Система, которая работала

Никогда не знают, кто прав. но всегда известно, кто в ответе.

Закон Уистлера

Как в стародавние времена решалась задача соответствия денежной массы объемам товаров?

В СССР, когда товарооборот функционировал нормально, делалось просто: зарплату выдавало только государство, и потребительский товар выпускало тоже только оно. Денег выдавалось столько, на сколько выпускалось товара, и на руках денежная масса не оставалась (было исключение — кооперативно-колхозный рынок — но об этом отдельно). То есть денежная масса в обращении была постоянна, и ее оборачиваемость регулировалась частотой выдачи зарплаты.

Благодаря высочайшей квалификации сталинских экономистов удавалось рассчитывать цены таким образом, чтобы и товарного дефицита не было, и не оставалось непроданного товара. То есть цены назначались, но не «от балды» — по сути, они были близки к тем, которые получались бы в результате свободной игры рыночных стихий. Ведь если установишь цену выше рыночной, товар не раскупят и он сгниет, если ниже — его расхватают, возникнет дефицит, а производитель и торговля недополучат прибыль. Даже стоило чуть «задрать» цену лишь на какой-нибудь вид товара, спрос на него упал бы, и на руках у населения начали бы копиться «лишние» деньги, со всеми вытекающими последствиями. Но этого удавалось избегать десятилетиями, даже во время войны, почти не прибегая к игре цен.

Оказывается, даже во время войны деньги играли значительную роль. На фронте платили премии за сбитые немецкие самолеты и сожженные танки, и премии немаленькие. При призыве в армию рабочим и служащим выплачивалось существенное единовременное пособие. Что меня совсем поразило — захотел бы придумать, не догадался бы, а это узнал от одной бабули — за работу на оборонительных сооружениях (рытье окопов) платили. С другой стороны — а как же иначе? Это естественно — ведь рабочих и служащих снимали с основной работы. Да и немцы вбрасывали фальшивые рубли.

Хотя продукты по карточкам продавались по фиксированным ценам, из-за неизбежного «военного» расшатывания денежной системы возник дисбаланс, и с 1944 года начали снова, как и до войны, действовать коммерческие магазины, торгующие продовольствием по рыночным ценам. Рыночные цены тогда постоянно учитывались, приводились в статистических обзорах — а вот по 70-м годам я этого не помню. Разница с карточными ценами была значительной, до 13 раз. Но постепенно удалось рыночные цены сбить — не указами, а выпуском продукции на государственных предприятиях.

Дело в том, что советская экономика была во многом рыночной, а в чем-то ее, если можно так выразиться, «имитировала». Но, конечно, любое государство присваивает себе и какие-то распорядительные функции в экономике, тем более в «особые периоды» — во время войны или послевоенного восстановления, ведь карточки были и в Англии, и в Германии.

У нас было то же самое. Просто критики не обращают внимания, что восстановление хозяйства после Первой мировой шло у нас примерно до 28-го года (в этом случае «свобода рынка» всегда и везде ограничивается), а уже начиная с 36-го мы жили в условиях предвоенных, или даже военных. С 36-го года началась для нас полоса «малых войн», грозных предвозвестников Великой войны. Почему вы нигде не узнаете, что в феврале 1937 года наши войска разгромили итальянский моторизованный корпус из пяти дивизий, а 23 февраля 1938-го — разбомбили главную авиабазу Японской империи? И что мы согласились на «пакт Молотова-Риббентропа» в тот момент, когда на Востоке грохотали советско-японские сражения, превосходившие по масштабам германо-польскую войну 1939 года? А потому что, если об этих реальных событиях упоминать, то критика внутренней и внешней политики СССР того времени сильно потеряет в убедительности.

Но в то же время в плане понимания законов рынка И.В. Сталин был рыночником, грамотным и последовательным. Как отмечал тот же Василий Леонтьев, вообще-то не расположенный к сталинскому правительству, «советские руководители не нуждались в экономистах, потому что сами были экономистами». Именно Сталину принадлежит высказывание о «внутреннем рынке, как основе сильного государства». Просто рынок бывает разный, колхозный от мирового тоже слегка отличается, но и то, и то — рынки. С конца 20-х годов у нас строился своеобразный — но рынок. А по-другому и нельзя, раз уж существует товарно-денежные отношения, то действуют и законы рынка, и их надо знать.

