Возвращение блудного Антона

К зиме 91-го в «Чайфе» опять нача­лись метаморфозы. Для начала Анвар Хабиров уехал в Англию на не­делю и не вернулся... То есть он вернулся, но месяца через четыре, а пока группа осталась без администратора. Взяли Олю Пикалову. Ми­ленькая девочка из пестрой, до­вольно агрессивной стаи околорок-клубовских девчушек-тусовщиц, ко­торая, по воспоминаниям Шахрина, «могла сделать, что сказано, но ес­ли не скажешь, она не сделает ни­чего». Да к тому же «женщина на корабле», т. е. в мужской, постоянно кочующей и поневоле разнузданной компании. «Все проблемы, которые могли приключиться, приключились до единой...» (Шахрин).

В январе 92-го уволили Прива­лова. «Мы расстались с Привало­вым, по-моему, довольно спокойно, уже давно было ясно, что он неадек­ватная замена Антону и по игре, и визуально», - рассказывает Шах­рин. К тому же Привалов пил со все нарастающей силой и все меньше поддавался какому-либо контролю. Пил Малой, с ним проводили бесе­ды, он обещал завязать, но все раз­вязывал и развязывал, с ним во­прос, что называется, назревал.

Однако с увольнением Прива­лова встала проблема басиста, ко­торые, как выяснилось, тоже на дороге не валяются. Басиста искали сперва традиционными способами, потом подавали даже объявление в газету, устроили прослушивание, приходили люди, некоторые инте­ресные, пробовали, играли. Од­нажды пришла даже девушка, «но как-то мы не решились, хотя де­вушка на бас-гитаре - это очень интересно; но при нашей неустро­енной жизни девушка на корабле - опасно» (Шахрин). Был даже экспе­римент совсем экстремальный: в апреле 92-го группа «Чайф» устро­ила субботник в Историческом сквере в (уже) Екатеринбурге, по­сле субботника концерт, играли без басиста и предлагали сыграть всякому, кто захочет. Вышел ка­кой-то мальчик, сказал, что он Иван, играл...

Шахрин: «Мы по поводу басис­та обязательно спрашивали Вале­ру: «Как тебе?». И Валера сказал: «Чего мы дурака валяем, Антон без работы сидит»... И сказал, что ему с Антоном было лучше всего рабо­тать. Так что возвращение Антона произошло с легкой руки Валеры».

За полтора года не работы в «Чайфе» Нифантьев с женой Али­ной осуществил давнюю свою меч­ту - собрал проект «Инсаров». Ус­пех этой акции был неочевиден, т. е. непонятно было, есть успех или нет его. Записали альбом «Бритва», до­вольно неровный, выпустить кото­рый удалось только году в 97-м. К началу 92-го деятельность «Инсаро­ва» шла на спад, Антон сидел без работы, зимой Шахрин повстречал на улице Алину, поговорили, Алина жаловалась, что денег нет совсем... Шахрин ей посочувствовал, хоть и не слишком искренне.

«С Алиной я неспроста завел разговор, Антон смотрелся очень хо­рошо, у него была подача... И я ска­зал Алине, что можно попробовать найти какие-то другие формы рабо­ты вместе. Хочет Антон заниматься своим проектом - пусть будет у нас наемным музыкантом». Антона, ко­торый закрывать «Инсарова» не хо­тел, такой подход устроил. «Нашли компромисс, и в мае 92-го Антон вернулся в группу в качестве наем­ного музыканта, - рассказывает Шахрин. - Мы жестко оговорили ус­ловия: что он делает, как и за какие деньги. Инициатива была не только с моей стороны, но в большей степе­ни, я думаю, со стороны Антона».

Нифантьев: «Обратно в «Чайф» я пошел работать за день­ги, это совершенно точно. Раздался звонок, Шахрин сказал: «Ты не мог бы с нами съездить в Ленинград?». Я приехал, репетиции за две все вспомнил, дальше незаметно для себя влился обратно. Но почувство­вал, что за полтора года что-то из­менилось. Я понял, что публика ме­няется, молодеет, и когда я вернул­ся, меня уже не знали, я был для публики новым человеком».

«Семен (Бегунов)

и Феликс (Шахрин)»,

или

О выныривании

Что-то менялось, что-то - нет.

Казалось бы, осень, зима, вес­на выглядели в событийном плане почти даже насыщенно. Осенью -«Рок чистой воды» по Байкалу, ве

ликолепная поездка, Братск, Улан-Удэ, четыре дня на Байкале - озе­ро, буддизм, степи монгольские... Приехала съемочная группа сни­мать фильм по «Року чистой воды», сняли кусок на песню «Ой-йо», чай-фы на яхте плавали, потом его из фильма выдернули, а только нача­ла выходить на ЦТ программа «Ут­ро», он понравился телевизионщи­кам, и стали его ставить по три ра­за в неделю.

В конце года Шахрин с Бегуно-вым начали делать телевизионное шоу «Семен и Феликс». «По тем временам это было интересно, -рассказывает Шахрин, - мы пыта­лись с абсолютно дурацким видом скармливать народным массам ту музыку, которая нам нравилась. Крутили клипы хороших групп, не всегда коммерческих, а между ними снимали скетчи абсолютно дурац­кие». Было, например, интервью в «первом экспериментальном екате­ринбургском публичном доме при городской администрации»... Ди­ректор, завхоз, который жалуется, что девушки койки не берегут, пор-

тят и пишут на них слова всякие... А Семен с Феликсом (Шахрин с Бегу-новым): «А можно с девушками по­говорить?». Им отвечают, что де­вушки на картошке... Предприятие-то муниципальное, шлюхи на кар­тошку уехали...

