Финансист товарищ русин

«Новый этап - с появлением Валеры Северина мы сразу стали готовить новые песни в альбом «Не беда» (Шахрин). Готовить альбом - дело одно, записывать - совсем другое, тут нужны деньги, а денег с увольне­нием Ханхалаева не стало совсем. Но катилась по стране эпоха дикова­того капитализма, она являла людей масштаба не то былинного, не то анекдотического; с одним из них свела судьба группу «Чайф». Его звали Вова Русин. Шахрин: «В то время стали появляться кооперати­вы, какие-то молодежные организа­ции, и появился непонятный центр «Метро», полуклуб, где была студия, и был бешеный человек по фамилии Русин, который строил невероятные планы, нес ерунду и тут же брался воплощать ее в жизнь». «Полубандит - полупролетарий» (Нифантьев). Вова Русин чайфов полюбил и ре­шил для начала выпустить «фир­менный» календарь «Чайф» на 1989 год. А шел сентябрь 89-го, кален­дарь получался на год уходящий. Ти­раж - 20 тыс. экз. «Мы еще говори­ли, что, наверное, многовато будет, - рассказывает Бегунов, а он: «Пар­ни вы известные, нормально разой­дется». Плакаты кончились году в 97-м. Вышло, как обычно выходит: пока выбрали фотографии, пока оп­ределились, пока прошло утвержде­ние, пока напечатали, пока привез­ли - месяц до нового года... Цифры отрезали, получился плакат, кото­рый лежал в «Метро» мертвым гру­зом, место занимал. «Мы не раз поднимали разговор о том, чтобы их выкупить, но он какие-то нереаль­ные цифры выставлял, почему-то он уже считал, что мы его кинули, хотя только идиот мог все это приду­мать» (Бегунов). Лежали плакаты, лежали, пока кому-то не пришла светлая идея о том, что сторож есть. Обратились, парень быстро прокалькулировал и за какие-то ни­чтожные деньги весь тираж отдал.

А пока афера с плакатами бы­ла в самом разгаре, Шахрин вы­знал, что есть в Питере недорогая студия в ЛДМ, шестнадцать доро­жек, ленточный магнитофон «Штудер», гостиница, и если сделать па­ру концертов, можно договориться недорого. Русин пообещал, что все оплатит по безналичному расчету. Посчитали - нужна тысяча долла­ров, Русин взялся перевести, но с условием: на запись едет вместе с группой. И поехал.

«Не беда»

«Что про этот альбом сказать?

Странный он, конечно»

В. Бегунов

«Финансист Русин приехал налажи­вать контакты с питерским роком и с акулами шоу-бизнеса, но на вто­рой день заглянул в кабак и, как все нормальные русские люди, вошел в штопор; больше мы его не видели, -рассказывает Бегунов. - Он впал в состояние анабиоза и только в крат­кие минуты просветления говорил: «Ребята, вы никому в Свердловске не говорите, что у меня беда такая». Альбом записали за неделю, с третьего по десятое октября. Магни­тофон замечательный, Александр Казбеков, звукооператор, отнесся к чайфам хорошо, но с некоторой учи­тельской интонацией: «Я знаю, как вас записать»... Первым делом бы­ли забракованы самопальные чайфовские гитары с примочками, бега­ли по питерским музыкантам, соби­рали приличные инструменты, кто что даст. А в студии все хорошо, но нет помещения - одна комната, тут же оборудование, тут же музыканты.

«Запись происходила смешно, - Шахрин, - всем в студии нахо­диться одновременно было невоз­можно, писались по одному; Казбе­ков предлагал какие-то бредовые вещи типа того, что «не будем боч­ку писать, пусть Валера по полу то­пает, я потом «нарулю»... Тут мы воспротивились». Бегунов: «По-сво­ему это было интересно, была ил­люзия профессиональности, Казбе­ков производил впечатление все­знающего человека и активно лез в творческий процесс... На нас всегда производили впечатление люди, ко­торые умели пустить пыль в глаза».

«Здесь были первые попытки продюсирования звука - Казбеков крутил ручки, он полностью делал весь звук, включая гитарный, что впоследствии мы никому не позволя­ли делать» (Шахрин). Здесь в по­следний раз появилась Алина Нифантьева. Идею опять ввести в «Чайф» Алину, которая пела в груп­пе еще в 87-м, активно, но непонятно зачем, отстаивал Саша Калужский. «Не помню, как он нас убедил, но Алина с нами поехала» (Бегунов). А

дальше Нифантьев: «Алина записа­ла бэк-вокалы в нескольких песнях, но когда вышел альбом, в титрах ее не было. Я устроил Шахрину скан­дал, они перевели стрелки на Зиганшина, который оформление делал, тот сказал, что ничего не знает». Ни­фантьев опять обиделся. И Северин огорчался: «Валерка все горевал, ему казалось, что там какие-то бара­баны не такие...» (Бегунов).

Так или иначе, альбом за неде­лю записали, отыграли концерт в ЛДМ, второй концерт Валеры; оче­видцы говорили, что на барабанах сидел человек с совершенно сумас­шедшими глазами, он не понимал, что происходит.

