Революционно-практическая направленность марксизма-ленинизма

Характерной особенностью домарксистского теоретического знания было то, что оно, как правило, носило созерцательный, пассивный характер. Даже в материалистическом учении Фейербаха это не было преодолено. Правда, деятельную сторону философии развивал идеализм, но его активность касалась не реальной действительности, а области мысли. Противопоставление теоретической мысли социально-политической практике было вообще свойственно тогдашнему духовному развитию. Представитель немецкого классического идеализма Фихте даже утверждал: «Философствовать – значит не действовать; действовать – значит не философствовать» [39]. Поэтому философские учения прошлого очень ограниченно влияли на общественную деятельность и для руководства социально-политическими преобразованиями годились мало.

Маркс впервые по-иному взглянул на роль и назначение философской, теоретической мысли. «Философы, – писал он, – лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» [40]. То есть курс был взят на то, чтобы сделать философию мирской, спустить ее с небес абстрактных спекуляций в глубину человеческих нужд, втянуть в водоворот общественной жизни. Тем самым марксизм связал в одно неразрывное целое революционную теорию и революционную практику классовой борьбы. Он изначально выступил не только как мировоззрение, идеология, направление теоретической мысли, но и как практическое общественно-политическое движение.

Энгельс о Марксе и себе писал, что, создавая свое учение, они отнюдь не намеревались поведать о полученных результатах только «ученому миру», изложив их в толстых книгах. «Наоборот, – отмечал он. – Мы оба уже глубоко вошли в политическое движение, имели некоторое число последователей среди интеллигенции, особенно в Западной Германии, и достаточно широкие связи с организованным пролетариатом. На нас лежала обязанность научно обосновать наши взгляды, но не менее важно было для нас убедить в правильности наших убеждений европейский и прежде всего германский пролетариат. Как только мы все уяснили сами себе, мы приступили к работе» [41]. То есть к работе по пропаганде своей революционной теории и претворению ее в революционную практику.

Стало быть, являясь выдающимися учеными, создатели коммунистического мировоззрения ни в малой степени не принадлежали к чисто кабинетным мыслителям, оторванным от реальной практической борьбы. Специально выделяя эту особенность, Энгельс указывал, что, несмотря на всю преданность науке, Маркс никогда не ограничивался только ею; она далеко не поглощала его целиком и была для него даже не главной. В науке Маркс видел прежде всего могущественный рычаг истории, революционную силу в самом высоком значении этого слова. Как бы живо ни радовался он каждому новому достижению в любой теоретической науке, его радость становилась совсем иной, когда дело шло об открытии, немедленно оказывавшем революционное воздействие на промышленность, общественное развитие вообще. Ибо Маркс, продолжает Энгельс, прежде всего был, по его собственным словам, революционер. Участвовать так или иначе в ниспровержении капиталистического общества, в освобождении пролетариата, которому он впервые дал сознание его собственного положения, потребностей и условий освобождения, – вот что было в действительности жизненным призванием Маркса. Его стихию составляла борьба. И он боролся с такой страстью, с таким упорством, с таким успехом, как борются немногие [42].

Ценность своей теории создатели ее видели в том, что она по самому диалектическому существу своему «критична и революционна» [43]. Разъясняя это положение, Ленин отметил, что данное качество действительно присуще марксизму всецело и безусловно, ибо он ставит своей задачей вскрыть все формы антагонизма и эксплуатации, проследить их эволюцию, доказать их преходящий характер, неизбежность превращения их в иные формы общественной организации и послужить таким образом пролетариату для того, чтобы как можно скорее и легче покончить с эксплуатацией. Отличие марксизма от всех других социалистических теорий заключается в том, что он соединяет полную, строгую научную трезвость в анализе объективного положения вещей и хода развития с решительным признанием значения революционной энергии, творчества, инициативы масс, а также связанных с ними отдельных личностей, групп, партий, организаций. И соединяет не случайно, не потому только, что основатель марксизма лично соединял в себе качества ученого и революционера, а соединяет в самой теории внутренне и неразрывно, поскольку целью ее прямо провозглашается содействие классу угнетенных в его борьбе с эксплуататорами [44].

