Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 7 страница
В то же время здесь обнаруживается внутреннее противоречие тотального рынка. С одной стороны, он формируется как взаимонакопление «полей зависимости», регулирующих воздействий корпоративных структур. С другой стороны, борьба и взаимодействие корпоративных структур в целом является стихийным и неподконтрольным никому (ни корпорациям, ни государствам) процессом[232]. Его параметры, как будет показано ниже, определяются прежде всего стихийно формирующимся финансовым рынком и глобальными процессами.
Все это воссоздает видимость восстановления свободного равноправного рынка. Эта видимость скрывает иную суть тотального рынка – контрактно-блатного (термины введены в США) по форме, корпоративно-сетевого по содержанию рынка. Это система, где победителям достается все (winner-takes-all market).
Естественно, что в эпоху заката «царства экономической необходимости» и обострения вызываемых этим процессом глобальных проблем неомаркетизация не может не приводить к фундаментальным противоречиям. Важнейшее из них воспроизводит на новом этапе антагонизм эпохи империализма: необходимость сознательного, исходящего из интересов социума в целом (а это значит и Природы, и Человека как родового существа) решения существенно углубившегося (по сравнению с началом века) комплекса глобальных проблем – с одной стороны; способности этой системы в целом в лучшем случае на время законсервировать проблемы, в долговременном плане лишь усугубляя их, – с другой.
Не менее глубокими оказываются и противоречия рынка – с одной стороны, возникающей креатосферы – с другой.
Генезис креатосферы: противоречия и пределы рыночной системы.
Не только развитие пост-рыночных экономических отношений, но и качественные изменения в основах материального производства, переход к обществу, лежащему «по ту сторону» последнего (К.Маркс)[233], создают существенные ограничения для развития товарных отношений[234]. Более того, они отрицают собственные основы развития последних, как бы мы их не толковали: то ли в духе economics (как мир массового производства ограниченных, но стандартных ресурсов при неограниченных потребностях экономического человека) или в рамках марксистской парадигмы (производство обособленных производителей в условиях общественного разделения труда).
В любом случае речь идёт о развитии нового качества общественной деятельности. Оно, как мы показали в серии названных выше публикаций, состоит в росте доли и роли творческой деятельности, лежащей «по ту сторону» материального производства, использующей и создающей неограниченные «ресурсы» – знания и иные феномены культуры, которые можно лишь распредмечивать, но нельзя потреблять. Это мир, в котором «пирог» подлежащих «потреблению» (здесь следовало бы сказать – освоению) благ не ограничен. Более того, природа этого «пирога» – мира культуры (креатосферы) такова, что он растёт и развивается по мере его «поедания»: чем больше «едоков» и чем активнее и больше они едят, тем больше «пирог» – такова фундаментальная закономерность этого мира. Причина, повторим, проста: творческая деятельность – это не потребление ограниченных материальных ресурсов, а распредмечивание феноменов культуры (например, знаний). И если Эйнштейн ест «пирог» знаний, «испечённый» Ньютоном, то суммарное количество знаний увеличивается, «пирог» растёт...
И это только упрощенная иллюстрация к тем качественным изменениям, которые происходят в процессе развития творческой деятельности, лежащей «по ту сторону» материального производства. А теперь посмотрим на эту проблему строже[235].
Как мы уже заметили, ценность культурного феномена тем выше, чем большее количество других лиц вступает в диалог с вами, вашей деятельностью и ее результатом, использует их для своего развития, для своей творческой деятельности. Для нас существенно, что механизм общественного признания результата творчества, опредмеченного в некотором материальном носителе, может быть реализован лишь через диалог его участников, т.е. лишь в процессе сотворчества.
Что же касается другого результата творчества – саморазвития субъекта этой деятельности, то здесь индивидуальная оценка, самооценка находится в диалектическом единстве с социальнм признанием. Если человек – субъект творческой деятельности – сам развивается в деятельности, то он сам и является ценностью. Самоудовлетворенность от этого саморазвития, подтверждаемая другими личностями, вступающими с вами в диалог, и есть способ социального признания этого результата, ибо свободное развитие личности каждого и есть высшая ценность такого социума. Вступая в диалог с другой личностью, вы лишь подтверждаете его общественную значимость, «доказывая» тем самым, что его творческая деятельность была не случайной, что он, как личность, как «человек культурный», действительно целен и достоин общения. Замечу: последние тезисы касаются любой творческой деятельности, в том числе воспитательной и образовательной.
