V. Предполагаемые источники Каббалы

На основании вышеперечисленных соображений представляется возможным отнести по крайней мере некоторую часть материалов Зогара к периоду более раннему, чем его обнародование. Мы не можем сказать, намного ли старше Сефер Йецира IX в.¹ Но оба произведения связаны с талмудическими временами, и, следовательно, в пределах христианской эры, вероятно, существовала эзотерическая традиция Израиля². Существовало ли оно до христианской эры – следующий этап нашего исследования. И на этом этапе сложности возрастают, потому что поле обзора резко расширяется, и оно во всех направлениях перекрыто последующими поколениями серьезных религиозных мыслителей. Мы должны продвигаться шаг за шагом и начать прежде всего с общего обзора нашей темы.

Источники происхождения доктрин Каббалы видели едва ли не в любой философской или религиозной системе древности, и все предполагаемые точки соприкосновений с каждой из них тщательно фиксировали. Получалось, что они заимствованы из Аккада, из Индии, из Китая, из Древнего Египта³, из платонизма и неоплатонизма, из категорий Аристотеля, из раннего христианского гностицизма⁴. Наиболее разумное заключение, напрашивающееся, на мой взгляд, из всех этих противоречивых свидетельств, – насколько это может соответствовать термину – таково: дело не в заимствовании из какого-либо из этих источников в прямом и общепринятом смысле, – скорее человеческое сознание, когда оно сосредоточено на определенных фундаментальных и, быть может, неразрешимых проблемах бытия, имеет тенденцию делать умозаключения очень схожие, а подчас и внешне тождественные; Каббала, в сущности, результат такого лишенного всякой опоры вопрошания; эти результаты уникальны сами по себе, но предлагают некоторые точки пересечения с другими подобными попытками всех времен и народов; кое-чем они обязаны другим традициям и памятникам прошлого, отчасти путем фильтрации, отчасти вследствие своей принадлежности этому культурному ареалу и тому факту, что они рождались не в безвоздушном пространстве. Разумеется, здесь необходимо отличать основополагающую часть Каббалы от элементов, развивавшихся на их основе. К первой категории относятся доктрина Десяти эманаций, доктрина Эйн-Соф, Великого Лица (Макропросопос) и Малого Лица (Микропросопос), отдельные мотивы которых, вероятно, восходят к истории еврейской религиозной литературы христианской эры, может быть, даже к эпохе формирования Талмудов. Мы упоминаем их здесь в силу необходимости, хотя подробно будем рассматривать дальше. Темы же, развившиеся на этом фундаменте, отражают многие источники, не исключая средневековую схоластику христианской Европы⁵. Эйн-Соф – это тот предел в концепции Божества, которого достигает всякая истинная метафизика; вовсе не обязательно предполагать, будто она выведена из Вавилонских инициаций во время семидесятилетнего пребывания там еврейских переселенцев или из греческой спекулятивной мысли александрийской школы: правильнее, вероятно, рассматривать ее как продукт незакончившегося изгнания христианской эпохи, плод самостоятельной рефлексии теософствующего еврейского сознания по поводу открывшихся ему проблем, где, конечно, слышатся отзвуки споров в различных культурных центрах. Это высшая точка теософской спекуляции, до которой может подняться человеческий разум и куда он всегда склонен устремляться. Доктрина сфирот, в свою очередь, умозрительная форма другого древнего как мир способа человеческого познания, когда оно пытается преодолеть мучительный разрыв между конечным и бесконечным, между абсолютной чистотой и наличным материальным миром, который, так или иначе, всегда предстает человеку как нечистый. Концепции Макропросопоса и Микропросопоса, поздние или ранние в еврейской мистической литературе, достаточно поздние, по крайней мере в истории человеческого умозрения. Это попытка разграничения между Богом в Себе и Его отношением со Своими созданиями. Как и можно было бы ожидать, они исключительно характерны для еврейства и, как таковые, наименее связаны с любой внешней системой. И тем не менее точки соприкосновения имеются. Применительно к каждому и всем, времени и обстоятельствам, людям и их местам, они суть особого рода спекулятивная доктрина, которую следовало ожидать а priori. Те же специфические литературные формы, в которые эти концепции облекались, присущи исключительно раввинистическому сознанию, и только ему. Дальше мы увидим, что эти формы подчас грубы и монструозны; однако сокровенную традицию в ее высших взлетах можно отделить от ее экстравагантных и материалистических позднейших образований.

