Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 4 страница

Таким образом, стоимость получает определенность такого общественного отношения, в котором в продуктах труда обособленных производителей овещняется определенная мера общественно-необходимого абстрактного труда. Эта мера проявляет себя в определенной пропорции обмена данного товара на другой и может быть выражена только в потребительной стоимости другого товара-эквивалента (в ставшем товарном производстве его роль играют деньги). Тем самым абстрактный труд оказывается чем-то существенно большим, нежели некоторые затраты труда вообще. И уж тем более он не является средними затратами труда на производство данного товара. (В скобках замечу: последний подход наиболее типичен для авторов, идущих от применения математических методов анализа, и многих зарубежных авторов. Это неслучайно. Возможность сосчитать абстрактный труд возникает едва ли не единственно при таком подходе, а для этого круга ученых логика исследования подчас выглядит следующим образом: посмотрим, что именно можно сосчитать и… определим это как единственно поддающийся строгому научному познанию предмет).

Абстрактный труд как категория, которую ученый (впервые – Карл Маркс) выводит путем исследования действительного процесса развертывания и разрешения (и воспроизведения) противоречий товарного производства, а не конструирует формально-логически как то, что поддается квантификации, определяется следующим образом. Это та практическая, самим реальным процессом товарных отношений порождаемая абстракция общественно-необходимого труда, которая существует только как действительно сложившееся соотношение различных конкретных видов деятельности, при котором они получили общественное признание в процессе обмена. Еще раз: эти общественно-необходимые затраты труда существуют как действительная, практическая абстракция – определенное соотношение конкретных видов работ, образующих сложившуюся в некоторый момент в общественном воспроизводстве (и, в частности, на рынке) систему пропорций. Обмененные в данных условиях товары будут равны по стоимости (здесь мы пока абстрагируемся от отклонения цен от стоимости) и, следовательно, по общественно-необходимым затратам труда. Но эти затраты абстрактного общественного труда как были так и останутся принципиально не измеряемы в часах рабочего времени (даже средних – хотя и тяготеют к последним, как вытекающим из сложившейся структуры производства и трудозатрат). И уж тем паче они не равные никаким индивидуальным (или даже среднеотраслевым) затратам конкретных видов труда.

На все сказанное выше, к сожалению, не принято обращать внимание. Причем сие характерно даже не столько для критиков, сколько для сторонников трудовой теории стоимости, особенно из числа тех, кто пытается взглянуть на нее сквозь призму проблемы соизмерения товаров, исчисления воплощенных в них трудозатрат. И это неслучайно: для этих авторов экономическая теория, не дающая возможности сосчитать затраты, бесполезна. Это просто не наука.

Между тем, как уже давно показал Карл Маркс и его многочисленные последователи, дело здесь обстоит много сложнее. Начнем с того, что логика «Капитала» приводит к тому, что в дальнейшем появляется нечто, вполне поддающееся квантификации, а именно – цены и их многочисленные производные. Но цены – это отнюдь не затраты абстрактного труда; впрочем, об этом ниже. Далее. «Польза» и предназначение марксистской политической экономии вообще и трудовой теории стоимости состоит не в том, чтобы помогать бизнесу считать свои затраты и принимать наиболее эффективные решения о том, какой товар производить и по какой цене продавать – здесь марксизм мало полезен (и потому, как я уже заметил, мало интересен для бизнесменов и их ученых собратьев). Они состоят в том, чтобы показать закономерности генезиса, развития и заката товарного производства и рождаемого им капитализма, природу и противоречия общественных отношений в этой системе и т.п.

Подводя промежуточный итог наших размышлений, зафиксируем: трудовая теория стоимости не конструируется Марксом как один из более или менее удобных способов исчисления и соизмерения затрат. Последнее наиболее типично для многих сторонников трудовой теории стоимости, особенно из числа тех, кто исходит в своей методологии либо из естественно-научных аналогий, либо из приоритета математических методов исследования, когда все то, что не квантифицируется, не существует (во всяком случае, для науки…). Теория Маркса принципиально иная. Перед этим ученым задача «сосчитать» стоимость не стоит в принципе. Более того, своей работой он показывает, что ее вообще не нужно и не правильно ставить, ибо сосчитать стоимость в принципе невозможно, что он и доказывает в «Капитале».