Сделали сведение, пошли ис­кать Русина - пришло время пла­тить. Шахрин: «Нашли мы его на верхнем этаже гостиницы, где он собрал уборщиц с дежурными по этажу и «давал Хлестакова»: «Я тут «Чайф» привез! Кого еще знаешь? «Наутилус»? Мои!.. «Агату» зна­ешь? Тоже мои, потому что я глав­ный!». Рассказывал, что внизу сей­час записывается песня «Поплачь о

нем, пока он живой», - «Так это про меня». Он сам это придумал, сам в том уверился и впоследствии уже в Свердловске часто эту историю рассказывал».

Над группой зависла неловкая тишина; нужно уезжать, деньги на гостиницу кончились, работа сдела­на, забирать ее без денег неудобно. Спасибо питерцам, уговорили сту­дию ЛДМ чайфам поверить. В ко­нечном счете деньги фирма «Мет­ро» переслала. «А это была осень 1989 года, и мы поимели запись, ко­торая по тем временам звучала очень неплохо, хотя сейчас у меня к ней вопросов масса, - говорит Шахрин. - Но там появилась «совсем другая музыка», как сказал один ве­ликий, другие интонации, другие песни, новое звучание... И все это нам придало какие-то силы, помог Питер. Этот город несколько раз расставлял в нашей жизни истори­ческие вехи».

Помогли Питер и Русин. Как бы то ни было, альбом «Не беда» записан исключительно благодаря Вове Русину. Спасибо ему.

Бремя винила

«А мы тогда считались

питерской группой».

В. Бегунов

Так оно и было. Шахрин: «С Питером у нас, начиная с 87-го, были очень хорошие отношения». Не просто от­ношения - Бегунов: «Тогда мир де­лился на регионы, либо ты дружишь с Питером и нормальным считаешь­ся, либо дружишь с Москвой и не яв­ляешься для всего остального мира нормальным, но зато включаются какие-то рычаги, и идешь как бы другой дорогой. Мы считались пи­терской группой, по воле судеб ро­дившейся и игравшей в Свердлов­ске. Нас в Питере считали своими». Там записали альбом, там про­изошла следующая подвижка. Шах­рин: «Дружили с Андреем Бурлакой, в это время он стал главным редак­тором питерского отделения фирмы «Мелодия» и какими-то правдами-неправдами пробил нашу пластин­ку. Без денег, но все равно это была фантастика - сольная пластинка на «Мелодии»!..».

Пластинка вышла в конце 89-го, выпустили ее сразу четыре заво­да - Таллинский, Ташкентский, Мос­ковский и Питерский, каждый тира­жом порядка 200 тысяч, то есть вы­шла она невероятным, почти милли­онным тиражом! «Это был кайф! До того мы были бандой шаровиков, а тут - виниловая пластинка на «Ме­лодии»... - до сих пор горделиво вы­говаривает Бегунов. Шахрин: «Ког­да она вышла, Бегунов сказал: «На­конец-то, если теща спросит, кто я такой, могу сказать: «На! Вот кто я!». До этого, конечно, никто из на­ших родственников за артистов нас не держал, а тут виниловая пластин­ка на фирме «Мелодия»! Сейчас лю­бой может выпустить компакт-диск, да и чуть позже на свободных лейб­лах пластинки выпускали многие, но на «Мелодии» есть пластинка дале­ко не у каждой группы!».

Чайфы воспрянули духом, да и промоушн был мощный: пластинки стояли, чуть ли ни в каждом магази­не по всей стране. В Свердловске они продавались моментально, а в городе Чайковском их было завались, друзья возили оттуда коробка­ми. Пластинка пошла, пошли пред­ложения, «Чайф» стал ездить по стране, опять встала проблема ди­ректора. Шахрин: «Опять появился Анвар Хабиров в роли директора, откуда он появился, я так и не знаю. Музыканты хотели расстаться с Ханхалаевым, и мы расстались с Костей, но лучше не стало, нервоз­ность только усилилась, Анвар был абсолютно зелен как директор и ни­чего сверх Костиного предложить не мог».

Нервозность усиливалась и по другому поводу, алкогольному. По ко­торому часть группы могла на время вообще выходить из-под контроля. Нифантьев: «В 89-м я отмечал двад­цать пять, и мы с Бегуновым остались в Ленинграде отмечать день рожде­ния аж недели на три! Шахрин открыл рот и уехал с Севериным, а мы оста­лись. Познакомились с Федькой Чис­тяковым, у него тогда крыша еще не так сильно дымилась, она у него все­гда дымилась, но не так сильно. У нас было развлечение - петь песню «Я хочу быть с тобой» одних известных

авторов. Часов по восемь без пере­рыва с вариациями... Безумные были оргии. Однажды в четыре утра раз­дался звонок, а мы уже часа три с особым цинизмом орали «Я хочу быть с тобой». Федька открывает дверь - три мента - Федька дверь за­хлопывает, и мы продолжаем петь. Они звонили, звонили, так и ушли. То есть мы с Бегуновым тогда очень сильно дружили. А с Шахриным я, на­верное, никогда не дружил»...