Продолжим наши размышления. Рыночная экономика предполагает обмен эквивалентов при взаимном отчуждении результатов труда. Развитие со-творчества приводит к появлению странного феномена, когда вы можете получить в процессе взаимодействия, обмена деятельностью продукт труда своего контрагента, не теряя при этом своего продукта. Обмен такими благами или даже информационными продуктами (но не товарами!) приводит к тому, что вы как бы мультиплицируете результат, вступая в диалог со своим контрагентом или созданной им ценностью. При этом вы не потребляете, не уничтожаете ни материальный носитель, ни саму ценность (например, можно многократно читать одну и ту же книгу, используя содержащиеся в ней знания для самых разных видов деятельности).
Такой обмен деятельностью становится закономерностью мира, лежащего по ту сторону материального производства. На смену эквивалентному (в среднем) обмену приходит новый феномен – распределение издержек: чем больше круг лиц, заинтересованных в использовании данного феномена культуры для распредмечивания, тем ниже удельные издержки на ее создание (за вычетом затрат на тиражирование материальных носителей)[236].
Например, издержки на создание новой компьютерной программы могут быть равномерно распределены между всеми ее пользователями. Чем больше число таких пользователей, тем ниже цена программы на каждого из них (за вычетом цены носителя)[237].
Тем самым отрицается один из фундаментальных законов рынка – закон стоимости (в области явления – фиксируемая и economics связь: чем выше спрос, тем выше цена). Для мира со-творчества (креатосферы) характерна иная связь: чем большее количество пользователей заинтересовано в распредмечивании созданного вами феномена культуры, тем ниже удельные издержки на ее создание, которые должен компенсировать каждый пользователь.
Противоположность ценностных оценок рыночного мира и мира культурных ценностей оказывается абсолютно очевидной. В рыночном мире рост спроса на продукт вызывает увеличение его цены. В мире культурных ценностей повышение ценности вашего продукта приводит к тому, что его себестоимость для пользователя снижается, в пределе стремится к нулю.
Продолжим наш анализ некоторых закономерностей, характеризующих противоположность товарного производства и возникающей креатосферы, в частности, противоположность механизмов рыночного отчуждения товаров и опредмечивания/распредмечивания мира культуры.
Обратимся к относительно частной закономерности, характеризующей противоречие в развитии частной собственности и конкуренции в мире креатосферы. Эта связь выглядит, на первый взгляд, достаточно спорно, но она легко выводится из предыдущего анализа. Коротко она может быть сформулирована так: чем полнее и завершеннее система прав частной собственности на культурное благо (например, новую технологию), тем меньше возможности конкуренции на данном конкретном рынке.
Поясню эту связь на простейшем примере. Предположим, что г-н Н. изобрел лекарство от рака. Если он запатентовал это изобретение на неограниченный срок, т.е. если он обладает абсолютной частной собственностью (подобной, скажем, частной собственности на машину) на этот продукт, то вплоть до того момента, как объект его собственности «износится» (в нашем случае – его know how устареет), данное лекарство полностью выпадает из сферы конкуренции: никто кроме г-на Н. не имеет право его производить (напомню: всякий продукт подлинно творческой деятельности уникален и единственен по определению). Следовательно, конкуренции здесь не может быть вообще. Противоположный предельный случай – абсолютно свободной конкуренции бесконечно большого (в пределе) числа фирм, производящих данное лекарство, – возможен, как легко догадаться, лишь в том случае, если вообще никто не обладает частной собственностью на данное культурное благо (патент не является объектом частной собственности, он лишь фиксирует приоритет г-на Н. как изобретателя, удовлетворяя его честолюбие, но не принося ренты).
Следовательно, предположив (в пределе) бесконечным срок действия права частной собственности на являющийся культурным благом товар (как и на любой другой товар: в условиях классического рынка, купив товар, вы становитесь его собственником «навсегда»), мы получим абсолютную монополию, абсолютно отрицающую конкуренцию. И наоборот: абсолютно свободная конкуренция на рынке культурных благ возможна только при полном отсутствии частной собственности на последние. Иными словами, для попыток развития рынка в мире креатосферы характерно внутреннее ограничение: чем полнее развит один атрибут современного рынка (частная собственность), тем меньше развит другой (конкуренция).
