П.Сартр: «оправдание» экзистенциализма.
Выступает в защиту экзистенциализма: обвиняют в том, что он якобы призывает погрузиться в отчаяние, показывает только темное, гнусное; забыли о солидарности людей, смотрят на человека как на изолированное существо. Христиане обвиняют в том, что разрушая заповеди, они не оставляют ничего.
Существуют две разновидности экзистенциалистов: христианские – Ясперс, католик Габриэль Марсель; экзистенциалисты-атеисты – Хайдеггер, французские экзистенциалисты и он сам. И тех и других объединяет то, что нужно исходить из субъективности, существование предшествует сущности (человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и только потом он определяется). Атеистический экзистенциализм учит, что даже если бога нет, то есть по крайней мере оно бытие, у которого существование предшествует сущности, бытие существует прежде чем его можно определить каким-нибудь понятием. Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким, каким он сделает себя сам. Нет никакой природы человека, как нет и бога, который бы ее задумал. Человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать. Это и называется субъективностью, за которую нас упрекают. Человек – это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. Первым делом экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.
И при этом человек ответствен не только за свою индивидуальность, он отвечает за всех людей. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, ... если мы хотим существовать, одновременно творя наш образ, то этот образ значим для всей нашей эпохи в целом. Ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех. Выбирая себя, я выбираю человека вообще. Человек, который на что-то решается и сознает, что выбирает не только свое собственное бытие, но что он еще и законодатель, выбирающий одновременно с собой и все человечество, не может избежать чувства полной и глубокой ответственности. Правда, многие не ведают никакой тревоги, но мы считаем, что эти люди прячут это чувство, бегут от него. ...От этой беспокоящей мысли можно уйти, лишь проявив некоторую нечестность. ...Для каждого человека все происходит так, как будто взоры всего человечества обращены к нему и будто все сообразуют свои действия с его поступками. И каждый человек должен себе сказать: действительно ли я имею право действовать так, чтобы человечество брало пример с моих поступков. Эта тревога известна всем, кто брал на себя какую-либо ответственность, такая тревога знакома всем руководителям. Эта тревога объясняется кроме того, прямой ответственностью за других людей. Это не барьер, отделяющий нас от действия, но часть самого действия.
Экзистенциализм противостоит той распространенной светской морали, которая желает избавиться от бога с минимальными издержками. ...Иначе говоря, ничто не меняется, если бога нет; и это – умонастроение всего того, что во Франции именуют радикализмом. Мы сохраним те же нормы честности, прогресса, гуманности; только бог превратиться в устаревшую гипотезу, которая спокойно, сама собой отомрет. Экзистенциалисты, напротив, обеспокоены отсутствием бога, так как вместе с богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Достоевский: «если бога нет, то все дозволено». Это – исходный пункт экзистенциализма. И потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Ни за собой, ни перед собой – в светлом царстве ценностей – у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает.
Экзистенциалист не считает, что человек может получить на Земле помощь в виде какого-то знака, данного ему как ориентир – по его мнению, человек сам расшифровывает знамения, причем так, как ему вздумается. ...Если ценности неопределенны и если все они слишком широки для того конкретного случая, который мы рассматриваем, нам остается доверится инстинктам. Но как определить значимость чувства? Я могу установить значимость данного чувства только тогда, когда уже совершил поступок, который утверждает и определяет значимость чувства. Я не могу, следовательно, обратиться к чувству, чтобы им руководствоваться. А это значит, что я не могу ни искать в самом себе такое истинное состояние, которое побудило бы меня к действию, ни требовать от какой-либо морали, чтобы она предписала мне, как мне действовать. Выбрать советчика – это опять таки решиться на что-то самому. И точно также человек несет полную ответственность за истолкование знамений. Заброшенность предполагает, что мы сами выбираем наше бытие.
При этом рассчитывать стоит только на то, что находится в нашей воле. Полагаться на возможность стоит лишь настолько, насколько наше действие допускает всю совокупность возможностей. Как только рассматриваемые мною возможности перестают строго соответствовать моим действиям, я должен перестать ими интересоваться, потому что никакой бог и никакое провидение не могут приспособить мир и его возможности к моей воле. ...Рассчитывать на единство и на волю партии – это все равно что рассчитывать на то, что трамвай придет вовремя и поезд не сойдет с рельсов. Я должен ограничиваться тем, что вижу... Но это отнюдь не означает бездействия – просто решив, я буду делать то, что смогу, не питая иллюзий. Я сделаю все, что будет в моих силах, для того, чтобы задуманное осуществилось. Сверх того я не могу ни на что рассчитывать.
Человек есть не что иное, как проект самого себя. Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь. Но у людей зачастую нет иного способа переносить собственную несостоятельность, как с помощью например таких рассуждений: «Обстоятельства были против меня, я стою гораздо большего. Правда, у меня не было большой любви или большой дружбы, но это только потому, что я не встретил мужчину или женщину, которые были бы их достойны. Я не написал хороших книг, но это потому, что у меня не было досуга. ...Во мне стало быть, остаются в целости и сохранности множество неиспользованных способностей, склонностей и возможностей, которые придают мне значительно большую значимость, чем можно было бы судить только по моим поступкам». Человек есть сумма его поступков, организация, совокупность отношений, из которых составляются эти поступки. Человек живет своей жизнью, он создает свой облик, а вне этого облика ничего нет. Это может показаться жестоким для тех, кто не преуспел в жизни. Но нужно, чтобы эти люди поняли, что в счет идет только реальность, что мечты, ожидания и надежды позволяют определить человека лишь как обманчивый сон, как рухнувшие надежды, как напрасные ожидания, то есть определить его отрицательно, а не положительно.