Для критиков марксовой экономической теории этот вывод оказался кстати. Поскольку общепринятая в их среде (да и вообще господствующая вот уже более века в общественных науках) методология позитивизма с его акцентом на количественных методах анализа априори квалифицирует такую (делающую невозможной квантификацию) теорию бесплодной и бездоказательной, постольку марксистская политическая экономия с их точки зрения сама себя обрекла на «изгнание из храма».

«Классические» марксисты к этому отнеслись спокойно, понимая, что принципиальное различие методологий неоклассики и марксизма есть корень различий теоретических. Однако те из сторонников марксизма, кто оказался не способен противостоять методологии mainstream’а или был искренне убежден в ее истинности, оказались в очень сложном положении и предприняли попытку решить проблему путем «улучшения» марксизма вообще и трудовой теории стоимости в частности путем формализации и математизации марксовых выкладок.

Результат усилий последних оказался по большому счету печален, ибо они искали и ищут решение задачи, в принципе не имеющей решения.

Замечу на полях: если бы эту фразу когда-нибудь захотели и смогли прочесть те из сторонников аналитического марксизма, кого волнуют проблемы трудовой теории стоимости, то они бы, скорее всего, не удержались от скептической ухмылки; не более. Периферийный (Россия ныне – задворки мировой экономической теории) автор, почти не знакомый с очень давней и многомерной полемикой по сложнейшей проблеме, норовит одним махом разрубить Гордиев узел… Ай Моська, знать она сильна…

Впрочем, этот скепсис и ухмылки, очевидно, останутся лишь в моем воображении: этот текст вряд ли будет доступен и/или интересен для зарубежных авторитетов. Да и не в этом скепсисе дело.

Дело в существе вопроса. А по существу я в меру своих сил воспроизвел выше многократно и тщательно аргументированные в советской экономической литературе и частично раскрытые классическими марксистами Запада тезисы, глубоко укоренные в содержании и букве «Капитала».

Еще существеннее другое. Воспроизведенный выше подход позволяет продвинуться по пути решения ряда актуальнейших проблем современности. Среди них, во-первых, анонсированное в начале статьи выведение теории предельной полезности из «Капитала» и показ того, что она является закономерно возникшим отображением господства тех превращенных форм, которые делают эту теорию по видимости истинной и практически востребованной (бизнесом). Во-вторых, раскрытие практической актуальности трудовой теории стоимости как знания, позволяющего не столько строить формальные модели исчисления трудозатрат и соразмерения продуктов в некоей абстрактной «экономике вообще», сколько как важнейшего слагаемого экономической теории товарного производства («рыночной экономики»), позволяющей показать ее исторические границы и пути снятия, дав «попутно» критику «рыночноцентризма» нынешней экономической теории (в том числе, отчасти, и аналитического марксизма). Все это, в-третьих, позволяет несколько иначе взглянуть на известнейшее направление критики (и развития – и в кавычках, и без) Маркса, связанное с так называемым противоречием между I и III томами «Капитала» и проблемой трансформации.

Поскольку о второй проблемах мы уже кое-что написали, остановимся на первой. Это тем более уместно, что по мере ее решения нам удастся сформулировать и предпосылки для решения третьей

Еще раз о трудовой теории стоимости и теории предельной полезности: методология исследования превращенных форм в фетишизированном мире

Итак, мы зафиксировали, что трудовая теория стоимости (и это специально подчеркивал сам Маркс) является предельной, глубинной абстракцией системы экономических отношений товарного производства, развивающейся в отношения наемного труда и капитала. Вне системы категорий «Капитала», как теория «ценности вообще» она «не работает». Стоимость есть исторически конкретная категория.

