Мы хотим вырваться из выдуманного мира! 1 страница

А.В.Бузгалин

А.И.Колганов

Ренессанс марксизма (часть I)

Почти два века, прошедшие с рождения Карла Маркса, ознаменовались рождением и… многократно объявлявшейся смертью научной школы и общественного течения, неслучайно названных по имени их основателя – марксизмом. Само это имя стало значимым как, наверное, никакое другое в общественных науках: оно не оставляет безразличным никого. Марксизм ненавидят и едва ли не обожествляют. Его ниспровергают и им клянутся. Его критикуют, развивают и… регулярно объявляют окончательно умершим.

Между тем жизнь все чаще заставляет нас обращаться к методологии марксизма, критически анализировать ее потенциал, определяя (и подчас заново открывая старые истины) возможности эффективного использования классического наследия, отделяя их от устаревших положений, дополняя их опять же критически восприниамемым багажом марксистских разработок пост-классического периода (особенно – второй половины ХХ – начала нынешнего века).

Критически осмысленный, рассматриваемый во всем богатстве противоречий его развития марксизм в новом веке становится едва ли не единственной целостной, имеющей более чем полуторовековую историю всемирного развития методологией, которая соединяет в себе социо-философский материализм, предполагающий обращение в общественных науках к исследованию, прежде всего, объективных, социально-значимых отношений и процессов, и диалектический, историко-системный подход, ориентированный на различение содержание и форм (в том числе – превратных), анализ не только функционально-количественных взаимосвязей, но и качественных исторически-конкретных трансформаций.

Реактуализация этого наследия, превращение его в рабочий инструмент ученого и вместе с тем – в поле исследований представляется нам одной из важнейших задач в области современной методологии.

1.1. От классики к постсоветской школе критического марксизма[2]

Тема марксизма была и остается одной из наиболее обсуждаемых, причем в нашем Отечестве именно в последнее время все чаще и чаще выходят работы, посвященные этой научной школе[3]. В результате начало 2000-х годов стало периодом достаточно четкого самоопределения значительной части мыслящих обществоведов по отношению к этому течению.

Россия 2000-х: кто ныне не марксист?

Первая группа, сформировавшаяся еще на рубеже 80-х – 90-х годов прошлого века, – это право-либеральные критики марксизма, которые считают марксизм не наукой, а идеологией, причем идеологией исключительно вредной – нацеленной на подавление демократии и свободы, на подчинение индивида тотальности, ниспровержение эффективной рыночной системы утопической и реакционной моделью всеобщего обобществления и т.п. В чистом виде это направление ныне редко обнаруживает себя в научной среде. Однако его «окультуренная» версия, признающая за марксизмом право на существование в виде некоторого раздела в области истории науки и даже «полезного горшочка» в области некоторых исследований некоторых общественных процессов, вновь заявила о себе в последние годы в рамах течения, близкого к социал-либерализму. Это течение в основном представлено экономистами, которые отрицают фундаментальные политико-экономические идеи Маркса (трудовая теория стоимости, теория прибавочной стоимости и т.д.), едва ли не все политико-идеологические выводы из его теории, но считают возможным использовать некоторые тезисы из области социальной философии. Одной из наиболее ярко видимых отличительных черт этого течения является жесткая привязка марксизма как теории к реалиям СССР как практике применения этой теории при явно отрицательном отношении к советской системе и явно позитивном – к модели Западного мира[4].

Несколько большими симпатиями к марксизму характеризуется очень размытое течение, которое условно можно обозначить как «ревизионистское», понимая под этим не идеологический штамп, а научную квалификацию: принципиальную ревизию основных положений марксизма. Его представители признают, во-первых, правоту некоторых положений марксизма применительно к реалиям 19 века и, во-вторых, поддерживают основные идеи продвижения в направлении большей социальной справедливости и гуманизации существующего общества. При этом фундаментальные выводы Маркса о «конце предыстории» и скачке человечества к «царству свободы» ими в большинстве своем либо замалчиваются, либо прямо отрицаются, либо интерпретируются существенно иначе, чем Марксом (в виде идей постиндустриального общества и т.п.). Это течение представлено главным образом специалистами в области социальной философии и политологами. Они стремятся к «позитивной конвергенции» основных достижений марксизма и либерализма в теории, элементов капиталистической системы и социализма – на практике. Характерной чертой этого течения 2000-х годов, отличающей его от «ревизионизма» столетней давности, является пристальное внимание к проблемам нового качества общественного развития в условиях генезиса постиндустриального общества[5].