Так что Шахрину, как и группе в целом, было, чего от жизни ждать, ожидания реализовались с лихвой, но позже. А пока кончался год, пла­стинка вышла, тогда же фотограф и дизайнер Ильдар Зиганшин изоб­рел логотип «Чайф», «за что мы ему очень благодарны» (Шахрин).

К вопросу об экологии

Вопрос экологии стоял перед стра­ной давно. Но собственно к «Чайфу» отношение имел косвенное. «Чайф» тоже об экологии не очень задумывался, а задумывался он об иных материях: к весне 90-го с груп­пой опять творилась непонятица: пластинка вышла, концерты поигра­ли, волна пошла на спад - а дальше что? Схема одна: всплеск - какое-то время ты на поверхности, потом медленно погружаешься обратно вниз. Нужно выныривать. Остава­лось понять, как именно.

Помогли Костя Ханхалаев и Саша Калужский, они заговорили об экологии. Костя время от времени появлялся в Свердловске, останав­ливался у Шахрина, они после раз­вода не поссорились. Подтягивался Калужский, потом подтянули эколо­гию, но первоначально речь шла не о самой борьбе за чистоту окружаю­щей среды, а о прикладных ее аспек­тах: «Калужский вспомнил, что в свое время кто-то из западных музы­кантов проплыл по Миссисипи на ко­рабле с экологическим агитпоходом, - рассказывает Шахрин, - и возник­ла идея об экологии. У Саши мама в научных кругах крутилась, он подки­дывал информацию о том, что ситуа­ция страшная, с экологией у нас пол­ная задница, и хотя об этом все мол­чат, но еще через несколько лет это будет самая серьезная проблема. А у нас в стране опыт был, все эти си-неблузники, которые за всеобщую грамотность агитировали, за здоро­вый образ жизни, чтобы со вшами бороться... Это было в нашей стране, здесь эта форма естественна».

Втроем придумали акцию под названием «Рок чистой воды». Ехать решили по Волге, по матуш­ке-реке, вышли на Нижний Новго­род, на какой-то молодежный центр, Костя туда поехал, нашел единомышленника, Игоря Крупина, выяснил, что пароходство в жутком состоянии, неизвестно, кому при­надлежит, а потому неизвестно, что со всеми пароходами делать. Вре­мя, когда не понятно, кому принад­лежит власть в стране - делать можно было все. Какая-то бывшая комсомольская организация дого­ворилась с пароходством, под эко­логию дали теплоход с гордым именем «Капитан Рачков», который шел от Нижнего до Москвы, а от Москвы до Астрахани. Мало того, оказалось, что во всех городах есть люди, которые согласны взяться за организацию концертов, встретить, подготовить площадку, сделать рекламу, а чайфы бы с компанией приехали и отыграли.

Через первый поход «Рок чис­той воды» прошло больше двадцати групп. Основной костяк состоял из «Чайфа», «Телевизора», «Аукцыона», «Насти», плюс ротация: в каж­дом городе на борт брали по две группы из местных, они плыли до следующего города, там играли и ехали домой, на их место грузились новые, получился эдакий микротур для малоизвестных поволжских групп. Путешествие длилось три не­дели, а на какие деньги и как оно во­обще могло организоваться, непо­нятно. Шахрин: «Выглядело это фан­тастически: куча неизвестных, не­признанных музыкантов, по большо­му счету - полусумасшедших алкого­ликов, загрузилась на теплоход и по­шла по Волге»...

Пьяный пароход

«Сели люди на пароход и в первый же вечер так нарезались!.. - пове­ствует Бегунов. - Три дня пили, по­том вышли в мир, посмотрели и по­няли, что он нам в принципе неинте­ресен, мы никому не нужны; обрат­но в трюмы вернулись и продолжа­ли бухать. Красота, Волга... И по­стоянно зудящий Шахрин, что мы пьем много. Мы его искренне не по­нимали. Я казался сам себе све­жим, нежным и обаятельным».

Нифантьев: «Я пришел в каюту с бутылкой шампанского, ее о тум­бочку разбил, лег и уснул. Наутро проснулся, чувствую - как-то мне не­комфортно. Представляешь, как йо­ги на стекле лежат? А пьяный - он, как йог, все эти осколки сидели у ме­ня в спине, и ни одного пореза! А глу­боко воткнулись... И Алина целый час куски стекла у меня из спины до­ставала».

Пили все, кроме Шахрина. «Он никогда много не пил, а тут, глядя на нас, стал пить еще мень­ше» (Бегунов). Мрачный Шахрин бродил по теплоходу «Капитан Рач­ков», теплоход представлялся ему мрачной пародией на весь мир: «Наверху рубка, там капитан, кото­рый единственный знает, куда мы плывем и где по фарватеру повер­нуть. Была верхняя палуба с люкса­ми, где жили академик Яблоков, Костя Ханхалаев и начальник из комсомольцев... Они спускались в ресторан, видели, что все в поряд­ке, и исчезали. Дальше музыканты гуляли... Были журналисты, эколо­ги, были студентки, которые коро­левами ходили - женихов вокруг!..