Если нам ставят в упрек наши литературные произведения, в которых мы описываем вялых, слабых, трусливых, а иногда даже явно дурных людей.... то эти люди смутно чувствуют, что вызывает у них ужас – это виновность самого труса в том, что он трус. Если бы мы заявили, как Золя, что они таковы по причине своей наследственности, в результате воздействия среды, общества, в силу определенной органической или психологической обусловленности, люди бы успокоились и сказали: «Да, мы таковы, и с этим ничего не поделаешь». Но экзистенциалист, описывая труса, полагает, что этот трус ответствен за собственную трусость. Люди бы хотели, чтобы трусами или героями рождались. Люди именно так и хотели бы думать: если вы родились трусом, то можете быть совершенно спокойны – вы не в силах ничего изменить и останетесь трусом на всю жизнь, чтобы вы не делали. Если вы родились героем, то тоже можете быть совершенно спокойны – вы останетесь героем всю жизнь, будете пить как герой, есть как герой.
Таким образом, экзистенциализм нельзя рассматривать ни как философию квиетизма, ибо экзистенциализм определяет человека по его делам, ни как пессимистическое описание человека: на деле нет более оптимистического учения, поскольку судьба человека полагается в нем самом. ...Это мораль действия и решимости. Наша теория – единственная теория, придающая человеку достоинство, единственная теория, которая не делает из него объект.
Экзистенциализм упрекают в том, что он замуровывает человека в индивидуальной субъективности. ... но в картезианском cogito человек открывает не только самого себя, но и других людей, через «я мыслю» мы постигаем себя перед лицом другого (вопреки философии Декарта, философии Канта), и другой также достоверен для нас, как мы сами. Другой необходим для моего существования, так же, впрочем, как и для моего самопознания. Обнаружение моего внутреннего мира открывает мне в то же время и другого, как стоящую передо мной свободу, которая мыслит и желает «за» или «против» меня. Открывается целый мир, который мы называем интерсубъективностью – в этом мире человек решает, чем является он и чем являются другие.
Невозможно найти универсальную сущность, которая была бы человеческой природой, но в то же время существует некая общность условий человеческого существования – неслучайно современные мыслители чаще говорят об условиях человеческого существования, чем о человеческой природе. Исторические ситуации меняются, не изменяется лишь необходимость для человека быть в мире, быть в нем за работой, быть в нем среди других и быть в нем смертным. Пределы: объективны – потому что встречаются повсюду и повсюду могут быть опознаны, субъективны – потому что, переживаемы. Все проекты могут быть различны, но ни один из них мне не чужд – все они представляют собой попытку преодолеть пределы, или раздвинуть их, или не признать их, или приспособиться к ним. Следовательно, всякий проект, каким бы индивидуальным он не был, обладает универсальной значимостью, он может быть воспроизведен, может быть понят, если иметь необходимые достаточные для этого сведения. Выбирая себя, я созидаю всеобщее. Я созидаю его, понимая проект любого другого человека, к какой бы эпохе он не принадлежал. Экзистенциализм и хочет показать эту связь между абсолютным характером свободного действия, с помощью которого каждый человек реализует себя, реализуя в то же время определенный тип человечества, и относительностью культуры, которая может явиться следствием такого выбора.
Другое обвинение – «значит, вы можете делать что угодно». Но этот выбор, хотя его и не определяет никакая априорная ценность, не является в то же время капризом. Учение Андрея Жида – для него действия обусловлены простым капризом, он не знает, что такое ситуация. Для экзистенциализма, напротив, - человек находится в организованной ситуации, которою живет, и своим выбором он заставляет жить ею всё человечество, и он не может не выбирать. ...Конечно, он не ссылается, осуществляя выбор, на предустановленные ценности. Моральный выбор можно сравнивать скорее с созданием произведения искусства. Здесь мы тоже оказываемся в ситуации творчества. Мы имеем дело с творчеством и изобретением. Человек создает себя сам. Он не сотворен изначально, он творит себя, выбирая мораль; а давление обстоятельств таково, что он не может выбрать какой-нибудь определенной морали. Мы определяем человека лишь в связи с его решением занять позицию, поэтому бессмысленно упрекать нас в произвольности выбора. Мы не верим в прогресс. Прогресс – это улучшение. Человек же всегда находится лицом к лицу с меняющейся ситуацией, а выбор всегда остается выбором в ситуации.
Пока вы не живете своей жизнью, она ничего собой не представляет, вы сами должны придать ей смысл, а ценность есть не что иное, как этот выбираемый вами смысл. Что же такое экзистенциальный гуманизм? Это гуманизм, поскольку мы напоминаем человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого, в заброшенности он будет решать свою судьбу; реализовать себя по-человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть освобождение или какое-то еще другое конкретное самоосуществление. Экзистенциализм – не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило, просто суть дела не в том, существует ли бог. Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не сможет его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования бога. В этом смысле экзистенциализм – это оптимизм, учение о действии.
https://monocler.ru/ekzistentsializm-eto-gumanizm/