Поясним эту связку. Прежде всего, подчеркнем, что связь носит мерный характер, это и качественная, и количественная противоположность. Последнее позволяет на практике найти некоторый компромисс: «немного» частной собственности (например, патент на 5 лет), «немного» конкуренции (после окончания действия патента).
Но это именно внешнее ограничение «естественных» (имманентно присущих, атрибутивных) свойств рынка, основанного на частной собственности. В самом деле, ведь никому даже в голову не придет ограничить действие вашего права собственности на дом, построенный за свои деньги и своим трудом, сроком в 5 лет. Однако ограничение вашего права собственности на созданное вами новое знание таким сроком ныне выглядит «естественным», и это неслучайно: при последовательной реализации права частной собственности «общество знаний» вообще не могло бы развиваться.
С изрядной долей условности (вообще характерной для графических иллюстраций сложных закономерностей) можно показать названные связи при помощи приводимого ниже графика, где точки А, Б, В показывают ограничение прав частной собственности (например, срока действия патента) на «А», «Б», «В» (например, 3, 5, 10) лет.
 |
О А Б В
Названная противоречивая взаимосвязь вновь показывает, что частная собственность и конкуренция являются внешними ограничениями развития креатосферы.
Развивая это суждение, мы можем вывести и более общую закономерность: мера развития рыночных (и, шире, вообще основанных на отчуждении) механизмов организации и мотивации деятельности постепенно «убывает» (речь идет опять же о единстве качественных и количественных характеристик) по мере продвижения от репродуктивного труда к творческому.
Эту связь довольно легко проиллюстрировать и эмпирическим материалом. При всем том, что рыночная атмосфера в целом господствует в современном мире, даже сегодня роль рыночных стимулов и конкурентных начал, ориентация на прибыль больше (а социальные ограничения и роль государства, творческих коллективов, не денежных стимулов – меньше) в массовом производстве, чем в прикладной науке, а в прикладной науке – чем в фундаментальной. То же можно сказать о связях: массовое производство – шоу-бизнес – подлинное искусство; или обучение специалистов – профессиональное образование – формирование свободно и гармонично развивающейся личности и т.п.
Как и выше, весьма условно мы можем проиллюстрировать названные связи при помощи приводимого ниже графика.
О А Б В
Комментируя схему, мы можем (опять же с известной доли условности) предположить, что на отрезке [О-А] будет располагаться массовое производство, шоу-бизнес и иные сферы фиктивного сектора, требующие определенных творческих усилий от их агентов; на отрезке [А-Б] – прикладная наука, профессиональное образование, дизайн и декоративно-прикладное искусство и т.п.; на отрезке [Б-В] – фундаментальная наука, воспитание, образование и культура, ориентированные на гармоничное развитие личности и т.д.
К числу закономерностей «заката» рынка относится и нелинейное вытеснение качеств «рационального экономического человека» по мере прогресса креатосферы и адекватных ей социальных отношений, типа личности.
Как и в двух предыдущих случаях, мы можем предложить в качестве графической иллюстрации простейшую кривую, которая указывает на снижение роли утилитарных потребностей (от уровня «X» к уровню «Y», но не ниже уровня «Z» – уровня рационального потребления) по мере развития творческого содержания деятельности.
 | |||
 | |||
X_ _ _ _
Y_ _ _ _ _ _ _ _
|
Z_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
 | |||
 |
О А Б В
Существенно, что господство тотального рынка и других форм отчуждения может существенно модифицировать эту связь, приводя к тому, что творческая деятельность, осуществляемая в мире отчуждения, является лишь одним из детерминантов поведения человека. В той мере, в какой субъект такой деятельности подчинен рынку, деньгам, капиталу, его потребности, ценности и мотивы будут оставаться по преимуществу утилитарными. Мы еще вернемся к этой проблеме ниже, а сейчас прокомментируем названную выше закономерность.
Несложно зафиксировать, что генезис креатосферы уже в 60-70-е гг. бросил человеческому миру вызов: черты homo economicus стали вытесняться рождающимися ценностями и мотивами homo creator, развернулась не только научно-техническая, но и «человеческая революция»[238].