В соответствии с методом Маркса путь от категории стоимости до поверхности непосредственных экономических действий далек. Начав этот путь, мы вслед за Марксом показали, что трудовая теория стоимости предполагает исследование двойственного характера труда, единства и противоположности стоимости и потребительной стоимости (как мы уже заметили, марксизм – это трудовая теория не только стоимости, в основе которой лежит общественный абстрактный труд, но и потребительной стоимости, в основе которой лежит частный конкретный труд). Далее мы показали значимость исследования формы стоимости, открывающей, в частности, дорогу к выведению денег, и здесь мы остановились.

Теперь же пойдем далее. Следующий важнейший этап исследования – деньги как мера стоимости. Именно в деньгах стоимость обретает свою адекватную форму и меру. Но здесь начинаются новые проблемы и тонкости.

Во-первых, анализ функции денег как меры стоимости позволяет вывести феномен цены – денежного выражения стоимости товара. Но цена как форма оказывается подвержена влиянию спроса и предложения, колебания которых обусловливают являющиеся правилом отклонения цен от стоимости. Так уже в I томе «Капитала» появляются категории спроса и предложения, их колебания и т.п. функциональные связи, которые (в отличие от движения самой стоимости) уже могут стать объектом моделирования. В принципе, в качестве иллюстрации Маркс мог бы уже в 3 главе I тома «Капитала» описать и выделить кривые спроса и предложения и феномен равновесной цены. Выведение этих параметров в этом случае, естественно, будет иным, чем у маржиналистов, но сами феномены могут получить свое отображение.

Этот вывод и это дополнение марксового исследования уже давно не секрет для марксистов. Для нашего же текста здесь важен вывод: стоимость имеет лишь косвенное выражение в цене. Более того, поскольку товарный фетишизм находит свое последовательное воплощение в фетишизме денег, постольку в товарно-денежном хозяйстве не может не развиваться фетишизм цены. Цена есть та форма стоимости, которая принципиально отлична от содержания и отчасти создает видимость иного содержания – того, что стоимость (здесь правильнее было бы использовать другой русский аналог value/wert – ценность) зависит от конъюнктуры рынка. Эта видимость обусловлена не ошибочным теоретическим представлением о цене, а практикой, где единственно эмпирически данное бытие стоимости – цена – действительно зависит от соотношения спроса и предложения. Отражающий (в силу неслучайной приверженности позитивистской методологии) исключительно это эмпирически данное объективное положение дел ученый не только может, но и должен зафиксировать эту связь и постараться построить ту модель, которая адекватно отобразит функциональные связи, обусловливающие определенные параметры движения цен и влияющие на эти функции параметры. Так в «Капитале» делается второй (первый, самый глубинный, – исследование формы стоимости) шаг к объяснению, почему и какая именно позитивная теория функционирования рынка может и должна быть создана адептами рыночной системы.

Во-вторых, деньги, выполняя функцию средства обмена, могут, как известно, быть замещены некоторым знаком денег-золота. Отсюда еще одна линия фетишизации и рождения форм, создающих видимость иного содержания отношения «стоимость», нежели то, что лежит в основе системы отношений товарного производства. Деньги как всего лишь мимолетный посредник обмена выполняют свою функцию не как золотой товар, имеющий реальную стоимость (овещненный в золоте абстрактный общественный труд), а как всего лишь знак этого товара. Главное условие выполнения этой функции – не качество, субстанция этого знака (бумажных или иных заместителей золота) как товара, имеющего стоимость – для денег-бумаги это как раз не играет существенной роли, – а его количественная определенность (как сказал бы Гегель – «определенное количество»). Здесь важно «всего лишь» соответствие количества (номинала) денег в обращении сумме стоимостей товаров, включенных в данный воспроизводственный процесс. Отсюда неслучайное выведение Марксом формулы количества денег в обращении. Более того, отсюда вытекает объективная возможность возникновения количественной теории денег: для нее есть объективные основания, точно раскрытые Марксом (я их очень коротко охарактеризовал выше). Эта возможность превращается в действительность там и тогда, где и когда возникает объективная заинтересованность в этой теории. В результате на стыке либеральной монетарной политики и востребованной ею теории рождается «уравнение Фишера», сотворившего (возможно, не ведая, что творит) прямой плагиат…

Следующие шаги в развитии трудовой теории стоимости связаны с генезисом и развертыванием такого производственного отношения, как «капитал». Статья – это не место для пересказа трехтомной работы. Поэтому отмечу лишь несколько ключевых пунктов хорошо известной серьезным теоретикам логики восхождения от абстрактного к конкретному.

