Глава 17. Переговоры по Панамскому каналу и Грэм Грин

В Саудовской Аравии состоялось множество карьер. Моя уже была неплоха, а успехи в пустынном королевстве открыли для меня еще больше дверей. К 1977 г. я построил свою маленькую империю, включавшую штат из примерно двадцати профессионалов в нашем бостонском офисе и постоянных консультантов из других отделов и офисов MAIN, рассеянных по всему земному шару. Я стал самым молодым партнером за столетнюю историю фирмы. В дополнение к моей должности главного экономиста я был еще менеджером по экономическому и региональном планированию. Я читал лекции в Гарварде и других местах и газеты умоляли меня о статьях на злобу дня. У меня была парусная яхта, пришвартованная в бостонской гавани рядом с историческим линейным кораблем «Old Ironsides», реконструированным для борьбы с берберскими пиратами не намного позже Войны за независимость. Я получал отличную зарплату и имел акции, сулившие мне судьбу милионера задолго до сорока. Правда, мой брак распался, но я проводил время с красивыми и очаровательными женщинами на многих континентах.

Бруно разразился новой идей подхода к прогнозированию: его модель основывалась на трудах какого‑то русского математика рубежа столетий. Модель содержала назначение субъективных вероятностей посылкам роста определенных отраслей экономики. Она казалась идеальным инструментом для обоснования раздутых прогнозов, которые нам требовались для завышения объемов кредитования, и Бруно как‑то поинтересовался, что я думаю об этой модели.

Я привлек в свой отдел молодого математика из Массачусетского Технологического института, доктора Надипурама Прасада, и выделил ему бюджет. В течение шести месяцев он развивал марковские методы для эконометрического моделирования. Вместе мы выпустили в свет серию научных статей, которые представляли марковские методы революционым прорывом в предсказаниях влияния инвестиций в инфаструктуру на экономическое развитие.

Это было в точности то, что нам нужно: инструмент, который научно «доказывал» правильность наших действий по опутыванию стран долгами, которые они никогда не смогли бы выплатить. К тому же, лишь высококвалифицированный эконометрист с большим запасом времени и денег смог бы постичь дебри марковских методов или подвергнуть сомнению выводы, сделанные на их основе. Мы опубликовали свои доклады в нескольких престижных изданиях и представили их на конференциях и в университетах многих стран. Наши статьи завоевали известность в отрасли.

Омар Торрихос и я соблюдали наш тайный пакт. Я позволил ему убедиться, что наши исследования были честны и наши рекомендации направлены на пользу бедным. И хотя я слышал множество нареканий на то, что наши прогнозы в Панаме были далеки от обычного надувательства и даже попахивали социализмом, фактом оставалось то, что MAIN продолжала получать контракты от правительства Торрихоса. Эти контракты основывались на том первом, генеральном плане развития, и касались сельского хозяйства и традиционых секторов экономики. Краем глаза я следил за развитием общей ситуации, поскольку Торрихос и Джимми Картер намеревались перезаключить Соглашение по Каналу.

Переговоры по Каналу вызывали большие страсти и волнение в мире. Повсюду люди ожидали, сделают ли Соединенные Штаты то, что казалось единственно справедливым – позволят ли они панамцам вернуть контроль над Каналом – или вновь встанут на путь глобального «Манифеста судьбы», скомпрометированный поражением во Вьетнаме. Многим казалось, что американским президентом избран нужный человек – разумный и сострадательный – в нужное время. Однако консервативные бастионы Вашингтона и прочие правые фанатики били в колокола с остервенением – как мы можем бросить этот оплот национальной обороны, символ американской изобретательности, эту полоску воды, связывающую благосостояние Южной Америки с прихотями наших коммерческих интересов!?

Во время моих поездок в Панаму я привык останавливаться в «Континентале». Однако на пятый раз я поселился напротив в «Панаме», поскольку в«Континентале» проходила реконструкция и было очень шумно. Вначале я досадовал – «Континенталь» был мне вторым домом, Но затем просторное лобби с ротанговыми стульями и деревянным вентиляторами под потолком стали мне нравиться все больше, и я представлял себе, что тут мог бы прогуливаться Хамфри Богарт. Я выписал себе «New York Review of Books», в котором только что прочитал статью Грэма Грина о Панаме, глядел на вентиляторы и вспоминал вечер двухлетней давности.

«Форд – слабый президент, который не будет переизбран», – Омар Торрихос предсказал это в 1975 г. на встрече с влиятельными панамскими гражданми. Я был одним из немногих иностранце, приглашенных в элегантный старый клуб со скрипящими вентиляторами под потолком. «По этой причине я решил ускорить решение проблемы Канала. Сейчас настало хорошее время, чтобы начать масштабное политическое сражение за его возвращение».

Речь вдохновила меня. Я вернулся в свой номер и нацарапал письмо, которое отправил в «Boston Globe». После возвращения в Бостон редактор позвонил мне в офис и попросил написать полемическую статью «Колониализму нет места в Панаме в 1975 г.». Статья заняла заняла почти половину полосы на развороте с редакторской колонкой в номере от 19 сентября 1975 г.

