой силы, однако, едва ли было изначаль­ной целью ее воспроизведения Отцом: она накапливалась им для воплощения его желания «создать себя». Это по­буждение божественного схождения и окончательное включение в нижний мир чаще и логичнее связывается с демиургическим принципом как таковым и принимается за истинное существование мира102. Но здесь мир уже со­творен, и трудно представить, чтобы Человек даже в со­трудничестве или в соперничестве с Демиургом остался, чтобы что-то сделать для него. В повествовании нет пос­ледовательного ответа на вопрос: что в большей степени является основным мотивом его проникновения в деми-ургическую систему — творческое побуждение или любо­пытство. Эти несообразности предполагают, что мы видим здесь адаптированную форму мифа об Антропосе с неко­торыми слабо сохранившимися следами изначальной кос­могонической функции данной фигуры.

СПУСК ЧЕЛОВЕКА ПЛАНЕТАРНАЯ ДУША

Его появление в демиургической сфер» отмечает начало внутренней истории мира. Дань, отданная ему семью Пра­вителями, когда каждый дал ему часть своего царства, ни является в сущности позитивным расширением его собственного бытия: он впитал Гармонию и с этого времени носил в себе ее сущность, т. е. силы семи Правителей в соответству­ющих им сферах; и это, по крайней мере с точки зрения низ­шей Природы, усиливает притягательность божественной формы, когда он открывается ей. Еще не следует забывать, что Правители и их сферы были созданы Демиургом из огня, который, хотя и чистейший, является все же одним из фи­зических элементов, происшедших из первичной Тьмы. Так, мы уже в этом пункте можем предположить, что дары планетарных сил могли не во всем соответствовать бытию чистой божественности и могли даже иметь роковые сторо­ны. Непосредственный контекст не подтверждает подобно­го подозрения, а скорее имеет тенденцию рассеять его: это не последовательное описание восхождения души и не не­зависимые сообщения в герметической литературе и за ее пределами об ее изначальном спуске через сферы к земно­му жилищу. Здесь мы действительно видим один из случа­ев, характерных для сложной природы герметической ре­лигии, где происходит колебание между догностическим и гностическим значениями одной и той же мифологической темы. Это тема планетарных даров душе. Данная концеп­ция принадлежит астрологическому ряду представлений: каждая из планетарных сил делает свой вклад в оснащение души перед ее воплощением. В позитивной космогонии фигурируют дары, которые пригодятся человеку в его зем­ном существовании. И вследствие их наличия, некоторые физические компоненты в самом человеке ответно связаны с их астральными источниками, т. е. с космосом, в «гармо­нию» которого он таким образом включается. Через эту об­щность он также является субъектом влияний звезд, а зна­чит, и гемармена — основная посылка астрологии, но пока космос рассматривается как благой, нет ничего вредного в этой концепции; поистине, это представляется выражени­ем космического благочестия.

Этому комплексу идей гностицизм дает новый поворот благодаря постижению планетарных составляющих души как искажений ее изначальной природы, противоположных спуску через космические сферы. Христианин Арнобий классифицирует это как герметическое учение:

Пока мы скользим и падаем в человеческие тела, их при­крепляют к нам из космических сфер причинами, по кото­рым мы становимся еще хуже.

(Adv. Nat. II. 16)

Очень близкой параллелью к Поймандру (правда, раз­ворачивающейся в обратном направлении) считается от­чет о восхождении души, найденный в следующем описа­нии ее спуска:

Так как души спускаются, их тянет к оцепенению Сатур­на, гневливости Марса, похотливости Венеры, страсти к наживе Меркурия, жажде власти Юпитера; что производит смятение в душах, так что они не могут больше использо­вать собственную силу и соответствующие способности.

(Servius In Аеп. VI. 714)

Данные выражения отчетливо отражают, что дополне­ния к душе при ее спуске вниз имеют характер веществен­ных, но нематериальных сущностей и часто описываются как «облачения» или «покровы». Получившаяся в резуль­тате земная «душа» сравнима с луковицей со множеством слоев, с моделью космоса как такового, только в обратном порядке: то, что было отдаленным, становится лежащим глубоко внутри, и после завершения процесса воплоще­ния, то, что было внутренним в сферической схеме космо­са, земли, становится, как тело, внешним покровом чело­века. Именно это тело является той неизбежностью для души, которую давным-давно проповедуют орфики, чье учение возродилось в эпоху гностицизма. Но теперь фи­зические облачения также рассматриваются как повреж­дения и оковы надмирного духа.

