Субъективные признаки экоцида

Субъект экоцида.Субъекту преступления как элементу состава преступления в российском уголовном праве уделяется значительное внимание. Правильное и всестороннее рассмотрение этой проблемы теснейшим образом связано с привлечением лица к уголовной ответственности, в частности, с осуществлением уголовно-правовой квалификации общественно опасного деяния.

Понятие субъекта преступления предполагает выяснение широкого круга вопросов, включающих, с одной стороны, установление правовых признаков, характеризующих субъекта преступления в уголовном праве, и, с другой стороны, раскрытие социально-юридического облика преступника.

Признаки, характеризующие субъекта преступления, являются элементами состава преступления. Их наличие обосновывает возможность привлечения лица к уголовной ответственности. Поэтому они выступают в качестве необходимых условий наступления уголовной ответственности.

В группе признаков уголовно-правового характера выделяется подгруппа, включающая в себя сравнительно немногочисленный перечень. Сюда относятся только те особенности субъекта преступления, которые имеют значение для решения вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности. С уголовно-правовой точки зрения субъект преступления – это лицо, совершившее преступления и обладающее указанными в уголовном законе признаками (свойствами).[49]

Субъектом преступления в отечественном уголовном праве может быть только физическое лицо – человек. Совершенное от имени юридического лица то или иное преступление не делает его субъектом преступления. Юридическое лицо не может нести уголовную ответственность за совершенное деяние.

Таким образом, молдавское уголовное право продолжает исходить из классического принципа личной ответственности виновного в совершении преступления. Уголовный закон называет только два признака общего субъекта преступления как физического лица – его возраст и вменяемость. Как правило, признаки общего субъекта в норме Особенной части УК не указаны и сформулированы в Общей части уголовного законодательства. Если в статье Особенной части появляется указание на любой иной признак субъекта преступления, то речь идет о специальном субъекте данного преступления, который обязан и способен нести уголовную ответственность именно за это преступление.

Принцип индивидуальной ответственности за совершение преступлений против мира и безопасности человечества явился одним из важнейших тезисов международного права, сформулированных в ходе Нюрнбергского процесса. В силу этого принципа ответственности за совершение указанных преступлений могут подлежать только физическое лицо в случае, если оно является исполнителем или иным соучастником преступления, а также если оно покушается на преступление. Таким образом, общим субъектом преступления против мира и безопасности человечества должен расцениваться любой человек, вне зависимости от каких-либо демографических, социальных, имущественных либо иных характеристик, совершивший это преступлений и подлежащий ответственности по международному уголовному праву.

В отличие от национальных уголовных законов практически во всех источниках международного уголовного права отсутствуют какие-либо указания на признаки, характеризующие субъект преступления. В международных актах речь обычно идет о «лице», «всяком лице», «любом лице» – можно утверждать, что смысл принципа индивидуальной ответственности лица сводится к установлению тождества между понятиями «субъект преступления» и «субъект ответственности».

Принцип индивидуальной ответственности за совершение преступлений против мира и безопасности человечества нашел свое закрепление в решениях международных судов. Так, например, в одном из приговоров Международного трибунала по Руанде отмечалось, что «индивиды всех рангов, вовлеченные в вооруженный конфликт как в качестве военного командования, так и не в этом качестве… могут подлежать ответственности за совершение военных преступлений только в том случае…, когда установлена связь между ними и вооруженным конфликтом…».[50]

Под «лицом» как субъектом преступления по международному уголовному праву надо понимать любого человека, который:

а) сам совершил преступное деяние;

б) использовал для совершения преступного деяния другого человека (например, при исполнении незаконного приказа).

Национальное законодательство всегда устанавливает возрастной предел, с которого возможно признание человека субъектом преступления и, соответственно, возложение на него обязанности нести ответственность за совершенное преступление (например, ст. 20 УК России). Иначе обстоит дело в источниках международного уголовного права – указание на минимальный юридически значимый возраст лица, как правило, отсутствует.