Но оказалось, существует еще трюм, где не видно воды, солнца, где идет иная жизнь. Там жил эки­паж. Как двигается машина, никому в голову не приходило, а внизу колбасились эти люди, белье на верев­ках растянуто, дети на велосипеди­ках по коридорам катаются... Я спу­стился однажды».

Не приходя в сознание, пьяный пароход проследовал с 14-го по 30-е мая через Горький, Казань, Тольят­ти, Куйбышев, Саратов, Волгоград до Астрахани и обратно через Яро­славль и Углич в Москву. В среднем каждый второй день давали интер­вью «про экологию», играли концер­ты, хотя получалось и то, и другое неважно, что и не странно - попей столько... «Некоторые концерты на «Чистой воде» были для нас просто провальными - публика реагирует, но мы-то знаем, что можно и нужно играть по-другому. Помню, как Шах­рин с лютой ненавистью смотрел на ритм-секциюс (Бегунов).

Апофеозом стала попытка уг­нать всю эту пьяную банду вместе с теплоходом «Капитан Рачков» в Тур­цию. Предпринял ее Глеб Вильнянский, интеллигентнейший клавишник «Насти», который был зашит и непьющ, но от общего угара развя­зал. Однажды утром выяснилось: была попытка захвата корабля с привлечением матросов для борьбы с террористом... Бегунов: «Мы гово­рим: «Да кто?» - «Ваш какой-то»... Оказалось, это Глеб нажрался, по­шел всех на уши ставить, его попытались остановить, он смел прегра­ды, и пришла идея, что надо ехать в Турцию. Поднялся на мостик, хотел поднять «Веселого Роджера»: «Всех козлов - за борт, идем в Турцию!» Капитан вызвал матросов, его вяза­ли... Ладно, мы-то знали, как Глеб выглядит, но люди со стороны, когда увидели этого «террориста», они же валились от хохота!».

«Если такие тихие люди начи­нали с ума сходить, представляешь, что с остальными было?..» - Ни­фантьев. Уж как не представить... «На теплоходе Антон дико пил, за­пой у него явно прогрессировал, - свидетельствует Шахрин. - Поход был замечательный, только к концу мы все немножко устали, все было на три раза выпито, переедено, пе­реговорено... Это был май 90-го».

Урай

«Кризис это был или не кризис?..

В моем понимании, вся жизнь - кризис».

А. Нифантьев

20-го июня 1990 года «Чайф» дол­жен был выехать на гастроли в се­верный город Урай - не то День

нефтяника, не то еще какое гульби­ще, но «зарядили по серьезному»: три концерта по две тысячи рублей - деньги по тем временам огром­ные. С билетами на поезд пробле­ма, Анвар купил в общий вагон, Ан­тон заявил, что никуда в таком ваго­не не поедет: «Я сказал, что не хочу ехать на этот концерт; напряги дав­но существовали, накопились, и я сказал, что мне неинтересно». Его вроде бы уговорили.

А у Шахрина день рождения на носу - 22-го числа. С алкоголем трудно, «у Антона грузчики знако­мые в магазине, он вино покупал в больших количествах» (Бегунов). Антон достал на день рождения два ящика алжирского сухого красного вина, у него дома стояли. Нифантьев: «Ко мне заехал Северин, я гово­рю: «Давай-ка, друг мой Валера, па­ру бутылочек-то выпьем». Чтобы, значит, я смирился и решил ехать. Мы выпили, и не парочку, и поехали на вокзал».

В поезде Антону не понрави­лось, что он высказал собратьям по группе. «Ему шутливо посоветовали: «Кончай стонать» - рассказыва­ет Шахрин, - он хватает гитару, плащ и, ни слова не говоря, бежит по коридору. Мы посылаем Анвара узнать, куда он, Анвар возвращает­ся, говорит, что Антон вышел из по­езда и ушел. До отправления две минуты, мы в недоумении выскаки­ваем из вагона». «Я взял гитару и вышел,» - Нифантьев. Остальные стояли у ресторана «Старая кре­пость», поезд без них шел в неведо­мый город Урай. Поехали к Шахрину, «и у него так мы глухо забухали - просто кошмар» (Бегунов). Глав­ное, непонятно было, что делать. Несколько раз посылали гонца Ан­вара к Антону, он возвращался, го­ворил, что Антон дома, но не откры­вает. Так прошло двое суток, пока не позвонили в дверь Шахрину.

«Входит человек, полу бык та­кой, явно связанный с бандитами, и говорит: «Вы что, козлы, творите?» -рассказывает Бегунов. - Был жест­кий разговор, и мы поняли, что нас плющить будут, если не поедем».