Если мы вспомним, какой живучестью и упорством отличается традиция самого живучего и упорного из народов, если мы вспомним, что еврей эры христианского благовестия жил отблеском своей былой славы, мы поверим, что он пребывал в атмосфере легенды, в которой его пылкий ум неустанно работал, из которой он не выходил ни на шаг, и не приходится сомневаться, что вся его литература, как и все его мышление, было глубоко проникнуто этой духовной атмосферой. Однако надо сделать слишком смелый и решительный шаг от этой естественной и понятной ситуации к вере в то, что еврейскую традицию должно и можно вывести из одного определенного источника в прошлом и что она передавалась в неизменном виде из поколения в поколение, как полагают писатели-оккультисты и некоторые другие, не имеющие, правда, склонности апеллировать к мистике для оправдания своего мнения. У нас нет оснований утверждать вслед за Баснажем⁶, что истинная колыбель Каббалы Древний Египет, хотя вполне возможно, что Израиль усвоил в долине Нила нечто, не отразившееся в Пятикнижии. Нет и причин соглашаться с бывшим Великим Мастером Древнего и Принятого Ритуала Франкмасонства Юрисдикции Юга Соединенных Штатов, высказывающего предположение о существовании прямой связи доктрины зороастризма⁷ с Каббалой, которая якобы имела место в период изгнания⁸. О том, что евреи могли кое-что почерпнуть в Вавилонии, я уже говорил, а превратности опыта пребывания под персидским владычеством вполне могли отразиться на великом корпусе Агады, окрасив многие сказания специфическим колоритом. Есть и еще более отважные горе-теоретики; послушай их, так мало того, что есть, оказывается, китайская Каббала, Китай – родина еврейской Каббалы. То, что великая малоизученная империя, где, как принято считать, возникло все от алхимии до печатного станка, обладала и обладает пресловутым Тайным Учением⁹, давно уже стало притчей во языцех, и не стоит ломиться в открытые двери, лишний раз заявляя об этом, а если кому-то охота называть это Каббалой в том же смысле, что еврейская Каббала, то что толку говорить им о недопустимом злоупотреблении термина. В том, что в книге под названием И-Цзин¹⁰, или Книге Перемен, содержится эзотерическая религиозная традиция, в которой, как уверяют, имеются определенные аналогии с каббалистической доктриной, нет ничего удивительного, и это лишний раз подтверждает поразительную универсальность человеческого ума, совершающего общие для всех народов и времен мыслительные операции, пытаясь ответить на вечные вопросы о тайнах бытия. Такие аналогии отнюдь не доказывают, как пытаются убедить нас мечтатели, существование некой Религии мудрости, разворачивающейся на протяжении веков непрерывной тайной передачи. В естественном порядке истинная основоположная религия есть общая почва для всего, что не требует особого формального закрепления, поскольку от рождения вписана в сердце и ум человека¹¹. Вместе с тем тот несомненный факт, что чуть ли не на заре истории в Месопотамии обитала монгольская раса, позволяет предположить, что семиты восприняли что-то от монгольской Халдеи даже во времена Авраама¹², точно так же евреи Вавилона могли узнать о конфуцианстве в его ранней форме. Единственное, с чем мы готовы согласиться, – так это с тем, что евреи брали всюду, куда их забрасывала судьба, и умели пользоваться воспринятым, при условии, разумеется, что инициатива в этом обмене во всех случаях оставалась за ними, а сам процесс восприятия чужих интеллектуальных ценностей был свободным и не навязывался извне.

Минуя области самых невероятных предположений, где Один, бог скандинавской мифологии, отождествляется с Аба, Верховным Отцом Каббалы; Фрейя с Има, Верховной Матерью; Тор с Арик Анпин, Малым Лицом; а Высшее Существо, просматриваемое за скандинавской мифологией, с Эйн-Соф; минуя далее натянутые параллели с друидскими верованиями, на которых было бы глупо задерживаться¹³, мы возвращаемся к исходной позиции предполагаемых гностических связей Каббалы. Можно согласиться с Кингом, предполагающим, что, каково бы ни было время появления Зогара в нынешнем виде, некоторые его предания сходны с теми, которым учили в раввинистических школах Вавилона и Тивериады¹⁴. Сходны или не сходны, а различие отмечает тот путь, который прошла интеллектуальная мысль Израиля, то самобытное развитие, которое претерпевала она под воздействием различных импульсов в период между эпохой гностицизма и публикацией Зогара. Необходимо также признать, что Маркос*, будучи «евреем по рождению», воплотил кое-что от своего еврейского наследия в созданную им систему. И вместе с тем гностицизм – это не Каббала, хотя у них есть случайные сходства, и можно говорить о каком-то общем для обоих явлений источнике. Ближе к истине М. Амелино, когда он говорит о совпадении в развитии этих двух систем¹⁵. Есть структурные и внешние сходства между стеклом и горным хрусталем, и, однако, стекло есть стекло, а хрусталь есть хрусталь¹⁶.

