Новый — основанный на свободном выборе — брак не исключает наличия у женщины, последовательно или одновременно, нескольких партнёров. Полигиния мужчин является обычным делом.
Новый тип брака рождается на наших глазах.
“Заготовками”, из которых в ходе коллективистской социальной революции складывается свободный брак будущего, являются разводы и повторные браки, внебрачные и добрачные отношения полов. Этому позитиву революции противостоит её негатив, представленный прежде всего домашней эксплуатацией женщины, её экономической дискриминацией в обществе и блокировкой её способности осуществлять выбор имеющимися у неё детьми.
Современный — переходный — брак включает в себя как элементы старого (негатив), так и нового (позитив). Любой отдельно взятый брачный союз так или иначе вписывается в эту характеризующую взаимоотношения полов на уровне общества формулу.
Новое в борьбе побеждает и, в конечном счёте, после ряда подвижек победит старое. Духовность возьмёт верх над собственничеством. Такова в наше время объективная историческая потребность.
Мы не призываем к незамедлительному введению нового строя и свободного брака. Мы констатируем объективно неизбежный факт их становления. В этом состоит задача и труд исследователя.
Мы не внедряем и никому не навязываем новую мораль. Это вполне успешно делает жизнь. Мы стараемся идти с ней в ногу.
z:\CorvDoc\lektsiiorg8\Glava_XIV.htm
***********************************
Глава XIV
БРАК И СЕМЬЯ БУДУЩЕГО
Общественная жизнь представляет собой многофакторное, внутренне иерархическое явление. Понятно, что изучать её “всю сразу”, целиком невозможно. Исследуя социум, мы вынуждены высвечивать то одну его грань, то другую, то третью... Наш выбор зависит как от объективно данного устройства общества, так и от преследуемых нами целей и решаемых при этом задач. Разумеется, наши цели и задачи всегда находятся в “подчинении” у объективно существующего порядка вещей. Если общество рассматривается в историческом движении, мы (так же учитывая его объективное строение и реализуя свои — субъективные — устремления) тем или иным образом модифицируем периодизацию его истории, наблюдаем историю в обусловленном логикой исследования том или ином её ракурсе.
В нашей работе до сих пор были обозначены три подхода к периодизации исторического пути человечества. Рассматривая развитие общества с общефилософских позиций и взяв в качестве критерия периодизации общественные отношения, мы выделили в составе истории первобытный, эксплуататорский и коллективистский периоды. Затем, в той же одиннадцатой главе, история была нами “сфотографирована” в её семейно-брачном ракурсе. При таком подходе она предстала перед нами в виде триады, последовательно состоящей из периода группового брака и групповой семьи первобытного общества, периода моногамии и моногамной семьи эксплуататорских формаций и периода свободного брака и свободной семьи, свойственных будущему коллективистскому общественному устройству. Наконец, в двенадцатой главе, используя такой критерий членения, как человеческая деятельность (или труд), мы разложили историю на период первобытного соединения труда, период разделения труда классовых формаций и период соединения труда коллективизма. Все эти модификации единого исторического процесса сослужили нам свою службу.
Однако, как нам представляется, наше повествование не приобрело бы законченности, если бы мы не остановились на ещё одной — “половой” — модификации процесса исторического развития человечества. Такая грань прогрессивного движения социума пока не получила должного отражения в научных исследованиях.
Вы помните, читатель, что мерилом соответствия социально-исторического фактора (представленного в каждую эпоху определённой формой семейно-брачных отношений) и объективного предназначения полов мы избрали женщину. Оказалось, что брак первобытного общества совершенно не вступает в противоречие с объективно данной диалектикой полов и нисколько не ущемляет женщину в реализации её основного полового качества — способности выбирать брачного партнёра. Аналогичным образом дело обстоит и со свободным браком, присущим коллективистскому строю. Несобственнические общественные отношения, характерные для обоих крайних периодов человеческой истории, способствуют наиболее полной реализации женских возможностей и потребностей. Мужчины, напротив, будучи на данных отрезках истории в какой-то своей части отстранёнными от процесса воспроизводства, испытывают как пол определённые трудности. Таким образом, мы вправе назвать первобытность и коллективизм женскими периодами человеческой истории. В это время на женщин, а они, в отличие от мужчин, являются универсальными существами, “работает” и соединение общественного труда.