Залогом успеха было внимание, которое тогда уделялось прикладной экономической науке. Так, в конце 20-х годов издательство ЦСУ развернуло программу ликвидации экономической безграмотности, и брошюры того же Ирвинга Фишера и т. п. широко издавались. Кстати, с создания ЦСУ советская экономика и началась, а не только и не столько с Госплана. Одно здание на Мясницкой чего стоит — самому Ле Корбюзье заказали, до сих пор как современное. О каком управлении экономикой можно говорить, если неизвестны имеющиеся в наличии силы и средства, как сейчас? В сталинские же времена экономическая наука применялась на практике, и успешно.

Хруще-троцкизм

Врут все, но это не имеет значения, потому что никто не слушает.

Закон Либермана

Подождите, скажете вы. А как же уравниловка? Ведь в советские времена всё время была уравниловка!

Всё — да не всё. Были и такие советские времена, когда одни жили в бараках, а другие — в роскошных квартирах и загородных особняках, уровень комфорта в которых и сейчас недосягаем для «новых русских». Ну-ка, вспомните кое-какие фильмы. К какому времени они относятся? И фильмы эти — правдивы, тогдашняя элита так и жила. Хорошо это или плохо — другой вопрос, но какая же это уравниловка?

А кто же тогда устраивал уравниловку?

Недооценка важности товарно-денежных отношений — характернейший признак троцкизма.

Так, Троцкий, уже после высылки из СССР, главным грехом Сталина считал перевод всего хозяйства СССР на денежный расчет, а уж затем изоляцию от Запада. Вот уж этот-то деятель действительно был сторонником распределительной экономики (но при этом, как ни странно, противником изоляции нашей экономики от мировой)! Все отобрать и поделить — это Троцкий, а вовсе не Сталин. В этом отношении на Сталина клевещут сейчас и правые, и левые. Критиковать его можно, пожалуй, за обратное — при нем жизненный уровень основной массы населения и заслуженных личностей различался едва ли не сильнее, чем сейчас. Правда, тогда заслуги были другие — никому не приходилось скрывать, как ему удалось поселиться в «высотке».

Даже и у Сталина бывали провалы именно в сфере денежного обращения. Некоторые объясняются объективными причинами: во время войны значительная часть денежной массы из города перекочевала в деревню, но главное — в руки спекулянтов продовольствием, а с них ведь налоги не соберешь! Война — не школа гуманизма, во всех отношениях, не все во время войны происходит «по справедливости». Частично проблему решили денежной реформой 1947 года, именно против нажившихся на войне она главным образом и была направлена.

При Сталине не было той мелкой «халявы», с помощью которой Хрущев развратил народ, привил мысль, что бывает бесплатное благосостояние. На кухнях висели газовые счетчики, образование, начиная со старших классов, было платным. Это очень разумно — отношение к такому образованию другое. Мало кто знает, что именно Хрущев отменил плату в общественных туалетах — мелочь, но много говорящая.

В конце сталинской эпохи и позднее начались проблемы, главным образом из-за невысокого уровня экономического мышления нового руководства страны. Уж очень велик соблазн предстать в виде «доброго дяди», кинув какой-нибудь категории населения денежную подачку, куда труднее подумать о развертывании производства потребительских товаров. Промышленность группы А (производство средств производства) росла быстрее группы Б (производство потребительских товаров). А ведь и в тяжелой индустрии рабочие получали зарплату! А на что ее тратить? Денежная масса росла, все новые категории товаров «вымывались» из продажи. Хрущев начал повышать цены, не лучше было и при позднем Брежневе, когда рост благосостояния мерили в денежном исчислении.

Одна из причин такого отката от рыночной экономики при Хрущеве в том, что по взглядам он был «стихийным троцкистом» — «уравнителем и распределителем». Замечание на эту тему уронил В.М. Молотов, сказав Ф. Чуеву, что Хрущев вступал в партию в шахтерской Юзовке, а тамошние парторганизации были троцкистскими. Может быть, Хрущев и не был сознательным троцкистом, но антирыночником был Троцкий, и Хрущев «хромал» именно на эту ногу. Вспомните, именно Хрущев, не справившись с колхозным рынком, уничтожил приусадебные хозяйства колхозников. А при Сталине этот рынок процветал, порой даже слишком.