Это не философский подход, потому что незачем забираться в глубь времен и в отдаленные страны, когда объяснение данных фактов под носом. «Лучшее рядом», – говорил поэт, и, кто бы мы ни были – художники или мечтатели, стихотворцы или комментаторы Каббалы, – мы обязаны создавать наше произведение или толкование, стараясь не прибегать для этого к чему-то недосягаемому. Прототип йециратической и зогарической теософии совсем близко, стоит протянуть руку: он в иудаизме. Смешение всех и всяческих систем, характерное для нашего времени, имеет параллель в той эпохе, когда возникло христианство. «В те дни, когда в пустыне на берегу Мертвого моря появился Иоанн Креститель, все старые философские и религиозные системы стали усиленно сближаться. Общественное сознание охватила какая-то апатия, и все жаждали найти успокоение в сплаве доктрин, которым приготовили путь походы Александра Великого и времена благоденствия, наступившие вслед за этим с возникновением в Азии и Африке греческих колоний. Войны Александра ввели в соприкосновение разные народы чуть не трех четвертей земного шара, и повсюду встречались и смешивались вероучения Греции, Египта, Персии и Индии. Рухнули наконец барьеры, разделявшие до тех пор страны и народы; и пока народы Запада с готовностью присоединяли к своим верованиям верования Востока, последний спешно знакомился с наследием Рима и Афин… Евреи и египтяне, тогда самые особенные из всех народов, также поддались духу эклектики, как их завоеватели, греки и римляне»¹⁷. Но евреи исходили не из жажды синтеза, а из национальных амбиций, и, хотя трудно представить себе, чтобы, находясь в таком окружении, они остались полностью неуязвимыми для посторонних влияний, свою задачу они видели не в том, чтобы приспосабливать к чуждым системам свою религию, а чтобы повлиять на них и продемонстрировать, что философы других народов всем обязаны Богоучению Палестины. Филон, грек* из Александрии, в известной степени эллинизировал древнееврейскую религию с тем, чтобы иудаизировать эллинскую философию¹⁸. Этот синтез открывает ближайший подступ, если не по времени и месту, то, по крайней мере, по форме и содержанию, к каббалистической теософии в плане ее источника в еврействе. Для нашего исследования, цель которого упрощать, а не усложнять проблемы, достаточно, чтобы я сослался на Аристобула, который за век до этого задавался аналогичными вопросами. Филон и все то направление и строй мысли, связанные с его именем, не могли не оказать определенное влияние на позднейшую еврейскую литературу¹⁹, хотя невозможно исчерпывающе охарактеризовать историю этого влияния и то, как оно конкретно сказывалось на этой литературе. Не следует вместе с тем впадать в ошибку и утверждать, что Каббала – это платонизм, просочившийся через Филона и еврейскую школу из Александрии, или что традиция иудаизма претерпела сильное воздействие филоновской мысли. Когда в Сефер Йецире (Книге Творения) мы находим буквенные символы Логоса, посредством которых Бог творил вселенную, очень легко склониться к мысли, что это греческое влияние, однако факт остается фактом: Сефер Йецира – творение еврейское по существу, что не позволяет рассматривать ее в категориях платонизма. Вместе с тем мы знаем, где искать некоторые точки соприкосновения. Что касается доктрины, развитой комментаторами Сефер Йециры до выхода в свет Зогара, что касается литературы, соприкасающейся с ними, и самого Зогара, не говоря уже о позднейшей литературе, которая сознательно и откровенно пользуется греческими источниками, то здесь дело обстоит гораздо серьезнее²⁰. Филон резко противопоставляет Бога и материальный мир, бесконечное и конечное; это же противопоставление есть, скажем, и в Зогаре, который в данном случае может представлять всю каббалистическую литературу. Филон утверждает абсолютную трансцендентность Бога; то же и Зогар. По Филону, природа Бога в Себе не поддается дефиниции и бескачественна, как таковая; Каббала осуждает всякую попытку описать сокрытого Бога даже посредством атрибутов, через которые Он являет Себя. Все филоновские определения Бога негативны; сравним latens Deitas* Каббалы. Филон настаивает, что Ему невозможно дать никакое имя; Каббала согласна с этим положением²¹, хотя каббалисты и приводят длинный список Имен Божиих и толкуют их значения и силу. Филон считает Бога Священного Писания антропоморфным и дает аллегорическое толкование всем описаниям, атрибутам и манифестациям Божества в Ветхом Завете: сравните доктрину о двух Лицах, назначение которых, как некоторые полагают, объяснить этот антропоморфизм по принципу nec plus ultra*. Для Филона буквальный или прямой смысл Писания – это завеса; то же и для Зогара. Филон интерпретирует его буквально или символически, в зависимости от поставленной задачи; такова же и каббалистическая экзегеза. Филон понимает видимый мир как врата мира невидимого; он верит в возможность непосредственного созерцания Бога, верит в существование архетипического мира и в то, что вещи зримые являются подобиями вещей незримых²²; ярко выраженные пересечения со всеми этими положениями мы находим в доктрине Каббалы. Аналогии эти слишком многочисленные, слишком близкие и знаменательные, чтобы у нас оставалось малейшее сомнение в том, что все эти каббалистические мотивы существовали в традиции Израиля раньше, и Филон лишь подтверждает факт существования мистического учения в еврейской традиции. Спонтанность, посвященность, последующие влияния – все это остается, и все это необходимо для объяснения существования Зогара и его взаимосвязей, но его источник не обязательно и менее всего исключительно Филон, напротив, он объясняет, откуда произошел Филон. Но главное, это напряженная, самостоятельная работа мысли, использующая традицию как завесу, которая не может скрыть свою глубинную индивидуальность и иногда гораздо ближе нам по духу, чем мы склонны воспринимать ее из-за ее формы. Вместе с тем это можно заподозрить на философских основаниях, потому что, сколь бы ни был завуалирован символический язык, какие бы специфические искажения ни порождала сложнейшая оптика, человеческие чувства и стремления имеют общий корень, и сквозь изощренный язык Каббалы, под многослойными красочными напластованиями и фантастическими способами выражения, мы видим, что наши собственные искания и вопрошания находят выражение на свой особый лад в этой книге, написанной на языке изгнания. И вместе с поэтом мы признаем, сколь истинно вся мудрость и предание есть