Противоположностью как древнего, так и будущего коллективизма является классовый строй. В период эксплуатации, взламывая диалектику полов, на место женщин заступают мужчины. На протяжении нескольких тысячелетий отбирающая функция женщин оказывается частично или полностью парализованной. Эффективность биологического и социального прогресса падает. Это может показаться парадоксальным, но таково требование самого прогресса. За мужской экспансией стоит объективная логика общественного развития. На эксплуататорском отрезке истории, мы уже говорили об этом, мужчины имеют более широкие, чем женщины, возможности как для сексуальной (биологической), так и для трудовой (социальной) самореализации. Последней способствует разделение (спектрирование) общественного труда. У нас есть все основания считать эксплуататорскую эпоху мужским периодом человеческой истории.
“Половая” модификация исторического процесса обусловливает следующую его разбивку: женский период (первобытность) — мужской период (классовые общества) — женский период (коллективизм).
Таким образом, в этой главе мы занимаемся женским периодом человеческой истории.
Да, в коллективистском обществе, если при его рассмотрении во главу угла ставится половой аспект, центральной фигурой, без всякого сомнения, является женщина. Вокруг неё вращаются мужчины и весь мир. История на новом витке своего развития возвращает женщину, а вместе с ней и диалектику полов, в исходное — нормальное — состояние. В отсутствие эксплуатации женщина пользуется полной свободой в выборе брачного партнёра (несобственнические общественные отношения делают свободным от материального интереса и мужчину). Половые отношения высвобождаются из экономических оков. Вот почему брак и семью будущего (о семье речь пойдёт чуть позже) мы назвали свободными. Думаем, такое наименование аналога первобытного группового брака (и групповой семьи) вполне аргументировано.
Рассматривая в настоящей главе свободные брак и семью, мы остановимся на трёх, на наш взгляд, важнейших и при этом достаточно разноплановых моментах. Наше внимание будет сосредоточено, во-первых, на быте, во-вторых, на эмоциональных основах свободного брака и, в-третьих, на проблеме “отцов и детей”. Но сначала мы доведём до конца работу по аргументации предложенных нами наименований.
Как помнит читатель, нынешний аналог парного брака мы назвали общественным. Почему? Потому что в нашу революционную эпоху, когда дело идёт к полному устранению всех и всяческих — профессиональных, сословных, национальных, расовых и иных — перегородок, полем выбора брачного партнёра мало-помалу становится в потенции всё мировое сообщество. В наименование “общественный брак” мы вогнали именно эту тенденцию. Если у вас есть другие варианты, пожалуйста, предлагайте.
Переходим теперь к первому пункту нашего плана. Речь пойдёт о домашнем хозяйстве.
Свобода (при выборе брачного партнёра) возвращается к женщине по мере ликвидации её экономической зависимости от мужчины. Это — длительный процесс. Он растянут на столетия. При этом экономическая эмансипация женщины проходит в два этапа.
На первом этапе, начавшемся на заре капитализма, женщина эмансипируется посредством вовлечения в общественное производство. Агентом эмансипации на этом этапе выступает... буржуазия. Разумеется, объективно (в русле реализации общественного прогресса) содействуя возвращению женщине её природного предназначения (способности выбирать брачного партнёра), буржуазия руководствуется отнюдь не альтруистическими побуждениями. Альтруизм совершенно не свойственен буржуазии. В женщине она видит только дешёвую рабочую силу и стремится выжать из неё максимум прибавочной стоимости.
