Vi. торговый и промышленный капитал в мануфактуре

“СКУПЩИК” И “ФАБРИКАНТ”

Из приведенных выше данных видно, что наряду с крупными капиталистическими мастерскими мы встре­чаем всегда на данной ступени развития капитализма весьма значительное количество мелких заведений; численно эти последние обыкновенно даже преобладают, играя однако совершенно подчиненную роль в общей сумме производства. Это сохранение (и даже, как мы видели выше, развитие) мелких заведений при ману­фактуре есть явление вполне естественное. При ручном производстве крупные заведения не имеют решитель­ного преимущества перед мелкими; разделение труда, создавая простейшие детальные операции, облегчает появление мелких мастерских. Поэтому типичным для капиталистической мануфактуры является именно небольшое число сравнительно крупных заведений наряду со значительный числом мелких. Есть ли какая-либо связь между теми и другими? Вышеразобранные данные не оставляют сомнения в том, что связь между ними самая тесная, что крупные заведения вырастают именно из этих мелких, что мелкие заведе­ния составляют иногда лишь внешние отделения ману­фактуры, что в громадном большинстве случаев связью между теми и другими служит торговый капитал, при­надлежащий крупным хозяевам и подчиняющий себе мелких. Хозяин крупной мастерской должен вести в широких размерах закупку сырья и сбыт изделий; чем значительнее обороты его торговли, тем меньше становятся (на единицу продукта) расходы по закупке и продаже товара, по его браковке, хранению и пр. и пр., и вот является перепродажа материала в роз­ницу мелким хозяйчикам, скупка их изделий, которые мануфактурист перепродает за свои собственные[468]. Если с этими операциями продажи сырья и покупки изделий соединяется (как это нередко бывает) кабала и ростовщичество, если мелкий хозяин берет материал в долг, сдает изделия за долг, то крупный мануфакту­рист получает такую высокую прибыль на свой капитал, которую он никогда бы не мог взять с наемных рабочих. Разделение труда дает новый толчок развитию таких отношений зависимости мелких хозяев от крупных: последние либо раздают материал по домам на выделку (или для производства известных детальных операций), либо скупают у “кустарей” части продукта, особые сорта продукта и т. д. Одним словом, самая тесная и неразрывная связь между торговым и промышленным капиталом есть одна из наиболее характерных особен­ностей мануфактуры. “Скупщик” почти всегда пере­плетается здесь с мануфактуристом (“фабрикантом”, по ходячему, неправильному словоупотреблению, от­носящему всякую более или менее крупную мастерскую к “фабрике”). Поэтому в громадном большинстве слу­чаев данные о размерах производства крупных заведе­ний не дают еще никакого представления об их действи­тельном значении в наших “кустарных промыслах”[469], ибо хозяева таких заведений распоряжаются не только трудом рабочих в своих заведениях, но и трудом массы домашних рабочих и даже (de facto) трудом массы quasi-самостоятельных мелких хозяйчиков, по отноше­нию к которым они являются “скупщиками”[470]. На данных о русской мануфактуре обнаруживается, таким образом, особенно рельефно тот установленный автором “Капитала” закон, что степень развития торгового ка­питала обратно пропорциональна степени развития промышленного капитала[xc]. И действительно, мы мо­жем охарактеризовать все описанные в § II промыслы следующим образом: чем меньше в них крупных мастерских, тем сильнее развита “скупка”, и наоборот, ме­няется только форма капитала, главенствующего и в том и в другом случае и ставящего “самостоятельного” кустаря в положение, зачастую несравненно худшее, чем положение наемного рабочего.

Основная ошибка народнической экономии и состоит в том, что она игнорирует или затушевывает связь между крупными и мелкими заведениями, с одной стороны, и между торговым и промышленным капита­лом, с другой стороны. “Фабрикант Павловского района не более как осложненный вид скупщика”, — говорит г. Григорьев (1. с., с. 119). Это справедливо по отноше­нию не к одному Павлову, но и к большинству про­мыслов, организованных по типу капиталистической мануфактуры; справедливо и обратное положение: скупщик в мануфактуре есть осложненный вид “фабри­канта”; в этом, между прочим, состоит одно из существенных отличий скупщика в мануфактуре от скуп­щика в мелких крестьянских промыслах. Но видеть в этом факте связи между “скупщиком” и “фабрикантом” какой-то довод в пользу мелкой промышленности (как думает г. Григорьев и многие другие народники), значит делать совершенно произвольное заключение, насилуя факты в угоду предвзятой идеи. Целый ряд данных свидетельствует, как мы видели, о том, что при­соединение торгового капитала к промышленному в гро­мадной степени ухудшает положение непосредственного производителя сравнительно с положением наемного ра­бочего, удлиняет его рабочий день, понижает его зара­ботки, задерживает экономическое и культурное раз­витие.

