Ii. текущее состояние советского общества 11 страница
Необходимо возродить избрание депутатов от производственных коллективов, поскольку, кто что из себя представляет, лучше всего видно на производстве, а не на предвыборных митингах и теледебатах. При этом и избирательная кампания будет обходиться дешевле. Территориальный принцип должен быть сохранён для неработающих граждан и различных мелких организаций, не могущих выдвинуть своего кандидата.
Частные собственники средств производства коллективного пользования (не семейного), директораты акционерных и т.п. компаний и все прочие капиталисты, если такие будут узаконены, должны быть лишены всех прав участия в избирательных кампаниях и прежде всего права прямого спонсорства, поскольку они по своему социальному положению и без того принадлежат сфере управления. Но лучше всё же не доводить дело до возстановления класса капиталистов.
Избрание в депутаты должно означать вовсе не то, что человек немедленно по получении им депутатского удостоверения имеет право засесть в соответствующем выборном органе или его изполнительном аппарате, начать формировать управленческие решения и проводить их в жизнь. В современных условиях нашего общества это не может не быть (и есть) ничем иным, кроме как некомпетентным (хотя и благонамеренным) вмешательством толпы в процесс управления. Перестройка с 1987 г. по настоящее время ярко показала последствия такого вмешательства во всех сферах жизни общества.[361] Избрание депутатом означает, что люди оказали человеку доверие, и чтобы оправдать их доверие, он должен обрести определённые теоретические знания, на основе которых он сможет в дальнейшем развить свой управленческий профессионализм. Для этого ему необходимо предоставить время (2 — 3 года) и создать условия, чтобы он мог: освоить скорочтение и машинопись (компьютерную грамотность); освоить фактологию истории и увидеть региональный, общегосударственный и глобальный исторический процессы; выработать в себе философскую культуру, чтобы предвидеть последствия своих действий для общества; получить минимум знаний в области общей теории управления, её приложений, социологии, социальной и индивидуальной психологии экономики — общемировой, общегосударственной, региональной; прочитать Библию, Коран, переводы Талмуда, наиболее важные мировоззренческие работы активных политических течений, ЭПОСЫ НАРОДОВ СССР и ряда стран. После этого перед его сознанием должна предстать общая картина взаимной вложенности процессов в природе и обществе и он должен познакомиться с существующими концепциями исторического прошлого, тенденций современности и концепциями развития общества в будущем. Он должен получить доступ к архивам того выборного органа, в который он избран, чтобы войти в курс дела.
После этого он должен честно ответить на вопрос: готов ли он нести БРЕМЯ власти за зарплату (с учётом доступа к фондам общественного потребления), не более, чем среднюю, в подконтрольной ему сфере деятельности. Если он ответит «да», то он может приступать к изполнению своих депутатских обязанностей. Если ответит «нет», то повышение его образовательного уровня и философской методологической культуры всё равно скажется в будущем как общественное благо.
Путь к реальной демократии может пролегать только через создание системы своего рода “детских садов” для народных избранников всех уровней, иначе они несут с трибун вздорный “детский лепет” и дискредитируют им Советскую власть[362], как власть, неспособную к безкризисному управлению. В “детском саду” депутат должен работать сам над собой главным образом, но ему должна быть предоставлена квалифицированная методическая помощь по освоению определённых специальных навыков.
Интенсивность курса подготовки требует пансионатного принципа организации “детских садов”, где бы депутаты под наблюдением тренеров и врачей сочетали профессиональную самоподготовку с физической нагрузкой. Выпивка, спустя какое-то время и курение, развратный образ жизни должны лишать права на прохождение курса депутатской профессионализации с лишением полномочий[363]. Такого рода подготовка депутатов к деятельности требует больших общественных трудозатрат, поэтому депутат должен отдавать себе отчёт в том, что он не принадлежит сам себе, а власть — это служение народу, и всё это делается не для его личной “элитаризации”, а чтобы он не наломал дров, приступив к депутатским обязанностям.