Существует так же весьма пестрый круг левых интеллектуалов, лишь отчасти относящих себя к марксистам. При всем различии представителей этого течения, большинство из них остается в поле материалистического понимания истории и ищет пути движения к качественно иному, нежели нынешняя общественная система, миру будущего[6]

Преимущественно в рамках классического марксизма расположено поле различных работ, в которых делается попытка некоторой доработки этой теории применительно к реалиям новой эпохи без выхолащивания ключевых особенностей этого течения общественной мысли, но и без претензий на сколько-нибудь серьезную критику классического марксизма[7].

К кругу ученых, акцентирующих не только реактуализацию коассического марксизма, но и его позитивное отрицание, диалектическое развитие принадлежит пост-советская школа критического марксизма, которая сформировалась вокруг трех проектов: журнала «Альтернативы» (он выходит регулярно с 1991 г.), профессорского семинара, работающего вот уже более 5 лет в диалоге с комитетом по Образованию Государственной думы и созданного в 2007 г. Интернет-института «Социализм-XXI». Об этой школе речь пойдет в заключительной части данного текста.

В противоположность этому течению в нашем Отечестве сохраняется и ортодоксальный марксизм, в лице одних представителей доходящий до сталинско-ждановской гротесковости, в лице других (прежде всего – Р.И.Косолапов и Д.В.Джохадзе) – возвышающийся до адекватности классике. В большинстве случаев он воспроизводит основные положения советских стандартов середины прошлого века с добавлением минимальных новаций и более или менее сильными сталинистскими тенденциями. В «чистом виде» это течение так же мало характерно для современных работ. Последние годы оказались представлены, скорее, попытками наиболее талантливых представителей этого направления сделать некие шаги по развитию классического наследия, правда, при сохранении коренных черт этого течения, которое я выше неслучайно назвал «ортодоксальным»[8].

Зарубежный марксизм конца XX – начала XXI века представлен широчайшим спектром работ, которые в общем и целом лежат в рамках тех же крупных течений общественной мысли, но при этом у него есть и существенные особенности.

Не останавливаясь на них сколько-нибудь подробно (это тема огромного специального исследования), я бы отметил лишь три, не слишком свойственные для российских реалий специфических направления развития марксизма вне нашей страны.

Во-первых, это методологические коррекции марксизма. Со времен «аналитического марксизма» в США и Западной Европе одним из наиболее влиятельных является аморфное течение сторонников соединения марксистской теории с методологией позитивизма и прагматизма. В последние два-три десятилетия к ним добавились многочисленные попытки скрещения марксизма с постмодернизмом (левое крыло последнего собственно и выросло из марксизма).

Во-вторых, это различные вариации на темы скрещения марксизма с другими влиятельными течениями общественной мысли в области теории. Наиболее известны здесь различные варианты фрейдо-марксизма, а также теоретические новации на почве эко-социализма, привнесения в марксизм идей феминизма и т.п. материи, не слишком хорошо известные в России, но крайне популярные среди сочувствующих марксизму интеллектуалов на Западе.

В-третьих, это исследования, ориентированные на развитие марксистских идей в новых условиях обострения глобальных проблем и применительно к реалиям развивающихся стран.

Впрочем, как я уже заметил, анализ зарубежного марксизма, представленного и в новом веке десятками течений и изданий не входит в нашу задачу.

Перед автором в данном тексте стоит несколько иная проблема: показать ставшую вновь весьма и весьма значимой актуальность марксизма и раскрыть некоторые отличительные особенности сложившейся в нашей стране постсоветской школы критического марксизма.

К проблеме актуальности классического марксизма (политико-экономические аспекты)

Начну с жесткого тезиса: вне реактуализации, в ее классически-чистом виде теория Карла Маркса (но не весь марксизм как всемирное течение, которому уже более полутора столетий) сегодня имеет достаточно ограниченную, хотя и далеко не нулевую актуальность. Реактуализация необходима и она в значительной степени уже проведена марксистами. Здесь, правда, есть некий «нюанс»: реактуализация методологии и теории марксизма может развертываться только при условии:

(1) критики догматического марксизма прошлого века, превратившего работы Маркса в Библию, к тому же истолкованную инквизиторами для своих нужд;

(2) критики не менее догматического анти-марксизма, построенного на принципе зряшного отрицания и пропагандисткой хулы и служащего тем же политико-пропагандистским целям догматиков, только принадлежащих к другому лагерю;

(3) учета той огромной работы по развитию идей Карла Маркса применительно к новым реалиям, что была проделана и продолжается и в мире, и в России.