Все же катастрофические решения в экономике были сделаны уже после Сталина, не то по глупости, не то по злому умыслу. И в науке бывают катастрофические решения! К таким смело отнесу появление экономических теорий 60-х годов, реализованных в виде реформы 65-го года. Ее у нас называют «косыгинской», за рубежом — «реформами Либермана», был тогда такой влиятельный воронежский профессор. Тогда додумались считать «безналичную прибыль». А ведь до того не называли прибылью то, что не получается в результате продажи произведенного товара на рынке. Выражение же «расчетная прибыль» — верх идиотизма. Примерно то же, что: «Вы назначены первой красавицей!». Впрочем, сейчас предъявлять претензии некому — все творцы экономической политики 60-70-х годов умерли или эмигрировали в США. (Забавно, что эта фамилия не первый раз появляется в истории российской экономики. Во время «бироновщины» был «теневой министр финансов» Либерман — личный банкир царицы Анны Иоанновны и Бирона. Тогда «курляндцы и лифляндцы» полностью распродали страну. Правда, приоритет российским руководством отдавался не родственникам по крови — немцам, а англичанам, им передали даже ценнейшую российскую монополию — торговлю шелком с Персией по Волге.)

Исключением из послесталинской цепочки генсеков был Андропов. Из всех качеств этого таинственного лидера самым замечательным было одно: он понимал всю серьезность ситуации в товарно-денежной сфере. Оказывается, он требовал ежедневных докладов о соотношении товарной и денежной масс — было такое мимоходное замечание в воспоминаниях одного из его помощников.

Так вот фатальная «ошибка» была сделана — в этом гайдаровцы правы — действительно, при Горбачеве, по-моему, в 1987 году. Было выпущено постановление о госпредприятии, которое в корне меняло принципы денежного оборота в стране. По тексту постановления было разбросано несколько положений, которые при выстраивании в логическую цепочку давали следующее: предприятия получали право часть безналичной прибыли перечислять в фонд материального поощрения и обналичивать. Безналичная прибыль никогда не обеспечивалась потребительскими товарами, и безналичные деньги, хлынув на товарный рынок, катастрофически раздули денежную массу. Чем такие деньги отличались от тех, гитлеровских? Малые предприятия усугубили ситуацию: лица, приближенные к руководству предприятий, за месячную зарплату покупали «Жигули»: простые граждане несли пачки денег в сберкассы больше девать было некуда. Товар исчез.

Были и ещё решения — Закон о кооперации (с налогами в 3 процента), Закон о совместных предприятиях (первая возможность для вывоза капитала и финансирования прозападных политиков), антиалкогольная кампания. Тогда ведь беда была не в том, что «вырубили виноградники», этим, кроме молдаван, никто не занимался. А вот в приходной части бюджета образовалась дыра! Всё это способствовало накачке необеспеченной товаром денежной массы. И кое-что из этого делалось по требованиям западных кредиторов, даже было условием предоставления кредитов!

Разделение труда

Работа в команде очень важна. Она позволяет свалить вину на другого.

Восьмое правило Фингейла

Почувствовав неладное, Рыжков пытался поднять цены на потребительском рынке (на не самые насущные товары, вроде деликатесов). В него со всех сторон вцепились расплодившиеся к тому времени шавки и нардепы, и газеты.

На демократическом «фронте» тогда действовала уйма групп, выглядевших как вполне автономные. Они были и в партии, и в комсомоле, и в других официальных организациях, были и «неформальные» — военные, «солдатские матери», студенческие, женские, национальные, но хуже всего дело было в СМИ. Как многоголовая гидра, они высовывались то с одной, то с другой стороны, разрушая все, что еще оставалось от государства. КГБ ничего не мог сделать, ему ходу не было в партийные органы, а нити управления уходили туда — там назначали редакторов СМИ (Яковлев, Фалин, Игнатенко).