Анализ денег и всеобщей формулы капитала создает предпосылку для выведения из трудовой теории стоимости нового важнейшего отношения – отношения создания наемным трудом и присвоения капиталом прибавочной стоимости – отношения эксплуатации. Здесь существенна двоякая теоретическая связь, отображающая реальную диалектику производственных отношений «рыночной экономики». С одной стороны, К.Маркс на основе анализа законов развития товарного отношения (в единстве стоимости и потребительной стоимости товара) строго выводит теоретически то, что в условиях генезиса капитализма происходило и происходит в массовом порядке практически: товар превращается в деньги, а деньги в капитал. Посему трудовая теория стоимости неизбежно и органично вырастает в теорию прибавочной стоимости. С другой стороны, важнейшим теоретическим доказательством теории эксплуатации является именно трудовая теория стоимости в ее полной определенности, включая теорию двойственного характера труда, потребительной стоимости и стоимости, денег как товара особого рода и т.д. Для доказательства факта совершения прибавочного труда и его присвоения капиталом, осуществляющихся в рамках соблюдения законов товарного производства, Маркс должен был показать, во-первых, специфику стоимости товара «рабочая сила» (общественно-необходимый абстрактный труд, затрачиваемый на воспроизводство этого специфического товара и овещененный в нем) и потребительной стоимости этого товара (способность создавать в процессе труда стоимость, большую, чем его собственная). Во-вторых, Маркс мог и должен был использовать теорию двойственного характера труда для того, чтобы показать, как именно происходит одновременный процесс переноса стоимости постоянного капитала на конечный продукт и создание новой стоимости. Тем самым именно теория двойственного характера труда служит важнейшим основанием для доказательства неправомерности теории факторов производства, предельной производительности. В-третьих… – пожалуй, я не буду далее разворачивать доказательства взаимно однозначной связи трудовой теории стоимости и теории прибавочной стоимости в «Капитале».

Раз возникнув, капитал обретает свои собственные новые законы движения, развивающие закономерности товарного производства. Деление капитала на постоянный и переменный, анализ воспроизводства капитала, выделение процесса обращения и деления капитала на основной и оборотный подводят Маркса вплотную к выведению закономерного превращения прибавочной стоимости в прибыль. Это один из интереснейших шагов в «Капитале». Но для наших размышлений он особо важен: здесь происходит трансформация содержания (отношения создания и присвоения прибавочной стоимости) в форму, причем форму превращенную (в дальнейшем автор будет использовать более точный термин – «превратную», не только трансформирующую, но и как бы переворачивающую содержание форму). Прибыль в теории Маркса становится той превратной формой, которая объективно создает видимость иного, чем действительное, содержания. Прибыль – это такая форма, которая создает объективную видимость того, что действительно происходит на поверхности явлений, а именно того, что прибыль есть результат функционирования всего капитала, а не только наемного труда. Маркс доказывает, что эта видимость объективна, но она противоположна действительному содержательному процессу. Показывает, как и почему происходит это раздвоение объективного бытия на содержание и превратную форму. Показывает, что прибыль как превратная форма не только есть, «бытийствует», эмпирически дана, но и должна быть: в процессе воспроизводства, оборота капитала прибавочная стоимость действительно становится прибылью как результатом функционирования всего капитала, хотя прибавочная стоимость как таковая создавалась и создается только наемным трудом. Здесь вновь складывается та же ситуация, что и со стоимостью: прибавочная стоимость есть объективный реальный феномен, производственное отношение, но ее так же нельзя «пощупать», как и стоимость. Эта та объективная реальность, которую можно «увидеть» только при помощи особого научного инструментария – метода восхождения от абстрактного к конкретному. Здесь уместно напомнить хорошо известную аналогию с микроскопом, без которого нельзя увидеть даже инфузорию-туфельку, не говоря уже о вирусе или гене. Не вооруженный специальным инструментарием ученый «не видит» некоторых объектов и абсолютно честно и искренне заявляет, что их нет. Зато он без всякого инструментария видит то, что дано эмпирически, и столь же честно заявляет, что это есть. И только это есть. Так появляется витающая в абстракциях и не имеющая осязаемых практических доказательств генетика и столь практичное учение, как теория Лысенко…