Состав депутатского корпуса по завершении профессионализации должен отражать национальный, классовый (кроме капиталистов), еврейский и профессиональный состав населения региона. Это не значит, что необходимо тянуть за уши в “детском саду” до диплома всех; это означает, что по мере отсева неспособных должны избираться новые кандидаты для подготовки в необходимом количестве.
Управление должно быть профессиональным и обеспечиваться структурным и безструктурным способом на каждом уровне ответственности и общественной значимости, т.е. должен быть аппарат[364] управления. Это означает, что должен быть профессиональный предиктор, формирующий и корректирующий концепцию управления НЕПРЕРЫВНО. И профессиональный программно-адаптивный модуль, юридически подчинённый предиктору и проводящий концепцию в жизнь структурным и безструктурным способом. Может случиться так, что необходимые профессионалы не будут найдены в составе депутатского корпуса. В подобных случаях структуры предиктора и программно-адаптивного модуля должны иметь право и реальную возможность привлечь для работы в своём составе необходимых им специалистов. Максимальная квота для таких включённых специалистов предлагается 1/3 от общей численности нетехнического состава аппарата; не менее 1/3 аппарата из состава депутатского корпуса очередного избрания; не менее 1/3 из состава депутатских корпусов прошлых избраний (последнее необходимо для накопления профессионализма структурой и обеспечения преемственности в политике и человеческих отношениях).
Это должно способствовать накоплению профессионализма аппаратом управления и позволяет сочетать выборное начало с административным назначением на должности.
Отношения депутатского корпуса и аппарата должны быть подобны отношению воды и плавающей в ней губке — структуре аппарата; депутатский корпус должен облекать и пронизывать структуры аппарата.
Внутри аппарата начальник отвечает за приказание, указание, директиву, подчинённый — только за выполнение или невыполнение директивы. Депутатский корпус, занятый вне аппарата не вправе вмешиваться в процесс функционирования аппарата непосредственно в ходе его деятельности[365]. Его комиссии вправе спросить с ЛЮБОГО занятого в аппарате за содержание и форму отданных им разпоряжений и за изполнение полученных ими свыше разпоряжений. Но для того, чтобы спросить, нужно быть также специалистом в вопросе, подлежащем контролю; именно для этого нужны депутатские “детские сады” и участие самих депутатов в деятельности аппарата. Депутатский корпус должен быть наделен правом отзыва из аппарата любого. Правом назначения на посты должен владеть аппарат наряду с правом удаления из аппарата лиц не являющихся депутатом данного созыва. Основная работа депутатского корпуса — удаление из аппарата неспособных к управленческой деятельности и совершенствование программы подготовки в депутатских “детских садах”. Основная забота аппарата — текущее управление и совершенствование программы подготовки депутатских групп в “детских садах”. Программы “детских садов”, в которых народные избранники обретают профессионализм, должны обеспечивать концептуальное объединение аппарата и депутатского корпуса в процессе корректировки программ.
С точки зрения теории управления, маразмом является нынешняя деятельность депутатского корпуса: попунктные и поимённые голосования при законотворчестве под концепцию развития общества, о существе которой подавляющее большинство депутатов не имеет ни малейшего понятия в силу отсутствия у них методологической культуры и незнания необходимой прикладной фактологии.
Депутатский корпус должен принимать непосредственное участие в деятельности структур предиктора, формирующих и корректирующих концепцию управления.