Та

Часть голода и жажды сердца,

Неистовства и пламени ума,

Взалкавшего запретного плода

Эдема яблок золотых,

Дабы унять и жар его и боль.

Когда Верный Пастырь Зогара вкладывает в уста Отца вселенского Израиля такие слова: «В сем мире Имя Мое пишется ЙХВХ, а читается Адонай, но в мире грядущем оно будет читаться как написано, дабы Милость была со всех сторон»²³, мы понимаем, что здесь и сейчас, в этой точке XX столетия мы могли бы по-другому выразить тоску, упование, веру, преподанную в такой символической форме, но эта старинная символика на свой лад выражает то, что все мы хотели бы выразить, и все же я не уверен, что наш современный язык мог бы передать это лучше. Здесь есть оправдание путей Божиих по отношению к человеку и в этом смиренное упование благочестивой души на то, что в великий день Господень не будет посрамления Его чадам; что, несмотря на помраченность наших путей, мы твердо верим, что Он есть свет; что, хотя в сердце своем мы пишем Милость, но читаем Закон и его суровый порядок на всех путях своих, в один прекрасный день мы познаем, что это Милость со всех сторон, высшее выражение Закона, или что Закон есть тот порядок, при котором нам явлена Божественная любовь. В этом послании, а не в бороде Микропросопоса, Малого Лица, и не в числе миров, подвешенных на волосах Арик Анпин, непреходящая красота и смысл Каббалы. Гематрия и тмура – развлечение для не в меру серьезных детей, но голос великих мудрецов Зогара, выражающих язык сердца Израиля, нуждается не в играх со словами для раскрытия изрекаемого им смысла; и набатный гул этих речений, словно удар тока, пробуждает в истинном верующем нашего времени осознание того, что Великое Собрание состояло из наших собратьев.

Насколько подобный подход снимает всякую претензию на боговдохновенное происхождение традиции и относит теорию первобытного происхождения ее в разряд мифов, настолько он препятствует нам считать каббалистические доктрины делом рук одного человека.

Интуиция подсказывает, что такие вещи не могут быть единоличным созданием рабби Моше де Леона, и для этого даже не требуется надежного свидетельства. Это процесс и результат длительного процесса. Вместе с тем поскольку Зогар, по-видимому, принял известную нам форму довольно поздно, не исключено, что часть его действительно принадлежит этому еврею из Испании. И то, что эти части значительно уступают целому, не подлежит сомнению. Сервантес создал много романсов невысокого качества до и после своего романа о рацарстве. Галатея не воспрепятствовала Дон Кихоту. Точно так же Бероалд де Вервиль писал книги по алхимии, к которым пренебрежительно относились даже алхимики, но он же создал Moyen de Parvenir*. Любой magnum opus** изначально немыслим, и пропасть, отделяющая «Страдания молодого Вертера» от второй части «Фауста», подобна пропасти между Эйн-Соф и Малкут, которую надлежит заполнить сфирот.