Так же и с прибавочной стоимостью и прибылью: первая содержательно-реальна, но доказательство этого требует использования метода восхождения от абстрактного к конкретному (впрочем, практика доказывает верность марксизма и непосредственно, но это происходит преимущественно тогда, когда возникают качественные изменения того, что сейчас называют «рыночной экономикой»). Вторая непосредственно эмпирически дана, но с точки зрения марксизма является превратной формой.

К вопросу о том, как доказать, что это только форма и к тому же превратная, мы еще вернемся. Сейчас же заметим, что Маркс в очередной раз показывает основы возникновения и развития очередного теоретического блока mainstream’а: теории факторов производства, предельной производительности. Они могут возникнуть как отражение превратной формы – действительного процесса функционирования капитала, порождающего прибыль. Этот теоретический блок должен возникнуть, ибо он адекватно отражает интересы тех, кто «заказывает музыку» в экономической науке.

Напомню также важный пропущенный мной блок – теорию заработной платы Маркса. Здесь автор «Капитала» раскрывает еще один аспект движения от содержания к превратным формам, показывая, как и почему стоимость и цена рабочей силы превращаются в заработную плату и как эта объективно существующая форма создает видимость превратного содержания – того, что наемный рабочий продает труд и получает за него плату. Превратная форма «зарплата» как бы (здесь термин-симулякр «как бы» значим) наводит морок на работника и на работодателя, и на исследователя, формируя фиктивное содержание, когда кажется, – намеренно повторю! – что суть отношения наемного работника и капиталиста в том, что первый продает товар «труд» в обмен на заработную плату – плату за этот труд. Что, следовательно, это всего лишь обмен эквивалентов и никакой эксплуатации здесь нет. Сложность здесь состоит в том, что обмен товарами между капиталистом и рабочим – это действительно обмен эквивалентов, что показал, в частности, и Маркс. Но эта эквивалентность – не более чем реально существующий морок, ибо на самом деле продается не труд, а рабочая сила – особый товар, стоимость которого всегда меньше, чем та, что этот товар создает в процессе его потребления капиталом (в процессе труда, включающего не только необходимое, но и прибавочное время).

Так происходит серия продвижений на пути от стоимости к превратным формам рынка.

Едва ли не наиболее сложный шаг, весьма близкий к завершающей стадии трансформации – это формирование средней прибыли и цены производства. На протяжении всего ХХ века и доныне по этому поводу ведется напряженная полемика, связанная с так называемым противоречием между I и III томами «Капитала» (в зарубежной литературе – проблемой трансформации). Проведенный выше краткий экскурс в логику I отдела I тома «Капитала» напомнил, как эта проблема решается в классическом марксизме. Там этот Гордиев узел разрубается: показав, что стоимость не есть средние затраты конкретного труда (труда в некоторой отрасли), мы ставим под сомнение само наличие расхождений в количественной определенности стоимости и цены производства. Это просто теоретически разные и не сопоставимые между собой феномены.

Сказанное в полной мере соотносится с так называемым «законом стоимости». Его часто трактуют так, что, дескать, в условиях товарного производства продукты продаются и покупаются по стоимостям, которые равны средним общественно-нормальным затратам труда. Между тем, закон стоимости отнюдь не предполагает, что товары продаются по их стоимости. Более того, этот закон предполагает, что товары, как правило, не продаются в соответствии с их стоимостью, что рыночные цены товаров обычно отклоняются от стоимостей, совершая колебания, лишь в среднем, в сумме этих колебаний, тяготея к величине стоимости.

