Изучение текста - грамматике
Исследуя структуру фабулы в повествовательном тексте, Ц.Тодоров разграничивает два типа текстовых фрагментов: "...в состав рассказа входят эпизоды двух типов: описывающие состояние (равновесия или неравновесия) и описывающие переход от одного состояния к другому. Первый тип характеризуется относительной статичностью и, так сказать, итеративностью... Второй, напротив, динамичен и, в принципе, однократен". Предикаты динамичных эпизодов условно обозначаются как "глаголы", статичных - как "прилагательные" [Тодоров 1978, 453-454].
Сходство критериев (категориальная семантика, динамичность/статичность, однократность/итеративность), а отчасти и результатов (ср. понятия "эпизода" и регистра) подтверждает, что к "выработке аппарата описания" структуры текста, а это Ц.Тодоров считает первоочередной задачей, можно идти с разных сторон, и от изучения фабулы и от языковых наблюдений.
Примечательно, что подчеркивая глубокое единство речевой деятельности (langage) и литературного повествования (recit), он прозорливо предупреждает: "... Между теорией языка и теорией повествования возникает отношение двоякого рода: с одной стороны, теория повествования может многое позаимствовать из богатого арсенала лингвистических понятий; с другой стороны, ей следует всячески остерегаться послушного следования за теориями языка: вполне может оказаться, что изучение повествования заставит нас пересмотреть то представление о языке, которое отражено в грамматиках" [Тодоров 1978, 451, 462].
Действительно, годы работы над Грамматикой позволили, показав возможности изучения текстовых структур на основе грамматического знания, увидеть новые связи между языковыми явлениями, скорректировать прежние представления. Подведем итоги и тому, что дает выход в текст грамматике.
1. Опора на текст служит ориентиром в выборе грамматического направления, среди скопившихся лингвистических представлений, частью утративших познавательную ценность. Раздвигая границы грамматической науки, демонстрируя ее коммуникативно-смысловую компетенцию, изложенная концепция выявляет в грамматике ее филологическую содержательность,
2. Общий критерий взаимной обусловленности значения, формы и функции грамматических единиц и категорий соотносит языковые факты с явлениями действительности и с характером соответствующих мыслительных процессов, вместе с тем уточняя их системную мотивированность.
3. Единство критерия позволило выстроить грамматических единиц, от элементарной структурно-смысловой единицы синтаксиса - синтаксемы (сформированной в свою очередь из категориально-значимых элементов морфологии) до текстовых композитивов. Этот ряд обеспечивает как построение любой конструкции из нужных компонентов, так и ее компонентный анализ.
4. Подтверждена высказанная ранее мысль о релевантности для синтаксиса уровня категориально-грамматических подклассов частей речи. Типом корневой морфемы и соответствующих аффиксов предопределяется предметное либо признаковое значение именных синтаксем. Это различие обусловливает затем не только конструктивные их функции в рамках словосочетания и предложения, но и предназначенность или расположенность к участию в определенных коммуникативных регистрах речи. Так, производные от глагольных или адъективных основ признаковые имена, употребляемые чаще для повторной номинации процесса, свойства в неизосемических или полипредикативных моделях, фигурируют в таком качестве преимущественно в информативном регистре речи. Анализ функционирования синтаксических единиц как элементов текста и как элементов парадигмы выявляет, таким образом, естественно-категориальную и вместе с тем системно-иерархическую основу классификации.
5. Пересмотрены традиционные и сформулированы новые критерии типологии простого предложения. Разработанная классификация моделей предложения, вытекающая из семантико-грамматических свойств предиката и сопряженного с ним субъекта, выявила ряд признаков, отражающих свойства предмета речи и способ его представления говорящим (акциональность/неакциональность, динамичность/ статичность, волюнтивность/ инволюнтивность, инклюзивность/ эксклюзивность (соотношение говорящего и субъекта модели), референтность/нереферентность, наблюдаемость/ненаблюдаемость, общеперцептивность/частноперцептивность, констатация/интерпретация). Эти признаки последовательно релевантны от лексики до текста и значимы не для лингвистического теоретизирования, а для организации содержания речи.
6. Классификационную базу предложений составили пять центральных, исходных моделей - с предикатами из основных частей речи. Предикаты, в соответствии со своим категориальным значением, сообщают о действии, состоянии, качестве, количестве и квалифицирующем признаке субъекта. И предикатный, и субъектный компонент способны а) к структурно-семантическим модификациям, дающим регулярные смысловые приращения, б) к распространению своего состава. Разработанные аппарат структуры предложения: модель, типовое значение, компоненты модели, распространители, предикативные категории времени, модальности и лица - реализуется в анализе предложений разных типов, устанавливающем также их регистровые потенции.