Но если любое великое творение невозможно предсказать, то тем не менее оно рождается не на пустом месте и у него есть предшественники. Любому образованному человеку известно, что для появления пьес Шекспира нужны были старые пыльные хроники. Окончательной редакции Зогара должны были предшествовать какие-то сырые материалы – устные и письменные, – часть которых без всякой обработки вошла в его корпус. Например, Книга Сокрытия носит столь же явные признаки древности, как и Книга Творения.

Есть, конечно, известный предел, дальше которого серьезный критик не пойдет. До сих пор мы оставались на более или менее твердой почве со скудным свидетельством святого Агобарда, при условии, разумеется, что оно корректно; с рабби Шимоном бар Йохаем мы удерживаемся на почве предания, и не приходится ни на минуту сомневаться в том, что в этой dramatis personae*** аутентичности не меньше, чем в персонажах Turba Philosophorum. Я не хочу сказать, что подобные имена используются исключительно для отвода глаз, потому что какое-то основание в предании должно быть, но их нельзя понимать в реальном или историческом плане. Это скорее нечто среднее между беглыми записями репортера и воображаемыми беседами У.С. Лэндора.

Примечания

1 Но мы можем сказать, что один из главных противников еврейской теософии относит ее к ранним гностическим временам (см.: Grutz. Geschichte der Juden. 2 vols. 1853–1870).

2 Один из самых легковерных и претенциозных представителей английских оккультистов, интересующихся Каббалой с этой позиции, утверждает, что по еврейской традиции доктрины древнейшего пласта в Зогаре старше Второго Храма (Westcott W. Sepher Yet-zirah / Trans. from the Hebrew. 2-d ed. London, 1893). Третье издание вышло недавно, после смерти автора.

3 Эта точка зрения особенно распространена в среде французских оккультистов. «Именно в египетской науке, – пишет Станислас де Гуайта, – принесенной из Мицраима Моисеем с Исходом сынов Израиля, должны мы искать истоки Священной Традиции, передававшейся в еврейской среде из поколения в поколение из уст в уста до учеников Шимона бар Йохая, которые записали под диктовку своего учителя около II в. христианской эры Великую Книгу Света (Зогар)» (Cuaita S. de. Au Seuil du Mystere. P. 183, 184). Последнее замечание, конечно, дань оживленному интересу к этой проблеме, а спекуляции маркиза стоят не более и не менее всего того мусора, который сходил в Париже за оккультное знание и критику. Следует заметить, что рабби Шимон здесь отнесен ко II, а не I в.

4 Даже так называемые «Символы Пифагора» притягивались к каббалистическому учению (см.: Collectanea Hermetica / Ed. by W. Westcott. Vol. V. Id est, Somnium Scipionis et seq. London, 1894).

5 Я здесь имею в виду каббалистическую школу Ицхака Луриа и Моше Кордоверо.

6 L. Vol. III. Ch. XIV.

7 О таблицах, доказывающих «гармонию и идентичность халдейской философии с еврейской Каббалой», см.: Chaldean Oracles of Zoroaster / Ed by Sapere Aude. London, 1895. P. 8–11. Истинная ценность подобных параллелей продемонстрирована безумными выкладками архиепископа Мерина (Archbishop Meurin. Synagogue de Satan), о чем будет сказано в Книге десятой, § XVIII. Sapere Aude псевдоним Уинна Уэсткотта в некоторых оккультистских кругах в Англии.

8 Pike. Morals and Dogma. Charlston, A. M. 5641. P. 266, 267, и в других местах. Ср.: Matter. Histoire Critique du Gnosticisme. Гностические системы там относятся к Зороастризму и Каббале.

9 В соответствии с которыми Бриан (Bryant. Analysis of Ancient Mythology. Vol. I. P. 94) и Оливер (Oliver. History of Initiation. P. 79 et seq.) пытаются убедить нас в том, что в Китае были мистерии «подобные тем, что в Индии», которые к тому же более или менее сходны с мистериями, впоследствии процветавшими в Греции.

10 Информацию об этом памятнике и его аналогиях с Каббалой см.: L'Initiation, revue philisophique des Hautes Etudes. Vol. XXXVII. No. 3. Paris, Dec. 1897. S. v. Yi-King, Taosee, Taote-King et la Numeration. P. 266 et seq.; Nus E. A La Recherche des Destines. Paris, 1892.