После того, как закончена разработка очередной версии концепции управления, единственный вопрос, на который должен дать ответ съезд депутатов или сессия Совета, состоит в том, понятна ли концепция всем депутатам как ЦЕЛОСТНОСТЬ. Если доля отвечающих «да» выше 2/3, то концепцию можно считать приемлемой. Если ниже 2/3, то это означает, что, если депутаты, пройдя свой “детский сад”, не в состоянии понять концепцию управления, то она будет непонятна и основной массе населения страны, что может привести к срыву управления даже при правильной концепции. Но такая ситуация маловероятна при условии, что депутатский корпус принимал сам активное участие в критике прежней и разработке текущей редакции концепции управления. Это же условие изключает необходимость мелочной попунктной калейдоскопичной парламентской говорильни вне целостности концепции, при которой произходит всего лишь одно: потеря быстродействия при разработке и проведении в жизнь управленческого решения, что закономерно выливается в потерю качества управления. Если депутаты облечены доверием и честны перед собой и народом, то концепция управления должна идти в программно-адаптивный модуль без её попунктного жевания и управление должно опираться на целесообразный высоконравственный произвол при минимуме законов. В этом единственный смысл оказания доВЕРИЯ депутатскому корпусу[366].
Переносить на Россию (СССР) парламентский опыт Запада неправомерно, поскольку парламентаризм — просто ширма на директивно-адресной системе масонского мафиозного управления. Кроме того, есть одно различие в мировоззрении: Запад всегда относится с уважением к юридическим формам, поскольку возпринял остатки юридической культуры Римской империи и вырос на этих остатках.
Юридическая чума Россию миновала и основой правления в России (СССР) был и есть произвол. Произвол власти, если он разсматривался народом как нравственно правый, всегда находил поддержку в народе, никогда не интересовавшемся законодательством, а жившем по обычаю и нравственности, в случаях, для которых не было обычая. Произвол власти, который почитали злонравным и безнравственным, находил в народе сопротивление, подчинённое его пониманию целесообразности; сопротивление — столь же далёкое от законодательства, как и вызвавший его произвол власти.
Параллельно с этим само по себе существовало и существует законодательство, подчас весьма совершенное по западным меркам. Так рабочее законодательство России времён Екатерины II было запрещено как крамола к разпространению в парламентской демократической Англии, имевшей более суровое рабочее законодательство. Однако возстание Пугачёва было на Урале, где применялось (? — должно было применяться, но злоупотребления властью…— сами догадываетесь, — имели место) более совершенное законодательство, а в Англии с менее совершенным законодательством было относительно тихо.
В начале ХХ века США признавали также наиболее совершенным рабочее законодательство Николая II, однако США существуют без социальных взрывов (пока), а монархия, давшая наиболее совершенное законодательство, рухнула.
И возстания в армии и на флоте в России в ХIХ — ХХ веках были безъизходной реакцией на безнравственный и злонравный произвол, а не на законодательство; деваться больше некуда было, кроме как бунтовать.
Если бы не было безнравственного и злонравного произвола правящих “элитарных” классов, то никакая агитация не нашла бы поддержки ни на заводах, ни в деревне, ни на “Потёмкине”, ни на “Очакове”, ни в крепости Свеаборг[367]. По этой причине политикам и прочим управленцам в России можно дать один совет: не делать того, что осуждают эпосы её народов; законодательство строить в согласии с эпосами и обычаями и лишнего законодательства не плодить. Чем выше нравственность общества, тем меньше законов ему нужно. Если же будет безнравственный и злонравный произвол власти (в том числе и в законотворчестве), то в законы народ смотреть не будет, а если произвол будет нравственным, то против него никто, кроме мафии всевозможных паразитов, не выступит. Народ не интересует каким образом осуществлено управление, отвечающее его интересам: на основе закона или беззаконно по свободному произволу.
Россия всегда перемалывала злонравие исторически реальной Библии, о творцах которой А.С.Пушкин сказал так:
Писали слишком мудрено:
То есть и хладно и темно, что
Очень стыдно и грешно.
Злонравие авторов и редакторов Библии и Талмуда отразилась в государственных и общественных структурах Запада, его “демократических” процедурах и законодательстве. Развитие юридических систем стран Евро-Американского конгломерата — отражение их неспособности жить по нравственному обычаю и произвольной справедливости, там где нет обычая. Чем с большим уважением относятся в обществе к юристам, тем безнравственнее и безсовестнее само общество. Уважение к юристу — это неуважение законов и попрание нравственности, которые “уважающие” стремятся обойти с помощью юриста с приемлемым для себя ущербом. По этой причине демократические институты в СССР не могут копировать парламентско-президентские формы Запада.