Вот вся эта шатия, распределив роли, как шайка мошенников, и «провернула дельце». Одни под видом «советников по экономике» подсунули «тухлую рыбу», а другие не позволили даже попытаться исправить положение. Виноватым остался Рыжков, и какая-то доля вины на нем лежит — нельзя руководителю быть таким доверчивым и подписывать все, что подсовывают. Подсунула, предположительно, «группа Шаталина».

Удар был нанесен точно. Наши враги давно заметили самое больное место психологии советского человека — чувствительность к виду пустых прилавков. Можно сколько угодно приводить статистические данные о потреблении продуктов, но «брюхо — злодей» — никто не помнит, как и что он ел в 1990 году, а вид очередей помнят все. Поэтому подрывная деятельность против СССР была сосредоточена на развале товарно-денежного обращения, а даже не производства. Оказалось, что для подрыва экономики не надо устраивать диверсии и теракты (хотя многие считают, что и без этого не обошлось — уж слишком плотно шли катастрофы в конце 80-х). Достаточно лишь развалить систему товарно-денежного обращения, и у всех создается впечатление, что в стране ничего нет.

В действительности же, в сфере производства к 1990 году были достигнуты невиданные ранее результаты — никогда ранее не выпускалось и не потреблялось столько продовольствия и прочего — вдвое-трое больше, чем в конце 90-х. Но... Прилавки были пусты. Я помню, как в булочной «выбрасывали» шоколадные ассорти по Зр. 60к. — толпа, крики: «больше пяти не давать» и т. д. Во жили «бедные советские граждане»! Представляете подобное сейчас? А ведь сейчас мы объективно едим в полтора раза меньше, чем в 1990-м году, если считать в среднем.

И обмен банкнот тогда, в 1991 году, даже если бы демократы позволили правительству его провести, на самом деле уже не помог бы — даже тех денег, что лежали в сберкассе, было гораздо больше, чем товаров. А главное — дырка ниже ватерлинии (перелив денег из безналички в наличку) не была заделана.

И помочь уже нельзя было ничем, кроме введения рыночных цен, но пойти на это правительство не то не смогло, не то не захотело. Это привело бы к росту цен в два-три раза, а ведь даже за робкую попытку в этом направлении Рыжков был буквально растерзан СМИ. Тем более что кое-кто лежал на рельсах.

Вообще-то рыночные цены иногда творят чудеса. Вспомним, например, как возникала паника из-за соли — некоторые это еще помнят. При цене 10 копеек за пачку каждый может безболезненно купить хоть сто килограмм, а попробуй на всех паникующих завези в торговлю за несколько дней! А вот при рыночных ценах для торговцев начались бы золотые деньки. Они по случаю паники задрали бы цену рублей до десяти. После этого каждый покупающий пачку соли платит 9 рублей 90 копеек штрафа за глупость, а торговец получает премию за сообразительность, за вычетом дележки с государством, если налоговая система в порядке. И главное, не надо в пот вгонять верблюдов у озера Баскунчак — по 10 рублей соль не стали бы брать мешками. В общем, все это — тривиально, и демократические экономисты все это вполне правильно говорили. Почему в советские времена этого не было сделано? Возможно, начиная с Хрущева, с советской торговлей никто не мог справиться. Она бы продавала по десять рублей, а чек бы пробивала на десять копеек, вот поэтому, для простоты контроля, цены и были фиксированы. А может быть, ситуация постоянного «дефицита» была объективно выгодна правящим кругам, в широком смысле, включая туда и торговых работников.

Вот в такой ситуации и появилось правительство Гайдара, отпустившее цены. Парадокс заключался в том, что вот ему-то СМИ и нардепы это разрешили, да еще и на референдуме 1993 года народ его простил и поддержал. Неспроста разрешили именно Гайдару, видимо, он был нужен для чего-то такого, для чего Рыжков не годился.

Но получилось все совсем не так, как думалось.

Сейчас принято мягко подшучивать над прогнозами Пияшевой и Бунича от 1991 года — что цены немного повысятся, а потом даже упадут — на самом-то деле с 1992 года рост цен пошел в десятки тысяч раз. Но у этих «светочей экономической науки» есть некоторое оправдание — им и в голову не могло прийти, что Гайдар начнет печатать деньги так, как у нас и в гражданскую не печатали. Сейчас денежная масса, оставшаяся от советских времен (она осталась, хотя банкноты и были обменены не один раз) составляет лишь одну десятитысячную от выпущенной реформаторами.