11 Я имею в виду не так называемую естественную религию, а религию, основанную на таинствах.

12 «Власть монгольских владык Халдеи ко времени Авраама была гораздо более обширной, чем в Фивах и Дельте Нила, и победы великой восемнадцатой династии в Египте, охватывающей в лучшем случае три столетия, являются всего лишь незначительным эпизодом на фоне истории азиатской цивилизации, которая, вероятно, намного древней, органичней и оригинальней Пирамид и у которой Египет многое позаимствовал во времена его величайших правителей» (Babylonian Discoveries // Edinburgh Review. April, 1898).

13 Пайк, как всегда ссылаясь на неизвестные авторитетные источники, утверждает, что друиды были истинными наследниками магов, посвящение которых шло из Египта и Халдеи, «то есть из истинных источников Каббалы» (Pike. Morals and Dogma. P. 103). Здесь явно чувствуется Элифас Леви, употреблявший ту же терминологию.

14 The Gnostics and their Remains. 2-d ed. London, 1897.

* Вероятно, имеется в виду гностик II в.

* Essai sur le Gnosticism Egyptien, ses developpments et son origine Egyptienne. Par M.E. Amelineau Annales du Musee Guimet. Vol. XIV. Paris, 1887, но написанном еще в 1882 г., которым помечено предисловие. Ср. Эдерсхайма, который считал, что «гностицизм, как и позднейший еврейский мистицизм, зародился от контактов иудаизма с религиозными спекуляциями Дальнего Востока». См. также Еврейскую энциклопедию, где в Зогаре видят влияние школ Веданты в индуистской философии через персидские каналы исламского мистицизма VIII и последующих веков.

* Pistis Sophia считалась наиболее ценным документом по части аналогий между гностицизмом и Каббалой, однако не стоит преувеличивать это свидетельство. Кинг утверждает, что доктрины идентичны и что это выявляет главенство принципов Каббалы, однако создается впечатление, что он незнаком с еврейской теософией по первоисточникам. С тех пор гностические тексты были изданы Дж.Р.С. Мидом, который вообще не говорит о подобных параллелях.

* Pike. Morals and Dogma. P. 247.

* Филон был не греком, а евреем. Он, между прочим, плавал в Рим как представитель еврейской общины по вопросу о погроме с петицией, чтобы не ставили в Храме статую Калигулы.

18 Замечательное исследование филоновской эклектики в высшем значениии этого термина см.: Kennedy H.A.A. Philo's Contribution to Religion, 1919.

19 Надо заметить, что Артур Лилли, который усматривал буддийские корни христианства, открыл в Зогаре не только Триединство Филона, но и Троичность буддизма; он же считал, что Каббала «одна из сокровенных книг ессеев» (Lillie A. Modern Mystics and Modern Magic. P. 14). Он также пишет, что «она написана на основании предания неким Моше де Леоном», выдавая тем самым, что он незнаком с иными каббалистическими произведениями, помимо Зогара (Ibid. P. 13). В итоге он договаривается до того, что утверждает, будто «это книга Магии» (Lillie A. Madam Blavatsky and her Theosophy. P. 194). После такого утверждения уже не приходится удивляться открытию, что апостол Павел каббалист (Ibid.). Того же поля ягода оказывается и Якоб Бёме, «Три начала» которого, одно из них «Царство ада», некоторым образом связаны с тремя высшими сфирот. Аналогичные беспочвенные спекуляции см.: Lillie A. Buddism in Christendom.

* Бог сокровенный (лат.).

20 Например, книга рабби Авраама Когена Ириры Porta Colorum, составляющая третью часть Apparatus in Librum Sohar Розенрота, написана с явной целью увязать догмы Каббалы с платонистической философией. Позднее аналогичная тема была поднята христианскими писателями, многие из которых пытались связать Каббалу с Аристотелем, и в результате мы имеем такие произведения, как: Burgondo. Podromus Scientiarum Artiumve liberalium ad ipsos Peripateticae Scholae et Kabbalisticae doctrinae perissimos fontes revocatus. Venice, 1651. Сюда же можно отнести и Томаса Кампанеллу, в своем трактате De Sensu Rerum et Magia (Frankfort, 1620) он пытается соединить Каббалу и неоплатонизм в своей попытке объяснить мироздание.

21 Следует понять также, что Зогар утверждает некий Божественный модус, в котором Бог был один со Своим Именем; однако до этого было предшествующее состояние – когда не было Имени.

* Доведение до крайности, до абсурда (лат.).