Здесь может устойчиво функционировать только административная система, подобная формально и в правовом отношении системе правления неограниченной монархии, но обеспечивающая САМО-U-правление при разширении социальной базы сферы управления до границ всего общества и ликвидации монопольно высокой цены на продукт управленческой деятельности в общественном объединении труда при изпользовании тандемного принципа на наиболее важных постах.
Государственность не должна быть правовой, в которой все без изключения подчинено закону. Это приводит к обилию статей законодательства, которые в той или иной степени противоречат друг другу. В таких условиях в обществе процветают антинародные явления: безъинициативность из-за боязни быть наказанным за нравственно правые действия, отвечающие общественной целесообразности, но противоречащие законодательству или не предписанные им; законопослушное вредительство, когда ущерб обществу наносится и при этом всё по закону и ненаказуемо; полная юридическая безграмотность населения, поскольку весь объём законодательства ему недоступен, а фрагментарный безполезен, и на этом из поколения в поколение паразитирует юридическая мафия (в значительной степени иудейская), преднамеренно создающая лабиринт законодательства. Этим же пользуется и преступность. Законодательство появилось для ограничения степени безнравственности общества в допустимых пределах и защиты безнравственного эгоизма “элиты”. В обществе справедливости оно должно носить подчинённый общественной целесообразности характер.
С точки зрения управления, обилие юридических процедур и развитое законодательство, которому всё в жизни общества безусловно подчинено, — снижение быстродействия системы управления и потеря его качества. Наибольшим быстродействием обладают системы, основанные на управленческом произволе. Они же обладают наиболее высоким качеством управления, являющимся функцией уровня нравственности общества в целом и его системы управления, в частности. Такие системы общественного управления опираются на традиции и обычаи при минимуме писанных законов. Японская система управления экономикой «ринги-сё»[368] является примером, показывающим её более высокую эффективность по сравнению с юридически отлаженной библейско-талмудической системой Запада (США прежде всего) и СССР. Индивидуализм западного мышления в стремлении постричь ближнего при вступлении в сотрудничество с этим ближним вынуждает обоих писать обширные контракты для защиты своих эгоистичных интересов от “любви” ближнего к общечеловеческим ценностям. В отношениях руководства с подчинёнными при этом появляются ещё многочисленные инструкции, часть из которых не преследует иных целей, кроме как оградить интересы фирмы от эгоизма её персонала. Всё это даёт пищу многочисленным юристам и выливается в потерю быстродействия и качества управления.
Целостное мировоззрение и общинное мышление японцев обеспечивает сотрудничество, опирающееся более на традиции в известном и на произвол, ОТВЕТСТВЕННЫЙ 3А ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОИЗВОЛ, в области отношений и деятельности, где нет опыта традиций. Законодательство при этом играет существенно меньшую роль, чем на библейско-талмудическом Западе. Это и находит своё выражение в более эффективном управлении Японии по сравнению с США.
Человек должен отвечать за последствия своих безнравственных и злонравных действий вне зависимости от того, предусмотрено это как преступление законом или нет. Человек должен освобождаться от ответственности за нарушения законодательства и должностных инструкций, если его действия носили общественно целесообразный характер и были нравственно правы. И должен отвечать за ущерб, даже если строго соблюдал законодательство и инструкции, поскольку несостоятельность и невыполнимость инструкций видна до того, как наступит беда. И о несостоятельности инструкций можно было поставить вопрос немедленно при попытке их внедрения в деятельность[369].
Тем не менее всё, только что сказанное, не следует возпринимать как призыв к полной отмене письменного законодательства и установлению произвольного беззакония. Законодательство необходимо строить в соответствии с тем, на что уже было указано: все писанные законы — если смотреть на них с точки зрения теории управления — представляют собой три класса информационных модулей:
· алгоритмы нормального управления по какой-то определённой концепции управления;
· алгоритмы защиты управления по этой концепции от попыток осуществить в том же обществе управление по другим несовместным концепциям;
· алгоритмы снятия собственных издержек концепции, на которую работают алгоритмы нормального управления.