Буржуазная эмансипация женщины противоречива и ограниченна. Приобретая относительную половую свободу, женщина становится рабыней капитала. И продолжает нести при этом тяжкое бремя домашнего хозяйства. Домашнюю эксплуатацию капитализм соединяет с общественной, классовой. Задавленность женщины бытом и колоссальная совокупная трудовая нагрузка, ложащаяся на её плечи, абсолютно не волнуют буржуазию. За всё время своего господства буржуазия никогда даже не пыталась поставить вопроса о быте и участи женщин. Если вы, уважаемый читатель, укажете нам на современную Швецию, Австрию или Германию, мы легко отпарируем ваши возражения. В этих — господствующих над миром — странах так называемое социальное государство, в известных пределах модернизируя быт и втягивая его в общественное производство (мы имеем в виду техническое оснащение быта, льготы и пособия для женщин, имеющих детей, развитие сферы услуг, производство полуфабрикатов и т. д.), решает свои, внутриклассовые проблемы. “Верхнюю двадцатку” совершенно не интересует, как живут пять миллиардов эксплуатируемого ими класса на периферии капитализма. Только исключительно наивный человек способен серьёзно воспринимать театрализованные поездки принцесс в голодные страны или мизерную гуманитарную помощь “друзьям” Запада, на поверку оказывающуюся средством укрепления политических и экономических позиций капитала. Капитализм в принципе не способен решить стоящие сегодня перед миром задачи. Для их решения вообще, для ликвидации эксплуатации женщины (как на производстве, так и в быту) в частности требуется преодоление капитализма. Энгельс писал: “Действительное равноправие женщины и мужчины может, по моему убеждению, осуществиться лишь тогда, когда будет уничтожена эксплуатация капиталом и тех и других, а ведение домашнего хозяйства, которое является теперь частным занятием, превратится в отрасль общественного производства” [Энгельс Ф. Письмо Г. Гильом-Шак // К. Маркс и Ф. Энгельс Соч. Т. 36. С. 294.].
Во второй этап эмансипация женщины вступает с началом коллективистской революции. На этом, как мы знаем, достаточно длительном этапе общественное производство, уже практически полностью вобравшее в себя женский труд, постепенно поглощает и домашнее хозяйство. Агентом полной эмансипации женщины является переходное, революционное государство. В Программе РКП(б), принятой в 1919 году, задача освобождения женщин “от материальных тягот устарелого домашнего хозяйства путём замены его домами-коммунами, общественными столовыми, центральными прачечными, яслями и т. п.” была поставлена на одно из первых мест [См.: Программа Российской коммунистической партии (большевиков) // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 425.].
Опыт Советского государства, несмотря на множество минусов объективного и субъективного свойства, на практике указал магистральную линию освобождения женщины. Мы имеем в виду как определённые шаги государства, направленные на уменьшение домашней (и совокупной) нагрузки на женщину, так и беспрецедентное повышение её образовательного уровня, культурный рост, овладение “мужскими профессиями”, вовлечение женщины в общественную жизнь. В будущем, опираясь на опыт и более высокий уровень развития производительных сил, идти по этой дороге будет несравненно легче.
Задержавшись на последнем рубеже, которым всегда является привычка, быт как частная отрасль производства прекратит своё существование. В коллективистском обществе повседневные нужды людей будут удовлетворяться силами и средствами общественного производства. Уже сейчас имеются как экономические, так и технологические возможности их удовлетворения. Помехой служит капитализм. О необходимости избавления женщины от гнёта домашней рутинной работы, думаем, не стóит и говорить. Любая культурная, современная, обладающая широким кругозором женщина тяготится домашним хозяйством.
В будущем работа в домашнем хозяйстве сократится до объёма, несоизмеримого как с нынешним, так и с трудовыми затратами в общественном секторе. Ни женщина, ни мужчина не будут обременены ею. Их функцией станет руководство автоматами. Но разве это работа?
Только тогда, когда быт (не удобства, не уют!) уйдёт из жизни людей, женщина на сто процентов освободится от тысячелетнего рабства эксплуататорской эпохи. Вместе с ней будет высвобождена естественная природа взаимодействия полов. Брак в полном смысле слова станет свободным. Свободным от эксплуатации, от отупляющего влияния домашнего хозяйства, от ограничений в выборе брачного партнёра. Только тогда восторжествуют внеэкономические отношения полов.
Их идеальной основой (другой просто не может быть в неэксплуататорском обществе) мы сейчас и займёмся.
В основе моногамии в конечном счёте лежит материальный интерес. Свободный брак имеет совершенно другую — идеальную основу. Он представляет собой обоюдную реализацию идеала. Мужчину и женщину в отсутствие эксплуатации связывают исключительно взаимное влечение, общность взглядов, уважение друг к другу. Наконец, их связывает любовь.
