Структура группировок и половое поведение
Патриархальная (с властью отца) структура семьи у человека не удивительна - это свойство приматов. Матриархат первобытных людей был придуман кабинетной наукой XIX века, в действительности его никогда не могло быть. Если социальные процессы в цивилизованных обществах - от Древнего Рима до наших дней - приводили к освобождению женщин от мужчин, то это всегда сопровождалось снижением стабильности семьи. Столь простую идею брака при полном равенстве полов, гуманную и разумную, нам оказывается неожиданно трудно осуществлять на практике именно потому, что ради нее приходится постоянно подавлять древние инстинкты.
Очень часто в период брачных отношений у животных происходит перестановка (инверсия) доминирования. На какой-то период (обычно незадолго до спаривания) самец переходит в подчиненное положение и всячески демонстрирует самке, что он не страшен и послушен. Биологическая цель этого широко распространенного приема уже известна - не испугать самку, избежать ее агрессии.
Если это вид, в котором самец не участвует в заботе о потомстве, то после спаривания восстанавливаются прежние взаимоотношения партнеров. Но если самцу предопределено природой много заботиться о потомстве, то инверсия сохраняется на весь период выхаживания детенышей. У некоторых видов приматов инверсия доминирования наблюдается, но только на период спаривания. У других видов приматов, в том числе у человекообразных обезьян, инверсии нет вообще. В этом отношении человек не похож на человекообразных, у него в неяркой форме проявляется инверсия, она входит в «токование». Всем известно, как нравятся женщинам все эти мольбы, изъявления покорности, стояния на коленях, ношение на руках, обещание достать звезды с неба, и как всегда, влюбленные клянут «подлых обманщиков», когда инверсия кончается.
Сильное доминирование самцов у приматов имеет то следствие, что давление отбора сильнее перестраивает самок, чем самцов, ибо последние устойчивы к давлению. Фактически у приматов нет другого способа заставить самцов заботиться о самке и ее потомстве, кроме как удлинить период инверсии доминирования. Удлинить его проще всего, растянув время, в течение которого самка способна спариваться и, следовательно, привлекать самца.
Почти все взрослые животные обычно избегают тесных контактов с другими взрослыми животными, сохраняют некоторую дистанцию, нарушение которой неприятно, вызывает страх и приступ агрессивности. Токуя, самец изображает то приближение, то удаление, то демонстрирует все свои украшения, то прячет их, то принимает позу угрозы, то подчинения. Самка моментально узнает эти позы и отвечает на них своими. Это сверка инстинктивных программ и есть поведение по принципу «ключ – замок».
Реализация сходных программ у человека проявляется в заигрывании, особенно заметном у не очень воспитанного подростка: он как бы нападает на нее - она как бы пугается, но не очень, он пытается прикоснуться к ней - она изображает удар, но не сильный, она бросается бежать (но не во всю прыть) - он догоняет и т.д. Быстрая смена настроений, чередование «да», которые то «да», то «нет», с «нет», которые то «нет», то «да», - образуют те «сладкие муки», которые особенно сильны в первой влюбленности. Эта буря эмоций у нас и животных сходна в своей основе.
Если половое поведение осуществлено благополучно, то оно завершается спариванием, цель которого - оплодотворение. На этом у огромного большинства видов «вся любовь» кончается. Самец утрачивает интерес к самке, оплодотворенная самка не только теряет интерес к самцу, но и под влиянием гормонов, изменяющих мотивацию поведения, реагирует на ухаживания очень агрессивно. Самки пауков или богомолов даже пытаются ставшего ненужным самца убить и съесть. Все предельно рационально и просто. Но, как выясняется, у ряда видов спаривание служит и иным целям, иногда довольно загадочным.
Быстрое спаривание – загадка. Например, самец и самка полевого воробья образуют устойчивую пару. К моменту спаривания они летят в группу воробьев и спариваются среди них. Сразу после этого самка принимает позу приглашения к спариванию еще несколько раз, и с ней спариваются другие самцы. После этого пара дружно летит домой.
В собачьих свадьбах можно наблюдать как сука после нескольких дней токования в стае с выбранным кобелем, сначала подставляется ему, а затем, без всяких ритуалов, другим, только что отвергавшимся кобелям. Чайки в гнездовой колонии образуют пары после долгого токования, но после того, как оно произошло, самка, сидя в гнезде, допускает спариваться чужих самцов моментально, без всякого предварительного ухаживания.
Это быстрое спаривание пока не получило никакого объяснения. Оно совершенно лишает и самца, и самку возможности знать, кто отец их потомства. Самец полевого воробья не препятствует быстрому спариванию, самец чайки пытается вмешаться, но не успевает. При этом самцы обоих видов прекрасно продолжают заботиться о своей «неверной» самке.