VII. КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ РАБОТА НА ДОМУ,

КАК ПРИДАТОК МАНУФАКТУРЫ

Капиталистическая работа на дому, — т. е. домаш­няя переработка за сдельную плату материала, полу­ченного от предпринимателя, — встречается, как было указано в предыдущей главе, и в мелких крестьянских промыслах. Ниже мы увидим, что она встречается (и в широких размерах) также наряду с фабрикой, т. е. крупной машинной индустрией. Таким образом, капиталистическая работа на дому встречается на всех стадиях развития капитализма в промышленности, но наиболее характерна она именно для мануфактуры. И мелкие крестьянские промыслы, и крупная машин­ная индустрия очень легко обходятся без работы hei дому. Мануфактурный же период развития капита­лизма, — со свойственным ему сохранением связи ра­ботника с землей, с обилием мелких заведений вокруг крупных — трудно, почти невозможно себе предста­вить без раздачи работы по домам[471]. И русские данные, действительно, свидетельствуют, как мы видели, о том, что в промыслах, организованных по типу капита­листической мануфактуры, раздача работы на дома практикуется в особенно широких размерах. Вот почему мы считаем наиболее правильным именно в этой главе рассмотреть характерные особенности капита­листической работы на дому, хотя некоторые из приво­димых ниже примеров и не могут быть приурочены специально к мануфактуре.

Укажем прежде всего на обилие посредников между капиталистом и работником при домашней работе. Крупный предприниматель не может сам раздавать материал сотням и тысячам рабочих, разбросанных иногда в разных селениях; необходимо появление по­средников (в некоторых случаях даже иерархии посред­ников), которые берут материал оптом и раздают по мелочам. Получается настоящая sweating system, си­стема вышибания пота, система наиболее напряженной эксплуатации: близко стоящий к работнику “масте­рок” (или “светелочник” или “торговка” в кружев­ном промысле и пр. и пр.) умеет пользоваться даже особенными случаями нужды последнего и изыскивает такие приемы эксплуатации, которые были бы немыс­лимы в крупном заведении, которые абсолютно устра­няют возможность какого-либо контроля и надзора[472].

Наряду с sweating system и, пожалуй, как одну из форм ее, следует поставить truck-system, расплату припасами, которая преследуется на фабриках и про­должает царить в кустарных промыслах, особенно при раздаче работы на дома. Выше, при описании отдель­ных промыслов, приведены были примеры этого рас­пространенного явления.

Далее, капиталистическая работа на дому неизбежно связана с чрезвычайно антигигиенической обстановкой работы. Полная нищета работника, полная невозмож­ность регулировать какими-либо правилами условия работы, соединение жилого и рабочего помещения, — таковы те условия, которые превращают квартиры за­нятых на дому рабочих в очаги санитарных безобразии и профессиональных болезней. В крупных заведениях возможна еще борьба против аналогичных явлений, домашняя же работа является в этом отношении наи­более “либеральным” видом капиталистической эксплуа­тации.

Непомерная длина рабочего дня — также одно из необходимых свойств домашней работы на капиталиста и мелких промыслов вообще. Выше были уже приведены некоторые примеры сравнительной длины рабочего дня на “фабриках” и у “кустарей”.

Привлечение к производству женщин и детей с са­мого раннего возраста наблюдается почти всегда при домашней работе. Для иллюстрации приводим некото­рые данные из описания женских промыслов в Москов­ской губ. Размоткой бумаги занято 10 004 женщины; дети начинают работать с 5—6 лет (!), дневной зара­боток — 10 коп., годовой — 17 руб. Рабочий день в женских промыслах вообще доходит до 18 часов. В вязальном промысле начинают работать с 6 лет, дневной заработок — 10 коп.; годовой — 22 руб. Итоги женских промыслов: работниц 37 514; начинают ра­ботать с 5—6 лет (в 6 промыслах из 19, причем эти 6 промыслов дают 32 400 работниц); средний дневной заработок — 13 коп., годовой — 26 р. 20 к.[473]

Одна из наиболее вредных сторон капиталистической работы на дому состоит в том, что она ведет к пониже­нию уровня потребностей работника. Предприниматель получает возможность выбирать себе рабочих в таких захолустьях, где жизненный уровень населения стоит особенно низко и где связь с землей позволяет работать за бесценок. Напр., хозяин деревенского чулочного заведения объясняет, что в Москве дороги квартиры, да мастериц “нужно кормить белым хлебом... А у нас работают в своей же избе, едят черный хлеб... Ну, как же Москве с нами тягаться?”[474]. В промысле раз мотки бумаги чрезвычайная дешевизна заработной платы объясняется тем, что для крестьянских жен, дочерей и т. д. это лишь подсобный заработок. “Таким образом, существующая система этого производства для лиц, живущих исключительно заработком от него, понижает заработную плату до невозможного, застав­ляет ее для лиц, живущих исключительно фабричным трудом, спускаться ниже minimum's по1ребностей, или же задерживает поднятие уровня последних. И то, и другое создает крайне ненормальные условия”[475]. “Фабрика ищет дешевого ткача, — говорит г. Харизоменов, — и такого она находит в его родной деревне, вдали от центров промышленности... Понижение зара­ботной платы от центров промышленности к перифе­рии—факт, не подлежащий сомнению”[476]. Предприни­матели, следовательно, прекрасно умеют пользоваться теми условиями, которые искусственно задерживают население в деревнях.