Создавая партию нового типа, Ленин настаивал на такой постановке ее деятельности, при которой теоретическая и практическая работа коммунистов смогли бы слиться в одну работу [45]. Ведь дело не сдвинется с места, пока теоретическая истина не будет переведена на конкретный язык практики. Вытекающий отсюда принцип единства теории и практики составил важнейшую партийную традицию коммунистов.

* * *

Однако указанное единство ни в коем случае нельзя понимать в том смысле, будто можно добиться полного тождества теории и практики, полной их схожести друг с другом, будто любую практическую деятельность можно сделать в то же время и теоретической. Если встать на такую точку зрения и допустить, что каждое практическое мероприятие одновременно носит и теоретический характер, то тогда достаточно было бы ограничиться одной лишь практической деятельностью, не ставя перед собой задачи теоретического анализа жизненных явлений, осмысления и обобщения накопленного опыта. И, с другой стороны, если теоретический вывод полностью отождествлять с практическим решением, то тогда закономерна уверенность, что достаточно лишь провозгласить новую идею, как она чуть ли не автоматически должна претвориться в реальную действительность. В первом случае умаляется самостоятельное значение теории, во втором случае игнорируется независимость практики. В итоге получается возврат к старому разрыву между теоретической и практической деятельностью.

Совершенно очевидно, что ставить знак равенства между теорией и практикой – значит допускать серьезнейшую ошибку, чреватую опасными последствиями. Ведь функцией теоретической деятельности является познание действительности, между тем как практическая деятельность направлена на ее непосредственное преобразование. И следует учитывать, что массы, осуществляющие такое преобразование и творящие новое, сами не всегда могут правильно осознать его подлинное значение, что они оперируют главным образом обыденным мышлением, которого недостаточно для верного отражения действительности. Кроме того, практический опыт всегда неизбежно ограничен условиями конкретного места, времени и может приобрести общую для всех ценность, когда оплодотворен теоретической мыслью. Если сказанного не учитывать, то всякие практические действия, в том числе теоретически необоснованные и вредные, автоматически становятся как бы научно оправданными.

Ленин неоднократно обращал внимание на разницу между теоретическим и практическим решением задач. Он указывал, что теоретическое, абстрактное признание истины не избавляет от ошибок на практике. Одно дело – признать истину губами, другое – уметь провести ее в жизнь. От книжного признания истины до умения делать из нее практические выводы – дистанция огромного размера [46]. Так, касаясь на VIII съезде РКП(б) крестьянского вопроса, он говорил: «Теоретически этот вопрос решен, но мы превосходно испытали, мы по себе знаем разницу между теоретическим решением вопроса и практическим проведением решения в жизнь» [47]. Вновь возвращаясь к данной проблеме на III конгрессе Коминтерна, Ленин отмечает: «Теоретически все марксисты хорошо и легко разрешали этот вопрос; но теория и практика – две вещи разные, и разрешать этот вопрос практически или теоретически совсем не одно и то же» [48]. Теоретическая ясность сама по себе не ведет еще к ясности практической.

Таким образом, в положении о слиянии теоретической и практической деятельности в одну работу речь идет не о тождестве, а об органичной связи теории и практики, об их неразрывном единстве, где практика служит основой теории, а теория постоянно обогащает практику своими выводами. Теоретическое осмысление общественных явлений создает базу для выработки практической программы действий. Если этого не делать, то намеченные мероприятия могут остаться либо нереализованными, либо их осуществление даст негативные результаты, возникнет почва для волюнтаризма и субъективизма. С другой стороны, игнорирование опыта масс, нежелание или неумение проверять теоретические положения повседневной практикой неизбежно затормозят творческое развитие и использование теории, породят догматизм.

