Особый тип социально-экономических отношений: государственная собственность, ; сословная система

До середины XIII в., т.е. до монгольского нашествия, Русь была типичным европейским раннефеодальным обществом. Власть распределялась между князьями, боярством, церковью и городскими вече. Постепенно складывались нормальные

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

социально-экономические отношения с частной собственно­стью, зависимым крестьянством, растущими городами с силь­ным купечеством и развитым ремеслом.

Представляется существенным принять во внимание концепцию Ю. Пивоварова и Ф. Фурсова, согласно которой системообразующим элементом русской истории выступа­ет «Власть — не политическая, государственная или эконо­мическая, а Власть как метафизическое явление. Власть во­обще. Она рушилась всякий раз, когда приобретала слишком много государственных, политических или классовых черт. Она рушилась и рушила все вокруг себя, как только начинала преобразовывать русскую реальность на несоответствующий этой реальности западный манер — буржуазный или анти­буржуазный...» [Пивоваров, Фурсов, 1999, с. 188-189]. По их мнению, такие властные отношения — результат влияния ор­дынского господства на Русь. Именно Орда принесла на Русь принцип: «Власть — все, население — ничто, Власть — един­ственно значимый социальный субъект» [Там же, с. 189—190]. Получается, что ордынское нашествие как бы изменило нацио­нальный генетический код с европейского на какой-то иной. «...Ордынское иго не просто изменило властные отношения на Руси — оно выковало, вылепило принципиально нового, неви­данного доселе в христианском мире субъекта-мутанта.

Дело в том, что в домонгольской Руси власть была рассре­доточена между углами четырехугольника: князь — вече — бо­ярство — церковь... ни в одном случае князь не был единствен­ной властью — Властью с большой буквы, и в целом ситуация была похожа на европейскую.

...Проблему решила Орда. Именно ее появление обес­печило тем князьям, которые шли на службу ордынско­му орднунгу — Александру Невскому, а затем московским Даниловичам, — ту "массу насилия", которая обесценивала властный потенциал боярства и веча» [Там же, с. 182—183].

Именно ордынская система на смену формировавшемуся, но еще не сложившемуся феодальному классовому обществу Киевско-Новгородской Руси привела вместе с азиатской де­спотией и азиатский (государственный) способ производства, и рыхлую бесклассовую социальную структуру социума без част-

Глава 7. Исторические факторы формирования советского и постсоветского обществ...

ной собственности, без социальных групп собственников. В ту эпоху и сформировались на столетия вперед качественные отли­чия русской — российской социетальной системы от европей­ской. Как писал политолог В.Б. Пастухов, «если германские на­роды, окропив греко-римское поле своей кровью, способствова­ли укоренению в нем семян племенной демократии, чем обусло­вили ведущую роль гражданского общества в западной истории, то Орда одарила Русь вирусом восточной государственности. Завоевание Китая не прошло для монголов бесследно. В го­сударственном строе, даже в менталитете Орды отразился дух древнейшей культуры Востока. Монголы перенесли китайскую культуру на запад, как комар переносит малярию. Китайский экстракт, разбавленный монгольской воинственностью, ком­пенсировал извечную славянскую неспособность к формирова­нию государственности без посторонней помощи. Но с преиму­ществами пришлось усвоить и недостатки. Государство навсегда возвысилось над русским обществом и превратилось в главный фактор его культурного развития. В русской культуре много противоестественных сочленений. Одно из них — соединение общества, тяготеющего к западному типу, с государственностью восточного типа» [Пастухов, 2005, с. 69].

Мы выше писали о том, что выдающимся русским исто­рикам В.О. Ключевскому, М.С. Соловьеву и П.Н. Милюкову, Г.В. Вернадскому было очевидно, что по типу социально-эко­номических отношений средневековая Московская Русь — Россия относилась к сословной системе.

Совершенно очевидно качественное отличие этой си­стемы отношений, с всесилием верховной власти, неурегули­рованностью отношений собственности законодательством, размытостью обязанностей и т.д., от западноевропейской феодальной — с ограниченными законом правами верхов­ной власти, символизирующей волю государства. Поэтому никак нельзя согласиться с теми авторами, которые относят к развитым сословным системам в равной степени феодаль­ные западноевропейские общества и средневековую Россию. Западноевропейское общество в его зрелом состоянии, с фео­дами и закрепленной частной собственностью, является ско­рее видом классового общества, а не сословного.