Раздробленность рабочих на дому — не менее вредная сторона этой системы. Вот рельефная характери­стика этой стороны дела, исходящая от самих скупщи­ков: “Операции тех и других” (мелких и крупных скупщиков гвоздей у тверских кузнецов) “построены на одних началах — при заборе гвоздей расплачиваться частью деньгами, частью железом и всегда иметь кузне­цов для большей сговорчивости у себя на дому”[477]. В этих словах заключается нехитрая разгадка “жизнен­ности” нашей “кустарной” промышленности!

Раздробленность рабочих на дому и обилие по­средников естественно ведет к процветанию каба­лы, ко всяким формам личной зависимости, сопрово­ждающим обыкновенно “патриархальные” отношения в деревенских захолустьях. Долги рабочих хозяе­вам — самое распространенное явление в “кустарных” промыслах вообще, и при домашней работе в частно­сти[478]. Работник обыкновенно не только Lohnsklave[479], но и Schuldsklave[480]. Выше были указаны некоторые примеры того положения, в которое ставит рабочего “патриархальность” деревенских отношений[481].

Переходя от характеристики капиталистической ра­боты на дому к условиям ее распространения, необхо­димо отметить прежде всего связь этой системы с при­креплением крестьян к наделу. Отсутствие свободы передвижения, необходимость нести иногда денежные потери для того, чтобы развязаться с землей (именно, когда платежи за землю превышают доходность с нее, так что сдающий надел в аренду приплачивает от себя арендатору), сословная замкнутость крестьянской общины — все это искусственно расширяет область при­менения капиталистической домашней работы, искусст­венно привязывает крестьянина к этим худшим формам эксплуатации. Устарелые учреждения и насквозь про­питанные сословностью аграрные порядки оказывают, таким образом, самое вредное влияние и в земледелии, и в промышленности, задерживая технически отсталые формы производства, связанные с наибольшим развитием кабалы и личной зависимости, с наиболее тяжелым и наиболее беспомощным положением трудящихся[482].

Далее, несомненна также связь домашней работы на капиталистов с разложением крестьянства. Широкое распространение домашней работы предполагает два условия: 1) наличность массового сельского пролета­риата, который должен продавать свою рабочую силу и притом дешево продавать; 2) наличность хорошо знакомых с местными условиями зажиточных крестьян, которые бы могли взять па себя роль агентов при раз­даче работы. Присланный торговцем приказчик далеко не всегда сумеет исполнить эту роль (особенно в более или менее сложных промыслах) и вряд ли когда-либо в состоянии исполнить ее так “артистически”, как мест­ный крестьянин, “свой брат”[483]. Крупные предприни­матели, вероятно, не могли бы осуществить и по­ловинной части своих операций по раздаче работы на дома, если бы они не имели в своем распоряжении целую армию мелких предпринимателей, которым можно доверить товар в долг или сдать на комиссию и которые жадно хватаются за всякий случай расширить свои маленькие торговые операции.

Наконец, в высшей степени важно указать значение капиталистической работы на дому в теории избыточного населения, создаваемого капитализмом. Никто не раз­говаривал так много об “освобождении” рабочих рус­ским капитализмом, как гг. В. В., Н. —он и прочие народники, и никто из них не потрудился, однако, проанализировать те конкретные формы “резервной армии” рабочих, которые создавались и создаются в России в пореформенную эпоху. Никто из народников и не заметил той мелочи, что домашние рабочие состав­ляют едва ли не самую крупную часть нашей “резервной армии” капитализма[484]. Посредством раздачи работы на дома предприниматели получают возможность немед­ленно увеличивать размеры производства до желаемых размеров, не затрачивая значительных капиталов и значительного времени на постройку мастерских и т.п.[485] А такое немедленное расширение производства очень часто предписывается условиями рынка, когда усилен­ный спрос является вследствие оживления какой-либо крупной отрасли промышленности (напр., железнодо­рожного строительства) или вследствие таких обстоя­тельств, как война и т. п. * Поэтому другую сторону того процесса, который мы охарактеризовали во II главе как образование миллионов сельскохозяйственного пролетариата, представляет из себя, между прочим, громадное развитие в пореформенную эпоху капитали­стической работы на дому. “Куда же делись руки, осво­божденные от занятий домашнего, в строгом смысле натурального, хозяйства, имевшего в виду свою семью и немногочисленных потребителей соседнего базара? Фабрики, переполненные рабочими, быстрое расширение крупного домашнего производства дают ясный ответ” (“Пром. Влад. губ.”, III, 20. Курсив наш). Как велико должно быть в настоящее время в России число ра­бочих, занятых на дому предпринимателями в про­мышленности, это будет видно из цифр, приводимых в следующем параграфе.