Любовь... Избрав предметом своего исследования полы, мы не могли не выйти на эту тему. Чем же отличается половая любовь коллективистского будущего (как общественное явление и как индивидуальное переживание или чувство) от той любви, что нам известна из жизни и литературы?
Отличие напрашивается само собой. Сочетая слово “любовь” со словом “свобода” (ведь речь идёт о свободном браке), мы получаем “свободную любовь”. Не подумайте только, что мы конструируем таковую посредством словесных манипуляций. Свободная любовь объективно вырастает из условий существования коллективизма. Ибо вместе со сменой общественного строя и развитием человека любовь полностью высвобождается из-под власти грубой материи и предрассудков. А “подвижный” брак (мы имеем в виду возможность смены брачного партнёра) и в определённом объёме присутствующие и узаконенные общественной моралью элементы полигинии и полиандрии создают в полном смысле этого слова безграничные возможности для её (свободной любви) реализации. Нам представляется, что термин “свободная любовь” как нельзя лучше подходит для обозначения духовной основы брака будущего.
Правда, это словосочетание несвободно. Такими высокими словами часто прикрывается свобода мужчин в “потреблении” женщин. Мы поступим по справедливости, если отберём “свободную любовь” у тех, кто маскирует свободой моногамию.
Таким образом, для свободы в любви коллективистский общественный строй открывает самые широкие перспективы. Однако для любви как таковой, т.е. для переживания, испытываемого индивидом, наступают, увы, не самые лучшие времена. Так, впрочем, должно казаться нам, детям своей эпохи. В будущем люди иначе посмотрят на эту нашу нынешнюю, и пока в значительной степени теоретическую, проблему. В сущности, проблемы-то и не будет.
Вы не понимаете нас, читатель? Сейчас мы вас введём в курс дела. До сих пор в наших рассуждениях о свободной любви на первый план выдвигалось слово “свобода”. Действительно, по мере продвижения к коллективизму свобода, прежде всего женская, всё более и более нарастает. Теперь мы перенесём в центр внимания любовь. Так вот, она тоже исторически изменяется. С ходом истории любовь становится иной. В чём состоит её современная трансформация? Не приходится сомневаться, что с переходом к новому общественному качеству половая любовь теряет свой накал. Она становится менее пылкой, менее романтической и более сдержанной и рациональной. Что позволяет нам выступать с такими “антилюбовными” заявлениями? Остановимся на двух обстоятельствах.
Первое из них, мы бы сказали, политэкономического свойства.
Любовь, которую мы знаем, глубоко индивидуалистична (не индивидуальна, что понятно, а именно индивидуалистична). Иначе и не может быть в обществе, находящемся на стыке периода индивидуализма и периода общественности (кстати, здесь мы нащупываем ещё одну модификацию периодизации человеческой истории). Индивидуализм, вошедший за тысячелетия в плоть и кровь человека, заставляет его помимо воли и сознания смотреть на своего действительного или потенциального брачного партнёра как на принадлежащее ему и только ему достояние. Даже если партнёры находятся в равном экономическом положении. Даже если их связывает “бескорыстная” романтическая любовь. Ведь и она в конечном счёте опирается на то же основание собственнических общественных отношений и на сформированную этими отношениями мораль индивидуалиста-собственника. Такая любовь по сути своей эгоистична. Будучи по определению благом для двоих, она в той или иной степени превращается в самоцель, в средство самоутверждения в обществе, становится, если угодно, любовью к самому себе: смотрите, конкуренты, каков я и каковы мои успехи. Общественные отношения подчиняют себе личные отношения отдельно взятых людей.
На базисе собственничества и индивидуализма вырастают, если можно так выразиться, практика и эмоциональное сопровождение любви. Её спутниками становятся острое соперничество и связанные с ним переживания, любовные игры, интриги, победы и поражения, ревность и измена. Мы смотрим на всё это, как на совершенно нормальное явление. Да, это норма. Только до тех пор, пока на смену старым не пришли новые общественные отношения. В нашем мире нет ничего неизменного.
