Механистическая картина мира

Картина мира, получившая в классической науке название механистической (механической), сформировалась в XVII в. и господствовала в течение примерно двух столетий, вплоть до конца XIX в. На ее развитие и конкретное оформление особое влияние оказала типичная производственная практика той эпохи с присущими именно ей особыми орудиями труда, технологи­ческими процессами, функциями работников и создаваемыми

продуктами.

Научные, философские и художественные тексты в это вре­мя изобилуют упоминаниями о часах, мельницах, деталях ис­кусственных устройств (пружинах, трубках и т.п.), о машине вообще. Часы, например, до такой степени стали символом культуры того времени, что французский философ и социо­лог Ж.-Ж. Руссо (1712-1778) отказался носить их в знак про­теста против столь несовершенной цивилизации. Образ ма­шины, механизма с типичными функциями прочно стал ба­зовым для понимания всех природных проявлений. Некоторые ученые той эпохи рассматривали животных и даже человека как живую биомашину (Р. Декарт (1596-1650), Ж. Ламетри (1709-1751). Вообще, человек в такой общей картине мира предстает скорее как результат, но не как исходное начало. Он включен в картину мира как некий абстрактный, усред­ненный, стереотипизированный субъект, наблюдающий за объективным ходом событий и процессов и никак не влияю­щий на них. И хотя некоторые авторы той поры, например, Декарт, оговаривают возможность и необходимость иного, более углубленного подхода к человеку, доминирует все-таки сформулированный выше абстрактный подход.

Не менее важную роль в формировании практических об­разов играли господствующие технологические процессы и общие принципы проектирования техники: сборка изделий из простых частей (трубок, колес, пружин и т.п.), механичес­кая обработка деталей, использование естественных материа­лов или простых сплавов.

Итак, все это, вместе взятое, и создавало предпосылки понимания мира как механического целого, а всей Вселен­ной — как собранного из простых отдельных совместимых де­талей механизма. Конкретный наглядный образ такого миро­устройства — часы типа ходиков, однажды запущенные не­кой силой в движение и затем функционирующие по заведенному порядку. Самой сложной при этом оставалось проблема источника толчка — кто же (или что же) запустил в ход эти огромные Вселенские часы? Ответ был вполне логи­чен для той эпохи, когда большинство ученых верили в Бога, — запустил Вселенский механизм в ход, вдохнул в них жизнь Господь Бог, Творец, устранившийся далее от дел и как бы наблюдающий со стороны за происходящим (теория деизма).

И, по-сути, исключением стал смелый ответ французско­го математика и астронома П. Лапласа на прямой вопрос им­ператора Франции Наполеона, почему он, Лаплас, в своих научных построениях обошелся без идеи Бога. «Я не нуждал­ся в этой гипотезе, сир», — был ответ знаменитого ученого.

Как видим, в своей основе механистическая картина мира была логичным следствием практики той эпохи, периода ме­ханизации физического труда, становления машинного фабрично-заводского производства. И как в производстве про­стые динамические системы с простыми технологическими связями функционировали по ясным, хорошо прогнозируе­мым законам, так и природа представлялась людям совокуп­ностью обособленных четко разделенных и очерченных тел, вступающих в элементарные связи и подчиненных однозначным и простым закономерностям. Поскольку в практику того времени были вовлечены преимущественно внешние слои природного мира, наука еще не могла глубоко проникнуть в сокровенную, невидимую невооруженным глазом сущность вещей и процессов и радикально изменить типичное видение природы. Поэтому первоначально картина мира формирова­лась преимущественно за счет образов, заимствованных из производственно-технической деятельности, и лишь позднее она начинает усложняться посредством привнесения экспе­риментально-измерительных процедур и более сложных абст­ракций.

Механистическая картина мира, в результате, явно несет печать определенного стиля научного мышления, тяготевше­го к формальной логике, метафизическому методу, натурализму. Из всех наук у такой картины мира наиболее тесные связи были с механикой в ее новой ньютоновской форме, интегрировавшей прикладное техническое знание и некоторые опорные естественнонаучные представления. В целом же, не будет преувеличением отметить, что механическая кар­тина мира есть рационализированный образ буржуазных про­изводственных отношений на начальном этапе механизации труда, приведших к появлению ущербного, одномерного чело­века — работника, функционирующего в качестве рядового тех­нологического звена производственного процесса. Стихия ме­ханических стереотипных операций —простая структура дей­ствий человека по отношению к природе — предопределила само видение природы и человека как части природы.

Такая общая картина мира и отпочковавшиеся от нее час­тные картины его позволяли сделать вывод о том, что с на­коплением конкретных материалов, относящихся к разным естественнонаучным дисциплинам, в относительно обозри­мое время вполне возможно приближение к некой завершен­ной, исчерпывающей характеристике мира в целом и царя­щих в нем законов. Однако, как показала дальнейшая исто­рия науки, этот вывод оказался несостоятельным.

8. Предпосылки научной революциив естествознании на рубежеXIX—XX вв.

Наука никогда не стоит на месте, постоянно включая в зону анализа новые факты и явления. Стараясь быть доста­точно строгой и основательной, наука не может пройти мимо случаев, не получивших приемлемого истолкования с пози­ции принятых в ней законов и стандартов. Особенно часто это проявляется при выходе научных исследований на новые объекты, тем более принципиально новые, какими стали для науки на рубеже XIX—XX вв. объекты микро- (т.е малые и бесконечно малые) и мегамира (т.е. большие и бесконечно большие объекты космического уровня). Осмысление объек­тов такого рода потребовало от науки изменений схем позна­вательной деятельности, норм и идеалов, понимания опор­ных категорий — иными словами, потребовало настоящей научной революции.

