Промышленная технология и начало использования механической энергии

Хотя обрабатывающая промышленность в значительной степе­ни уступала сельскому хозяйству по численности занятых, роль этого сектора средневековой экономики была весьма заметной. Более того, в течение веков она устойчиво росла. Возможно, в пе­риод раннего Средневековья произошел некоторый регресс в тех­нических знаниях — например, в области архитектуры и стро­ительства, но уже к 1000 г. средний уровень технологии был, по крайней мере, столь же высоким, как и в эпоху Античности. Впоследствии инновации стали появляться все чаще, так что с точки зрения истории технологии сколько-нибудь существенного разрыва между Средневековьем и Новым временем не существует.

Самой крупной и наиболее распространенной отраслью про­мышленности, без сомнения, было производство тканей, хотя раз­личные отрасли строительства, взятые вместе, могли приближать­ся к нему, занимая прочное второе место. Ткани изготавливались во всех странах, во всех провинциях и почти во всех домохозяй-ствах Европы, но к XI в. некоторые регионы определенно начали специализироваться на их производстве. Среди них наиболее важ­ным была Фландрия, близлежащие регионы северной Франции и территории, входящие ныне в состав Бельгии. Другими важными центрами были северная Италия и Тоскана (в одной Флоренции в XIV в. в производстве тканей было занято несколько тысяч ра­бочих), южная и восточная Англия и южная Франция. Шерсть являлась важнейшим сырьем, а шерстяные ткани — наиболее важным промышленным продуктом. Различия в типах и качестве тканей, производимых в различных регионах, способствовали раз­витию активной внутриевропейской торговли. Кроме шерстяных, во многих регионах, особенно во Франции и в Восточной Европе, производились льняные ткани. Производство шелковых и хлопча­тобумажных тканей ограничивалось Италией и мусульманской Испанией.

Хотя наиболее квалифицированные рабочие, такие как кра­сильщики, валяльщики, стриголыцики и даже ткачи были органи­зованы в ремесленные цеха, в промышленности доминировали купцы (также организованные в гильдии), которые осуществляли поставки сырья и продавали готовую продукцию. Менее квалифи­цированные рабочие, включая прядильщиков, не имели собствен­ной организации и обычно работали непосредственно на купцов. Во Фландрии и Англии эти купцы-предприниматели раздавали сырье ремесленникам, которые работали у себя дома или в собст­венных мастерских. В Италии, напротив, ремесленники работали в мастерских под надзором мастеров (supervisors). Производи­тельность труда по сравнению с эпохой Античности возросла в не­сколько раз в результате трех взаимосвязанных технических ново­введений: педального станка, заменившего простой ручной ткац­кий станок, прядильного колеса, заменившего прялку, и водяной мельницы для валяния шерсти. Авторство этих изобретений неиз­вестно, но они удивительно быстро распространились по всей Ев­ропе в начале XII в. Снижение издержек производства являлось, несомненно, главной причиной их распространения, но они также снизили и тягость труда.

Меньшая по масштабам, чем текстильное производство, но стратегически более важная для экономического развития, метал­лургия со смежными отраслями демонстрировала значительный прогресс в конце Средних веков. В соответствии с принятой в ис­торической науке классификацией, «Железный век» начался около 1200 г. до н. э., но в период классической Античности пред­меты и инструменты из железа были редки и дороги, и железо ис­пользовалось в основном для изготовления оружия и украшений для представителей правящих классов. Даже медь и бронза, хотя и несколько более распространенные, редко входили в повседнев­ную жизнь простых людей. В эпоху Средних веков соотношение цен изменилось: железо стало более дешевым металлом, и кроме того, что оно по-прежнему использовалось для изготовления ору­жия и доспехов, оно стало более широко использоваться для из­готовления орудий труда и в других утилитарных целях. Изоби­лие и низкая цена железа отчасти явились следствием большей доступности железной руды и особенно топлива (древесного угля) в регионах к северу от Альп. Однако не менее важную роль сыг­рали технологические улучшения, в частности использование силы воды для приведения в движение кузнечных мехов и боль­ших молотов. К началу XIV в. появились первые предшественни­ки современной доменной печи, заменившие так называемые ката­лонские печи. Без сомнения, техническим изменениям способство­вала организация рудокопов и металлургов в свободные общины ремесленников, которые принципиально отличались от бригад рабов в эпоху Древнего Рима.