Однако и вне развития на протяжении вот уже более 150 лет идей марксизма мы можем зафиксировать ряд аспектов актуальности работ самого Маркса.

В этом разделе мы рассмотрим проблемы реактуализации классического марксизма, избрав в качестве основного поля анализа проблемы политической экономии. Социо-философские проблемы мы рассмотрим ниже и уже под иным углом зрения: выделения некоторых современных аспектов гуманистической марксистской философии истории.

Во-первых, марксизм актуален как классическая методология и теория, остающаяся «работающей» в той мере, в какой не изменились за последние сто с небольшим лет основы общественной жизни человека. Прежде всего, в данном случае, речь может идти об экономической теории и знаменитом «Капитале» как важнейшей работе по этой теме. Если мы рассматриваем «Капитал» как работу, адекватно характеризующую капитализм, каким он был в Англии середины XIX века, то мы можем констатировать: в той мере, в какой фундаментальные основы этой системы не изменились и сегодня, «Капитал» остается актуален буквально.

И здесь есть ряд более и менее очевидных положений. Проще всего увидеть аналогии этой теоретической модели с реалиями индустриального капитализма в ряде отраслей и регионов стран третьего мира и, в частности, России. Несколько сложнее, но вполне реально, показать, что современная глобальная экономика в основе своей остается системой, где производятся товары, где они обмениваются на рынке посредством денег, где до сих пор один социальный слой является владельцем многомиллиардных состояний, а другой остается наемным рабочим, получающим в среднем по земному шару несколько сотен долларов в месяц (примерно как российский рабочий на ткацкой фабрике в Иваново).

Во-вторых, классическая марксистская теория позволяет раскрыть реальное взаимодействие социально-экономических отношений с материально-техническими основами экономики и социо-культурной жизнью, активностью Человека. В частности, раскрыть проблему экономических причин и последствий смены технологических укладов, экономические основы и границы социальной активности Человека как преобразующего историю субъекта, технологические и социо-культурные границы развития тех или иных экономических систем и т.п.

Особо актуальной эта проблема становится в связи с исследованием постиндустриального общества, где выделяются, прежде всего, фундаментальные изменения в факторах производства («информационное общество» Сакайи) и его структуре («общество услуг» Белла), типе личности («человеческая революция» Печчеи, «креативный класс» Флориды), производственных отношениях («посткапиталистическое общество» Дракера) и т.п.

В-третьих, актуальным и особенно важным в настоящее время является акцент на исследовании исторически ограниченных конкретных социально-экономических систем. Такой подход позволяет, в частности, показать, что «рыночная экономика» является одной из таких систем, имеет содержательные пространственно-временные границы.

Сама постановка такой проблемы (согласитесь, достаточно важной в теоретическом – по меньшей мере – отношении) симптоматична. Ни один из учебников экономики (кроме предисловий, написанных в ряде из них экс-марксистами[9]) эту проблему вообще не видит. Между тем простейший анализ доли населения мира, производящего и потребляющего большую часть продукции посредством участия в товарных отношениях, показывает, что рынок стал господствующей экономической формой лишь… в середине ХХ века. Даже если мы посмотрим на долю мировой продукции, производимой посредством рыночных трансакций, то и здесь рыночная экономика окажется системой, которая едва ли столетие назад стала господствующей в мировом масштабе.

Еще более интересен вопрос о наличие пост-рыночных (т.е. более эффективных, нежели рынок) отношений. Если учесть, что результатом (который следует соизмерять с издержками, чтобы оценить эффективность) для экономики нового века все более становится развитие личностных качеств человека, то вопрос о наличии таких отношений станет не столь уж романтически-утопическим. Если посмотреть, какие отношения и ценности движут субъектами образования (а подавляющая его часть в Европе – некоммерческая), фундаментальной науки, подлинной культуры (не шоу-бизнеса), медицины, деятельности по рекреации социальной и природной среды и т.п., то окажется, что вопрос о пост-рыночных отношениях – это не интенция восстановления сталинского централизма, а по преимуществу проблема организации сознательного регулирования некоммерческих сетей в постиндустриальной сфере экономики. Не менее важна проблема развития отношений свободного труда, преодолевающего узкие рамки наемного труда как работы, где капитал подчиняет труд и перехода к свободному труду, где работник (или их ассоциации, как это делается в научных и иных временных творческих коллективах, публичных университетах и т.п.) сам определяет параметры своей деятельности, ее результаты и доход.