Механизм формирования цен производства является конкретным механизмом отклонения цен от стоимости, причем механизмом, не нарушающим в среднем тяготение общей суммы цен товаров к их стоимости, а лишь перераспределяющим затраты труда в результате межотраслевой конкуренции в зависимости от отраслевых различий в уровне органического строения капитала (есть и другие механизмы отклонения цен от стоимости, в частности, механизм образования земельной ренты).

Следует заметить, что цена производства может быть представлена не только как нечто, не равное стоимости, но и как частный случай стоимости. Закон стоимости действует и применительно к цене производства, если учитывать, что понятие общественно-необходимых затрат труда в капиталистическом производстве приобретает более конкретную модификацию. Здесь общественно-необходимыми признаются не просто средне-нормальные затраты труда, обеспечивающие соответствие спроса и предложения (то есть равенство совокупных затрат труда на обмениваемые массы товаров), а такие затраты, при которых продажа товаров приносит равновеликие прибыли на авансированный капитал путем создания избытка предложения в отраслях с низким органическим строением капитала, и дефицита предложения – в отраслях с высоким органическим строением, при обеспечении лишь суммарного соответствия спроса и предложения на рынке.

Впрочем, так просто уйти от проблемы, обсуждаемой более столетия, конечно же, нельзя: мы лишь отметили возможный путь поиска ее решения. К тому же нельзя не отметить, что полемика по проблеме трансформации дала немало новых интересных теоретических разработок и позволила нащупать немало «узких мест» в марксовой теории товарного производства.

Для нас же это превращение интересно тем, что оно выводит на первый план одну из самых сложных и – что греха таить – пока не решенную до конца в марксизме проблему взаимосвязи законов содержания системы и механизмов функционирования ее превратных форм.

У авторов, к сожалению, в кармане нет готового ответа на этот вызов. Есть некоторые тексты, в которых содержится ряд гипотез, но не более того. Впрочем, в отличие от авторов, у Маркса, при всей незавершенности III тома его основного труда, есть немало весьма продуктивных моментов, показывающих как именно происходит такая трансформация стоимости в совокупность ее превратных форм, одной из которых и является цена производства. Далее следует рыночная стоимость и рыночная цена, еще далее…

Вот здесь Маркс остановился, не успев продолжить свою работу.

А через некоторое время господствующей стала теория предельной полезности, обретающая все новые и новые оттенки и аспекты.

Почему это произошло? С точки зрения марксизма – по вполне понятной причине. Зрелая «рыночная экономика» (можно сказать – капиталистическая система производственных отношений) в своем воспроизводстве порождает господство превратных форм. В этой системе, завершившей свой генезис и стабильно функционирующей на собственной основе, все ее основания ушли в глубину, не видны, скрыты многочисленными напластованиями воспроизводящих и множащих самих себя превратных форм. В результате этих многочисленных напластований и складывается объективная система некоторых механизмов функционирования рынка, где непосредственно взаимодействуют только отдельные субъекты, осуществляющие определенные трансакции, зависящие от их собственных решений и некоторых эмпирически данных параметров (например, количества денег в обращении и др.), эндо- и экзогенных для рынка. Ничего другого на поверхности устойчиво воспроизводимой рыночной экономики просто нет. Здесь стоимость предстает только как цена, причем цена, зависящая от параметров и отраслевой, и межотраслевой конкуренции, спроса и предложения; деньги – как всего лишь агрегат, количество которого должно не превышать определенных объемов; прибавочная стоимость – только как прибыль (причем многократно перераспределяемая в силу многоплановых форм конкуренции); наемный труд озабочен только максимизацией заработной платы (еще одна превратная форма)…

В результате складываются необходимые и достаточные предпосылки для формулирования и признания всех основных слагаемых сегодняшней теории mainstream’а. Так логика «Капитала» показывает причины и содержание тех превратных форм, которые могут и должны отображаться теориями тех авторов, кто сознательно или бессознательно исследует именно и только эти эмпирически данные формы[215]. Исследует в силу то ли своей методологии (позитивизма; тоже, кстати, неслучайного); то ли в силу неспособности и нежелания исследовать что-либо, кроме эмпирически данных форм; то ли в силу незаинтересованности в исследовании чего-либо большего, чем эти формы, в условиях, когда господствующими экономическими субъектами (бизнесом; шире – агентами рынка, т.е. людьми как всего лишь продавцами или покупателями того или иного товара) востребованы и оплачены именно эти исследования и объяснения; то ли в силу и первого, и второго, и третьего…