Быстрое спаривание есть и у приматов, в том числе и у тех видов, у которых самец убивает детеныша, если подозревает, что тот родился не от него. Люди то ли унаследовали от приматов, то ли выработали сами подобное небезразличие мужчины к происхождению ребенка. В цивилизованном Риме ритуал признания ребенка отцом был еще так силен, что если отец не возьмет малыша публично на руки в знак признания, то младенца могли отнести на Тарнейскую скалу.
Этнографы давно знают, что быстрое спаривание есть и у людей. У многих народов описаны древние языческие праздники (например, лиго у прибалтов; Ивана Купалы у славян), на время которых супружеские связи как бы отменяются, мужчины гоняются по лесу за женщинами, и какая кому попалась, та тому и досталась. Этнографы считают эти праздники данью групповому браку предков. Но так или иначе, цель быстрого спаривания не ясна ни у животных, ни у человека.
Более понятно, почему у многих заботящихся о потомстве видов существует поощрительное спаривание, избыточное по сравнению с необходимым для оплодотворения. Самки хищных птиц, как только образовалась пара, перестают охотиться, и самец полностью обеспечивает пищей и ее, и потомство. Самка крупнее самца, всегда над ним доминирует, и поэтому имеет возможность на нем паразитировать. Если самец приносит добычу, самка с ним спаривается. Чем больше принесет, тем больше получит возможность спариваться; ничего не принесет - ничего не получит. Самка спаривается не по своей потребности, как у других видов: она умеет сдерживать свои потребности, создавая этим для самца дефицит спариваний и используя их как поощрение. Не удивительно, что эти самки сохраняют столь ценную для них способность спариваться и после того, как отложат яйца и начнется их насиживание.
Поощрительное спаривание существует и у многих приматов (но не у человекообразных), особенно у видов, сексуальная система которых - групповой брак. В таких группах доминирование самца направлено на подчинение по отношению к тем самкам, с которыми он спаривается. Самец их кормит, и поэтому самка заинтересована удерживать самца спариванием. Поощрительное спаривание есть и у людей. Всегда и повсюду существует проституция - не что иное, как спаривание женщины с безразличным для нее мужчиной за вознаграждение. Это спаривание – «взятка». К таким крайним формам способны немногие женщины, но в супружеской жизни поощрительное спаривание применяют, пусть неосознанно, многие.
Мужчины не способны к поощрительному спариванию, если женщина их не возбуждает. Не способны потому, что у них нет соответствующей генетической программы, а у женщин она есть, и может проявляться так сильно, что поощрительное спаривание может стать профессией, которую в шутку, но не без оснований, называют самой древней.
У всех животных самки способны к спариванию ограниченный период времени - либо только в момент овуляции, либо еще некоторое время после. Чем больше мы узнаем о других видах, тем яснее становится, насколько уникальна непрерывная способность женщины к половым контактам: даже во время беременности и кормления молоком, когда в организме совсем иная гормональная ситуация, иная мотивация, у других видов запирающая половое поведение; уникально и отсутствие внешних признаков овуляции. Чтобы у предков человека произошли столь глубокие изменения физиологии и поведения одного пола, должны были быть причины.
Ч. Дарвин в книге «Происхождение человека и половой отбор» придавал очень большое значение действию полового отбора. Позднее многие авторы в работах по человеку стали эту форму отбора игнорировать. В свете современных данных мы должны признать, что «старик был прав». Человек в ходе своей эволюции прошел через период усиленного полового отбора. Ради чего?
Не было известно вида, позволявшего рассмотреть на его примере путь, приводящий к гиперсексуальности. Лишь недавно такой вид был изучен. Это мартышки верветки, живущие в групповом браке. У самок верветок овуляция происходит синхронно друг с другом один раз в год (в этом отношении они типичные нечеловекообразные обезьяны), но это событие внешне никак не проявляется (как у женщин), и верветки способны спариваться, начиная за два месяца до овуляции и кончая второй половиной беременности (в этом отношении они опять-таки напоминают женщин, единственно, в чем отличаются - не могут спариваться, когда кормят молоком). За столь длинный период самки успевают спариться с 60% самцов в группе, и те, все как один, делятся с самкой пищей, так как все это время находятся в том подчиненном положении, которое чуть выше мы назвали инверсией доминирования. В этой системе чем гиперсексуальнее самка, тем дольше и от большего количества самцов имеет она пищу для себя и своих зародышей. Не зная сроков овуляции, все спаривавшиеся с ней самцы считают ее детенышей своими. Если один из отцов погиб или перешел в другую сексуальную группу, детеныш без отца не останется. Итак, с помощью гиперсексуальности и скрытой овуляции отбору удалось преодолеть у верветок столь типичный для приматов принцип полного доминирования самцов, растянуть время инверсии доминирования и обеспечить в результате надежную заботу о самке и ее детях. По мнению зоологов, все это возникло у верветок в связи с обитанием в открытом ландшафте, где самке трудно добывать полноценную пищу в избытке.