Урай - насыпной город на пес­ке, туда самолетом завезли аппаратуру, приехали люди с буровых, ру­ководство, пафосное мероприятие, которое из-за чайфов оказалось на грани срыва. И людей послали на самолете в Свердловск, чтобы они, во что бы то ни стало, притащили группу. «Чайф» погрузили в само­лет, там они стали думать: что же делать?.. «Решили с Вовкой: ника­ких соляков, две гитары с драйвом втыкаем, я - по низким, ты - повы­ше, играем без баса, - говорит Ша­хрин. - Барабаны в середину вы­двинули, вдвоем встали по боками и с дикой злобой лупили с мыслью: пусть побьют, но мы вышли»..:

«Более дебильного и странно­го выступления я не припомню, - это уже Бегунов, - мы как на паро­воз бросились, все мыслимые и не­мыслимые педали врубили, создали шум; в общем, выкрутились». Са­мое странное, что публика аплоди­ровала и даже танцевала... В фина­ле подошел Женя Горенбург, кото­рый играл в том же мероприятии со своей группой «Топ», и сказал: «Слушайте, это настолько необыч­но!.. Мне понравилось».

Шахрин: «И нам сказали эти люди уголовной наружности, что два несостоявшихся концерта они нам прощают. Объяснились, и с на­ми уже довольно мило разговарива­ли, единственное, что по тем време­нам нам предлагали сумасшедшие деньги, по две тысячи за концерт, и мы их не заработали. Естественно, Антона по приезде видеть не хоте­ли. Но и он нас видеть не хотел».

Пополнение рядов

«Мы звучали в Урае необычно,

но шутка была одноразовая»...

В. Шахрин

По дороге обратно разговорились с Володей Приваловым, свердловча­нином, который в Урае оказался по делам мелкого бизнеса. Оказалось, он басист, и не прочь поиграть в «Чайфе»... «А у Володьки свой ин­струмент, что в то время было нема­ловажно, - Шахрин, - и мы предло­жили попробовать. Он пришел, все­гда с улыбкой, про деньги вопросы не задавал, что приятно... Одна бе­да, он не мог придумать басовые партии. Предыдущие песни он с Нифантьева снял, на новые песни при­думывать партии пришлось нам с Бегуновым. Может, поэтому в аль­боме «Давай вернемся» они слуша­ются необычно - это вышло не из головы басиста».

Басист появился сходу по принципу «подвернулся - взяли». Парень, впрочем, хороший, с неко­торой внутренней монстрозностью, благодаря которой быстро приобрел кличку «Арнольд». Ну и выпить лю­бил, это как повелось... Хотя в боль­шей мере дело дальнейшей алкого­лизации «Чайфа» легло на плечи не Арнольда, а Володи Желтовских - еще одно приобретение лета 90-го. По поводу Володи - кличка «Малой» - Шахрин до сих пор испытывает не­кий комплекс вины, считает, что в «Чайфе» Желтовских споили. Бегу­нов не согласен: «Споили мы Мало­го? Споишь его... Он нас споить мог». Малому на момент прихода в «Чайф» было семнадцать лет, он был альтист.

«В это время единственным человеком в городе, кто действи­тельно работал с молодежью, - рассказывает Шахрин, - был старик Б.У.Кашкин (художник-примити­вист, также известный как К.А.Кашкин). Он собирал самых отпетых, давал им какие-то дудки, балалай­ки, они в них дудели, играли, и это было весело. И появилось такое ме­сто, бывшее здание Станции воль­ных почт на Ленина. Оно было за­брошено, хотя за несколько меся­цев до того в этом здании жил Нифантьев. Там собиралась моло­дежь, я несколько раз попадал в эту компанию и видел мальчонку, кото­рый играл на альте».

В мае 90-го Шахрина пригла­сили поучаствовать в Первом фес­тивале акустической музыки. При­гласили одного, организаторы поче­му-то побоялись, что группа осталь­ных участников фестиваля своей значительностью задавит. Ну и де­нег заплатить не могли. И пришла Володе мысль пригласить мальчиш­ку с альтом, который играл в Стан­ции вольных почт, Володю Желто­вских. Он учился в школе при кон­серватории, пацан семнадцати лет, но очень раскованный скрипач, который всюду таскал альт, и его не надо было упрашивать, в любой мо­мент доставал и играл.

«.Мне понравилось, как мы с ним отыграли, мне всегда нрави­лось звучание альта, звучание вио­лончели и не нравилось звучание скрипки. И показалось, что этот ин­струмент может лечь на нашу музы­ку. Я понимал, что Привалов - ба­сист послабее Антона, от замены мы получали минус, который надо было чем-то компенсировать, неким музыкальным наполнением. И я предложил Бегунову взять Желто­вских. Он скептично к идее отнесся, но отыграли первую репетицию, Во­вка сказал: «Меня не тошнит, если тебе хочется, путь будет».

