Почему изучают историю экономических учений

История экономических учений – это неотъемлемое звено в цикле общеобразовательных дисциплин по направлению «экономика».

Предметом изучения этой дисциплины является исторический процесс возникновения, развития и смены экономических идей и воззрений, который по мере происходящих изменений в экономике, науке, технике и социальной сфере находит своё отражение в теориях отдельных экономистов, теоретических школах, течениях и направлениях.

Своё начало история экономических учений берёт со времён древнего мира, т. е. появления первых государств. С тех пор и до настоящего времени предпринимаются постоянные попытки сис­тематизировать экономические воззрения в экономическую теорию, принимаемую обществом в качестве руководства к действию в осу­ществлении хозяйственной политики.

Можно с уверенностью утверждать, что сегодня, как и в дав­ние времена, именно достоверность рекомендуемых экономистами теоретических изысканий предопределяет степень результативности реализуемой в данной стране социально-экономической стратегии. Однако для того, чтобы констатировать исчерпывающе полное осмысление закономерностей и осо­бенностей формирования теоретической экономики и признать наличие достаточного научного потенциала, позволяющего ориентироваться в её проблемах, экономисту требуется сумма специальных знаний, которые возможно приобрести лишь основательно изучив историю экономических учений. Изучая данную дисциплину, экономист, кро­ме всего прочего, повышает уровень своих исследовательских навыков, необходимых для выявления сущности объективных законов развития мировой и отечественной экономики, выработки творчес­кого подхода при обосновании и последующей реализации альтерна­тивных хозяйственных решений.

Следовательно, изучение истории экономических учений как одной из обязательных дисциплин в процессе подготовки и пере­подготовки специалистов экономического профиля необходимо, с одной стороны, в целях формирования у них общечеловеческой и профессиональной культуры, а с другой – для овладения ими на­ряду с социологическими и политологическими ещё и историко-экономическими познаниями, во избежание столь распространённых для недавнего прошлого нашей страны упрощённых вариантов и схем «подытоживания» достижений мировой экономической науки, представленной в творческом наследии учёных-экономистов раз­личных теоретических школ, течений и направлений экономической мысли. При этом в процессе изучения этой дисциплины следует, говоря словами нобелевского лауреата по экономике Милтона Фридмена, обращаться еще и к «автобиографиям и биографиям... и стимулировать его с помощью афоризмов и примеров, а не силло­гизмов (дедуктивных умозаключений) или теорем».

Научные теоретико-методологические дискуссии последних лет, посвящённые выявлению причин застоя, в котором оказались не только наше общество, но и экономическая теория, убедительно показали главную причину этого феномена – приверженность усто­явшимся безальтернативным канонам «марксистской науки». В соответствии с последними изложение любого научного и учебно-мето­дологического материала должно было базироваться на постулатах так называемой марксистско-ленинской методологии о классовой структуре общества и антагонизма классов, учениях о базисе и надстройке и общественно-экономических формациях, неприятии западного, т. е. буржуазного, типа прогресса и т. д.

Внешнюю схожесть подобного рода актуальных, казалось бы, дискуссий характеризуют давно набившие оскомину призывы о не­допущении консерватизма и догматичности в воззрениях с тем, чтобы изжить «косность и прямое невежество многих преподавате­лей, ...идеи русской исключительности, ...отказа от всемерного развития товарно-денежных отношений как единственно возможного пути решения наших экономических проблем». Однако, на самом деле, классовый анализ эволюции экономической мысли, судя по ряду недавних отечественных публикаций в этой области, пусть неявно, но продолжает ещё иметь место.

Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов то обстоятельство, что идеи, господствовавшие в России на протяжении 1917-1990 гг., не могли не укорениться в психологии общества и едва ли не при­обрели характер установленных истин. Между тем, как предупреж­дал более 60 лет назад в своей знаменитой книге «Дорога к раб­ству» нобелевский лауреат Фридрих Хайек, когда наука поставлена на службу не истине, а интересам класса, само слово «истина» теряет при этом своё прежнее значение, поскольку, «если раньше его использовали для описания того, что требовалось отыскать, а критерии находились в области индивидуального сознания, то теперь речь идёт о чём-то, что устанавливают власти, во что нужно верить в интересах единства общего дела и что может из­меняться, когда того требуют эти интересы». Поэтому Ф. Хайек, несомненно, прав, утверждая, что «никакая группа людей не мо­жет присваивать себе власть над мышлением и взглядами других... И пока в обществе не подавляется инакомыслие, всегда найдёт­ся кто-нибудь, кто усомнится в идеях, владеющих умами его сов­ременников, и станет пропагандировать новые идеи, вынося их на суд других».

Едва ли не классическое значение в хайековской «Дороге к рабству» приобрели и такие его критические суждения по поводу классовой позиции в экономической науке, как: «В конечном счё­те, не так уж важно, отвергается ли теория относительности по­тому, что она принадлежит к числу «семитских происков, подры­вающих основы христианской и нордической физики», или потому, что «противоречит основам марксизма и диалектического материа­лизма». Также не имеет большого значения, продиктованы ли на­падки на некоторые теории из области математической статисти­ки тем, что они «являются частью классовой борьбы на переднем крае идеологического фронта и появление их обусловлено истори­ческой ролью математики как служанки буржуазии», или же вся эта область целиком отрицается на том основании, что "в ней отсутствуют гарантии, что она будет служить интересам народа"».