Вы представляете, уважаемый читатель, сколько убудет от любовных страстей, когда собственничество и индивидуализм, как в обществе, так и в отношениях полов, сделаются достоянием истории? Прикиньте, и вы согласитесь с нами, что это будет любовь совсем не того накала, что нынешняя. Между прочим, там, где имеет место определённая либерализация половых отношений и моногамия терпит заметный урон (например, в Нидерландах, скандинавских странах, мегаполисах США, в некоторых наших крупных городах), поэзия и страсть, пусть это пока и малозаметно, начинают уступать своё место прозе и умеренности. Вам это не нравится? Такова логика истории. Таковы “эмоциональные заготовки” брака будущего.
Второе обстоятельство, касающееся понижения эмоционального тонуса любви, непосредственно связано с психикой.
Любовь в собственном смысле этого слова появилась гораздо позже человечества. На первобытном отрезке истории люди вступали в половые связи, эмоциональное оформление которых лишь в незначительной степени выходило за рамки инстинкта. Любовь едва проклёвывалась сквозь по сути дела животную оболочку соития. Используя распространённый штамп, можно сказать, что люди тогда скорее занимались любовью, нежели любили. Только когда психика человека достигла определённого уровня развития и инстинкт был более или менее уравновешен рассудком, на исторической сцене появилась любовь как возвышенное, поэтизированное и подлинно человеческое чувство. Зарождение высокой любви “совпало” со становлением эксплуататорского общества.
Психика развивается вместе с человечеством. Она так же переходна, так же двойственна, как и порождающая её социальная форма организации материи. Если в начале человеческой истории основным компонентом психики был инстинкт, то к концу истории преобладающим началом уже является его антипод — разум. Иначе говоря, по мере исторического развития психика, как общественная, так и индивидуальная, всё более и более рационализируется. С психологической точки зрения, коллективистский период являет собой эпоху рационализма.
Став способом отражения действительности и типом мышления, рационализм подчинит себе и качественно изменит любовь. К концу коллективистского периода и всей человеческой истории его жертвами падут сопряжённые с любовью её крайние эмоциональные проявления (восторг, счастье — отчаяние, безысходность), романтизм, поэзия чувств, не сравнимое ни с чем увлечение предметом своей страсти... Средний эмоциональный тонус любви понизится. Мы находимся у истоков этого процесса. Точнее, процесс уже пошёл. Мы должны ещё раз сказать: такова логика истории.
Коллективистский брак будет основан на свободной любви. Формально это так. Однако жизнь богаче статичных формул. Мы примерили и свободу, и любовь к будущему общественному устройству. Что же оказалось? Отношения полов, выигрывая по части свободы, столь же неизбежно понесут потери в плане любви. Любовь станет иной. Подлинная любовь и полная свобода принадлежат разным периодам человеческой истории.
Указав на отличия будущей любви от нынешней и стремясь к строгости и точности формулировок, мы, по всей видимости, должны скорректировать максиму, характеризующую отношения полов при коллективизме. Для этого нам хватит двух печатных знаков: коллективистский брак будет основан на свободной “любви”. Вы понимаете, что означают эти кавычки.
Продолжим наше путешествие в будущее. Мы подошли к одному из самых важных и интересных вопросов. Это — взаимоотношения родителей и детей в коллективистских общественных системах. И начнём мы с противоречия в нашем изложении, которое наверняка было вами замечено.
Ранее, и притом неоднократно, мы утверждали, что женщине как продолжательнице рода в её брачной жизни требуется стабильность. В противном случае, если отсутствует положительный отец, ребёнку не от кого будет получить необходимые для его нормального развития навыки, знания, нормы поведения, взгляды, не с кого будет брать пример. С другой стороны, мы обосновывали неизбежность и прогрессивность в будущем свободного брака. Брака “подвижного”, брака, в принципе представляющего собой постоянный поиск нового — лучшего, более соответствующего идеалу данной женщины — брачного партнёра. Вполне очевидно, что такой брак вступает в противоречие со стабильностью.
Что же получается? Выходит, рассуждая о свободном браке, мы забыли про стабильность? Или попросту отменили её? Нет, не произошло ни того и ни другого. В действительности свободный брак совершенно не перечёркивает стабильность, абсолютно ей не противоречит и нисколько не вредит социальному наследованию. Напротив, преемственность поколений в условиях свободного брака только выигрывает. Очевидное противоречие является противоречием кажущимся. Впрочем, объясним всё по порядку.