7.Аргументами, выясняющими соотношение речи и мысли, синтаксиса и морфологии, синтаксиса предложения и синтаксиса слова, синтагматических и парадигматических осей, системы и текста, подкреплен тезис о принципиальной двусоставности предложения, из чего следует признание а) роли подлежащего (субъекта) - носителя предикативного признака - за некоторыми формами косвенных падежей, б) синтаксической значимости неназванного субъекта, в) предложений с опущенным субъектом, избыточным в определенных регистровых условиях, - неполной речевой реализацией модели.
8. Соответствие/несоответствие морфологических, словообразовательных и синтаксических признаков слова его категориально-семантическому частеречному значению позволило разграничить изосемические/неизосемические средства номинации и, соответственно участию тех или других, изосемические и неизосемические модели предложений, при общем типовом значении, находящиеся между собой в синонимических отношениях.
9. Показана роль синонимических отношений в синтаксической системе. Дано определение признака синтаксической синонимии: одноименность состава разнооформленных компонентов, при тождестве регистрово-текстовых показателей. Введено понятие дистинктивных признаков, различающие синонимические конструкции.
10. Русский синтаксис предстает как "система систем", в которой каждая базовая модель со своими регулярными модификациями и неизосемическими синонимами, с возможностями распространения образует свое синтаксическое поле с центром и периферией, а совокупность базовых моделей в свою очередь составляет центр поля по отношению к регулярному, но открытому множеству их структурно-смысловых модификаций, распространенных и синонимических конструкций. Полевая организация обнаружена также в системе средств формирования коммуникативных регистров.
11. Схема синтаксического поля моделей предложения показала зависимость регистровых возможностей предложения от их центрального или периферийного положения в системе, что дало основания ввести понятие коммуникативно-синтаксической парадигмы каждого типа предложения и по характеру парадигмы разграничить свободные и связанные модели предложения.
12. Сформулировано различие между предложением-языковой единицей и предложением-речевой (текстовой) единицей: сохраняя все присущие ему свойства, предложение в тексте приобретает регистровые признаки, выражающие таксисное соотношение с соседствующими предикатами. Текстовыми единицами как минимально возможными носителями таксисных регистровых характеристик становятся и построения с имплицитной предикативностью, не будучи самостоятельными единицами сообщения.
13. При продолжающихся в лингвистике дискуссиях о приоритетности методов классификации глагола - тематических, синтагматических или парадигматических - показана взаимообусловленность глагольной семантики, морфологических свойств глагола, сочетаемости его и предназначенности к тому или иному регистровому функционированию, чем обеспечена перспектива составления "Функционального словаря русских глаголов".
14. Тот же комплекс критериев позволил установить семантико-синтаксическую, а вместе с тем функционально-регистровую дифференцированность и таких признаковых частей речи, как прилагательные и категория состояния ("предикативы"), и конструкций с ними.
15. Скорректированы ключевые для текста понятия видо-временных функций глагола (и шире - функций предиката).
Уточнено понятие " точки отсчета" в системе глагольного времени. Идеи релятивности, относительности времени, не связанного с "моментом речи", разрабатывавшиеся в основном применительно к сложному предложению, получают развитие в темпоральных параметрах текста, которые формируются соотношением трех осей: физического времени, текстового (событийного) времени и перцептивного времени, определяемого подвижной пространственно-временной позицией "говорящего", субъекта речи-мысли-восприятия.
16. На фоне текста выявляется и более сложная роль категории предикативности. Если в отдельно взятом предложении предикативные компоненты момента речи, говорящего лица относят содержание высказывания к акту говорения, то есть связывают Диктум с Модусом, то связь с действительностью осуществляется в тексте, в диктумном плане, через таксисные отношения между соседствующими предикатами, выражающие смену ситуаций и тем самым структурирующие композицию текста.
17. Ориентированность на коммуникативное действие, на текст обогащает грамматический аппарат такими категориями, как позиция говорящего и наблюдателя, речевые интенции, функциональная парадигма слова и предложения, коммуникативные регистры речи. Многообразие соотношения текстовых субъектов (субъекта действующего, пребывающего в состоянии, каузирующего изменения, субъекта мнения, говорящего, реагирующего) организованы в координаты субъектной перспективы, которая становится и критерием полипредикативности.
18. Поставлены на грамматическую почву и существующие представления о полу- и полипредикативности. Сформулировано понятие полупредикативной единицы как конструкции в составе предложения, соотносящей имя признака и его носителя в таксисных категориях времени, модальности и лица по отношениям к тем же категориям доминирующего предиката. Выявленное единство признаков дает возможность сопоставления внутриязыковых синонимических и межязыковых эквивалентных соответствий и порядок исчисления информативной структурно-смысловой емкости предложения и текста. Как разновидность полипредикативных конструкций, но с более эксплицированными таксисными отношениями между составляющими, трактуются и сложные предложения.
