Государственный капитализм и новый господствующий класс

Все разнообразие концепций относительно социальной стратификации, типа социальных отношений в СССР и других обществах «реального социализма» может быть сведено к двум основным подходам. Первый из них, получивший более широ­кое распространение, состоит в признании обществ советского типа классовыми, где господствующему классу — номенклату­ре противостоит класс государственно зависимых работников, лишенных собственности (в том числе и на свою рабочую силу),

I

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

это общество может быть интерпретировано как тотальный го­сударственный капитализм. Второй, менее распространенный, рассматривает социальные членения в обществах советского типа как иерархические слоевые, с размытыми границами, об­ширными зонами трансгрессии между слоями, общество опре­деляется как сословно-слоевое этакратическое.

Первая концепция имеет длительную историю. Задолго до возникновения советской системы М.А. Бакунин в сочине­ниях 1870—1873 гг. пришел к выводу, что государственная соб­ственность при диктатуре пролетариата станет экономической базой господства класса «красной бюрократии».

В 1930-х гг. идея о возникновении нового класса появилась почти одновременно в работах русского философа НА. Бердяева и одного из создателей советской системы Л.Д. Троцкого. В кни­ге Н. Бердяева, впервые опубликованной в 1937 г., прямо и не­двусмысленно сказано: «...Новая советская бюрократия более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегирован­ный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы». Классовое угнетение приобрело новые формы, не по­хожие на капиталистические [Бердяев, 1990, с. 105].

В то же время Л.Д. Троцкий в книге «Преданная рево­люция. Что такое Советский Союз и куда он идет» писал: «Средства производства принадлежат государству. Но государ­ство принадлежит бюрократии». Сам Троцкий не был автором теории нового класса. Более того, он отмечал, что «у бюрокра­тии нет ни акций, ни облигаций». Она вербуется «...в порядке административной иерархии, вне зависимости от каких-либо особых, ей присущих отношений собственности». Поэтому он отвергал представление о советской бюрократии как классе «государственных капиталистов» [Троцкий, 1991, с. 206, 210].

В 1930-е гг. именно в среде сторонников Л.Д. Троцкого получили развитие первые систематические концепции, опи­сывающие Советский Союз как общество, подчиненное бю­рократическому классу, господствующему классу нового типа, управляющему и экономикой, и обществом. Их создателями были Б. Рицци, автор вышедшей в канун Второй мировой вой­ны книги «Бюрократизация мира», и Д. Бернхэм с его знаме­нитой книгой «Революция управляющих».

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Рицци утверждал, что русская революция заменила одну систему экономической эксплуатации и политического угне­тения другой. Троцкий, преследуемый призраком реставрации капитализма в СССР, просмотрел «бюрократический коллек­тивизм», утвердившийся здесь как новая форма классового господства. В отличие от Троцкого Рицци доказывал, что бюрократия и владеет средствами производства, и извлекает прибыль, только делает это не индивидуально, как прежние классы, а коллективно, косвенным образом, посредством госу­дарства, собирающего в казну общенациональную прибавоч­ную стоимость и распределяющего ее среди своих чиновников. Эта новая ситуация — не переходная фаза, а устойчивое состо­яние общества, его новый этап развития. Бюрократическому коллективизму суждено вытеснить капитализм, так как он бо­лее эффективен. Рицци считал, что эта новая социальная сис­тема победила не только в СССР, но и в нацистской Германии, фашистской Италии и рузвельтовских США, т.е. всюду, где до­минируют идеи государственного контроля и планирования (изложено по: [Дойчер, 1989, с. 213]).

Бернхэм же писал о том, что в течение последних деся­тилетий управление производством фактически ускользает из рук капиталистов, которые теряют свой статус правящего класса. Возникновение акционерного капитала символизи­рует переход власти к менеджерам, ибо кто контролирует, тот и собственник. Революция менеджеров началась с России, где на смену капиталистического обществу пришло общество управляющих. Лозунги здесь, увы, не совпали с результатами. Капиталисты были ликвидированы как класс, массы обузда­ны, рабочий контроль свернут; те, кто делал революцию, были уничтожены. Россия стала первым государством менеджеров. В ней сформировалась система классовой эксплуатации на основе государственной экономики. Приход в Германии к власти нацистов был, по мнению Бернхэма, также революцией менеджеров [Burnham, 1941].

После Второй мировой войны наиболее впечатляющий вклад в это направление анализа обществ советского типа внес Милован Джилас. Его книга «The New Class. An Analysis of the Communist System» (L., 1957) и поныне является одной из наи-

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

более читаемых и авторитетных работ по проблемам социаль­ного неравенства в обществах советского типа (русское издание см.: [Джилас, 1992]). М. Джилас имел ряд преимуществ перед Бернхэмом. Во-первых, перед его глазами был опыт не только СССР, но и восточноевропейских стран, и опыт большей про­должительности, чем к моменту написания книги Бернхэмом. Во-вторых, он наблюдал и изучал систему изнутри, поскольку был до того одним из основателей и руководителей социали­стической Югославии.