Во-первых, свободный брак не является калейдоскопическим браком. Заложенная в нём теоретически неограниченная возможность смены брачного партнёра не означает обязательной, автоматической своей реализации. Вы ведь понимаете разницу между наличием и реализацией возможности? Будучи женатым или замужем, вы не бросаетесь расторгать свой брак и вступать в новый только на том основании, что существует такая абстрактная возможность. Вы нашли себя в браке, вы в меру консервативны, вы вместе прожили годы, в конце концов, у вас есть моральные обязательства и принципы. Не будем беспокоиться за людей будущего. Они научатся принимать более зрелые решения, чем наши современники. По мере развития общества рациональная составляющая психики будет усиливаться. Думается, свободный брак окажется достаточно стабильным образованием, даже более стабильным, чем нынешний.
Во-вторых, и это намного важнее, социальное наследование при коллективизме (ведь объективно ради наследования женщина ищет стабильности) будет обеспечиваться не брачным партнёром, а обществом. Социум возьмёт на себя ту социализирующую функцию, которая практически безраздельно принадлежит родителям в эпоху моногамии. Бóльшая стабильность и более высокое качество воспитания и передачи позитивной информации следующему поколению вряд ли существуют. При этом совершенно не исключается и социальное наследование по линии “биологические родители — их дети”.
Вы скажете: фантастика. Нет. Такой тип наследования не является нашей выдумкой. Он даже не требует доказательств. На протяжении десятков тысяч лет, в первобытном аналоге коллективистского общества, дети успешно проходили школу жизни при полном отсутствии отцов. Род был экзогамным образованием. Отцы принадлежали к другому роду и передавали потомству лишь генетическую информацию. Социальную информацию, воспитание, уроки нравственности молодёжь получала у своих сородичей. Мы уже отмечали, что ведущая роль в социализации подрастающего поколения принадлежала женщинам. Мужчины-неотцы подключались к воспитательному процессу по мере взросления детей и полностью брали на себя обучение и опеку над юношами (в то время труд был жёстко разделён по половому — биологическому — принципу) после обряда инициации.
Разумеется, все вопросы материального обеспечения детей в первобытном коммунизме решались обществом. Общественное обеспечение и общественное воспитание гарантировали максимум стабильности в работе конвейера смены поколений. Объективный интерес женщины (продолжение рода) был удовлетворён. Поэтому в условиях “подвижного” (нестабильного) группового брака она чувствовала себя вполне комфортно. Будущему её детей ничто не угрожало.
Здесь на минуту мы прервём описание аналога коллективизма. Эта вставка нам скоро пригодится.
Уважаемый читатель, вы любите классическую литературу? Вы знакомы с проблемой “отцов и детей”? Не сомневаемся, что знакомы. Мы вам сейчас предложим свою интерпретацию решения проблемы конфликта поколений.
Жаль, что зачастую детям приходится довольствоваться родителями, данными им природой. Вокруг есть более подходящие кандидатуры — более отзывчивые и понимающие, более знающие и умелые, более передовые, прогрессивные (на нашем языке: качественные). Вот если бы можно было поменять родителей, если бы возможно было выбрать других...
Вернёмся опять в первобытное общество. В третьей главе мы заметили, что социальные качества там передают детям не все, а только отобранные сородичи. Тогда мы поставили вопрос: кто их, этих качественных сородичей, выбирает? Пришла пора ответить. Ещё одним отбирающим положительные качества персонажем, кроме смерти и женщины, являются дети. Этот персонаж действует только в неэксплуататорских общественных системах — первобытной и коллективистской. В отсутствие моногамии (в данном случае — подчинения детей родителям) дети выбирают “родителей” или, так, наверное, лучше сказать, наставников, воспитателей, учителей. Неэксплуататорские общественные отношения обусловливают не только свободный выбор женщинами мужчин, но и столь же свободный выбор детьми “родителей”.