Более того, эпоха 60-х годов даже в жесткой атмосфере СССР породила новый феномен «шестидесятников» – людей, для которых на первом месте были прогресс науки и искусства, освоение нового пространства (романтика, престиж профессий геологов, летчиков, космонавтов, полярников).
Откат в этих сферах и ренессанс homo economicus, начавшийся в 80-е годы, оказался порожден усилением гегемонии глобального капитала и жестко связан с развитием превращенных форм индивидуализации творческого труда и развитием процессов, довольно подробно раскрытых в теории «общества профессионалов». Возникающее общество профессионалов становится реакцией, с одной стороны, на невозможность имманентного прогресса креатосферы в условиях господства современной корпоративно-капиталистической рыночной экономики; с другой – оно тормозит прогресс креатосферы и развивает широкий круг ее субститутов и превращенных форм. Но эта попятная тенденция временна, неоднозначна (не-рыночные мотивы и ценности и ныне остаются среди доминирующих у лиц, хотя бы частично занятых творческой деятельностью, что показывают практически все современные социологические исследования).
Таковы некоторые комментарии по поводу противоположности мира креатосферы и тотального рынка.
Подведем некоторые итоги нашего анализа.
Выше мы постарались, во-первых, дать критику господствующей ныне в экономической теории «рыночноцентрической» парадигмы как не только теоретически-ограниченной, но и а-креативной, тормозящей исследование наиболее значимых процессов современной экономики, в том числе – проблем исторических границ рынка и генезиса пострыночных отношений; во-вторых, показать основные изменения, которые претерпевает система отношений товарного производства в условиях современного позднего капитализма и, в-третьих, раскрыть противоречия рынка и возникающей креатосферы. Тем самым мы пострались в меру своих сил аргументировать тезис об исторической ограниченности товарных отношений, что и было одной из важнейших задач данного текста.
3.5. Деньги XXI века: виртуальный фиктивный финансовый капитал[239].
Процессы генезиса нового качества экономики в XXI веке неслучайно оказались «завязаны» на два феномена – глобализацию и развитие новых технологий. Соответственно оба эти процесса неслучайно вызвали к жизни феномен виртуального фиктивного финансового капитала, генезис его как продукта развития тотальных сетевых рынков и глобальной гегемонии капитала. На поверхности эти процессы проявили себя как прогрессирующее развертывание виртуальной экономики, финансовая глобализация и итожащая все это «финасиализация».
Автор оставляет за пределами данного текста выведение нижеследующих тезисов, ибо это сделано в его книге «Глобальный капитал», написанной совместно с А.И.Колгановым.
* * *
Развивая тотальный корпоративно-сетевой рынок как адекватную всеобщую форму своей гегемонии, современный корпоративный капитал порождает и адекватные средства для этого. Деньги как всеобщий эквивалент – мера стоимости (ценности) и средство обращения (жизнедеятельности) всякого товарного производства – в нынешнюю эпоху приобретают новые свойства, которые являются продуктом их предшествующей эволюции. Последняя, напомним, проходит следующие ступени.
1. Исходный пункт: деньги как особый товар (золото, серебро), выполняющий функцию всеобщего эквивалента в рамках простого товарного производства.
2. Деньги как кредитные деньги в условиях сохранения золотого стандарта (деньги выражают цену товаров, причем преимущественно товаров в материальном производстве), дополняемые фиктивным капиталом, в частности банковскими и государственными ценными бумагами, курс («цена») которых выражается деньгами как относительно независимым товаром – всеобщим эквивалентом (хотя и представленным в виде активов банковской системы).
3. Эволюция денег в условиях империализма: возрастание влияния монополий на цену (но не деньги, как таковые), развитие финансового капитала до роли основной формы капитала, подрыв золотого стандарта и т.п.
4. Эволюция денег в условиях социально-государственного регулирования: подрыв объективных основ денег как товара-всеобщего эквивалента вследствие мощного государственного регулирования, развитие различных нормативов, форм ассоциирования трудящихся и граждан как альтернатив власти денег, отказ от золотого стандарта и окончательный переход к «долларовому» стандарту (Бреттон-Вудская система).
5. Современное положение, на котором остановимся подробнее.