На самом деле рынок сам по себе не приводит к инфляции. В мире полным-полно примеров устойчивых рынков с постоянными и даже снижающимися ценами. Рост денежной массы при Гайдаре не связан с рынком!

Зачем Гайдару понадобилось запускать печатный станок? Сейчас он с умным видом говорит, что это было сделано, чтобы обесценить ничем не обеспеченные денежные накопления, возникшие из-за неправильной политики времен Горбачева. Гайдар выдает нужду за добродетель — эти накопления были бы достаточно обесценены только за счет роста цен — в те самые 2-3 раза.

Так зачем же он еще и начал печатать деньги? Он, возможно, и не хотел, но был вынужден. Произошло это потому, что демократы если и знали западную экономику, то по книжкам, а в книжках не все пишется открытым текстом.

Хотевшие странного

Мы и кухарку научим управлять государством!

Л. Троцкий

Сначала сделаем допущение: представим себе, что младореформаторы хотели нормализовать положение дел в экономике. Действительно, к лету 1991 года экономика находилась в плачевном состоянии. Гайдар говорит, что он получил от коммунистов тяжелое наследство: это верно, если только считать Горбачева коммунистом. Тем не менее, демократам надо было решать много задач: перевести военную промышленность на производство мирной продукции, сократить армию, выведя многие ее части из-за новых границ на российскую территорию, обеспечить материальные основы для роста мелкого и среднего предпринимательства, занимающегося реальным производством. Масштабнейшая задача — преобразование колхозно-совхозной деревни в фермерскую.

Ведь надо обеспечить фермеров машинами, а 700-сильный «Кировец» фермеру не нужен. Итак, задач у правительства реформ была уйма, и все они требовали больших средств, источником которых мог быть только бюджет. Не может оборонное предприятие перестроиться на мирную продукцию за пару дней — по крайней мере несколько месяцев оно не будет выпускать ничего, а на что оно будет жить, у кого и за что оно будет покупать оборудование для мирного производства?

Самое-то неприятное в этих тратах то, что это не инвестиции. То есть эти денежные траты никоим образом не могут за три года принести прибыли, и не было никаких надежд, что кто-то со стороны произведет столь масштабные вложения. И не так важно, были ли среди реформаторов практические работники — эти проблемы понятны и тем, кто ни дня не работал на конвейере.

Отсюда следует, что главнейшая проблема правительства реформаторов должна была состоять в максимальном наполнении государственного бюджета. Ведь можно было попытаться сохранить хотя бы советский бюджет, но этого не было сделано.

Проблема в том, что когда в обществе царит стабильность, то каждый субъект, вообще говоря, сколько получает денег, столько и тратит. В том числе и государство. Только понятие «государство» надо понимать правильно — это не «все мы», а некоторая надстройка над обществом, отдельная организация, как ЖЭК, только побольше.

У государства есть свои траты, оно вынуждено платить зарплаты бюджетникам, пенсии, пособия и т. д. Чтобы эти выплаты не увеличивали денежную массу, надо платить не новыми деньгами, а собранными с населения и других юридических лиц.

А почему же опустел бюджет?

В советское время в приходной части бюджета были «три кита»: прибыльные госпредприятия, прибыль от торговли, главным образом алкоголем, и экспорт. За счет первых двух дотировались убыточные госпредприятия и другие потребители бюджета, за счет третьего осуществлялся импорт товаров народного потребления и уникальных технологий.

Что же было сделано в начале реформ?

Во-первых, были приватизированы прибыльные госпредприятия. Надо сказать, иностранные специалисты очень этому обстоятельству удивлялись. Ведь на Западе приватизация — достаточно обычная процедура, но приватизируют убыточные госпредприятия, и не для создания мифического «класса собственников», а для снятия нагрузки на бюджет.

Таким образом, в госбюджет стала попадать не вся прибыль, а лишь ее часть, взимаемая в виде налогов. Простая задачка на сообразительность: если раньше вся прибыль перечислялась в казну, то каков должен быть налог с прибыли приватизированного предприятия, если его рентабельность не изменилась?