Все это делает марксистскую постановку проблемы исторических границ товарного производства и капитала («рыночной экономики») весьма актуальной. Более того, в работах советских и постсоветских марксистов достаточно подробно раскрыты основные блоки этих отношений[10].

В-четвертых, марксизм и, прежде всего, «Капитал», показывает структуру производственных отношений особой экономической системы и дает глубинные характеристики системы производственных отношений т.н. «рыночной экономики», капитализма, сохраняющиеся актуальными в той мере, в какой «рынок» и капитализм не утратили свои differentia specifica[11].

Рассмотрим этот вопрос подробнее на примере логики и содержания «Капитала», дающего очень важные методолого-теоретические «подсказки» для анализа современных производственных отношений «рыночной экономики».

Для «рыночной экономики» это такие производственные отношения, как товар и деньги («способ координации»), капитал (отношения присвоения и отчуждения факторов производства), распределение дохода (заработная плата, прибыль), отношения воспроизводства.

Исторические качественные изменения систем производственных отношений в России дважды подтвердили правомерность такого структурирования. И в случае перехода от Российской империи к СССР, и в случае перехода от СССР к Российской Федерации качественному изменению подвергались именно эти блоки отношений:

· отношения координации, в частности, натуральное хозяйство, «план», рынок [«планификация» – либерализация];

· отношения присвоения и отчуждения (собственности) [национализация – приватизация];

· отношения распределения дохода;

· отношения воспроизводства [переход к «экономике дефицита» – «стабилизация»].

Существенно, что «Капитал» – это еще и исследование отношений собственностикак предпосылки и результата развертывания производственных отношений особой исторически конкретной социально-экономической системы. Это исследование знаменательно тем, что оно позволяет показать исторически конкретное и различное для разных эпох содержание тех или иных форм собственности. В частности, то, что частная собственность может быть формой самых разных по содержанию производственных отношений: от личной зависимости и рабства через «классическую» капиталистическую частную собственность к сложным формам социализации частной собственности. Последнее позволяет, например, раскрыть сложную систему отношений, скрытых за формой частной собственности в современной России, где противоречиво соединены не только отношения наемного труда и пережитки личной зависимости, но и многие черты советского патернализма и мн.др. Точно так же сложно и различно может быть содержание государственной формы: от реально частного присвоения государственным чиновником (современная Россия) до действительно общенародного экономического присвоения (равно общедоступные социальные блага в скандинавских странах).

Не менее важно и то, что методология «Капитала» позволяет показать, где и при каких условиях возникает тенденция не уничтожения, но снятия («Aufhebung» в «Капитале») частной собственности; последнее, в частности, становится реальностью по мере распространения всеобщей собственности – собственности каждого на все, – характерной для культурных благ, знаний[12].

Продолжим наши размышления. Рассмотрение «рынка» как формы особых производственных отношений, а не только пространства трансакций вне отношений насилия, позволяет, в частности, раскрыть связь отношений товарного производства с особыми технологическими укладами и над-экономическими факторами, показать, какие материальные и пост-материальные условия адекватны и способствуют развитию рынка, какие – нет и почему. Соответственно, марксистская теория позволяет вывести (а не просто постулировать) характеристики того, какой особый тип личности (поведения, мотивации, ценностей) формирует эта система, раскрыть анатомию товарного (денежного) фетишизма, развивающегося ныне в «рыночный фундаментализм».

Значимо и то, что методология «Капитала» позволяет показать, где, как и почему, при каких условиях будут формироваться альтернативные рынку механизмы координации (от бартера до сознательного регулирования), раскрыть природу денег как товара особого рода со всеми вытекающими отсюда следствиями и т.п.

Конечно же, наиболее важным в данном случае остается проблема актуальности трудовой теории стоимости. Повсеместное господство теории предельной полезности стало видимым основанием для отказа этой теории в теоретической и практической актуальности. Но так ли все здесь просто?

Авторы ранее уже писали о соотношении марксисткой теории и неоклассики, в частности, трудовой теории стоимости и теории предельной полезности[13] (кроме того, ниже в книге публикуется специальный текст на эту тему, поэтому здесь ограничимся лишь краткими ремарками, связанными с проблемой реактуализации марксизма.