При этом субъективно экономисты mainstream’а вроде бы как и не виноваты в том, что они ведут именно такие исследования. Непосредственно здесь действует обратная описаной выше связь. Теоретики искренне считают, что они так работают не потому, что им за это платят, а им за это платят потому, что они создают полезные для практики знания (отсюда столь большая популярность методологии прагматизма). Самое смешное, что эти экономисты правы: в условиях стабильно функционирующей экономики полезную для агентов рынка информацию, информацию, в основном адекватно отражающую практику, можно получить прежде всего на основе теоретического фундамента mainstream’а. Это действительное адекватное, научное отражение действительных механизмов функционирования превратных форм. Такие формы можно и должно отражать именно на основе этого теоретического и методологического багажа. Иначе теоретик получит и передаст заказчику знание не о путях повышения прибыли, а об условиях отмирания капитала…

(Как в старом анекдоте о работнике «почтового ящика», производящего якобы холодильники. Сколько бы ни бился мужик, но в результате сборки у него в руках всегда оказывался пулемет. Так и с марксистской теорией: сколько ни пытайся ее использовать для повышения эффективности бизнеса, в результате обязательно получишь вывод о необходимости преодоления капитализма…)

Другое дело, что для того, чтобы правильно отражать механизмы функционирования превратных форм как таковых, как истины в последней инстанции, а не как мистификации (пусть объективной, но мистификации), mainstream должен создавать мнимый теоретико-методологический фундамент. Подобный фундамент опять же точно и истинно отражает некоторое содержание – но это фиктивное, «наведенное» превратными формами (так, как ведьмы наводят морок) содержание. Таким «наведенным» [превратными формами стабильно функционирующей на собственной основе рыночной экономики] содержанием-мороком и является теория предельной полезности.

Но! Подчеркну еще раз: теория предельной полезности – это не теоретическая фикция. Это теоретически истинное и практически полезное (для агентов рынка) отражение действительно существующего превратного содержания, созданного миром превратных форм, господствующих в экономической жизни рынка и определяющих основные механизмы и формы его функционирования.

А теперь о том, как доказать, что формы функционирования рынка, исследуемые и отображаемые mainstream’ом, превратны, а содержание системы товарных отношений совсем иное, а именно то, что отображено в «Капитале», что, в частности, содержательно истинной является трудовая теория стоимости.

Поскольку это не более чем завершающие аккорды статьи, ограничусь отсылкой к одному из ключевых положений, с которых я ее начал. Как при природных катаклизмах бури и землетрясения срывают многочисленные поверхностные напластования, обнажая коренную породу, так и в социально-экономической жизни генезис или слом определенных общественных систем обнажает их действительную природу. Лишь два примера из отечественной истории. Как бы мы ни относились к события 1917 и 1991 годов, и в том, и в другом случае все занавесы были сорваны. В первом случае произошло (при всей сложности реальных исторических событий) разрушение именно коренных основ прежней системы. Не только форм рынка, не только конкуренции. Была разрушена система отношений создания и присвоения стоимости путем товарного производства. Были разрушены наемный свободный труд и частный капитал… Во втором, в противоположность первому, создавали опять же не только формы рынка, но отношения обособленного производства товаров, отношения наемного труда и частно-капиталистического присвоения… И в том, и в другом случае содержание процессов было предельно обнажено и оно подтвердило правомерность выделения именно системы производственных отношений как действительного содержания этой системы. Именно для понимания причин, природы, последствий, закономерности или случайности таких грандиозных сдвигов и нужна марксистская экономическая теория вообще и трудовая теория стоимости в частности. Для того же, чтобы успешно делать свой мелкий или крупный бизнес или выбрать оптимальный по соотношению цена-качество автомобиль, марксистская экономическая теория слишком сложна и многоаспектна. Она здесь так же бесполезна, как космический корабль для похода в супермаркет.