Толчком к новым подходам к естественной науке стали ра­боты С. Карно (1796-1832), Р. Клаузиуса (1822-1888) и дру­гих ученых в области термодинамики, показавшие всевозрастающую роль в этой дисциплине случайностей, неопределен­ности, необратимости процессов. Тем самым было существенно поколеблено принципиальное положение классического естествознания о безусловном доминировании в мире гармонии над хаосом, закона над случайностью, определенности над нео­пределенностью. А одним из частных выводов новой термоди­намики был удивительный и пугающий вывод о неизбежности тепловой смерти Вселенной. Спокойный и такой предсказуе­мый мир земной и небесный, каким он выглядел в канонах классического естествознания, вдруг предстал парадоксальным и непредсказуемым, нарушающим привычные и, казалось бы, «на века» установленные законы развития природы

К концу XIX в. было существенно поколеблено также и положение классического естествознания о тождестве материи и вещества. Физики в это время считали, что в мире суще­ствуют не только вещественные объекты в твердом, жидком и газообразном состоянии, но и электричество, и эфир (не­весомая и непрерывная среда, передающая электрическое и магнитное взаимодействие). В то же время сохранялось убеж­дение, что все процессы в природе можно, так или иначе све­сти к механическому взаимодействию мельчайших частиц — атомов, частиц эфира и т.п. Однако уже к концу XIX в. ги­потезу механического эфира пришлось отбросить, и ее место заняло представление об электромагнитном поле, колебания которого порождают столь различные явления, как видимый свет, радиоволны, рентгеновское излучение.

Предметное изучение проблем электромагнетизма в рабо­тах английских физиков М. Фарадея (1791 — 1876) и Дж. Макс­велла (1831 — 1879) в конечном счете, привело авторов к изме­нению представлений о прерывности и непрерывности мате­рии, подорвало основы классических понятий абсолютного пространства и абсолютного времени. Например, выдающий­ся ученый, физик-теоретик А. Эйнштейн (1879—1955) рас­смотрел этот вопрос уже в 1905 г. в своей частной теории относительности.

Особенно много споров развернулось вокруг феномена «ис­чезновения материи». Обнаружение в опытах эффекта «раз­деления атомов» на более мелкие части, открытие электро­на, превращаемости атомов и радиоактивного распада четко поставило под сомнение классическую идею о дискретном (прерывном) существовании материальных объектов в неиз­менном пространстве. Скажем, радиоактивный распад ато­мов был истолкован в те годы рядом авторов как превраще­ние материи в энергию, т.е. по сути ее прямое «исчезнове­ние». В этом же духе был истолкован феномен исчезновения массы электрона в зависимости от энергии поля. Ведь в клас­сической механике Ньютона считалось, что масса и объем материальных тел неизменны и изначально заданы. Исчез­новение же массы электрона в зависимости от преобразова­ний структуры поля и скорости движения представало как нон­сенс, как существенный подрыв ранее незыблемых представ­лений о мире.

Некоторые ученые-физики, например австриец Э. Мах (1838—1916), предполагали, что сама материя — это не некая объективная реальность, а абстрактная идеальная структура. В этих условиях многие исследователи фактически стали отхо­дить от материалистического, традиционного для классичес­кого естествознания, понимания мира, склоняясь к идеалистическим схемам. Фактически сложилась кризисная мировоз­зренческая ситуация, требовавшая глубокого общенаучного и философского осмысления.

Не случайно именно в те годы (1909 г.) появилась концеп­туальная философская работа В.И. Ленина (1870—1924) «Ма­териализм и эмпириокритицизм», в которой он рассмотрел глубокий кризис в физике и высказал ряд важных идей по его преодолению. В частности, он показал, что исчезла не ма­терия, а наши устаревшие представления о ней как дискрет­но существующих в пространстве вещественных объектах с не­изменными характеристиками.

По мнению В.И Ленина, представления о материи не сле­дует жестко увязывать с какими-то конкретными формами ее проявления. В этом смысле электрон, известная в то время наиболее мельчайшая и неделимая частица, так же неисчер­паем, как и атом, оказавшийся сложным и делимым образо­ванием. Понимать материю, следовательно, стоит именно диалектически, как некую объективную реальность, данную людям в ощущениях и существующую независимо от людей. Этот вывод В.И. Ленина, сформировавшийся под влиянием марксизма, стал опорным для создания новой модели есте­ственной науки.

Существенным трансформациям подверглось и понимание таких опорных категорий-понятий, которые показывают ре­альное бытие материи как пространство, время, взаимодействие. Эйнштейновское понятие «пространственно-времен­ного континуума», в котором реально существуют материаль­ные объекты, исходило из того факта, что, во-первых, и пространство и время предстают сложными, изменчивыми ве­личинами (искривление пространства, изменение хода вре­мени и т.п.), а во-вторых, они выступают тесно связанными друг с другом, взаимоопределяющими. Гораздо более слож­ным стало представлять и материальное взаимодействие, уже не как исключительно гравитационное, но и электромагнит­ное. Итак, материальная основа мира представала в новой формирующейся модели науки сложной, изменчивой, пара­доксальной, во многом непредсказуемой.