И еще одного участника нель­зя не помянуть - звукооператора Алексея Жданова. Привел его еще Нифантьев, ему и слово: «Леха Жданов - уникальная личность, слов нет. Он в свое время при аппа­рате грузчиком был. Когда с Густовым возникли проблемы, я познако­мился со Ждановым. И я его прита­щил. А Леха, человек весьма хит­рый, когда понял, что я его хочу при­влечь, сразу за это схватился. Было такое кафе «Восточное», там соби­рались рокеры, бухали пиво. Туда мы ходили вдвоем, а с деньгами проблемы, и он быстренько обегал пустые столы, собирал пустые бу­тылки, шел их сдавал и покупал мне пиво. После этого я сказал: «Леха, ты будешь звукооператором в «Чай­фе». Я его научил азам звука, и по­том его называли лучшим звукоопе­ратором в стране, он на концертах делал очень хороший звук. Но года три вплоть до мордобоя его воспитывали, у него с крышей был пол­ный улет. Он алкоголик... Все звуко­операторы в «Чайфе» были монст­ры» (Нифантьев).

Конец лета - 90

(свидетельство очевидца)

Ближе к осени произошло событие, возможно, не слишком заметное, но в некотором роде знаковое: «Чайф» потрудился разогревающей коман­дой у «Бригады С». Событие, очень точно отражающее положение дел. Чайф, записавший несколько аль­бомов, на родине, в Свердловске, имевший статус почти звездный, объездивший половину страны, из­вестен был стране слабо. И перед туром по Казахстану «Бригада С» решала, кого брать на разогрев.

Дальше рассказывает Дима Гройсман, в то время директор «Бри­гады»: «Мне несколько раз предлага­ли «Чайф» в качестве разогреваю­щей команды, а Гарик очень серьезно относился к тому, с кем играть. Я груп­пу «Чайф» не знал и у него спросил, не против ли он, чтобы играл «Чайф».

Звукооператор Жданов за работой, а к нему прокрался некто Дмитрий Гройс­ман, он и делает фотографу «ручкой».

Гарик согласился. Концерты были в Казахстане, мы едем на рынок, сели в автобус, нас спрашивают, не возра­жаем ли мы, если с нами чайфы по­едут, они тоже хотят на рынок. Мы не возражали, они вошли, встреча полу­чилась открытой, потому что все дав­но хотели с ними познакомиться».

«Оказалось, прикольные паца­ны, легко с ними разговаривать, хо­рошие рожи, не спившиеся, не об­рюзгшие... Какие-то они светлые были. А вечером концерт, я вышел посмотреть и услышал: «Поплачь о нем» и «Не спеши». И я понял: вот они, хиты-то! Почему их никто не знает?.. Они были известны среди музыкантов, среди специалистов, критиков каких-то, а народу - не очень. Мы стоили пять или шесть тысяч рублей, они - восемьсот, большая разница».

«Но мы познакомились, и с этого момента началась дружба двух групп, «Бригады С» и «Чай-фа». И если нужен был кто-то на ра­зогрев, я предлагал: «Давайте чайфов возьмем». Коллектив малень­кий, стоили они мало. Но дело не в этом, мне были приятны эти люди, я с ними дружил, насколько тогда можно было дружить»...

В середине тура по Казахстану пришло известие о гибели Цоя.

«Давай вернемся»

«А время в стране было самое мутное,

на грани бунта, а бунт весь в Кремле.

Мне кажется, альбом очень

точно отражает 91-й год»

В. Шахрин

Альбом «Давай вернемся» записан благодаря Андрею Бурлаке, но с по­следствиями, прямо противополож­ными предыдущему. Бурлака сооб­щил, что «Мелодия» открывает в Питере свою студию, оборудование не до конца готово, но писать мож­но. Решили ехать в Питер, собра­лись в сентябре 90-го. Записывал Андрей Муратов, Мурзик, клавишник «ДДТ», опять питерские музы­канты помогали инструментами. Писались в лютеранской церкви, от­сюда некоторый пафос звучания, особенно голосов.

Новаций в альбоме было мно­го. Магнитофон - 24 дорожки - «совсем как у взрослых», от магни­тофона легкий звукозаписывательный угар: «писали «Псов с город­ских окраин», начали 24 дорожки осваивать и забыли записать гитар­ную партию» (Шахрин).

В песне «С войны» Малой на­писал пять партий, выжал из альта симфонизм, которому чайфы страшно радовались. «Сбросили» песню на кассету, подсунули одной питерской знакомой послушать. Шахрин: «Она дослушала и гово­рит: «Классно!». Мы: «И как тебе скрипки?». Она: «Какие скрип­ки?»... А там, кроме скрипок, ниче­го нет! Вроде ледяной воды на го­лову. Там гитара и пять альтов!.. С тех пор я четко понимаю, что все наши мелочи - это для узкого кру­га, на публику они если и действу­ют, то, может быть, на подсознательном уровне. Да и то вряд ли».

За эту песню Шахрина много хвалили в газетах. За «обраще­ние к военной тематике», хотя песня про музыканта, про Славу Задерия. «Мы сидели в квартире на Петроградке, самый загадочный район, - рассказывает Шах­рин, - пришел Задерий, после рюмки говорит: «Да, конечно, «бойцы рок-н-ролла»... Я приехал с гастролей, а меня дома не ждут, сказали, чтобы я шел...». Песня про мужчину, который занят сво­им делом, а когда хочет вернуться в нормальный мир «на побывку», ему говорят, что силы ждать кон­чились. В ней до сих пор двор пи­терский слышен».