При рассмотрении причин роста производства и совершенство­вания технологии необходимо принимать во внимание также и по­требительский спрос. В условиях, когда крестьяне (даже зависи­мые) и ремесленники владели собственными орудиями и их бла­гополучие находилось в прямой зависимости от эффективности их усилий, они имели стимулы приобретать лучшие орудия из тех, которые они могли себе позволить. Использование подков и же­лезных элементов упряжи, повозок и плугов свидетельствовало о том, что крестьяне и ремесленники вполне отдавали себе в этом отчет. Распространенность фамилии Смит и Шмидт (или Шмид)¹ в английском и немецком языках указывает на то, что производ­ством металлических изделий зарабатывало себе на жизнь боль­шое количество ремесленников.

Еще одним производством, имевшим широкое практическое применение и заметно вышедшим за технологические рамки клас­сической Античности, было дубление и выделка кожи. Современ­ному городскому жителю, окруженному синтетическими материа­лами и пластиком, трудно понять роль кожи в жизни предшество­вавших поколений. Кроме ее использования для изготовления ло­шадиной упряжи, седел и т.д., она применялась при изготовлении мебели, одежды и различных промышленных приспособлений, таких как кузнечные мехи и клапаны. Подобным же образом из­делия из дерева занимали гораздо большее место в жизни людей Средневековья, чем в более ранние или в последующие эпохи. Они находили буквально сотни применений, от декоративных до утилитарных.

Будучи далеко не столь привязанными к традициям и привер­женными косной рутине, как это прежде изображалось в учебни­ках, люди Средневековья — или некоторые из них — целеустрем­ленно стремились к новшествам, как ради самой новизны, так и для непосредственных, практических целей. Именно средневеко­вым изобретателям, а не классическим философам, мы обязаны такими полезными предметами, как очки и механические часы. Астролябия и компас стали повсеместно использоваться в Европе в период Средних веков в связи с важными улучшениями в нави­гационной технике и конструкции кораблей, которые впоследст­вии ознаменовали грань между Средневековьем и Новым време­нем. Аналогично, порох и огнестрельное оружие являлись средне­вековыми изобретениями, хотя период их наиболее эффективного применения наступит позже. Изготовление мыла, хотя и не было чем-то совершенно новым, значительно расширилось. Производст­во бумаги являлось новой отраслью, культурное значение которой оказалось значительно большим, чем ее экономический вес. Кни­гопечатание с использованием наборного шрифта, одно из самых

¹ Smith (англ.), Schmidt (нем.) - «кузнец». — Прим. науч. ред.

важных изобретений с момента зарождения цивилизации, также появилось в конце Средних веков. Но, возможно, наиболее харак­терное выражение осознанного поиска средневековым человеком новых и более эффективных методов производства можно найти в истории мельниц.

Простое горизонтальное водяное колесо, приводимое в движе­ние силой водного потока, использовалось еще в I в. до н. э. Ар­хеологические и документальные свидетельства этому найдены по­всюду от Дании до Китая, а также на территории Римской импе­рии. Неизвестно, где именно оно было изобретено. Существуют отдельные свидетельства его использования для размола зерна в имперский период, но император Веспасиан (69 — 79 гг.) запретил использовать его для приведения в движение строительных лебе­док, опасаясь спровоцировать безработицу. Труд рабов и свобод­ных людей в Римской империи был дешев, поэтому строители и предприниматели не видели нужды во внедрении трудосберегаю­щих механизмов. Точно неизвестно, когда мнение о полезности подобных механизмов изменилось, но можно утверждать, что это произошло где-то между IV и X вв. Когда Вильгельм Завоеватель в 1086 г. отдал приказ о проведении переписи в Англии, его аген­ты насчитали 5624 водяные мельницы в приблизительно 3000 де­ревнях, — и это при том, что Англия ни в коей мере не могла считаться наиболее развитым регионом Европы ни в экономичес­ком, ни в техническом отношении. Более того, большинство мель­ниц были значительно более сложными и мощными, чем простое горизонтальное колесо. Они были преимущественно вертикальны­ми (сила падающей воды превышает силу спокойного потока) и имели сложную трансмиссию. К началу XIV в. сила воды ис­пользовалась не только для размола зерна, но и для размола, дробления и смешивания других продуктов, для изготовления бумаги и валяных тканей, распиливания дерева и камня, разду­вания мехов, приведения в движение кузнечных молотов и пряде­ния шелка.