В статье указывались три причины для передачи Канала Панаме. Во‑первых, «существующая ситуация несправедлива – это весомая причина в любом случае». Во‑вторых, «существующее соглашение создает куда большую угрозу безопасности, чем передача контроля панамцам». Я сослался на исследования, проведенные Межокеанской комиссией Канала, которая заключила, что «трафик судов может быть прерван на два года взрывом бомбы – установленной всего одним человеком – со стороны дамбы Гатун» и неоднократно упоминаемые Торрихосом. И, в‑третьих, существующая ситуация создает серьезные проблемы для уже ухудшившихся отношений Соединенных Штатов с Латинской Америкой». Я заканчивал статью выводом:

Лучший способ обеспечить длительное и эффективное функционирование Канала состоит в том, чтобы помочь панамцам взять на себя контроль над Каналом и отвественность за него. Тем самым, мы смогли бы гордиться действиями, подтверждающими принципы, ставшие причинами самоопределения, в которых мы заверяли себя 200 лет назад…

Колониализм был в моде на рубеже столетий (в начале 1900‑х гг.) так же, как и в 1775 г. Возможно, заключение Соглашения было оправдано в контексте тех времен. Сегодня этому нет оправдания. Колониализму нет места в 1975 г. Мы, празднующие свое двухсотлетие, должны понять это и действовать соответственно.

Статья была смелым шагом с моей стороны, учитывая тот факт, что я только что стал партнером MAIN. Партнеры обычно избегали общения с прессой и, уж конечно, воздерживались от резких публикаций на политические темы на страницах самой престижной газеты Новой Англии. Я получил по внутриофисной почте массу замечаний, главным образом, анонимных, прикрепленных к копиям статьи. Я был уверен, что узнал почерк Чарли Иллингуорта. Мой первый менеджер проекта проработал в MAIN более десяти лет и все еще н был партнером. Череп и скрещенные кости украшали очередной листок: «Этот комми действительно партнер в нашей фирме?».

Бруно вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Вы огребете кучу непрятностей по этому поводу. MAIN – довольно консервативное местечко. Но я хочу, чтобы вы знали, что я думаю, вы поступили умно. Торрихосу это понравится и, я надеюсь, вы пошлете ему копию. Отлично. А шутники в офисе, полагающие Торрихоса социалистом, не смогут сделать ни черта, пока работа идет».

Бруно был прав, как обычно. Сейчас, в 1977 г., в Белом доме уже сидел Картер, и серьезные переговоры по Каналу шли полным ходом. Многие конкуренты MAIN взяли неправильную сторону и были вышвырнуты из Панамы, наша же работа преумножилсь. И я сидел в лобби «Панамы», закончив читать статью Грэма Гина в «New York Review of Books».

В статье, названной «Страна пяти границ», обсуждалась коррупция среди высокопоставленного руководства Национальной гвардии Панамы. Автор указывал, что сам генерал признался, что вынужден был предоставить многим из своего окружения особые привилегии, например, роскошное жилье, потому что, «если я не заплачу им, им заплатит ЦРУ». Очевидно было, что американское разведывательное сообщество было тайно настроено подорвать усилия президента Картера и, при необходимости, скупить военное руководство Панамы и сорвать переговоры по Каналу. Я не мог не задаться вопросом, не начали ли шакалы сжимать кольцо вокруг Торрихоса.

Я видел фотографию в рубрике «Люди» то ли в «TIME» то ли в «Newsweek», на которой были изображены сидящие вместе Торрихос и Грин, а подпись указывала, что писатель стал личным гостем и другом генерала. Мне хотелось знать, что генерал должен был подумать о романисте, которому, очевидно, доверял и который разместил столь критический материал.

Статья Грэма Грина поднимала еще один вопрос, имевший прямое отношение к тому дню 1972 г., когда я сидел за кофе у Торрихоса. Тогда я предположил, что Торрихос знает, что игра с внешним долгом сделает его богатым, а на страну наложит долговое бремя. Я был уверен, что он знает, что эта игра основывается на посылке о продажности людей у власти, и что его решение не искать личной выгоды, а использовать иностранную помощь на помощь своему народу, будет расценено как угроза всей системе. Мир наблюдал за этим человеком, его действия имели последствия далеко за пределами Панамы, и это не могло ему просто так сойти с рук.

Я спрашивал себя, какой должна быть реакция корпоратократии на то, что иностранные кредиты пошли на помощь бедным в Панаме, а не на ее банкротство. Я спрашивал себя, сожалеет ли Торрихос о нашей с ним договоренности тех дней – и я не был уверен, что сам чувствую по этому поводу. Я тогда отстранился от своей роли ЭКа и сыграл в его игру вместо своей, принимая его требования о честности в обмен на большой объем контрактов. По большому счету, это было мудрое решение MAIN. И тем не менее, это противоречило тому, чему меня учила Клодин, это не продвигало глобальную империю. Неужели поэтому выпустили шакалов?