Писали «Открытие», зашел в студию Саша Ляпин, ему: «Сыгра­ешь нам соло?». Он взял гитару, да­же не настраивал: «Махните, когда играть». Ему махнули, заиграл. «И видно было, что там, где гитара не строила, он просто «подтягивал», и все. Виртуоз!» (Шахрин). Второй раз махнули, он играть перестал, записано.

Здесь появилась, наконец, «Ой-йо».

Писали долго, долго жили в Питере, закончили, но повторить ви­ниловый триумф «Ну беды» не вы­шло - мастер остался в Питере, чайфы только переписали себе не­сколько кассет. Запись принадле­жала фирме «Мелодия», фирма «Мелодия» распалась, стало непо­нятно, кому что принадлежит, кто что выпускает, все стало непонятно. Альбом два года пролежал на пол­ке, и только в 92-м фирма «Фили» выкупила альбом у «Мелодии» и выпустила.

А пока кончался девяностый, ребята ждали выхода пластинки, ее не было, время уходило в ожида­нии... И под Новый год появился че­ловек по фамилии Огнев, предло­жил тур по Дальнему Востоку, 25

концертов в 15 городах. «Деньги не­большие, но концертов много, да и просто интересно,» - Шахрин. Это было интересно...

Дальний Восток - 2

(криминальное турне)

«С Дальнего Востока мы вернулись,

хотя, по идее, не должны были».

В. Бегунов

Прошлая поездка во Владик запом­нилась прекрасно, и ожидать, что нынешняя превзойдет ее во всех от­ношениях, было трудно. Превзошла.

Памятуя трудности прошлого перелета, постановили: «Каждому подготовиться!» - в результате каж­дый взял по бутылке водки. На по­садке в Новосибирске их в самолет запустили-таки, на второй посадке стюардессы поняли, что если чайфов выпустить, обратно их никто не пустит. На подлете к Владику кончи­лась последняя бутылка, но все бо­дры, и их долго уговаривали выйти. Чайфы говорили, что доиграют пар­тию в карты и тут же выйдут.

Поселились в сюрреалистичес­кой гостинице «Якорь», с улицы будка чуть больше сортира, и все. Захо­дишь, а лестница идет вниз, ибо са­ма гостиница пристроена к скале. То есть заходишь на крышу, а чтобы выйти, нужно на лифте подниматься вверх, а не вниз. Понять это было трудно, парни путались, схемы рисо­вали, чтобы из гостиницы выбрать­ся. Но и человеческий фактор в той гостинице был странен.

Бегунов: «А в гостинице, как скоро выясняется, происходит все­российский бандитский сходняк... Я еще удивился: почему у гостей лица странные?.. И в ресторане стран­ные сидят... А нам сообщают, что здесь делят регионы. Нас спасло, что девушка, которая помогала ад­министратору, была вхожа в какие-то круги, и нас просто отмазали. Но ряд моментов был очень неприят­ных. В номер вваливаются люди, начинают ломать, как лохов».

Шесть концертов во Владивос­токе, залы не то чтобы полные, но уверенные, потом начался сам тур, и чайфы поняли, что тура нет, есть города, в которые позвонили и со­общили, что «Чайф», наверное,

приедет. Транспорта нет, ехали рей­совыми автобусами в Партизанск, в Артемьевск... «Играли в таких горо­дах, названия которых я сейчас и вспомнить не смогу», - Бегунов. Ян­варь на Дальнем Востоке, холод­ный, пыльный, бесснежный... Гости­ницы без отопления. Боролись за то, у кого вечером собраться - при­дут люди, накурят, надышат, обо­греют помещение...

Играли у военных, вместо звонков первые такты гимна Совет­ского Союза, зав. сценой бывший полковник, заходил в гримерку стро­евым шагом и объявлял: «Товарищи артисты, второй звонок - готовность номер один! Товарищи артисты, тре­тий звонок, прошу на выход!»... В по­ловине городов концертов не было, администраторов огромное количе­ство, никто не знает, что он дела­ет... «Веселые парни, с которыми весело выпивать, но работать они ни хрена не умели» (Бегунов).

А год 91-й, пик талонной сис­темы, без прописки ни поесть, ни выпить, а еще случилась Павловская реформа... «Не скажу, что мы сильно заработали, но денег на кар­мане было изрядно, - рассказывает Бегунов. - И въезжаем часов в пять утра в очередной город, видим скопление людей у сберкасс. Мы ду­маем: больные какие-то... Оказа­лось, отменили полтинники, а у нас в карманах одни полтинники!.. А их просто так не обменяешь, нужно объяснить, откуда взял... Техники, которые с аппаратом ездили, собра­ли все полтинники и вечером в рес­торане развели китайских бизнес­менов, купили у них кожаные курт­ки, пуховики и расплатились исклю­чительно полтинниками. А товар, когда попали в Комсомольск-на-Амуре, они пристроили»...