Несмотря на значительную практическую пользу, водяные мельницы имели множество ограничений. Наиболее важным было то, что они требовали устойчивого потока воды. Таким образом, они не могли применяться в засушливых или низинных, болотис­тых регионах. В Венеции еще в середине XI в. водяные колеса приводились в движение морским приливом. В течение последую­щих столетий было сооружено множество подобных колес по всему морскому побережью Европы. Еще более удачное решение представляло собой ветряное колесо, появившееся в XII в. При устойчивом ветре ветряные колеса могли выполнять все функции водяных, и они в изобилии появились на равнинах Северной Ев­ропы, где, в отличие от южных регионов, ветры дули почти по­стоянно, а речные потоки были более медленными и замерзали зимой. Особенно важную роль ветряные колеса играли в низин­ных провинциях Голландии, Зеландии и Фландрии, где, кроме

своего обычного использования, они приводили в действие насосы для осушения польдеров.

Ветряные и водяные мельницы требовали сложной системы привода. Мельники, наладчики и различной специализации кузне­цы, которые строили, поддерживали в рабочем состоянии и ре­монтировали эти мельницы, становились специалистами в практи­ческой механике и использовали приобретенные знания в смежной области — в производстве часов. Еще в XII в. спрос на водяные часы был так велик, что в Кельне появилась специальная гильдия часовщиков. В последующие века были решены основные пробле­мы создания механических часов, и в XIV в. каждый уважающий себя европейский город имел, по крайней мере, одни часы, кото­рые не только показывали время и отбивали его колоколами или курантами, но и разыгрывали представления с пляшущими медве­дями, марширующими солдатами и кланяющимися дамами. Между 1348 и 1364 гг. известный итальянский физик и астроном Джованни ди Донди построил часы, которые показывали время, движение солнца, луны и пяти известных планет — и это за два столетия до открытия Коперника.

Средневековые достижения в области строительства мельниц и создания часов имели значение, выходящее за рамки их непосред­ственного влияния на экономику. Мельницы не только сохраняли труд и повышали его производительность, но и сделали возмож­ным решение задач, которые прежде считались неразрешимыми. Благодаря часам люди стали осведомлены о течении времени, что способствовало росту дисциплины и пунктуальности в человечес­кой деятельности. Генуэзские деловые контракты содержали ука­зание не только на дату, но и на время подписания, что явилось предвозвестием известной максимы «время — деньги». Эти изме­нения знаменовали собой фундаментальное изменение средневеко­вого менталитета, новое отношение к материальному миру. Все­ленная не казалась более непостижимой, а человек — беспомощ­ной игрушкой в руках природы, ангелов или демонов. Природа могла быть познана, а ее силы — использоваться на благо чело­века. Вскоре после того, как Донди закончил сооружение своих замечательных часов, французский ученый Николай Орем (ок. 1325—1382 гг.), предвосхищая Кеплера, Ньютона и других светил «столетия гениев», сравнил вселенную с огромными меха­ническими часами, созданными и управляемыми верховным часов­щиком — Богом. Веком ранее ученый-схоласт из Оксфорда Род­жер Бэкон (ок. 1214—1392 гг.), который предвосхитил на четы­реста лет своего однофамильца Фрэнсиса Бэкона, подчеркивавше­го роль экспериментального метода и практическое значение науки, предсказывал возможности практических исследований: «машины, которые позволят нам плавать без гребцов, повозки без тянущих их животных... летающие машины... машины, которые могут двигаться в глубинах морей и рек...».