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Как справедливо отмечает (вслед за Г.В. Плехановым) современный российский институционалист А.А. Аузан, кре­постничество — совсем не то же, что поземельная феодаль­ная зависимость в Западной Европе. Феодальная зависимость строится на том, что крестьянин владеет наделом и за это не­сет обязанности. В России же крестьянину не надо было об­менивать свою свободу на владение землей, свободных земель было в достатке. Поэтому происходило обратное. Не земля закреплялась за крестьянином, а он за землей. Очевидно, что «эта схема вообще не работает как экономическая схема. Если не будет постоянно присутствовать принуждение государства, у крестьянина нет стимула оставаться — его нужно удерживать» [Аузан, 2004, с. 19-20].

Аузан также напоминает, как формировалась Московская Русь, — на сугубо военно-поместных отношениях, без торгово-ремесленных структур, столь органичных для Киевско-Нов-городской Руси. Поэтому не случайно, что «...злейшим врагом для Московского государства стал Новгород». Его уничтожали несколько раз под корень, «потому что это было антитело.» Ни вечевых городов, ни городских республик не осталось [Там же].

Примем во внимание столь определяющую для судеб на­рода составляющую его исторического развития, как история отношений собственности. Как и всюду на Востоке, со времен Золотой Орды на Руси, а позднее в Российском государстве от­дельный человек не мог быть собственником, а мог быть лишь владельцем. Верховным собственником, прежде всего земли, и высшей абсолютной властью над подданными являлось го­сударство, которое стало со времен Ивана Грозного типичной деспотией, а все подданные оказались в состоянии поголовно­го рабства.

Лишь во второй половине XVIII в. возникла частная соб­ственность на землю и другое имущество наряду с граждан­скими правами для привилегированного дворянского мень­шинства. В 1762 г. император Петр III издал указ, по которому дворяне были освобождены от обязательной службы с сохра­нением прав на землю. Но этот документ не внес полной опре­деленности в статус земли и работавших на ней крестьян (до

Глава 7. Исторические факторы формирования советского и постсоветского обществ...

того находившихся в собственности государя). Тем не менее можно считать, что с этого времени в России появился класс свободных подданных, не зависевших от государства. В 1765 г. Екатерина II своим указом объявила владельцев поместий вне зависимости от наличия документальных подтверждений де-юре собственниками земель. Наконец в 1785 г. императри­ца подписала знаменитую Жалованную грамоту дворянству, по которой «благородное российское дворянство» получило в полную и неотчуждаемую собственность свои владения, т.е. земли, заселенные крестьянами. Произошло это на шесть сто­летий позже, чем в Англии. Само понятие «собственность», введенное Жалованной грамотой, вошло в обиход, к примеру, в Германии еще в первой половине XIII в. Грамота деклариро­вала «вольность и свободу дворян», добровольный характер их службы государству.

В том же 1785 г. Екатерина II подписала Жалованную гра­моту городам. Горожане были разделены на два сословия — купцов и мещан. И те и другие могли владеть и пользоваться движимой и недвижимой собственностью [Пайпс, 2000, с. 248-249, 251; Миронов, 2000]. Что же касается основной массы на­селения — крестьянства, то их превращение в собственников обрабатываемой ими земли так и не завершилось вплоть до 1917г. [Аяцков, 2002]. Так, Б.Н. Миронов пишет: «Как извест­но, в русской деревне земля принадлежала общине, и все ее члены пользовались ею на равных основаниях, производствен­ная деятельность каждого осуществлялась по общему плану, который принимался на общем собрании крестьян. Начиная с 1861 г. сокровенным желанием крестьян была конфискация всех помещичьих земель и передача их в общинную собствен­ность, а после столыпинской реформы — черный передел, т.е. экспроприация всех частновладельческих земель — и поме­щичьих, и выделившихся из общины крестьян — в пользу кре­стьянской общины». К этому автор добавляет (и подчеркивает свое суждение): «...крестьянская концепция справедливого об­щественного устройства и способов ее достижения была при­внесена в город крестьянами и, естественно, усвоена рабочим классом» [Миронов, 2000, т. 1, с. 344].

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

В целом можно сделать вывод, что в канун Октябрьского переворота 1917 г. для большинства россиян частная собствен­ность еще не стала традицией. Реформы П.А. Столыпина не успели трансформировать члена сельской общины в независи­мого фермера. Другими словами, Россия не прошла тот путь от традиционного общества к феодальному и от него к капи­талистическому, который проделали страны европейского ци-вилизационного ареала. Привнесенный же с Запада социализм был трансформирован в парадигматику традиционных кресть­янских представлений о правильной жизни. Поэтому больше­визм получил (в отличие от европейских стран) серьезную со­циальную базу в России.