Смотря вниз из вышины и бесконечного света и имея тай­ное желание созерцать влечение тела и его «жизнь», называе­мую так на земле, душа истинным бременем своей земной мыс­ли постепенно спускается в нижний мир... В каждой сфере [ко­торую она проходит] она облачается в эфирные покровы, так что через это она находит примирение с обществом этого зем­ного одеяния. Итак она проходит как через многие смерти, так и через сферы, что здесь на земле называется «жизнью».

(Macrobius In somn. Scrip. II. 11)

Итак, что же такое чуждые наращения? В своей сущно­сти они являются эмпирическим характером человека, включающим все способности и склонности, благодаря ко­торым человек соотносит себя с миром природы и общества; то есть, они утверждают то, что обычно называлось бы его «психе». Что за изначальная сущность скрывается за эти­ми наращениями? Это трансцендентный акосмический принцип в человеке, обычно затаенный и нераскрытый в его земной рассеянности или отрицательно проявляющий себя в ощущении чуждости, неполной принадлежности, стано­вится здесь позитивным только через гносис, данный ему в созерцании божественного света акосмической сущности его самого и таким образом возвращающий его к изначальным условиям, теперь забытым. Часто, как мы уже отмечали прежде, этот тайный принцип называется «пневма», в то время как термин «психе» предназначается для обозначе­ния «космического» облачения. Герметические труды из­бегают термина «пневма» в его духовном значении104, заме­няя его словом «нус», но имя «психе» также используется повсюду, с соответствующими ограничениями для обеих частей, и часто, как в приведенной выше цитате, мы чита­ем просто описание спуска «души» и ее прохождения через искажения. В этом случае, где традиционное достоинство термина «душа» сохраняется, эти искажения называются даже духами, добавленными к изначальной душе или от­крытой второй душе, содержащей первую. Для первой вер­сии мы цитируем Климента Александрийского:

Те, кто окружает Василида, имеют обыкновение называть страсти «придатками», которые, говорят они являются по сути определенными духами, присоединенными к разумной душе в результате изначального сдвига и путаницы.

(Strom. II. 20. 112)

В школе Василида эти «придатки» рассматривались как полностью составляющие душу, как показывает заглавие последней книги его сына Исидора, Душа с наростами, что трактуется как «сила придатков» {там же).105 Это подво­дит итог теории двух душ, касающейся земного человека, которую мы находим отчетливо выраженной в герметичес­ком учении в поздней неоплатонической форме»

У человека две души: одна от Первого Человека и отчас­ти от силы Демиурга, другая — от переворота небес, и это — видящая Бога душа. Поскольку это так, душа, что пришла к нам из сфер (букв, миров), следует за их переворо­тами; но она представлена в нас как разум от Разума, выс­шего побуждения, чья работа — становление, и через это происходит освобождение от гемармена и восхождение к Светлым Богам.

(Iamblichus De myst. VIII. 6)

Приведем еще одну цитату. Сирийский гностик Бардезан говорит:

Существуют враждебные силы, звезды и знаки, тело от Злых сих без воскрешения, душа от Семи.

(Ephraem, Hymn. 53)

Мы можем привести множество свидетельств доктри­ны планетарной души (напр., из мандейской литературы и Pistis Sophia), но наш выбор делает сущность концеп­ции достаточно ясной.

Герметическая цитата из Ямблиха показывает с предель­ной ясностью, что стоит за этой мифологической фантази­ей: не просто пессимистическое неприятие физической все­ленной, но утверждение абсолютно новой идеи человеческой свободы, по сути отличной от нравственной концепции, раз­работанной греческими философами. Мудрый человек свя­зан с природой, представляется неотъемлемой ее частью — и проникнув в свою истинную сущность, он открывает слой за слоем эту зависимость, однако у него сохраняется лежа­щий глубоко внутри центр, который не принадлежит при­родной сфере и благодаря которому он выше всех указаний и неизбежностей. Астрология справедлива для каждого при­родного человека, т. е. каждого человека — звена космичес­кой системы, но не духовного человека в природном. Впер­вые в истории была открыта радикальная онтологическая разница человека и природы, и этот волнующий опыт полу­чил выражение в странных и требующих понимания учени­ях. Этот разрыв между человеком и природой никогда не бу­дет уничтожен, и протест скрытой, но неотъемлемой инород­ности человека стал во многих вариациях постоянной темой размышлений для тех, кто искал здесь истины.