Проверка опытом, отметил Ленин, есть самая лучшая проверка нашим принципам. И практическое доказательство того или иного научного вывода важнее всех теоретических дискуссий на свете. «Теория, друг мой, сера, но зелено вечное древо жизни», – приводит он слова Мефистофеля из трагедии Гете «Фауст» [49]. Но в то же время Ленин указывал, что когда переваривается новый опыт, необходимо оживление, углубление и расширение теоретической деятельности. Теоретическая борьба за революционное миросозерцание, за марксизм, становится лозунгом дня50. Революционная теория, стало быть, черпает богатство своего содержания из живой действительности, из революционной практики масс и, в свою очередь, освещает ей дорогу, делает осмысленной и целеустремленной.

В неразрывном единстве революционной теории и революционной практики, их взаимном обогащении заключается важнейший залог успеха коммунистов. Как и создатели марксизма-ленинизма, они обязаны быть одновременно и людьми мысли, и людьми действия, должны быть революционерами и по логике, и по чувству, т.е. принадлежать к самой опасной для эксплуататоров разновидности революционеров. Единство теоретической и практической работы коммунистов должно выражаться в том, что во всей своей деятельности им надлежит исходить из принципов и методологии марксистско-ленинской теории, разрабатывать на этой основе политику и реализовывать ее в борьбе через повседневную деятельность всех звеньев партии.

Использованная в 3 главе литература

1. Маркс К. и Энгельс Ф. Т.16. С.212; Т.35. С.187.

2. Там же. Т.16. С.382.

3. Там же. Т.1. С.6; Т.21. С.193.

4. Там же. Т.23. С.11; Т.34. С.260.

5. Там же. Т.23. С.25.

6. Там же. Т.26. Ч.II. С.122, 124-126.

7. Там же. С.125.

8. Там же. С.126.

9. Там же. Т.16. С.24-31; Т.23. С.78; Т.25. Ч.I. С.47; Т.26. Ч.III. С.550.

10. Там же. Т.20. С.6-7, 30-31, 36, 65, 365, 632; Т.34. С.15.

11. Там же. Т.38. С.77.

12. Ленин В.И. Т.36. С.172.

13. Там же. Т.35. С.289; Т.37. С.433, 528; Т.38. С.26; Т.40. С.108, 189; Т.42. С.339-347; Т.45. С.391.

14. Там же. Т.18. С.360.

15. Там же. Т.1. С.419; Т.13. С.274; Т.32. С.190.

16. Там же. Т.32. С.190.

17. Там же. Т.13. С.275; Т.32. С.190.

18. Там же. Т.14. С.21; Т.15. С.51; Т.26. С.58, 212; Т.31. С.132.

19. Там же. Т.22. С.85; Т.26. С.151; Т.31. С.305.

20. Там же. Т.23. С.47.

21. Там же. Т.2. С.453.

22. Там же. Т.1. С.418.

23. Там же. Т.23. С.40.

24. Маркс К. и Энгельс Ф. Т.36. С.488, 497, 504; Т.38. С.82; Т.39. С.256, 352. Ленин В.И. Т.15. С.233; Т.16. С.409; Т.17. С.239; Т.20. С.80, 88; Т.31. С.44, 132; Т.32. С.266; Т.37. С.225; Т.41. С.55.

25. Плеханов Г.В. Избр. филос. пр. В 5-ти томах. Т.III. С.95-96.

26. Ленин В.И. Т.3. С.14; Т.25. С.298; Т.31. С.132.

27. Там же. Т.41. С.52-53; Ленинский сборник XXXVII. С.249.

28. Ленин В.И. Т.19. С.107-108.

29. Там же. Т.18. С.260.

30. Там же. Т.45. С.121.

31. Там же. Т.37. С.242.

32. Там же. Т.38. С.359.

33. Там же. Т.10. С.368.

34. Там же. Т.41. С.305.

35. Там же. С.306, 308.

36. Там же. Т.2. С.542; Т.4. С.219-220; Т.7. С.237; Т.16. С.26-27, 474.