22 В Каббале существует двойное соответствие между вышним и нижним мирами: один трансцендентальный, мир феноменов, явлений с их архетипами в ноуменальном, умопостигаемом мире, и мир природный в более узком смысле этого термина, который можно выразить аксиомой: «Нет на земле ни одной травинки, которой на небесах не соответствовала бы какая-либо звезда». См.: Kircher. Mundus Subterraneus. Vol. II. P. 401b. В этой максиме вся натуральная магия. Ср. Зогар, где эта доктрина постоянно присутствует.

23 Zohar. Cremona ed. Pt. I. Fol. 106a.

* Способ явления (фр.).

** Великий труд, шедевр (лат.)

*** Драматическая личность (лат.).

VI. Исламские связи Каббалы

Когда евреи в изгнании искали утешения в теософии и так создавали самую возвышенную часть Каббалы, представляющую собой смешение традиций, мистических спекуляций, привнесений извне, чаяний, воспоминаний о своей избранности и славе, как и все экзотическое – и это надо всегда иметь в виду – их бытие при столкновении с чуждым окружением вынуждено было приспосабливаться к этим условиям и претерпевать известные изменения. Несомненно, еврей представляет собой некий экзотический антропологический тип в любом уголке мира, и, поскольку это его невероятное упорство в сохранении своего особого существования настолько выходит за всякие представимые рамки, что требует объяснения в специальном законе Провидения, мы видим тем не менее, что в любой стране он привносит определенные коррекции в свой образ жизни ради собственного выживания. И как это происходит в вещах материальных, в повседневной жизни, так это происходит и в жизни духовной. Ничего не теряя, он многое усваивает. Еврей из Салерно отличается от еврея из Франции, испанского еврея не спутаешь с первыми двумя. Не пытаясь расширять и без того огромный список гипотез о происхождении Каббалы, я хочу заметить, что эта литература естественно, пусть отчасти, обусловлена тем местом, на котором она выросла, если частично не родилась.

Согласившись признать самобытность еврейской мысли и отметив ее связи и соответствия в отдаленных временах и местах, взглянем теперь на то, что лежит поблизости. Не оспаривая и не защищая мнение о том, что Израиль обладал некой Традицией, передаваемой изустно с самых давних времен, чему может быть реальное подтверждение, достаточное, чтобы сделать предположение о его существовании, но не настолько определенное, чтобы обрисовать его конкретные черты, попробуем выяснить, где впервые начали циркулировать каббалистические трактаты. Ответ один: в Испании. Теперь зададимся вопросом: в каких условиях жили евреи на Пиренейском полуострове в интересующий нас период, то есть с IX в.? Они значительно отличались от условий их существования в других странах Западной Европы. Испания, конечно, не была для евреев Райским садом, и все же это был для них некий оазис в великой пустыне Изгнания¹ по той простой причине, что большая ее часть не была под властью христиан². Испанские евреи обладали известным иммунитетом; они даже пользовались значительным политическим влиянием; многие из них занимали высокие посты во властных структурах. Не приходится поэтому удивляться, что Испания стала крупнейшим центром еврейской литературы и философии. Отсюда еврейские трактаты попадали во Францию и Италию под арабизированными именами авторов и принимались в мусульманской среде как мистические спекуляции и толкования выдающихся ученых. Яркий пример тому – Авицеброн. Нет ни малейшего сомнения в том, что мусульманская ученость оказала воздействие на раввинов³, которые, со своей стороны, оказали влияние на исламских ученых⁴. Вопросы приоритетов и предпочтений можно оставить в стороне, потому что здесь они нас не интересуют.