Соответственно подходу к законодательству страны как к своду алгоритмов управления разными сторонами жизни общества оно должно отвечать определённым требованиям.
Поскольку всякий алгоритм это описание преемственной последовательности действий, в которой могут быть ветвления, возвраты к предъидущим этапам алгоритма и повторное прохождение каких-то его фрагментов, то в законодательстве однозначно должны быть определены условия передачи управления от одной статьи закона к другой статье того же самого закона и либо другого закона. Не должно возникать ситуаций, когда один и тот же вопрос может быть решён одним образом на основании одной статьи, и совершенно наоборот на основании другой статьи, а право выбора статьи закона предоставлено произволу чиновника.
Если это имеет место, то такое законодательство само создаёт почву:
· с одной стороны для чиновничьего вымогательства, ущемления граждан в их правах, злоупотреблений властью, поскольку чиновничий корпус, сплочённый круговой порукой сам решает, на какую статью сослаться, какие статьи скрыть в надежде на неосведомленность просителя при оглашении и утверждении решения;
· а с другой стороны делает чиновничий корпус беззащитным по отношению к коррупционной активности физических и юридических лиц.
Законодательство обладающее такого рода внутренней противоречивостью и отсутствием однозначно определённой преемственности в передаче управления решением того или иного вопроса от одной статьи к другой превращается в свод готовых отговорок, которыми чиновники могут покрывать злоупотребления властью и антиобщественную деятельность. Таким антиобщественным[370] было законодательство после-Сталинского СССР, таким является нынешнее законодательство России.
При этом прошлые Советы и нынешняя Госдума, законодательные собрания полны дипломированных юристов, которые в упор не видят этой проблемы. За то время, что в России существует Дума, вполне можно было составить перечь взаимно отрицающих друг друга статей законодательства, ликвидировать эти противоречия и следить за тем, чтобы текущее законотворчество было свободно от этого порока. Если законодательная и прокурорская власть с этим не справляются, то они общественно объективно нуждаются в зачистке от дармоедов, и эта зачистка будет осуществлена.
Поэтому первая задача законодательной власти и прокурорского надзора — составить и непрерывно вести перечень взаимно противоречащих статей как в федеральном, так и в местном законодательстве, а также перечень противоречий федерального законодательства местному.
Вторая задача законодательной власти устранить внутренние противоречия законодательства так, чтобы смысл закона был единообразно понимаем и просителями, и изполнительной властью. Необходимо соблюдать принцип, подчинённости местного законодательства федеральному, дабы местное не отменяло прав, предусмотренных федеральным.
Второе обстоятельство связано с тем, что ответственность во всех случаях должна быть персональной. Законодательство же управляет отношениями разнородных субъектов:
· физических лиц и физических лиц;
· юридических лиц и юридических лиц;
· физических лиц и юридических лиц.
Часто встречающиеся ситуации, когда гражданин отстаивает свои права, попранные администрацией (директоратом) того или иного юридического лица, включая и органы государственной власти, эквивалентна тому, что некоторое количество граждан, укрывшихся за титлом юридического лица, уходят от персональной ответственности за их личные противоправные деяния в отношении граждан — физических лиц. Это обстоятельство приводит к требованию во всех без изключения случаях конфликт физического и юридического лица сводить к конфликту конкретных физических лиц: того, кто отстаивает свои права, и того чиновника, чьё управленческое решение эти права нарушило.
Проще говоря сложившаяся практика ведения гражданских дел «гражданин имярек против дирекции завода», «гражданин имярек против администрации района» должна быть изжита. Изключение, когда юридическое лицо может выступать в суде против физического лица может быть только одно: семья (родители, дети, внуки и старшие родственники родителей) будучи зернышком, из которого произрастает общество в преемственности поколений, должна разсматриваться как неделимое юридическое лицо, обладающее определёнными правами и обязанностями. Некоторые конфликты семьи против семьи могут разсматриваться как конфликтная ситуация между юридическими лицами. Если же права семьи нарушаются каким-либо иным юридическим лицом (т.е. не являющимся семьей), то второе лицо должно быть сведено к физическому лицу.
