Стратегии выживания критических групп

Как же выживают члены нашего общества, которые на­ходятся в критической ситуации? Начиная с обследования 1992 г. этот вопрос изучал, отслеживая динамику образа жизни социально критических групп российского общества на осно­ве методического инструментария «Барометр новой России»,

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

профессор Ричард Роуз. Результаты своего анализа он привел в статье «Десять лет "Барометру новой России"». Он писал, что «аномальность российской экономической ситуации заключа­ется в том, что большинство граждан страны не могут позво­лить себе необходимого, даже если они работают». По его дан­ным, в начале 1992 г. заработков по основному месту работы не хватало 68% работающих. Пик падения был достигнут в 1993— 1994 гг., когда недостаточной свою заработную плату оценили 83-87% опрошенных. Примерно на таком уровне сохранялось положение до 2000 г., когда общее количество считавших свою зарплату недостаточной сохранялось примерно на том же уров­не, но произошло значительное смещение ответов респонден­тов от совершенно недостаточной к недостаточной. Основой выживания таких семей, по данным Роуза, служил их соци­альный капитал. Помимо собственной семьи россияне опира­лись на неформальные сети друзей и родственников. В случае нехватки денег, скажем, из-за безработицы очень немногие рассчитывали на помощь в виде государственного пособия, но зато ³/₄ респондентов заявили, что знают тех, у кого мож­но одолжить денег, когда возникает необходимость. Одинокие больные рассчитывают на помощь кого-то из близких или со­седей, а за живущими в семье ухаживают родственники. Эти данные относительно социального капитала как основы выжи­вания монотонно повторялись во всех ответах респондентов с 1994 по 2001 г. [Роуз, 2002, с. 16-17].

Кроме Роуза сходные данные были получены группой рос­сийских авторов в международном исследовании «Перестройка государства всеобщего благосостояния: Восток и Запад. 1995— 1998» (результаты см. в: [Manning, Shkaratan, Tikhonova, 2000; Шкаратан, 2003]).

К середине 1990-х гг. сложился неявный консенсус власти и населения, в реальной действительности материализовывав­шейся в весьма сложной и хитроумной модели выживания, которая использовалась в 1990-е гг. большинством населения. Именно эта модель обеспечивала относительную стабильность социально-политической обстановки в России, и поэтому власть была склонна закрывать глаза на многие ее особенно­сти, которые «не вписывались» в либеральную модель государ-

Глава 12. Динамика уровня жизни и положение социальных низов

ственной социальной политики, которая в 1990-е гг. деклари­ровалась на уровне высшего руководства страны как наиболее желательная в нынешних условиях.

Основной особенностью этой модели выступало создание для населения возможности выживания в условиях почти пол­ного отсутствия реальных, «живых» денег, которые, во-первых, действительно присутствовали в российской экономике с ее практикой бартера и взаимозачетов в весьма небольшой сте­пени, а во-вторых, если уж они появлялись, то независимо от того, зарплата это или социальные выплаты, по дороге к на­селению значительная их часть просто исчезала в карманах от­дельных чиновников.

Возможность выживания без денег обеспечивалась двумя путями. Один из них зависел от органов власти и сводился к тому, чтобы хотя бы на самом минимальном уровне поддер­живать жизнеобеспечение людей в области удовлетворения самых базовых потребностей бесплатно или практически бес­платно. Это касалось прежде всего дотаций по коммунальным платежам, которые позволяли бесплатно или почти бесплатно пользоваться теплом, электроэнергией, водоснабжением и т.д. Единственный вид коммунальных услуг, который являлся строго платным, — это телефон, социальная значимость ко­торого все же несопоставимо меньше в условиях России, чем, например, отопление дома. В результате платности пользова­ния телефонами практика отказа от услуг телефонных станций приобрела в те годы даже в Москве достаточно массовый ха­рактер. Кроме того, сохранялось бесплатное государственное образование и здравоохранение, которые все же позволяли значительной части населения реализовывать соответствую­щие социальные потребности хотя бы на самом минимальном уровне. Дотировались также транспортные услуги, без чего зарплаты многих категорий работников не хватило бы даже на проезд к месту работы.

В результате проведения такой политики возникла воз­можность обеспечения ряда жизненно важных потребностей без оплаты их в денежной форме или за чисто символическую по сравнению с их реальной стоимостью плату.

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Второй путь, обеспечивавший относительную стабиль­ность в обществе и при многомесячных невыплатах зарплат, пенсий и детских пособий, и при издевательской по размеру заработной плате у большей части бюджетников, да и не толь­ко у них, другими словами, при кажущемся полном отсутствии средств к существованию, — это натурализация потребления и обмена товарами и услугами на уровне самого населения, возникновение у него модели «коллективного выживания». Так, например, почти 40% наших респондентов (1996-1997 гг.) занимались различными видами индивидуальной трудовой деятельности (шили, вязали, занимались ремонтом квартир, машин и т.п.). В ряде случаев такие услуги оказывались не по­сторонним, а знакомым, и не за деньги, а в порядке оказания взаимных услуг. Результаты такой межсемейной взаимопод­держки, заметим, не на селе, а в крупных городах, были значи­мы для семей 22% наших респондентов. Такими нерыночными механизмами одновременно обеспечиваются выживание лю­дей и сохранение консенсуса власти и населения.