Вы спрóсите: а как же материнский инстинкт? Мы не отрицаем его существования на этапе, когда женщина и ребёнок связаны буквально физиологически. А дальше... Современная общественная мораль приписывает его женщине как нечто постоянное и неизменное, как чувство, сопровождающее её до самой гробовой доски. Однако мораль, как нам известно, подчинена общественным отношениям. А общественные отношения изменяются. Мы видим, что по мере обобществления всех сторон жизни и выхода детей за пределы семьи (получение образования вдали от родительского дома, выбор отличной от родительской профессии, переезд на новое место жительства, создание собственной семьи и т. д.) чувственные узы, связывающие родителей и детей, понемногу, но верно начинают ослабевать и превращаться в традицию. Следующим шагом этой метаморфозы станет превращение традиции в пережиток.
Впрочем, читатель, если вы не согласны с нами, имейте в виду, что мы “покушаемся” не столько на материнский инстинкт, сколько на отцовский (правда, вопрос, существует ли он?). Ведь основным объектом отбора в коллективистском обществе будут не более или менее похожие одна на другую женщины, а резко отличающиеся друг от друга мужчины. Мы не собираемся полностью и в каждом отдельном случае отлучать ребёнка от матери. Хорошая мать всегда будет “матерью” (наставницей и примером) для своего сына или дочери.
Таким образом, существуют три уровня отбора мужчин (мы говорим о мужчинах, т.к. именно они являются поставщиками качеств). На первом действует смерть. Здесь отсеиваются противоречащие жизни биологические качества. На втором уровне в дело вступают женщины. Наряду с биологическими они отбраковывают и непрогрессивные социальные характеристики. Ясно, что их деятельность тем эффективнее, чем более благоприятной для них является общественно-историческая обстановка. На третьем уровне (также преимущественно в коллективистских общественных системах) “работают” дети. Они устраняют из наследования только препятствующие прогрессу социальные качества. У вида Homo sapiens отбор включает в себя естественный, половой (женский) и возрастной (детский) компоненты.
Сейчас мы ведём разговор о возрастном компоненте. Интересно, как и когда в коллективистском обществе будет осуществляться выбор детьми “родителей”? Как вообще будет организована — количественно, пространственно и так далее — “семья” будущего? Что ж, попытаемся ответить и на эти вопросы. Понятно, что будущее невозможно представить в деталях. Мы сможем дать лишь принципиальные ответы. Мы понимаем, что в этом деле возможны неточности и даже ошибки. Нашей опорой по-прежнему является историческая действительность.
Мы думаем, что в течение нескольких лет после рождения мать будет достаточно плотно опекать своего ребёнка. При этом она, видимо, существенно урежет, но не прекратит свою трудовую деятельность. Ясли и детские сады претерпят качественную трансформацию. Они превратятся в заведения домашнего типа с очень небольшим количеством детей (чем ниже возраст, тем меньше будет в них детей). По сути дела, детские сады станут сравнительно большими (по меркам того времени) “семьями” (мы берём это слово в кавычки, потому что семья при коллективизме, строго говоря, будет тождественна обществу). Возможно, эти детские заведения будут создаваться на основе брачных группировок, включающих в себя и мужчину (такие группировки могут состоять из женщины и мужчины или, скажем, из двух женщин и одного мужчины; в принципе не исключены и иные варианты). В их работе примут активное участие матери детсадовских детей. Детский сад может быть образован и вокруг одной из них. Весьма вероятна также и кооперация, как матерей, так и двух-трёх брачных группировок. Что же касается жилищной проблемы, о ней, разумеется, не может быть и речи. Пространственное решение, как на данном этапе, так и позже, также допускает самые различные варианты.
Систематическое образование, обязательно связанное с трудом, по всей видимости, будет начинаться в возрасте 4—5 лет. С этого времени в воспитании всё более заметной станет роль мужчины. Ребёнок приступит к сравнению и оценке старших. С годами и расширением круга общения дело дойдёт до выбора. Главным критерием отбора “родителей”, без всякого сомнения, явится их общественная (прежде всего трудовая) ценность. Наряду с ней молодым человеком будут учитываться готовность и умение старших понять его и пойти ему навстречу. Не исключено, что юноша или девушка приобретут в конечном счёте нескольких “родителей”. Велика вероятность того, что в их числе окажутся мать и, подчёркиваем это особо, выбранный ею, то есть, надо полагать, качественный, отец молодого человека. Допускаемые обществом полигиния и полиандрия будут дополнены, если можно так сказать, многородительством. Между прочим, положение, при котором у ребёнка фактически имеется несколько “родителей”, зачастую наблюдается и сейчас. Мы имеем в виду близких родственников, друзей семьи или даже совершенно посторонних людей [На наш взгляд, несомненный интерес представляет и версия брака и семьи будущего, выдвинутая в начале ХХ в. Богдановым (см.: Богданов А. А. Красная звезда // Вопросы социализма. М., 1990. С. 105, 144–146.).].