Закон должен соблюдаться так, как он есть. Только в этом случае возможно понять хороший это закон или плохой, соответствует он реальным условиям жизни общества или нет. Ни один суд, ни один чиновник не в праве «подправить» закон в его действующей редакции своим произволом, нарушив его статьи и предусмотренные законом права кого-либо из граждан: т.е. все постановления высшей администрации и судов высших инстанций о том, что хотя в законе написано так, но в силу сложившихся обстоятельств решения надо принимать иначе — являются преступными.
Если закон неработоспособен в силу внутренней противоречивости или несоответствия его жизненным условиям вследствие ошибок законодательной власти, изполнительная и прокурорская власть должна добиться от законодательной власти изменения закона. Пока изменения закона не произведено, закон должен соблюдаться в той редакции, в которой он утвержден. Если в течение оговоренных Конституцией сроков (а это должно быть оговорено в Конституции), законодательная власть не изправляет ошибок своего законотворчества, то Конституция должна предусматривать возможность отмены закона или изправления его ошибок вне процедур нормального функционирования законодательной власти. Злоупотребление законодательной властью и халатность в законотворчестве должны быть наказуемы на законных основаниях.
Общая структура законодательства должна включать в себя:
· Конституцию, в которой должны быть выражены принципиальные положения концепции общественного устройства, с ясно изложенными запретами того, что концептуально недопустимо[371]. На конституционном уровне должно быть закреплено право каждого гражданина вести как открыто, так и скрытно аудио и видеозапись своих бесед с чиновниками государства и иных юридических лиц. В случаях, когда беседа затрагивает секретную тематику, это право должно также обеспечиваться.
· Общенародный кодекс, определяющий порядок осуществления прав и обязанностей граждан и семей.
· Кодекс сферы управления, определяющий права и обязанности лиц, занятых в сфере управления.
· Законодательство, регулирующее деятельность отраслей производства и прочих отраслей жизни общества вне сферы управления, а также регулирующее профессиональную специфику занятого в них персонала.
Всё, ранее перечисленное, должно обеспечивать нормальное управление делами общества. Кроме того необходимо и уголовно-процессуальное законодательство. Оно должно обеспечивать защиту избранной концепции от проявлений враждебных концепций управления и пресекать иные нарушения норм избранной концепции.
Объём действительно необходимого законодательства, определяющего права и обязанности граждан и семей, не должен превышать объема средней книжицы в 400 — 500 страниц, которая должна содержать общенародный кодекс, известный и доступный всем, а также специфический кодекс сферы управления, обеспечивающий очищение сферы управления от лиц, злоупотребляющих служебным положением. Начиная с определённого уровня иерархии власти этот кодекс должен предусматривать безоговорочное удаление из сферы управления всякого чиновника, пойманного на лжи при изполнении служебных обязанностей. Этот порог должен снижаться с течением времени и через десять лет после введения в действие кодекса сферы управления это положение должно разпространяться без изключения на весь чиновничий корпус. Законодательство, объемом больше указанного, реально невыполнимо.