Международное уголовное право знает исключительный случай, когда непосредственно в тексте его источника имеется указание на возрастной предел субъекта. Такое положение содержится в ст. 26 Римского Статута: «Суд не обладает юрисдикцией в отношении любого лица, не достигшего 18-летнего возраста на предполагаемый момент совершения преступления». Но данное положение относится только к юрисдикции Суда и не мешает осуществлять национальную юрисдикцию над молодыми лицами, «предположительно» совершившими преступные деяния. В этом случае и более молодой человек (например, в возрасте от 16 до 18 лет – как это установлено по общему правилу Уголовного кодекса РМ) должен признаваться достигнувшим возраста ответственности и нести ответственность за преступление против мира и безопасности человечества.

Вторая неотъемлемая от личности субъекта характеристика – его вменяемость, то есть способность понимать фактический характер своего деяния (действия или бездействия) и свободно руководить им.

В определении вменяемости как юридической категории именно международное право находится в «выигрышном» положении по сравнению, например, с российским Уголовным законом (где это понятие попросту отсутствует, а его понимание выводится из определения невменяемости).

Международный стандарт ООН в области защиты прав человека признает каждого человека вменяемым, пока не доказано обратное (это следует, например, из ст. Всеобщей Декларации прав и свобод человека от 10 декабря 1948 г. и ст. 16 Международного Пакта о гражданских и политических правах человека 1966 года).

Следовательно можно говорить о презумпции вменяемости лица, достигшего наступления ответственности: любой человек, достигший возраста уголовной ответственности, считается вменяемым, то есть понимающим характер своих действий (бездействия) и руководящим ими, пока не доказано обратное.

Исходя из конституционного предписания о приоритете норм международного права над национальным правом, можно утверждать, что положение о презумпции вменяемости действует в уголовном праве тех стран, где ее законодательное определение отсутствует (например, в Российской Федерации).

Отсутствие хотя бы одного из этих признаков исключает возможность признания лица субъектом преступления против мира и безопасности человечества.

Уголовной ответственности за экоцид подлежит общий субъект, то есть любое вменяемое лицо, достигшее на момент совершения преступления возраста 16-ти лет.

Субъективная сторона экоцида. Сложность определения субъективной стороны преступления состоит в том, что она характеризует процессы, протекающие в психике виновного и непосредственному восприятию органами чувств человека не поддается.

Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив, цель и эмоции. Согласно принципу вины, определяемому ст. 20 УК РМ, «объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается» (гл. 2 ст. 20 УК РМ). Это означает, что уголовной ответственности при отсутствии у лица, совершившего преступление, вины (в любой из форм, определенных уголовным законодательством), быть не может.

Признать лицо виновным значит установить, что оно совершило преступление умышленно либо по неосторожности. Принцип индивидуальной ответственности за совершение преступлений против мира и безопасности человечества предполагает виновное отношение причинителя к содеянному. Основной характеристикой субъективной стороны любого преступления является вина, то есть определенное психическое отношение лица к своему деянию и возможному результату – последствиям.

Примечательно, что в решениях международных судов вина как субъективный признак (mensrea) определяется в качестве «психологической связи между физическим результатом и ментальным статусом преступника».[51]

Так, например, ст. 30 Римского Статута Международного уголовного суда определяет субъективную сторону преступления против мира и безопасности человечества двумя признаками – «намеренность» и «сознательность». При этом намеренность, то есть целенаправленность поведения определяется в отношении:

- деяния – когда лицо собирается совершить такое деяние;

- последствия – если лицо собирается причинить это последствие или сознает, что оно наступит при обычном ходе событий.