Он считал (в отличие от Бернхэма), что границы распро­странения нового класса совпадают с границами распростра­нения самой коммунистической системы, и проводил четкую грань между менеджерами капиталистических и социалистиче­ских стран. По его мнению, бюрократы в некоммунистическом государстве являются чиновниками в современной экономике. Коммунистические же бюрократы не имеют над собой ни соб­ственников, ни политического контроля. Они представляют собой новый класс, где ведущие позиции занимают работники партийного аппарата.

Джилас писал о том, что коммунистические революции действительно явились следствием обострения социальных про­тиворечий в странах с низким уровнем развития капитализма. Их результат в какой-то мере аналогичен тому, к которому пришел Запад, поскольку отношения, созданные после их победы, яв­ляются государственно-капиталистическими. Он аргументирует это следующим образом. Так как собственность — это право на прибыль и контроль, а все это находится в руках у коммунистиче­ской бюрократии, то революция, совершенная во имя ликвида­ции классовой эксплуатации, завершилась полным господством единственного нового класса. Специфической характеристикой нового класса является его коллективная собственность, что встречалось ранее в восточных деспотиях. Коммунисты не изо­брели коллективную собственность как таковую, но придали ей всепроникающий характер.

Всесторонний анализ нового класса применительно к СССР осуществил идейный последователь Джиласа—М.С. Вселенский. Исходный тезис Восленского таков: еще до революции была соз­дана организация профессиональных революционеров, ориенти-

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

рованная на захват власти. После своей победы в октябре 1917 г. они разделились на два типа управленцев: ленинскую гвардию и сталинскую номенклатуру. В середине 1930-х гг. номенклатура ликвидировала старую ленинскую гвардию. Такой же поэтапный процесс имел место во всех странах коммунистической системы. Цель системы — власть и господство над другими. Этому и посвящают себя ее руководители — партийные олигархи. Система построена на нищете и пассивности масс, они зависят от власти, которая сама по себе является привилегией. Здесь господствует каста-номенклатура, которая представляет собой часть правящей партии. Вселенский предпринял попытку ис­числить размер господствующего класса. Всего, по его подсче­там, к началу 1980-х гг. номенклатура включала около 750 тыс. человек, а вместе с семьями — 3 млн. Примерно 100 тыс. — по­литические, партийные руководители; затем идет номенклату­ра из органов безопасности, армии, сфер производства, обра­зования, науки и т.д. [Вселенский, 1991].

Представляется, однако, что на самом деле «управляю­щие» — это не класс, поскольку они, хотя и использовали соб­ственность в своих интересах, но правами распоряжения сред­ствами производства не обладали. Ведь никто из руководите­лей ни о чем не мог сказать, что это его собственное. Они вос­производили себя не через экономическое отношение к сред­ствам производства, а через монопольное положение в системе власти, через свою «собственность на государство». Поэтому можно считать оправданным отказ от применения традицион­ной для марксизма категории класса, разработанной для ана­лиза капиталистического общества, к той реальности, которую представляли собой общества советского типа.

Весьма своеобразную критику и определенное развитие идеи нового класса получили в трудах блестящего венгерско­го социолога Ивана Селеньи. Он анализировал эту проблему сквозь призму процессов изменения социальных позиций ин­теллигенции на основе главных классовых критериев — власти и собственности. Широкую известность получила его книга, написанная совместно с Дьердем Конрадом «Путь интеллиген­ции к классовой власти» [Konrad, Zeleni, 1979]. Эту книгу сами авторы рассматривали как дружескую полемику с М. Джиласом.

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

В книге были выделены три периода развития социализма. Первый — сталинизм. Лучшим теоретиком социальной системы этого периода был, по мнению авторов, М. Джилас. Для указан­ного времени были характерны иерархическая структура обще­ства, монопольная власть бюрократической элиты, сословные методы управления. Закончился он в середине (или к концу) 1950-х гг. Начавшийся тогда же второй период социализма ха­рактеризуется стремлением бюрократической элиты привлечь на свою сторону интеллигенцию, в основном техническую, и разделить с ней власть. Книга была посвящена анализу этого второго периода. В ней Конрад и Селеньи утверждали, что на этом втором этапе пошел процесс разложения государства со­словного типа, стала уменьшаться монопольность господства бюрократии и началось образование нового правящего класса, который, по-видимому, будет включать в себя всю интеллиген­цию. Формирование этого класса займет целую историческую эпоху. Социализм, при котором власть будет принадлежать интеллигенции, станет качественно новой эпохой. Это и будет третьим периодом социализма.