Начну с того, что трудовая теория стоимости (и это специально подчеркивал сам Маркс) является предельной, глубинной абстракцией, а в соответствии с методом Маркса путь от нее до поверхности непосредственных экономических действий далек. Чтобы пройти этот путь, мы должны лишь начать с двойственного характера труда (трудовую теорию стоимости Маркса часто путают со сведением стоимости к объему трудозатрат, да еще и измеренных в рабочем времени – сие грубейшая ошибка). Далее мы двинемся к исследованию в 3 главе феномена цены, спроса и предложения (да-да, это категории «Капитала»!), отклонений цен от стоимости; далее к исследованию превращенных форм заработной платы и прибыли, средней прибыли и цены производства, рыночной стоимости и рыночной цены. И только так мы вплотную подойдем к тому, что далее и сделал маржинализм: к исследованию того, как именно движутся цены и как должны себя вести в этих условиях продавцы и покупатели с тем, чтобы максимизировать свой доход.

В рамках последней функциональной зависимости и создается объективная видимость того, что цены определяются предельной полезностью продуктов. И эта видимость не случайна – это типичная превращенная форма, когда «кажется то, что есть на самом деле». На самом деле цены изменяются под влиянием спроса и предложения. И это не только эмпирический факт. Это вывел на основе трудовой теории стоимости К.Маркс, сформулировав закон стоимости. На самом деле субъекту рынка необходимо руководствоваться в своих решениях о купле и продаже товаров соображениями, развиваемыми неоклассической теорией, ибо они правильно отображают механизмы функционирования рынка. И потому на самом деле создается видимость того, что в основе цены лежит предельная полезность блага.

Но вот основы-то рыночной системы другие. Неоклассику они по большому счету не интересуют: она не ищет (да и не может искать в силу своей вне-историчной методологии!) ответы на вопросы о границах рынка[14]. Вот почему, во-вторых, для того, чтобы понять закономерности генезиса, развития и заката системы отношений товарного производства и обмена, надо анализировать нечто иное, а именно – двойственный характер труда, лежащего в основе товара. Только этот анализ покажет как, где и почему коллективный труд в рамках натурального хозяйства сменяется частным трудом обособленного производителя, действующего в условиях общественного разделения труда, а этот труд может смениться всеобщей творческой деятельностью homo creator’а.

Такова аннотация авторского видения проблемы соотношения трудовой теории стоимости и теории предельной полезности: первая показывает глубинные основы отношений товарного производства, исторические и теоретические границы этой системы, ее природу, тогда как вторая выводится из первой через сложную цепочку опосредований и указывает на фиктивное (как бы «наведенное») содержание действительно существующих превращенных форм – определенных функциональных зависимостей в соотношении спроса, предложения и т.п.

Соответственно марксова теория нужна «лишь» для того, чтобы исследовать природу и границы товарной экономики; для анализа функциональных зависимостей спроса и предложения она, действительно, не нужна. «Изюминка», однако, заключается в том, что нынешний рынок уже подошел к своим границам, и для того, чтобы понять, кто, как и почему действительно определяет не столько цены, сколько закономерности эволюции современного рынка, нужно анализировать прежде всего его сущность. И вот тогда-то вновь окажется востребован марксистский анализ проблем обособленности производителей (которая подрывается «рыночной властью» ТНК), типа и природы новой сетевой модели разделения труда и мн. др.

Дополним эту тезу также и тем, что в рамках западного марксизма проблемы трудовой теории стоимости за эти 140 лет стали предметом серьезных работ многих десятков известных ученых. Центральной в данном случае стала известная тема «противоречия» между I и III томами «Капитала». Напомним, что в первом томе Маркс пишет о цене как денежном выражении стоимости товара (овещненного в нем абстрактного общественного труда), тогда как в третьем – о цене производства (определяемой величиной издержек производства и средней прибыли), причем с точки зрения экономистов-математиков получается, что если средства производства учитывать не по стоимости, а по цене производства, то при расчете средней нормы прибыли либо сумма прибылей не равна сумме прибавочных стоимостей, либо сумма цен производства не равна сумме стоимостей. На эту тему написаны многие сотни работ, и обзор этой полемики, равно как и многочисленных работ, указывающих на возможные коррекции трудовой теории стоимости или даже необходимость отказа от нее, не входит в круг наших задач, хотя, несомненно, был бы интересен для российского читателя, мало с ним знакомого. В данном случае лишь подчеркнем: на базе трудовой теории стоимости выросла немалая плеяда различных направлений экономической теории. Среди них есть и те, кто развивает идеи Маркса, продолжая использовать прежде всего диалектический метод, и те, кто опирается прежде всего на метаматематическое моделирование. Полемика этих многочисленных направлений продолжается и дает весьма интересные результаты.