Во многих решениях международных трибуналов формулировка субъективной стороны преступлений против мира и безопасности человечества обозначена как «желание». Так, например, в решениях Международного трибунала по бывшей Югославии по обвинению в геноциде указано, что умысел виновных может состоять в «желании двух разновидностей: желании уничтожить как можно большее число защищаемой общности, так и в желании уничтожить избранных представителей такой общности, важных для неполитических лидеров, религиозных лидеров, интеллектуальной элиты».[52]

В одном из решений Международного трибунала по бывшей Югославии указано, что «осознание … может быть следствием обстоятельств, и не обязательно, чтобы причинитель должен был знать, что именно случится с жертвами».[53]

Полагаем, что совершение преступлений против мира и безопасности человечества допускается: только с прямым умыслом – в формальных составах; с прямым или косвенным умыслом – в материальных составах.

Общепризнанно, что субъективная сторона экоцида в Уголовном Праве Республики Молдова выражается в умышленной форме вины. Такой вывод прямо следует из предписания ст. 136 УК РМ.

Возникает закономерный вопрос: какой вид умышленной формы вины возможен при совершении экоцида?

На него можно ответить, внимательно исследовав законодательное определение умысла в уголовном праве и применив его к законодательному определению экоцида.

Согласно ст. 17-18 УК РМ, умышленное преступление может быть совершено с прямым или косвенным умыслом: преступление признается совершенным с прямым умыслом, «если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления». Далее дается определение косвенного умысла, при котором лицо осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность наступления общественно опасных последствий, не желает, но сознательно допускает эти последствия либо относится к ним безразлично.

Однако само определение этих видов умысла дается применительно к составам, имеющим материальную конструкцию.

Некоторая сложность заключается в том, что исследуемый состав имеет, как уже отмечалось, формально-материальную конструкцию. То есть в самой диспозиции ст. 136 УК РМ заложена возможность наступления уголовной ответственности как за наступление последствий (массовое уничтожение растительного или животного мира, отравление атмосферы или водных ресурсов), так и за совершение виновным «иных действий», способных привести к экологической катастрофе.

Следовательно, при вменении нормы об экоциде необходимо устанавливать субъективную сторону по отношению либо к последствию, либо к деянию.

Последствия, указанные в ст. 136 УК РМ, можно причинить, действуя как с прямым, так и с косвенным умыслом.

Установление вида умысла применительно к «иным действиям», составляющим объективную сторону экоцида, не представляет особой сложности. Бесспорно, что данные формы объективной стороны экоцида, являются формальными действиями, поскольку законодатель не требует наступления общественно опасных последствий в результате их совершения (они должны лишь создавать угрозу наступления экологической катастрофы).

Итак, в целом не подвергается сомнению то обстоятельство, что субъективная сторона экоцида выражена виной в форме прямого умысла. Действительно, многие исследователи однозначно утверждают о возможности совершения экоцида только с этой формой вины.[54] С другой стороны, законодательно не предусмотрено наличие у виновного обязательной цели в виде желания наступления экологической катастрофы. Поэтому я солидарен с мнением о том, что допущение реальной возможности наступления такого последствия также дает основание вменения экоцида, совершаемого с косвенным умыслом по отношению к угрожающей экологической катастрофе.[55] Опять же мотивация виновного юридического значения не имеет.

Вот как, например, определяет субъективную сторону экоцида известный российский криминалист А.В. Наумов: «Лицо осознает общественную опасность своих действий (массовое уничтожение растительного или животного мира, отравление атмосферы или водных ресурсов и других подобных действий), предвидит возможность или неизбежность того, что указанные действия способны вызвать экологическую катастрофу, и желает или сознательно допускает ее наступление либо безразлично к этому относится».[56]

Именно психическое отношение к грозящей экологической катастрофе во многом отличает экоцид от экологических преступлений: «Загрязнение вод» – ст. 229 УК РМ, «Загрязнение воздуха» – ст. 230 УК РМ, «Загрязнение почв» – ст. 227 УК РМ.

При совершении всех перечисленных экологических преступлений виновный не допускает (и тем более не желает) наступления экологической катастрофы, хотя последствия собственно экологических преступлений тоже могут быть ужасающими.