Начнем с некоторых эмпирических характеристик[240]:
· до 80 процентов трансакций, обслуживаемых деньгами, связано с движением не товаров и услуг, а денежных агрегатов и суррогатов;
· процессы эмиссии (особенно – кредитной) находятся в сильной зависимости от конъюнктуры финансового рынка (а он стал глобальным) и, следовательно, определяются фиктивным капиталом как конкретно-всеобщим феноменом;
· информационные технологии и электронные деньги создают адекватную технологическую форму для сращивания денег «в узком смысле слова» (агрегат М1) и фиктивного капитала в мировом масштабе, рождая виртуальный фиктивный капитал (ниже автор особо прокомментирует значительное обратное влияние этой новой формы на содержание – капитал);
· функции меры стоимости, средства обращения и средства платежа выполняют преимущественно не деньги «в узком смысле слова», а новый экономический феномен – синтез денег как М1 и различного рода форм фиктивного капитала[241], «живущих» в финансовых информационных системах, – «виртуальные деньги»;
· финансовый рынок (а в данном случае, точнее, фиктивный капитал), где живут «виртуальные деньги», является мировым и лишь отчасти зависит от регулирования движения денег «в узком смысле слова», которое осуществляется преимущественно на национальном уровне;
· роль мировых денег выполняет сложно организованная система некоторых национальных валют и их агрегатов (евро). Прилагательное «сложно» здесь значимо – степень сложности системы такова, что она становится принципиально «закрытой» для отслеживания ее жизнедеятельности и сознательному воздействию поддается только как «черный ящик», причем с лишь вероятностно прогнозируемым «выходом» в ответ на определенный «вход». При этом «качество» (в частности, устойчивость, курс и т.п.) таких денег зависит в определяющей степени от мирового финансового рынка;
· роль сокровища выполняют преимущественно денежные вклады в крупнейшие банки и др. финансовые институты, где эти вклады «сращиваются» с фиктивным капиталом и оказываются под определяющим воздействием последнего (в том смысле, что их движение зависит и от вложений в ценные бумаги, осуществляемых банками, и от котировки ценных бумаг, эмитируемых самим банком, в конечном счете, от конъюнктуры мирового финансового рынка).
Опираясь на эти факты, можно сделать вывод: в целом в современных условиях функционирование денег в узком смысле слова качественно и количественно определяется глобальным (общемировым) виртуальным капиталом.
Это новое качество финансового капитала, которое последний обретает в результате диалектического соединения как своих прежних качеств (фиктивного и снимающего его финансового капитала), описанных еще К.Марксом, Р.Гильфердингом, В.Лениным и др., так и новых качеств, порожденных развертыванием (1) информационных технологий (качество виртуальности); (2) корпоративно-сетевого рынка и (3) процессов сращивания транснациональных финансовых (и иных…) корпораций, национальных государств и международных финансовых институтов; этот капитал в отличие от «обычного» фиктивного капитала XIX века уже (4) «в себе» содержит процесс сращивания с производственным монополистическим капиталом; но в отличие от «обычного» финансового капитала, пройдя спираль «отрицания отрицания», он (5) вновь оторвался от жизнедеятельности реального капитала (производственного, торгового и даже ссудного) и образовал особое пространство своей виртуальной жизни (отчасти оно может быть соотнесено с мировым финансовым рынком) и к тому же, пройдя стадию социально-государственного контроля середины XX века, он (6) преодолел эту власть, вырвавшись на простор глобальных финансовых спекуляций.
Существенно, что, как таковой, глобальный виртуальный капитал предстает перед исследователем, как «черный ящик». Да и не только перед исследователями. В последнее время внимание акцентируется на том, что глобальный виртуальный капитал приобрел такие масштабы, что стал неподконтролен никому в отдельности. Вот такого вот джинна выпустили из бутылки.
В этих условиях основные функции денег (при рассмотрении их на сущностном, глубинном уровне – уровне действительных детерминантов, а не превращенных форм) выполняются также этим капиталом, который при этом является многократно опосредованной и оторванной от материального производства превращенной формой капитала как основы капиталистического способа производства.
Тем самым мерой ценности и главным средством жизнедеятельности корпоративно-сетевого рынка становится виртуальный капитал (финансовый капитал особого рода), скрывающийся за формой виртуальных денег (эмпирически эта научная абстракция может быть соотнесена, но не отождествлена, с агрегатом М4, «живущим» преимущественно в информационных компьютерных системах и отчасти в виде бумаг).