Не менее актуален и содержащийся в основном труде К.Маркса анализ капитала как системы отношений отчуждения [работника от труда, его факторов и результата] и присвоения [труда, его факторов и результата]. Это исследование позволяет раскрыть экономические основы ряда принципиально значимых социально-экономических феноменов. Среди них – закономерности эволюции подчинения труда капиталу и эволюции этого подчинения от формального к реальному и – далее – современным формам подчинения личностных качеств человека корпоративной «матрице».

На этой основе становится возможным раскрыть причины и условия обострения или, наоборот, смягчения противоречий между субъектами наемного труда и капиталистического присвоения (причем присвоения не только прибыли, но и условий производства, как физического капитала, так и институциональных предпосылок и даже «невещественных активов фирмы»). А это противоречие может вызывать самые различные интенции: от свершения социальных антикапиталистических революций, которых с 1917 года было более 20, до требований социального ограничения «рынка», (точнее – капитала) и нахождения компромиссов («социальное партнерство» и др.), позволяющих снять напряжение этих противоречий. Именно марксистская теория позволяет показать, как, где и почему наемные работники пойдут как класс на компромисс, а где и почему они перейдут к революционным действиям. Не правда ли, полезное (в том числе для представителей имущих страт) знание?

Позволяет марксова теория капитала показать и причины, равно как условия, роста/снижения социальной поляризации («относительного обнищания» пролетариата), в частности, обосновать вывод, что при прочих равных условиях капитал стремится к относительному сокращению доли заработной платы во вновь созданной стоимости, что вне условий социального противодействия со стороны наемных работников ведет к росту социального расслоения. Для наемных работников это вывод, указывающий на необходимость солидарных социально-экономических действий. Для собственников капитала – руководство к действию: если работники и их профсоюзы слабы, можно повышать продолжительность рабочей недели и интенсивность труда, снижать социальные гарантии и т.п. (что и происходит в последние годы в большинстве как развитых, так и развивающихся стран).

Этот вывод так же достаточно подробно развит в многочисленных работах марксистов прошлого и нынешнего веков. На многочисленных фактах он обосновывается в широко известных работах М.Добба, Э.Мандела, П.Суизи и мн.др. Последние данные на эту тему представлены в работах многих марксистски-ориентированных ученых, работающих в диалоге с профсоюзами и многими международными НПО[15].

Одним из наиболее интересных аспектов развития темы капитала как особого феномена стала серия работ по проблемам природы капитала и экономического роста (знаменитая дискуссия «Кэмбридж – Кэмбридж»), для которой была характерна полемика представителей одного из интересных западных направлений, развивающих одновременно идеи Риккардо, Маркса и Кейнса, с одной стороны, неоклассиков – с другой. В рамках работ первых (восходящих к работам Дж.Робинсон, П.Сраффы, Дж.Харкорта и др.), в частности, была показана плодотворность использования трудовой теории стоимости и теории прибавочной стоимости для моделирования экономической динамики. На этой основе отечественными учеными была показана заведомая не плодотворность «шоковой терапии» и неизбежность глубокого экономического кризиса в результате ее применения[16].

Итак, мы рассмотрели некоторые важнейшие аспекты четвертого – связанного с рассмотрением системы производственных отношений – блока проблем, указывающих на актуальность марксизма.

В-пятых, можно и должно говорить об актуальности марксистской теории для Росси, что связано как с проблемами объяснения прошлого и настоящего, так и с исследованием объективных тенденций рождения возможного будущего.

Что касается прошлого, то известен тезис Грамши о том, что революция 1917 года произошла не по «Капиталу». И это действительно так, если смотреть на проблему узко политико-экономически. Но объективно произошедшие в XX веке во многих слабо- и средне-развитых странах антикапиталистические экономические изменения поставили проблему возможности опережающего развития и решения буржуазных задач (1) прогресса технологии, создания позднеиндустриального уклада и перехода к постиндустриальному и (2) обеспечения материального благосостояния на уровне «общества потребления» для значимой части граждан, профессионального образования и т.д.