Характерно, что для основной массы опрошенных любые виды социальных пособий не играли значимой роли и из-за их небольшого размера, и в связи с задержками в выплате. Так, пособие по безработице имело сколько-нибудь существенное значение только для трети тех, кто когда-либо его получал. Не случайно, что даже помощь со стороны органов власти конкретным группам населения также все чаще принимала натуральную, а не денежную форму: организация бесплатного питания для малоимущих в специальных столовых и распреде­ление продуктовых заказов, предоставление им права бесплат­ного проезда, бесплатные билеты в театры детям и т.п. Но и эти «натуральные» льготы также не были столь велики, чтобы они могли влиять сколько-нибудь заметно на поведение людей. Во всяком случае, в нашем исследовании этой связи обнару­жить не удалось.

Именно взаимопомощь, рациональное использование ре­сурсов сообщества определили выживание российских низов, да и предопределили во многом сохранение на более благопо­лучном уровне значительной части срединного слоя. В совре­менной российской ситуации, даже в условиях определенно­го роста доходов в семьях, не исчерпали себя спайка поколе-

Глава 12. Динамика уровня жизни и положение социальных низов

ний, родственные связи, дружеское участие, соседский круг. Согласно С.Ю. Барсуковой, «сообщество устойчиво контакти­рующих субъектов формирует сеть, служащую мощным соци­альным амортизатором в ситуации атрофии иных механизмов поддержки, разложении тотальных социальных общностей. Взаимообмен дарами между членами социальной горизонтальной сети представляет собой особый тип социальной интеграции — реципрокность (reciprocity)» [Барсукова, 2004а, с. 3].

Мы не рассматриваем здесь вопрос об эффективности такой модели решения социальных проблем в современном обществе — разумеется, что она чудовищна по своим отда­ленным последствиям. Это касается и резкого падения уровня здоровья населения, и его образованности, и сужения базы для воспроизводства высококвалифицированной рабочей силы, и общего падения качества человеческого потенциала России. Однако мы говорим лишь о том, что любые попытки изменить сложившееся в 1990-е гг. положение в социальной сфере, будь то «коммунальная реформа» или попытки пресечь «теневую» занятость людей, были тогда чреваты серьезными социально-политическими последствиями, которые способны свести на нет прогнозируемый экономический эффект от реформ в со­циальной сфере. К сожалению, у властвующей элиты не хва­тило воли и терпения, чтобы дождаться того времени, когда подъем экономики даст возможность россиянам получать стабильную зарплату, гарантирующую им хотя бы нынешний, крайне низкий уровень потребления, но уже без этих подпорок «бесплатности».

За период реформенных лет сформировалась не преодо­ленная и поныне тревожная тенденция — привыкание значи­тельной части наших соотечественников к бедности, включе­ние их в культуру бедности. Бедные обособляются из общей массы в социальный слой с особыми поведенческими и куль­турными чертами. Все серьезные отечественные и зарубежные ученые подтверждают эту опасную тенденцию. Такого тренда не отмечено ни в нашей истории прежних десятилетий, ни у наших западных соседей, избавляющихся весьма непросто от «коммунистического» прошлого. Чувство безнадежности, апатии, суженное воспроизводство потребностей — типичные

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

качества социального дна. Культура бедности проявляет себя через: потребление товаров, продуктов и услуг низкого каче­ства; вынужденный отказ от таких важных продуктов питания, как мясо, рыба, фрукты; невозможность регулярно обновлять даже самые элементарные предметы длительного пользования, такие как холодильник, стиральная машина и т.д.; высокий уровень неплатежей за жилье и коммунальные услуги; факти­ческую недоступность квалифицированной медицинской по­мощи; детскую безнадзорность и преступность; значительную роль в потреблении питания личного подсобного хозяйства, обеспечивающего семью картофелем; маргинализацию бед­ных через одиночество или потерю индивидуальных социаль­ных связей.

Проблема — не в ухудшении условий жизни как таковых. Спады в благосостоянии не раз имели место в истории и нашей страны, и других стран. Широко распространившиеся явления социальной эксклюзии оказывают крайне негативное воздей­ствие на сплоченность общества и социальный порядок. Сама возможность развития общества со значительным слоем соци­ально исключенных весьма сомнительна. Масса экономически неактивных людей, зависящих от социальной помощи, делает общество социально разобщенным.

Объединив численность и долю принадлежащих к офици­альным бедным слоям с теми, кто относится к промежуточным слоям, находящимся ниже средних, профессор Е. Гонтмахер определил долю тех, кто не смог приспособиться к новым обстоятельствам примерно в 20%, получив итоговый пока­затель — 60% населения, находившихся в условиях выжива­ния в 1990-е гг. Жизнь этой группы он описывает как борьбу за выживание: резкие ограничения потребления. Длительное пребывание в таком положении при невозможности получить устойчивую работу в соответствии со своим профессиональ­ным профилем привело к распространенности в низших слоях маргинализации семейной и личной жизни, массовому алкого­лизму, наркомании. По оценке того же автора, с которым мы полностью согласны, если в конце 1980-х — начале 1990-х гг. открылись новые возможности вертикальной мобильности, на­пример, уход из низших ступеней научных сотрудников в коопе-

Глава 12. Динамика уровня жизни и положение социальных низов

раторы и во владельцы частных предприятий или государствен­ные муниципальные чиновники, то к концу 1990-х гг. эти воз­можности были исчерпаны, а новые в 2000-е гг. не появились. Экономический подъем 1999—2007 гг. сосредоточился лишь в узких экспортоориентированных отраслях и их обслуживании, а остальная часть экономики осталась в состоянии стагнации. Потеря стимулов к продвижению, постоянное состояние бед­ности не оставляли низам шансов на благоприятную динамику [Гонтмахер, 2007, с. 147-148]. А затем наступил кризис.