В более поздних публикациях (1988) Конрад и Селеньи писали о том, что для возникновения нового класса нужны действующие силы, агенты, способные и стремящиеся занять новые классовые позиции, нужны также новые социально-экономические позиции, которые они могли бы занять, нако­нец, эти новые действующие силы должны выработать новый тип сознания. По их предположениям, по всем трем аспек­там в ходе посткоммунистического развития интеллигенция Центральной и Восточной Европы имела шанс сформировать­ся как класс.

А в статье, датируемой 1991 г., эти же авторы с энтузиаз­мом писали: «В настоящее время интеллигенции действитель­но принадлежит наиболее существенная роль в трансформации обществ государственного социализма... Произошел распад фундамента, на котором зижделось господство бюрократии, и с уходом с политической арены прежней элиты единствен­ным жизнеспособным претендентом на роль новой элиты ста­ла интеллигенция» [Конрад, Селеньи, 1991, с. 26]. Жизнь не подтвердила этого предвидения венгерских социологов.

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

8.3. Официальная формула «два класса + интеллигенция» и ее критика

В течение 20 послеоктябрьских лет идеологи советского режима утверждали, что в СССР создается социалистическое, т.е. бесклассовое, общество. Этот подход, традиционный для марксистов, сохранялся в коммунистической партии вплоть до 1934 г. (XVII съезд партии). Пропагандисты того времени сорев­новались в доказательствах возрастающей быстроты процессов эгалитаризации и ликвидации всех и всяческих классов. И вдруг в докладе И.В. Сталина «О проекте Конституции СССР» (1936) было заявлено, что с наступившей победой социализма в стране сформировались новые общественные классы — «совершенно новый, освобожденный от эксплуатации рабочий класс, подоб­ного которому не знала еще история человечества» и колхоз­ное крестьянство. Лица умственного труда были причислены к особой социальной прослойке — интеллигенции, вышедшей из народа и связанной с ним тесными узами. В СССР остались три дружественные социальные силы, «грани между которыми стираются, а старая классовая исключительность — исчезает» [Сталин, 1952, с. 549-551].

При этом подчеркивалось сохранение рабочим классом более высокого статуса, чем у колхозного крестьянства и интел­лигенции, в силу его особой «исторической миссии». Он был связан с «высшей» формой собственности и играл «ведущую» роль в процессе перехода к коммунизму. Сохранение диффе­ренциации в доходах не связывалось с иерархиями и привиле­гиями отдельных классов и слоев, а объяснялось различиями вклада конкретных работников в производство, а также в со­циальном опыте и ответственности. Привилегии и различия в доходах не соотносились с властью, позволяющей присваивать труд других социальных групп.

С этого времени вплоть до конца 1980-х гг. партийно-государственная концепция социальной структуры страны строилась на основе трехчленной формулы И.В. Сталина: рабочий класс — колхозное крестьянство — народная интел­лигенция. Было очевидно, что в этой формуле не соблюдено элементарное правило классификации — взаимное исключе-

ние элементов. Оно было выдержано по отношению к обо­им «классам» и нарушено по отношению к интеллигенции. В первом случае критерием служили различия в формах соб­ственности (государственная и колхозно-кооперативная), во втором — различия в характере труда (умственный и физиче­ский). Но это, как и противоречие данной формулы с класси­ческим марксизмом, в соответствии с которым социализм есть общество без классов, не смущало идеологов партии, а, точнее, идеократов из рядов номенклатуры.

Формула «два класса + прослойка» была создана, что­бы замаскировать реальную стратификацию с невиданными различиями верхов и низов. Так, за словом «интеллигенция» скрывались и сельский учитель, кормивший себя с огорода, и крупный номенклатурный бонза. Эту-то пирамиду и прикры­вала «трехчленка». Модель «2+1» сознательно игнорировала властное измерение. В этом был заведомый отказ от научного подхода к изучению советского общества, отказ от следования традиции К. Маркса, для которого власть была ключевой кате­горией, через которую преломлялись классовые отношения.

Первые попытки поставить под сомнение эту сталинскую формулу, как не отражающую реальность социальных отноше­ний, были предприняты советскими социологами в 1960-е гг. Они были связаны с дискуссиями о границах рабочего класса и месте интеллигенции в социальной структуре. Сущность проб­лемы еще в 1920-е гг. отчетливо сформулировал А. Грамши, выдающийся итальянский философ и политический деятель: «Является ли интеллигенция автономной и независимой соци­альной группой или же всякая социальная группа имеет свою собственную, особую категорию интеллигенции?» [Грамши, 1960, с. 95].