Подобно свободному браку, свободная семья как процесс будет представлять собой постоянный поиск нового, более приемлемого семейного партнёра. Если брачное партнёрство складывается прежде всего на основе выбора женщиной мужчины, то семейное — формируется преимущественно на основе выбора детьми “родителей”. Не надо объяснять, что возможность смены “родителей” (и детей) вовсе не означает своей автоматической реализации.
Как и свободный брак, свободная семья вырастает на неэкономическом — идеальном — основании. Материальные заботы о детях полностью перейдут к обществу. Фундаментом семьи будущего явится свободная “любовь”. Разумеется, сейчас мы говорим не о половой любви, а о той, которая хорошо нам известна и которая связывает духовными узами представителей различных поколений. По мере исторического развития чувственная составляющая “детско-родительской любви” будет всё более ослабевать и постепенно вытесняться рациональной.
Основанная на отборе “родителей”, свободная семья интенсифицирует социальное развитие. Прогресс ускорится, освободившись от тормозящего воздействия некачественных мужчин. В свободной семье будет решена вековая проблема “отцов и детей”. Дети, не удовлетворённые своими биологическими родителями, смогут найти себя и своё место в социуме, выбрав соответствующих общественно обусловленному детскому идеалу новых “родителей”. Наконец, зрелые люди, избавленные от напряжения, связанного с конфликтом поколений, окажутся в более благоприятной, чем современная, психологической атмосфере. Они получат более широкие возможности для своей трудовой и творческой самореализации. Людей, не имеющих “детей”, никто не подвергнет осуждению. Кстати, количество детей в обозримом будущем уменьшится. Современная тенденция снижения рождаемости является необратимой.
Как видим, плюсы свободной семьи решительно перевешивают минусы, обусловленные её необычностью. Нет, мы ни в коем случае не уговариваем кого бы то ни было признать свободную семью — мы в такой форме констатируем её историческое превосходство над моногамной. Не от нынешнего нашего к ней отношения зависит её становление. Оно запрограммировано логикой истории. Новый, неэксплуататорский общественный строй призывает к жизни соответствующий себе тип семейно-брачных отношений.
С переходом к коллективизму семейные отношения, как и брачные, возвращаются к своему исходному — нормальному — состоянию. С падением моногамии вместе с диалектикой полов на свободу выходит и диалектика поколений.
Диалектика поколений... Кажется, сейчас мы с вами, уважаемый читатель, сделаем открытие.
Вы знаете, что женщины, будучи похожи одна на другую, призваны отбирать мужчин, и те, в свою очередь, представлены в широком ассортименте. Но ведь в таком же соотношении находятся дети и взрослые. Дети, вступая на путь социализации, подобны друг другу, как чистые листы бумаги. Взрослые, напротив, спектрированы по своим нравственным и деловым качествам. Дети, как мы выяснили, в отсутствие эксплуатации выбирают “родителей”, и среди последних всегда есть широкий выбор.
Мужчины предлагают себя женщинам, демонстрируя свои деловые и моральные качества. Точно так же в обществе, свободном от подчинения, предлагают себя на роль “родителей” взрослые детям.
Женщины привлекают мужчин своей “биологией”. Но ведь, задумайтесь, и дети привлекают внимание взрослых отнюдь не социальными характеристиками.
Мужчины проявляют активность, преследуя предмет своего интереса. Взрослые не могут обойтись без активности в воспитательном и образовательном процессе.
Женщины, выбирая “надёжных и порядочных” мужчин, ведут борьбу за качество, материализующееся в будущем поколении. Дети, выбирая “родителей”, объективно борются за качество своей будущей жизни.
Мужчины, контактируя с женщинами, объективно стремятся продублировать себя в биологическом отношении. Взрослые, передавая детям опыт и знани