Конечный пункт - Хабаровск, там Шахрин с организаторами чуть ни подрался. Приехали - по городу ни одной афиши. Слава Богу, афи­ши с собой были, и ребята, понукае­мые Володей, устряпали чайфовски-ми плакатами три хабаровские ули­цы через каждые двадцать метров...

«Но самое смешное - обещан­ных денег мы так и не получили!» - Шахрин.

Бертолуччи

(«Четвертый стул»)

«А время было, когда кино

мог снять даже я».

В. Бегунов

Время - январь 91-го. И возник мо­лодой человек с книжкой под мыш­кой - «Бертолуччи о Бертолуччи». На следующий день книжка называ­лась «Феллини о Феллини», но кличка прилипла «Бертолуччи». А фамилия ему была Кылосов. «Он объявился режиссером Пермской киностудии, и я только много позже узнал, что такой не существует. Я живого кинематографиста тогда в глаза не видел и подумал: «Может, так они и выглядят?..» (Шахрин). Бертолуччи принес сценарий, авто­рами которого значились Бертолуч­чи (который Кылосов), Тонино Гуэрра (который настоящий) и еще ка­кая-то Люсиль Лаке. Шахрин недо­статочно разбирался в иерархии столпов итальянского неореализма, равно как и в международном ав­торском праве, и дал убедить себя в том, что Бертолуччи лично знаком с Гуэрра, что тот дал добро на съемки фильма, который потянет, как мини­мум, на «Оскара», только музыка нужна. А Пермская киностудия (ко­торой нет) оплачивает музыку, текс­ты, запись, все... «Я говорю: «Хоро­шо, я подумаю», - рассказывает Шахрин. - Через некоторое время он появляется снова. Я понимаю, если пришел псих, наговорил всего и ушел, но он появлялся регулярно и регулярно с новой книжкой!»...

А сценарий Шахрину понра­вился. «Вовка прибежал, говорит, приехал человек, привез обалденный сценарий, от которого он про­сто заторчал. Произведение-то чу­десное» (Бегунов). Называлось оно «Четвертый стул». Одним словом, Шахрин влез в историю по уши. За­писал несколько песен под гитару, Бертолуччи их одобрил, весной се­ли писать альбом на студии Новико­ва Александра Васильевича.

«Я понимал, что для фильма должно быть какое-то другое звуча­ние, не просто рок-н-ролл. Работа­ли в чистой акустике, если и были электрические гитары, то чистым звуком, барабаны щеточками... В нескольких песнях скрипки и вио­лончель, играли Малой, Оля Хоменко и некто Юфа. Первый опыт со струнным ансамблем. Оказалось, они играют гораздо фальшивее нас, неритмично, без нот вообще ничего не могут. Леха Могилевский на саксофоне; и вообще был очень нежный, нетипичный для нас звук» (Шахрин). Писал Алексей «Палыч» Хоменко, он же сыграл на рояле в «Что такое зима». И забыл, что иг­рал. Потом как-то услышал, спра­шивает: «А кто это у вас на рояле играет?» Ему говорят: «Ты». То-то Хоменко удивился...

«Всему свое время» была на­писана для Насти Полевой, Вова хо­тел подарить Егору и Насте песню, написал, дал послушать - ничего. Тогда записали фонограмму, Шах­рин пригласил Настю в студию, уго­ворил. «Там очень низкая для нее тональность, и некоторые ноты На­стя спеть просто не могла, - расска­зывает Володя, - она их выговари­вала, и они не выпадали из общего тона. В конце я решил дописать та­кой телефонный диалог, тут же на­бросал на бумажке, Егор посмотрел - заржал... Мы все-таки его нагово­рили, и потом я видел, как люди слушали запись, пытаясь понять, что же там говорится. Мы убеди­тельно это сделали. По крайней ме­ре, после этой записи я понял, что моя супруга стала испытывать неко­торое чувство ревности... Хорошо сыграли диалог, если жена повери­ла... У Насти судьба такая, многие жены из рок-н-ролла екатеринбург­ского считают, что у их мужей что-то с Настей было, хотя вид у Насти абсолютно невинный. При том, что ни­чего не было...».

«Четвертый стул» - едва ли ни самый стилистически цельный аль­бом «Чайфа» и один из немногих ритм-н-блюзовых альбомов за всю историю русской рок-музыки. Каж­дый альбом давал «Чайфу» в сред­нем по четыре вещи, которые оста­вались в репертуаре надолго, из «Четвертого стула» вышло целых шесть. «Ковбои» (это «Объект на­смешек» себя ковбоями называли), «Я был солдатом» (очень старая, на­писана на стройке еще году в 83-м), «Мой блюз», «Всему свое время». «Шесть вещей мы играем постоян­но, хотя, как ни странно, это самый непродаваемый альбом группы. Ни одного клипа, продается хуже всех, и в нем больше всего хитов»...