В 1960-е гг. у интеллектуалов и на Западе, и на Востоке были чрезвычайно сильны технократические иллюзии. Выходили многочисленные книги о проблемах научно-технической рево­люции, вера в возможности научной реорганизации общества, в ликвидацию неонаученного физического труда была огром­ной. И действительно, доля традиционных отрядов рабочего класса во всех индустриальных странах резко падала. Столь же быстро росла доля занятых в сфере услуг, служащих и работни-

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

ков умственного труда. В связи с этим на Западе конкурентно развивались две концепции: одна о резком расширении и по­степенном доминировании среднего класса в обществах зре­лого индустриализма и постиндустриализма (информацион­ная экономика), другая (предложенная марксистами с Запада) о смещении границ рабочего класса и вхождении в его состав в качестве автономных слоев служащих и значительной части техников и инженеров.

Эта дискуссия в СССР была опрокинута на плоскость иной социальной действительности. Расширенная трактовка границ рабочего класса была взаимоувязана с фактическим отказом от «трехчленки». Оппоненты «трехчленки» (Ю.В. Арутюнян, Т.И. Заславская, О.И. Шкаратан) доказывали, что конторские, торговые и инженерно-технические работники могут рассма­триваться как часть рабочего класса. Аналогичным образом трактовалась социальная позиция технической интеллиген­ции, работающей в колхозах. Она рассматривалась как соци­альный слой внутри колхозного крестьянства.

Вокруг этих, казалось бы, не несущих особой идеологиче­ской каверзы идей развернулась многолетняя шумиха в печати, продлившаяся вплоть до конца 1980-х гг. Почему так остро сре­агировали идеологи партии на расширительную трактовку гра­ниц «основных классов»? Да потому, что было задето «святое». «Трехчленка» давала полную возможность продолжать пропа­гандировать идею о ведущей роли рабочего класса, о ведомых им крестьянстве и интеллигенции. Получалось, что, например, инженеры, руководители производственных подразделений, социально-статусно ниже менее грамотных, менее знающих подчиненных. Но в этом моменте скрывалась ключевая линия номенклатуры, состоявшая в опоре на менее образованные, менее развитые слои населения.

Постановка вопроса о новых границах рабочего клас­са сопровождалась суждениями об определяющем значении научно-образованной части общества в его развитии. Следовал вывод о перспективах участия интеллигенции во властных структурах. Более того, поскольку «профессиональные органи­заторы» (по терминологии социологов тех лет, на самом деле — властвующая элита) никакие вписывались в границы основных

Глава 8. Основные концепции социального порядка и стратификации в обществах...

классов, то их стали выделять в особый социальный слой. Так, высшие слои советского общества, отсутствовавшие в эмпири­ческих стратификационных исследованиях, появляются в тео­ретических конструктах советских авторов. В этот слой вклю­чали лиц, для которых функции управления стали профессией. Они обособляются от остальных групп населения своей глав­ной отличительной особенностью — правом принятия реше­ний, обязательных для других, и правом воплощать эти реше­ния с применением силы, если это оказывается необходимым. Здесь перед нами элементы концепции власти как стратифи­цирующего фактора, которые, пусть и намеком, появились в советских публикациях. Правда, власть при этом трактовалась как нечто непременно используемое в общественных интере­сах. Она никогда не выступала — по крайней мере, в макросо-циальном контексте — как отношение между правителями и подданными.

Новым, что внесено было в развитие формулы «2+1» во времена брежневизма (нередко именуемого неосталинизмом), была «концепция» социальной однородности зрелого социа­лизма. Перечислять огромную псевдонаучную литературу, на­писанную на сей счет представителями главной партийной на­уки — научного коммунизма, попросту невозможно. Из идеи социальной однородности следовало признание совпадения коренных интересов всех групп советского общества. Была вполне понятна и идейно-политическая заданность этих по­строений: отвлечь широкие массы от размышлений о все воз­растающем разрыве в социально-экономическом положении народа и элиты.

Специальные исследования «доказывали», что из года в год увеличивается эгалитаризующая роль высшей школы, вся­чески пропагандировались сочетание работы с вечерним обра­зованием, привилегии при приеме в вузы рабочим и колхозни­кам. Все это вело к снижению профессионального потенциала интеллигенции, к неэффективности труда дурно обученных людей, а выдавались же эти явления за пути становления одно­родного общества. А в это время в СССР крепла теневая эко­номика, в которой формировались нешуточные состояния, но­менклатура исподволь начинала примеряться к приватизации

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

госсобственности, процветал так называемый административ­ный рынок. Но тем ни менее начиная с 1960-х гг. небольшой группой советских социологов был сделан решающий шаг по отказу от модели «2+1», в которой сознательно игнорирова­лось властное измерение.