Тем самым деньги становятся виртуальными и по своей технологической природе, и по социальной форме.
В первом случае – это продукт развития информационных технологий, создающих (1) вид виртуальной реальности, заменяющей золото (металл), и (2) возможность неограниченного перемещения и преобразования форм в информационных сетях и финансовых системах.
Во втором случае деньги виртуальны как продукт тотального корпоративно-сетевого рынка (последний находит в виртуальных деньгах адекватную меру ценности товаров – тоже все более виртуальных – и средство своего функционирования) и виртуального финансового капитала, «живущего» в информационных сетях.
Виртуальность денег в данном случае означает не только их электронную форму, но и их вероятностное, неустойчивое, случайное бытие. Деньги из «абсолютного» всеобщего эквивалента (продукта всеобщего труда), сращенного с устойчивой натуральной формой (золота или серебра), превращаются в аморфную совокупность продуктов жизнедеятельности виртуального капитала, причем совокупность качественно разнородную и лишь вероятностно (виртуально) выполняющую роль и меры стоимости, и средства обмена, и уж тем более средства накопления. Каждый из особых видов этих виртуальных денег (а они мировые по своей природе) с той или иной вероятностью выполнит завтра или послезавтра ту или иную из своих функций[242]. Это касается и национальных валют (они же существуют почти исключительно в виде электронных записей на одном из счетов одного из банков), и облигаций, и любых других слагаемых агрегатов М3 и М4.
Соединение названного носителя и социальной формы превращает виртуальные деньги в особую (финансовую) суперсеть, «паутину паутин» (у которой, естественно, есть и свои «пауки»). Так виртуальный капитал как «суперсеть» (сеть – «всеобщий эквивалент») обретает особую роль – всеобщего полустихийного регулятора «сетевого рынка», ибо он играет роль универсального «оценщика» (NB! он же выполняет функцию меры стоимости) компаний-сетей и, опосредовано, всех товаров, плюс универсального средства (механизма, посредника, властителя) трансакций.
При этом переход таких денег из виртуального бытия в реальное, мера выполнения ими своих функций (в частности, мера ликвидности) оказываются связаны с троякими проблемами.
Во-первых, с огромным риском (это неизбежное следствие их виртуальной социально-экономической формы, являющейся продуктом виртуального капитала), что (NB!) генерирует систему финансовых спекуляций (а это наиболее быстро растущая сфера бизнеса).
Как таковые, виртуальные деньги (а значит, и «сетевой рынок», мерой и средством развития которого они являются), во-вторых, оказываются в потенции неустойчивы, ибо зависят от стихийного развития конъюнктуры мирового виртуального капитала. Названная выше двойная виртуальность денег (по их носителю и социальной форме), порождаемые этим спекулятивность и неустойчивость финансовой сферы – все это требует гигантских трансакционных издержек (на содержание страховых институтов, охрану прав собственности и т.п. вплоть до защиты информации от хакеров).
В-третьих, такие деньги находятся в реальной зависимости от функционирования отдельных институтов глобального капитала. Последнее требует особого комментария.
Едва ли не впервые за предшествующие столетия эволюции капитала некоторый ограниченный круг крупнейших корпоративных структур (финансовые корпорации, центральные банки ряда государств, МВФ, МБ и некоторые другие[243] сращенные друг с другом системы) приобретает поистине фантастическую власть – власть, которая ранее была сконцентрирована лишь в объективном безличном феномене мировых денег. Между тем эти структуры (1) все более попадают (вследствие неоприватизации) в руки «новых частных собственников» (повторю: они приватизируют реальные права собственности, власть, а не [только] акции и т.п.); в то же время (2) все менее подконтрольны каким-либо социальным силам вследствие как глобализации, снижающей роль национального государственного контроля, так и общей деградации социального государства, реальной демократии, снижения роли профсоюзов и других ассоциаций и (3), оперируют во все более адекватной среде, создаваемой тотальным сетевым рынком. Такие структуры, представляющие глобальный виртуальный капитал, повторю, становятся (как «снятые» деньги) всеобщей мерой и основным средством жизнедеятельности глобальной экономики и общества.