Я вспомнил свои мысли при уходе от Торрихоса о том, что латиноамериканская история заполонена мертвыми героями. Система, основанная на совращении общественых деятелей, нетерпима к отказывающимся быть совращенными.

Я подумал, что мои глаза сейчас выскочат их орбит. Знакомая фигура медленно пересекала лобби. Вначале я, и правда, подумал, что это Хамфри Богарт, но ведь Богарт давно умер. Затем я узнал в человеке, проходящем мимо меня, одну из самых больших величин в современной английской литературе, автора «Гордости и славы», «Комедиантов», «Нашего человека в Гаване» и, наконец, автора той статьи, которая лежала на столе передо мной. Грэм Грин поколебался секунду, посмотрел по сторонам и направился в кофейню.

Мне хотелось броситься за ним, но я сдержал себя. Внутренний голос сказал мне, что ему нужно побыть одному и что он, скорее всего, уклонится от меня. Я подхватил «New York Review of Books» и с удивлением обнаружил себя стоящим у входа в кофейню.

Я уже позавтракал этим утром и метрдотель бросил на меня непонимающий взгляд. Я поглядел вокруг – Грэм Грин сидел за столиком у стены. Я указал на столик рядом с ним.

«Туда, – сказал я метрдотелю. – Я могу заказать еще один завтрак?»

Я всегда был щедр на чаевые, метрдотель понимающе улыбнулся и провел меня к столу.

Романист был поглощен своей газетой. Я заказал кофе и круассан с медом. Мне хотелось знать что думает Грин о Панаме, Торрихосе и переговорах по Каналу, но я понятия не имел, как завязать беседу. Затем он поднял глаза и пригубил глоток их своего бокала.

«Простите», – сказал я.

Он впился в меня взглядом – или мне так показалось: «Да?».

«Мне очень неудобно. Но ведь вы Грэм Грин, не правда ли?».

«Почему же? Да, действительно. – Он тепло улыбнулся. – Впрочем, большинство в Панаме не узнает меня».

Я долго распинался о том, что он мой любимый романист, а затем рассказал ему краткую историю своей жизни, включая работу в MAIN и встречу с Торрихосом. Он спросил меня, не тот ли я консультант, который написал статью о Соединенных Штатах, уходящих их Панамы: «В „Boston Globe“, если я правильно припоминаю».

Я был изумлен.

«Смелая вещь, учитывая ваше положение, – сказал он. – Не желаете ли присоединиться ко мне?»

Я пересел за его столик и мы просидели с ним полтора часа. По мере разговора я понял, насколько он близок Торрихосу. Время от времени он говорил о генерале, как отец говорит о своем сыне.

«Генерал, – говорил он, – попросил меня написать книгу о своей стране. Я как раз этим занят. Это будет документальная книга, немножко не то, что я обычно пишу».

Я спросил его, почему он обычно пишет романы вместо публицистики.

«Беллетристика безопаснее», – ответил он. – Большинство моих тем весьма неоднозначны. Вьетнам. Гаити. Мексиканская революция. Многие издатели побоялись бы издавать публицистические книги на эту тему». Он указал на «New York Review of Books», оставшийся лежать на моем столе: «Слова, подобные тем, могут нанести большой ущерб». Затем он улыбнулся: «Кроме того, мне нравится писать романы, они дают большую свободу, – он пристально посмотрел на меня. – Это очень важно, писать об этих вещах. Как в вашей статье в „Globe“ о Канале».

Его восхищение Торрихосом было очевидно. Казалось, панамский глава впечатлял романиста столь же сильно, сколь и своих бедных и обездоленных соотечественников. Очевидно было также беспокойство Грина за жизнь своего друга.

«Это тяжелая задача, – воскликнул он, – одолеть гиганта с Севера!». Он печально покачал головой: «Я опасаюсь за его безопасность».

Ему пора было уезжать.

«Должен успеть на рейс во Францию,в – сказал он, медленно поднимаясь и пожимая мне руку. Он смотрел мне в глаза. – Почему вы не пишете книгу?». Он ободряюще кивнул: «Она живет в вас. Но помните. Пишите об этом лучше на мой манер». Он повернулся и стал уходить. Затем остановился и сделал несколько шагов назад.

«Не волнуйтесь, – сказал он. – Генерал победит. Он вернет Канал назад».

Торрихос действительно вернул его. В том же 1977 г. он добился успеха на переговорах по Каналу и по новому Соглашению Зона Канала и сам Канал переходили под панамский контроль. Правда, Белому дому предстояло еще убедить американский Конгресс ратифицировать Соглашение. Последовало длинное и трудное сражение. В конце концов, Соглашение было ратифицировано с преимуществом в один голос. Консерваторы поклялись отомстить.

Когда много лет спустя книга Грэма Грина «Узнать генерала» вышла в свет, в ней было посвящение: «Друзьям моего друга Омара Торрихоса в Никарагуа, Сальвадоре и Панаме».