Оба кодекса — общенародный и сферы управления — должны начинаться со статьи, утверждающей необходимость недопущения монополии на преимущественный доступ к Знанию и необходимость поддержания потребления благ “платных” и “безплатных” в сфере управления на уровне и выше среднего в обществе, при отсутствии этнического объединения труда между обеими сферами. Преднамеренное изкажение статистической информации такого рода должно сопровождаться изгнанием из сферы управления в дорожное строительство простым рабочим без права возврата в управление. Всё остальное специфическое законодательство, определяющее общественное управление в отраслях производства и общественной жизни, т.е. документация, отражающая региональный и ведомственный опыт организации работ, должна носить не более, чем рекомендательный характер, кроме правил безопасности технологических процессов; нарушение её требований на основе административного произвола, если при этом не нарушаются права граждан, предусмотренные Конституцией, общенародным кодексом и кодексом сферы управления, считаются допустимыми и не подлежащими наказанию. Спорные вопросы, выходящие за пределы обязательного законодательства, должны решать по произволу Советы Чести и Права[372], изходя из нравственности; на них можно возложить и обязанность изправления ошибок законодательства в случаях, когда законодательная власть не успевает это сделать в предусмотренные Конституцией сроки. Вопросы рекомендательного характера должны решаться в административном порядке.
Плановая экономика СССР задохнулась в своём развитии благодаря библейско-талмудическому подходу к формированию законодательства СССР. Сыграл роль тот же фактор библейско-талмудического мировоззрения межрегионального мафиози, что и при построении системы режима секретности: каждый, допущенный к работе — потенциальный предатель или вредитель. Поэтому все “лазейки” должны быть ограждены законом — а это и есть высшее вредительство. Однако министерство юстиции этого не осознаёт? По этой причине несостоятельны законотворческие попытки перестройки: они не изходят из опыта жизни народов страны. Жизни России более соответствует произвол, а не преклонение перед невесть кем писаным законом (в частности, самым опытным и старым воровским законом библейского персонажа Моисея, стоящим над всем законодательством Евро-Американского конгломерата). Поэтому эффективное устойчивое САМО-U-правление может в этой стране[373] быть только языческим высоконравственным беззаконием, стоящим на нравственном произволе и профессионализме, воплощающих в жизнь диктатуру совести. Не талмудически калейдоскопическое: закон, культ, благотворительность, а целостное мировоззрение, высоконравственный произвол при минимуме законов на всех этапах осуществления полной функции управления, профессионализм в деятельности; только они могут править в России к её благу. Именно возпитанию этих качеств должна быть подчинена система подготовки и переподготовки кадров; остальное приложится. Государственность в этом случае станет надзаконной и нравственно правой, а не законопослушной библейски-талмудической правовой системой безправия. И единственный смысл оказывать доверие депутатам в том, чтобы они МОГЛИ ДЕЙСТВОВАТЬ высокопрофессионально в сфере управления, СООБРАЗНО ИХ НРАВСТВЕННОМУ ПРОИЗВОЛУ, изходя из долгосрочных интересов общества, — именно поэтому демократия-народовластие в обществе с толпо-“элитарным” мышлением, в основе которого лежит животный тип психики, выстраивающий иерархии взаимного подавления, невозможна.
Открытый призыв к ОРГАНИЗОВАННОМУ произволу может кого-то напугать. Но почему никого не пугает тезис современной юриспруденции: «Незнание закона не освобождает от ответственности по нему», содержащий не только произвол, но и подлость? Почему никого не пугает, что законодательство внутренне противоречиво и под его прикрытием царит антиобщественное злоупотребление властью? Закон пишется по произволу, далее действует в обществе самостоятельно, подменяя собой нравственность, попранную толпо-“элитарным” разделением общества. И в этом тезисе подразумевается тождество закона и благонравия, что не подтверждает опыт истории. И этот тезис подменяет собой иной тезис: безнравственность и злонравие в поведении человека, группы или толпы, проявляющаяся в антиприродных или антинародных действиях, должна быть пресечена решительно и эффективно, чтобы не возникали рецидивы. В подавляющем большинстве случаев злонравие и безнравственность человека осознаются и им самим, и окружающими, но пресечение безнравственного или злонравного поведения часто затруднёно действующим законодательством и в частности его внутренней противоречивостью. Взаимная вложенность социальных систем и социальный идиотизм “элиты” приводят к тому, что в законодательстве появляются целые разделы, являющиеся выражением интересов антинациональных межрегиональных сил, а “изправительные” учреждения стали школами повышения квалификации и формирования организованной уголовщины.