19. Анализ сложных предложений показал, что отношения между предикативными единицами в их составе изофункциональны отношениям между компонентами простых предложений. Предикативные единицы в сложном рассматриваются как фразовые номинации, соответствующие функциональным типам синтаксем. Такой подход позволил систематизировать сложные предложения, преодолев непоследовательность критериев в их существующих классификациях. Тем самым и на этом материале подтверждена изофункциональность единиц разного ранга в синтаксическом строе изучаемого языка. По ходу анализа отмечались в разных типах сложных предложений и их регистровые признаки.
20. Наблюдения над порядком слов и актуальным членением ("функциональной перспективой") предложения доказывают неадекватность изучения этих явлений в отдельном предложении, поскольку они регулируются движением мысли в тексте, связями разной глубины с текстовым окружением, свойствами текстов разного типа.
21. "Грамматика" вводит в научный оборот большое количество свежего языкового материала, фрагменты текстов, извлеченные из произведений российской словесности разных жанров и разных сфер, из газетной, деловой и устной речи. Преобладание литературных примеров не означает смешения понятий `общелитературный язык' и `язык художественной литературы', но свидетельствует о стремлении авторов полнее представить ресурсы и возможности русского языка и в его высшей - художественной - форме; при этом выявлены и некоторые свойства общего языка, которые могут служить источником эстетического эффекта, хотя для объекта `язык художественной литературы' остается особый круг исследовательских задач, ни в коей мере не сводимый к грамматическим вопросам.
К сожалению, не стали предметом специального наблюдения в "Грамматике" аспекты просодии, интонации речи, интонационные признаки тех или иных конструкций характеризуются лишь попутно и нерегулярно, они требуют особых исследований.
22. В "Грамматике" предложены, в качестве аргумента и инструмента для дальнейших исследований, точные приемы исчисления некоторых объектов: функциональный коэффициент каждой синтаксемы в цифровых показателях представлен еще в "Синтаксическом словаре" [Золотова 1988, 384-429]; продемонстрирована возможность просчитывания информативного объема полипредикативных предложений и коэффициента информативной плотности текста, сформулировано правило внутриязыковых и межъязыковых преобразований полипредикативных конструкций; разработан принцип исчисления версий категориальных отношений между предикативными единицами в полипредикативном предложении; объективные критерии ряда явлений (синтаксических связей, основных моделей предложения и их регулярных реализаций, регулярных отношений между некоторыми разновидностями предложений, субъектная перспектива) систематизированы в виде таблиц.
23. Все усовершенствования в грамматических описаниях, которые удалось сделать (а предстоит сделать, нам или нашим продолжателям, гораздо больше), приблизили, как мы надеемся, грамматические представления к грамматическим реалиям. Именно концептуальные изменения во взглядах на синтаксис предложения подготовили и сделали возможным последовательный переход от предложения к тексту, вопреки отрицанию этой возможности рядом лингвистов (Э.Бенвенист, Б.Гаспаров...). Ведь предложение как коммуникативная единица человеческого общения существует для того, чтобы выйти за свои пределы, в текст. Предложение как единица описания грамматического строя тоже существует для того, чтобы выйти за свои пределы, в текст. И выходит.
[1] Это утверждение кажется не таким уж самоочевидным, если принять во внимание, что в словарях и энциклопедиях композицию нередко трактуют через организацию образов и идейного содержания, без упоминания понятий текст и язык.
[2] Интересно сопоставить высказывания по этому поводу писателей: "В ХХ веке происходит реформа прозы, которая заключается в приближении прозы к драме. Все происходит на сцене и узнается от действующих лиц. Описания природы и ощущений - несколько расширенные (и то не всегда) ремарки. Это - вовсе не "объективизм", а простое приближение к драме. <...> Новый роман, новая проза - заслуга Стендаля и русских писателей ХIХ века - Толстого, Чехова, Достоевского; писатель не доказывает, а показывает или в крайнем случае рассказывает. Своим рассказом он доказывает" (Эм.Казакевич. "Вопр.литературы", 1963, N6); "Усвоив бог весть кем преподанный принцип, согласно которому художник, мол, "не рассказывает, а только показывает", наши писатели, особенно это касается молодых, решительно избегают пользоваться таким мощным средством изображения, как авторская речь, и тем самым утрачивают мастерство собственно повествователя, рассказчика. И это опять же ведет к разжижению, к длиннотам, к вспомогательным диалогам, назначение которых единственно в том, чтобы ввести читателя в простейшие обстоятельства дела" (А.Твардовский. "Лит.газета", 1962, 13 февраля).
[3] Отмечая, вслед за Роланом Бартом [Барт 1976], роль активного творческого читателя в восприятии художественного текста, австрийский исследователь Heinrich Pfandl, тонкий знаток и интерпретатор В.Высоцкого, в одном из его двустиший обнаруживает пять или шесть интертекстуальных ассоциаций, или аллюзивных планов, лишь полный учет которых считает условием понимания данного текста [Pfandl 1990; 88].