В этой связи уместно указать также на принципиальные позиции виднейшего французского экономиста, нобелевского лауреа­та Мориса Алле, который считает, что любая теория имеет науч­ную ценность тогда, когда она «подтверждается данными опыта» и если «она представляет собой сгусток реальности», а утверж­дения, считавшиеся в науке наиболее верными, всегда «под давлением фактов» уступают место другим, ибо «такова одна из тех закономерностей, которую с полной уверенностью можно экстрапо­лировать на будущее». Он убеждён в следующем: «Сомнение относительно собственного мнения, уважение к мнению других – вот исходные условия всякого реального прогресса науки. Всеобщее согласие или же согласие большинства не может рассматриваться в качестве критерия истины».

Далее при изучении истории экономических учений необходимо обратить внимание ещё на одно обстоятельство. Почти семь деся­тилетий рыночная экономика советским гражданином должна была восприниматься как неотъемлемая черта «капитализма», при кото­ром господствует «вульгарная буржуазная» экономическая теория. Поэтому у «нашего» читателя само понятие «капитализм», как бы по инерции ассоциируется с «эксплуататорским строем», альтернатива которому – «гуманное социалистическое общество».

На этом основании в российской экономической литературе, по меньшей мере, в ближайшие годы очевидно, нецелесообразно «присутствие» идеологизированной позиции, по которой происходит деление и науки, и экономики на «капиталистическую» и «социалистическую». Вспомним, в частности, одно из назиданий Ф. Хайека, в котором он подчёркивает: «И хотя термины «капита­лизм» и «социализм» всё ещё широко употребляются для обозначе­ния прошлого и будущего состояния общества, они не проясняют, а скорее затемняют сущность переживаемого нами периода».

Отсюда, для отечественных учёных-эконо­мистов и практиков в области хозяйственной жизни наиболее предпочтительными могли бы быть термины «рыночная экономика» или «рыночные экономические отношения» как антиподы понятиям «командная» или «централизованно-управляемая» экономика. При этом из многообразия трактовок «рыночная экономика», думается, не будет ошибкой рекомендовать следующие два оп­ределения. Одно из них содержится в книге Й. Шумпетера «Теория экономического развития» (1912), в которой он писал, что если мы «представим себе народное хозяйство, организованное на рыночных принципах», то им является «такое народное хозяйство, где гос­подствуют частная собственность, разделение труда и свободная конкуренция». Именно рыночная система, по Шумпетеру, создает почву для предпринимательства, осуществления инноваций.

Другое более пространное определение рыночной экономики принадлежит К. Поланьи. Согласно его определению рыночная эко­номика – это экономическая система, в которой организация про­изводства и порядок распределения благ «вменяются «механизму саморегулирования», и сама система «контролируется, регулирует­ся и управляется только рыночными законами»; в этой системе «человеческое поведение нацелено на максимизацию денежного дохода», «наличное предложение благ (включая услуги) по опреде­ленной цене равно спросу по этой же цене», «порядок в системе производства и распределения товаров обеспечивается исключи­тельно ценами».

Вместе с тем среди авторитетов в области современной эконо­мической мысли нет единого мнения о времени перехода человече­ства к рыночной экономике. Например, Макс Вебер в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» (1905), характеризуя особенности рыночной экономики с использованием термина «ка­питализм», полагает так: «Мы имеем... в виду капитализм как спе­цифически западное современное рациональное предприниматель­ство, а не существующий во всем мире в течение трех тысячелетий – в Китае, Индии, Вавилоне, Древней Греции, Риме, Флоренции и в наше время – капитализм ростовщиков, откупщиков должностей и налогов, крупных торговых предпринимателей и финансовых маг­натов». Принимая из этого определения положение о «рациональ­ном предпринимательстве» как атрибуте рыночной экономики, ви­димо, невозможно согласиться с М. Вебером о существовании ры­ночных экономических отношений («капитализма») во всём мире в течение трех тысячелетий и в наше время».

По поводу характерных, прежде всего для советского периода, понятий типа «буржуазная западная» или «современная западная» экономиче­ская теория необходимо заметить, что они, безусловно, несостоя­тельны. Во-первых, едва ли вообще кому-либо известна, скажем, «северная» или «южная» экономическая наука или теория. Во-вторых, если предположить, что «незападная» экономическая мысль «дислоцируется» в России или в странах бывшего СССР, то вряд ли удастся обозначить хоть какие-то критерии в пользу тако­го обозначения границ «восточной» экономической теории. И, в-третьих, даже если допустить, что «восточная» экономическая мысль – это все же теории российской экономической науки, то тогда справедливым будет возражение о том, что практически все «первые звезды» в области экономической теории и особенно те, с чьими именами связывают становление и развитие науки о рыноч­ных экономических отношениях, загорелись, увы, не на «восточном», а на «западном» небосклоне.

В завершение приведем некоторые ставшие популярными в научном мире высказывания известных английских авторитетов XX столетия в области истории экономической мысли и экономической теории – Марка Блауга и Джоан Вайолет Робинсон.

Первый из них опубликовал выдержавшую ряд изданий знаменитую книгу «Экономическая мысль в ретроспективе» (1961). Выделим из ее со­держания два суждения. В соответствии с первым утверждается следующее: «Между прошлым и настоящим экономическим мышлением существует взаимодействие, потому что независимо от того, изла­гаем мы их кратко или многословно, каждым поколением история экономической мысли будет переписываться заново». В соответ­ствии со вторым излагается положение о том, что «история эконо­мической мысли – не что иное, как история наших попыток понять действие экономики, основанной на рыночных отношениях».

Что же касается Дж. Робинсон – автора «Экономической теории несовершенной конкуренции» (1933) – то ее весьма меткое и рас­пространённое ныне изречение американский экономист Дж. К. Гэлбрейт использовал даже в качестве эпиграфа ко второй главе своей книги «Экономические теории и цели общества» (1973), а именно: «Смысл изучения экономической теории не в том, чтобы получить набор готовых ответов на экономические вопросы, а в том, чтобы научиться не попадаться на удочку к экономистам».