Мы уже констатировали, что Зогар представляет еврейскую теософскую мысль предыдущих столетий, претерпевшую определенные трансформации. Традиционное знание, сведения о существовании которого мы имеем с талмудических времен, пополнялось из разных источников и развивалось многими мыслителями Израиля. Есть основания полагать, что о его основном ядре впервые услышали в христианскую эру в Палестине и, как принято считать, его связывали с именем рабби Шимона бар Йохая. Однако, вопреки легенде о том, что Нахманид прислал его рукопись из Палестины, все указывает на Испанию и юг Франции как на главные ареалы, в которых развивалась литература этого типа, и есть все основания предположить, что на его появление оказал сильное влияние определенный строй мистической мысли, превалирующий в одном из этих регионов или в обоих сразу. Есть сведения, доказывающие, что подобное влияние имело место вне Зогара и до его появления в том виде, в каком он дошел до наших дней. В послезогарической мистике и в комментариях на Зогар испанских каббалистов это прослеживается с большей полнотой и отчетливостью. И ничто не дает основание согласиться с современным разрушительным критицизмом, представляющим Зогар не более чем репродукцией или эхом арабской теософии или видящим единственный источник всей Каббалы в исламской мистике плюс греческое влияние в арабском изводе. На такой позиции стоит Толук. Мы говорим только о внешнем сходстве и перекличках, у нас есть другие критерии, по которым можно судить об истинном значении доктринальных сходств суфизма с Каббалой относительно состояния Божества в Его сокрытости, действии Божественной воли в начале творения, эманации миров и т. д. Аналогии достаточно интересны сами по себе, и востоковед, впервые выявивший их, сделал большой шаг для своего времени⁵. Поскольку было бы небезынтересно привести несколько случаев на эту тему из других источников, остановимся на примере, одном из многих, относительно которых у нас есть неоспоримое свидетельство. В середине XV, а если точнее, с 1414 по 1492 г., творил суфийский поэт по имени Нурэддин Абдуррахман, известный как Джами из Герата; венец его поэтического наследия сборник поэм «Семь престолов». Последняя поэма этой «Седмерицы» «Саламан и Абсаль», мистическая повесть о земной и небесной любви. В эпилоге, где поэт раскрывает смысл всего произведения, есть такие строчки:

Непостижимый Творец, когда сей мир

Творил, Он прежде сотворил Перворазум,

Первый в цепи Из Десяти Умов, последний же

Единственный посредник в нашем мире

Ум деятельный, так назовем его.

Нельзя не согласиться, что, если мы принимаем метод и признаем ценность свидетельства, которое до сих пор удовлетворяло несколько авторитетных исследователей, относящих Каббалу к определенным источникам в философии и религии, мы смело можем вывести из этих строк, что к 1450 г. суфийский поэт, живущий далеко от Испании, в Герате*, усвоил с незначительными чисто поэтическими вариациями каббалистическое учение о десяти сфирах-сфирот⁶ за сто лет до того, как Книга Творения и Зогар стали циркулировать в печатном виде. Я выбрал этот пример, потому что сам по себе он не доказывает задержки во времени, но отмечает точку отправления для отслеживания возможного соприкосновения мистических сект ислама и мистических сект Израиля.

В качестве примера сопоставим учение, изложенное в Небесном Десатире, описываемом как «самая ранняя попытка древних персов создать космологию»⁷. Следует пояснить, что Десатир – это откровение, данное великому пророку Абаду, без всякого на то основания отождествляемому с Авраамом. «Природа Бога непознаваема. Кто дерзнет познать ее, кроме Его (Самого)? Полнота, единство и личность – «Его сущность и никого, кроме Него». Из сей сущности произошел в вольном творении «Тот, чье имя Бахнам. Называемый Изначальным Умом и Первопричиной», а из него «Ашам, второй ум», коий, в свой черед, сотворил ум нижележащего неба, именуемого «Фамешам». Из сих произошли «Ум неба Каниан», или Сатурна; Армузда, или Юпитера; Бахрама, или Марса; Хуршада, или Солнца; Нахида, или Венеры; Зира, или Меркурия; и Маха, или Луны.

Перед нами конструкция из десяти умных сущностей, напоминающих эманации сфирот, ассоциируемых с планетами.

Сделаем еще один шаг. В начале XII в., а точнее, в 1100 г. н. э. в Кадиксе в Испании родился Абу Бакр ибн Ал-Туфал, известный арабский врач, поэт, математик и суфийский философ; умер в Марокко в 1186 г. Его главное произведение – нечто вроде философского романа; называется оно «Жизнь Хай Ибн Йокдана», философа-самоучки. В этом любопытном сочинении мы сталкиваемся с особой формой сравнения, почти в буквальном виде встречающейся в книгах Каббалы. «Божественная сущность подобна лучам солнца, которые распространяются по непрозрачному телу, и кажется, будто они исходят из глаз, хотя они всего лишь отражение от его поверхности». Кроме того, там находим: а) Эйн-Соф под именем Единый Истинно Единый; б) отражение этой Сущности, пребывающее «в вышней сфере в коей и за пределами коей нет тела, Сущности, лишенной материальности, каковая была не Сущностью Единого Истинно Единого, не самой сферой, не чем-то иным, помимо этих двух; но была подобна образу солнца, как является оно в хорошо отполированном зеркале, не будучи ни тем и ни другим, и, однако, неотличимо от них»; в) нематериальную сущность сферы неподвижных звезд; г) сферу Сатурна – и остальные – в полном соответствии со схемой Десатира, заканчивающиеся в этом мире, подверженном деградации и распаду и охватыва