Длилось это года два, лучшая передача была к пятилетию «Агаты Кристи»: выезжали в детский сад города Асбеста, показывали горшки братьев Самойловых, на которых теперь только примерным детям да­ют посидеть; были в школе, где учился Пионер, там пионерская дру­жина борется за право носить гор­дое имя Андрея Котова... В больни­це, где якобы работал Козлов, пока­зывали больного, очень худого, ко­торый принципиально не желает выписываться, его поддерживают в этом уникальном состоянии, а он

все Козлова вспоминает с благо­дарностью...

В апреле - первый чайфовский субботник, в мае 92-го открыли фан-клуб, который просуществовал лет пять, потому его обратно закры­ли. Каждый день приходило писем по двадцать, а Шахрин сделал глу­пость, пытался отвечать. Тогда письма начали прибывать в геомет­рической прогрессии, Шахрин испу­гался и отвечать перестал.

Была еще история с фан-клубовской цензурой - трудились там четыре девочки, письма разбирали. Скоро музыканты обнаружили, что пишут им почему-то исключительно юноши, поклонницы у группы исчез­ли напрочь! Недоразумение разре­шилось после небольшого расследо­вания, которое показало, что предан­ные фан-клубовки все девичьи пись­ма просто отправляли на помойку. Тоже развлечение, и, тем не менее, дела топтались на месте, «Чайф» за­нимался перманентным вынырива­нием. Что такое выныривание?

Выныривание есть способ су­ществования музыкальных коллективов и отдельных исполнителей так называемого «второго эшело­на». То есть абсолютного большин­ства. Это когда ты есть и всем хо­рош, но не очень нужен. Записал альбом, выпустил хит, прокрутил по радио, проехался с концертами по городам и весям - ты наверху. Но прошло время, очень и очень непро­должительное, и тебя не то чтобы забыли, но нельзя сказать, чтобы помнили. Нужно опять выныривать. Опять альбом, хит, клип, акция ка­кая-нибудь вроде «Рока чистой во­ды» или на худой конец субботника, а потом опять погружаешься непо­нятно куда. Пора наверх. Затянешь время между двумя выныривания­ми - пиши пропало.

Выныривание - это очень тя­желая работа, единственное, пожа­луй, дело на земле, полностью впи­тавшее в себя всю прелесть трудо­вых будней знаменитого Сизифа, первого из мастеров выныривания. И результат примерно тот же. Прав­да, Сизиф развлекался таким обра­зом на том свете и за грехи, а музы­канты - на этом и по специальности.

Бороться с выныриванием можно одним-единственным спосо­бом - переходить в звезды «перво­го эшелона». Особый талант для этого не обязателен, звезды дела­ются вручную, но с большими затра­тами. И к тому же, что весьма суще­ственно, в Москве.

«Чайф» проживал в Свердлов­ске (Екатеринбурге), близок был к Питеру, выныривал постоянно и до­вольно долго. Устал. С каждым го­дом выныривать становилось все труднее, ибо жизнь рок-н-ролльная протекала во все более и более раз­жиженной среде, потому что...

Рок-н-ролл-таки мертв

Точная дата смерти не установлена. Поминки продолжаются по сей день.

Советский рок скончался вме­сте с Советским Союзом. Жил шум­но, а помер тихо, никто и не заме­тил. Многие до сих пор уверяют, что он жив и здоров, с чем и остается поздравить... не знаю, кого...

Кстати, о терминологии: этот рок был «советский» и сам себя так именовал. «Русским» он звался только на Западе, сам же существо­вал в СССР, а к моменту появления страны «Россия» (конец 91-го) он если и тянул еще, то на последнем издыхании.

К 92-му году советский рок из духовного, почти политического движения окончательно перешел в инфернальное состояние музыкаль­ного жанра в рамках единого прост­ранства шоу-бизнеса. А это уже совсем другая жизнь. К которой почти никто из заслуженных роке­ров так и не приспособился. Счи­тать - одной руки хватит. От силы двух хватит рук.

Остальных, кто в этот счет не влез, или нет, или практически нет. Редкие до сих пор выныривают. А чаще сидят на кухне, водку пьют и разговоры разговаривают. Верну­лись в исконное состояние...

Мир меняется, и чтобы жить, нужно меняться в нем.

«Чайф» менялся все время, пусть со стороны и не очень заметно. Причем, смены в составе, для любой группы чрезвычайно болез­ненные, повлиять на «Чайф» стра­тегически уже не могли. Шахрин: «К тому времени стало понятно, что это уже не просто компания, кото­рая играет музыку, но есть некая задача, которую надо решать неза­висимо от того, кто и что. Если на этапе восьмидесятых было важнее само ощущение группы, тут стали важнее сами песни».

«Я понимал, что нужно для себя определиться: или ты дела­ешь шаг в шоу-бизнес или нет. В то время стало ясно, что у россий­ского рок-н-ролла есть творческая сторона, но есть и деловая, биз­нес. Да, мы в состоянии писать песни, придумывать их, записы­вать, но бизнесом заниматься у нас никто не может. Но я же видел, что у коммерчески успешных групп были отдельные люди, люди не­случайною».

«В 92-м мы уже понимали, что не хватает человека в Москве, кото­рый будет профессионально зани­маться группой».