Решили задачку? 100% получилось? Но за счет чего будет жить частный собственник? Может быть, под управлением частного предпринимателя заводы будут работать лучше? Ну, например, предположим, что прибыль увеличилась вдвое. Тогда достаточно взимать 50%, и бюджет не пострадает.

Практика этого не подтвердила. В сфере реального производства рентабельность не выросла. По той самой причине, о которой уже говорилось. У нас нет предприятий, занимающихся реальным производством, которые стали более прибыльны в результате перестройки и реформ. Если мое утверждение вам покажется сильным, то подумайте: в каких бы денежных единицах мы ни считали прибыль, она в любом случае отражает вновь созданную стоимость. А эта вновь созданная стоимость в реальном исчислении у нас все меньше и меньше, по сравнению с 1990 годом уже в 2-3 раза. Даже при добыче нефти!

Вот поэтому даже если и удастся собрать все налоги с приватизированных предприятий (а это вряд ли), все равно по первой составляющей прихода в бюджет произошел резкий спад. И дальше, вместе со спадом экономики, он будет только увеличиваться.

Вообще, когда описываешь деятельность российских реформаторов, надо применять «золотое правило», или «бритву Хеллона»: «Не усматривайте злого умысла в том, что вполне объяснимо глупостью». Но для случая отмены госмонополии на водку такое простое объяснение, по-моему, не подходит. Эшелоны с импортным пойлом в день отмены госмонополии пошли через границу, как немцы 22-го июня, примерно с тем же результатом для нашей экономики. Кто не знает, что эта монополия для госбюджета — золотое дно, особенно в специфических условиях нашей страны? А собрать акциз (специализированный налог на водку) с частного импортера, производителя и продавца немыслимо, также в силу этих особенностей. Это уже не пробоина в днище госбюджета, как во времена антиалкогольной кампании, а все днище отвалилось!

Гайдар сам, добровольно, отказался от этого источника финансирования, как и от всех других прибыльных госпредприятий. Я не могу привести свои предположения о причинах этих решений, хотя они у меня есть, потому что такое не для печати. Единственное объяснение, не очень обидное для «реформаторов» того времени — что они были использованы для камуфляжа, а реальные дела делались кем-то совсем не в интересах рыночной экономики.

Если чуть поконкретнее, то в это время у нас в стране самым сильным слоем были те, кто уже держали в руках прибыльные госпредприятия, в том числе торговые, и собирались их присвоить. Они-то и были хозяевами правительства «реформаторов», а о какой-то цельной программе реформирования страны они и не думали. Им была нужна от правительства только приватизация, остальное они оставили на усмотрение Гайдара.

В результате и началась гайдарономика, а когда в государстве все продают негосударственные хозяйственные субъекты, деньги самому государству не возвращаются, они ходят по цепочкам продавцов и покупателей, не заглядывая в госказну.

А что касается прибыли от внешней торговли, то что с ней стало после отмены госмонополии, и говорить не хочется, и так все ясно. Надо только пояснить, что вплоть до 1994 года в структуре экспорта еще присутствовала продукция обрабатывающей промышленности, а сейчас ее почти нет. А экспорт сырья увеличить нельзя, он уже достиг предела.

Вернитесь к Таблице 1 (структура российского экспорта). Видите, где крутятся основные деньги? Так, русские меха вряд ли являются источником особо крупных состояний, чего там — какие-то 300 млн. долл. Нефть, газ — это да. Но если про нефтегазовиков все знают, то кто слышал про торговцев аммиаком или минеральными удобрениями? Оказывается крупнейшая отрасль, сплавляют за рубеж на миллиарды, и молчком.

Что-то из этого продается государством, что-то — частниками, что-то смешанными предприятиями. Некоторые из них по несколько месяцев не возвращают в страну выручку, некоторые вообще не показывают прибыли и поэтому не платят государству ни цента. Способов много.

Начиная с 1995 года в государственной статистике начался период развала, поэтому цифры, относящиеся к 1995-1998 гг., еще менее достоверны. Разница между данными Госкомстата и таможенных служб достигает миллиардов долларов. Но общая тенденция такова — экспорт продукции обрабатывающей промышленности резко падает, экспорт сырья также падает, хотя и медленнее. А ведь это главный источник валюты в госбюджете, даже после того, как туда стало попадать не более 15% выручки от экспорта.

Как оказался в значительной степени приватизирован экспорт сырья — Бог весть. Точнее, известно как — на основании нескольких президентских указов 1992-1998 годов. Закона о приватизации в нефтегазовых отраслях, например, нет и не было. Сама процедура приватизации выглядела так, что и не зная деталей, можно было предполагать какое-то мошенничество. Думаю, детали будут обнародованы — потом, в ходе показательных процессов. Я не кровожаден — просто, если этого не произойдет, то значит нам всем конец, и «правым», и «левым».

Но загадка-то состоит вот в чем — зачем это было сделано? Зачем десятки миллиардов долларов были просто так отданы частным лицам? Просто чтобы у нас были свои миллиардеры? И кто отдавал? И почему отдал, а не взял себе, точнее, кто же реально распоряжался народным достоянием?

Почему Норильский комбинат имени Завенягина был приватизирован за сумму, в несколько раз меньшую, чем дает годовая продукция этого комбината? И почему даже эти деньги были получены «Онексимбанком» в качестве кредита от «государства»? А комбинат, если кто не знает, дает большую часть российской меди, никеля, платины, палладия (это металл платиновой группы). И еще что-то выпускает, что в бронированных вагонах возят. Кстати, Авраамий Петрович Завенягин, в честь которого назван комбинат, был техническим руководителем советского атомного проекта.

А научились ли все эти ...ские продавать за рубеж что-то лучше, чем раньше продавало государство? Лучше ли продаются «Жигули» и сибирская нефть? Вопрос риторический, понятно, что эти господа прожирают сейчас то, что принадлежит всем, ну, может быть, часть используя на откорм Гайдара в широком смысле этого слова.

А ведь эти деньги могли бы поддержать «дело реформ». Почему же реформаторы не захотели все немаленькие ресурсы Советского Союза бросить на построение настоящей рыночной экономики? Ведь был период, когда в их руках были все рычаги? Странная, очень странная история.

Отдать сумасшедшие деньги никому не известным личностям и затем умолять их заплатить хоть сколько-нибудь налогов? Ну не идиоты ли эти реформаторы? К тому же, в отличие от «олигархов», демократы первой волны сейчас совсем не богатые люди. Их поддерживают на плаву, для них созданы какие-то фонды и институты, питающиеся, видимо, из бюджета, их вывозят на симпозиумы и семинары, проходящие в курортных местностях, но ни личных самолетов, ни вилл во Флориде у них нет. Конечно, их достаток не сравним с достатком среднего «россиянца», но это не то, за что стоило рисковать жизнью. А они рискуют, и сейчас, весной 1999 года, это особенно ясно.

Если бы реформаторы хотели преобразовать Россию, то устойчивый бюджет дал бы им самое главное — поддержку населения. Да я сам был бы доволен Гайдаром и Чубайсом! Зачем же они сами себе оторвали это самое (в политическом смысле)? Ведь после развала бюджета говорить о поддержке государством чего бы то ни было можно только в сослагательном наклонении. Осмысленная поддержка реформ стала невозможной. Да полно, собирался ли кто-то что-то делать? Нет, конечно.

Все вышеописанное можно было бы не приводить, если бы не необходимость пояснить: все, что случилось у нас в стране, никак не связано с «рыночной реформой экономики». Из анализа действий реформаторов хорошо видно, что цель была другая. И они не просто проглядели ситуацию с инвестиционной непривлекательностью России.

Так что суть реформ состояла не в построении каких-то там мифических «рыночных механизмов». Суть была в простой и грубой экспроприации доходов государства в пользу кучки частных лиц, без всяких попыток построить частно-предпринимательский капитализм как таковой. Все крики о «продолжении курса реформ» и «цивилизованном рынке» — лишь дымовая завеса, погремушка для кретинов.

Все, что происходило потом — лишь деятельность по сохранению такой ситуации. Кстати, «для умных» добавляли еще и об «интеграции в мировую экономику». О, это важное добавление!

Наши рекомендации