Верветки - не предки человека, их гиперсексуальность возникла параллельно с людской; в остальных отношениях их группы не похожи на человеческие. Этологи считают, что из современных обезьян по структуре стада на предков древнего человека наиболее походит социальная организация павиана. Они тоже не наши прямые предки, но как и человек, перешли к жизни в открытых и полных хищниками ландшафтах африканских саванн. Стадом в несколько десятков голов (взрослые и молодые самцы, самки и дети) командует на «коллегиальных» началах группа самых старших по возрасту самцов - иерархов (это геронтократия). Остальные самцы соподчинены по этажам иерархической пирамиды согласно своим возрастам. При прохождении опасной местности ядро стада защищено боевыми отрядами самцов - арьергардом, авангардом и двумя боковыми охранениями. На отдыхе стадо перестраивается в обороняемый лагерь. Павианы, как и люди, способны вступить в бой с хищником, например леопардом, и убить его, погибая сами. Но организация половой жизни у павианов мало чем напоминает человека.
Самки не входят в самцовую систему иерархии, их собственная иерархия выражена слабее, они полностью подавлены самцами, которые их не кормят. Всех способных к спариванию самок (а они совсем не гиперсексуальны) самцы-иерархи держат рядом с собой, под надзором, не позволяя спариваться с подчиненными самцами, сами спариваются, не проявляя инверсии, не ревнуя друг к другу.
В семейном отношении наши ближайшие родичи мало похожи на человека. Орангутаны живут на деревьях, самцы не дерутся из-за самок и не заботятся ни о них, ни о детенышах, которые к четырем годам уходят в отдельные группы полувзрослых - в банды.
Гориллы живут в лесу, на земле и деревьях, группами, с полным доминированием одного самца, но он позволяет подчиненным самцам спариваться с самками, т.е. у них нет ревности. Самки совершенно подавлены самцами, которые перед ними не токуют, ни их, ни детенышей не кормят. Маленьких детенышей самцы от себя отгоняют, а трехлетних и старше, оставивших матерей, подпускают к себе.
Шимпанзе живут в более открытом ландшафте и проводят на земле больше времени. Группы у них обширнее, а отношения теплее и разнообразнее. Самцы образуют не столь строгую иерархию, но самок не ревнуют, не токуют перед ними и не кормят. Самке заботиться о маленьком детеныше помогают сестры и старшие дочери.
Все человекообразные обезьяны спариваются редко, нерегулярно, они скорее гипосексуальны, чем гиперсексуальны. Все они не ревнивы, и самки у всех совершенно бесправны.Человекообразные в области сексуальных и брачных отношений явно ушли от общих с человеком предков своими особыми путями. Общее с человеком у них только наличие менструальных циклов, заменивших овуляцию раз в год, характерную для остальных приматов.
Но у гиббонов, отделившихся от общего ствола предков несколько раньше, чем человекообразные, отношения семейные. Семьи состоят из самцов, одной-двух самок и детей. Подросшие дети обоего пола изгоняются. В местах кормежки семьи объединяются в группы. Многие специалисты считают, что изначальная структура предков человека во времена древесного образа жизни напоминала структуру гиббонов.
Главный аргумент в пользу исходной моногамности - сохранение у человека инстинкта ревности, столь сильного, что не только мужчина, но и женщина способны даже убить. Этот инстинкт ослаблен или даже отсутствует у обезьян с групповыми формами сексуальных отношений. В пользу существовавшего некогда парного брака говорит и наличие у современных мужчин пусть слабой, но все же несомненной потребности заботиться о своей женщине и ее детях, чего начисто лишены человекообразные. Но если бы предки человека всегда так и оставались моногамами, то у них не возникло бы скрытой овуляции (в парном браке ее не от кого скрывать); не потребовалась бы инверсия доминирования перед спариванием, не существовало бы поощрительное спаривание и ни к чему была бы перманентная готовность к нему. Все это нужно при групповом браке по типу верветок. Поэтому этологи согласны с этнографами: на каком-то этапе эволюции предки человека свернули к групповому браку с заботой пра-мужчин о пра-женщинах, и на этом этапе пра-женщины претерпели серьезные эволюционные изменения.
Следуя ветви эволюционного древа приматов, которая привела к человеку, мы набрались программ, обслуживающих самые разные формы брачных отношений (рис.7), но парного брака предки человека не знали по-крайней мере 20 млн лет. Гиббоны живут в нестрогой моногамии; у орангутанов самец токует перед самкой, но не кормит ни ее, ни детенышей; у шимпанзе и горилл самцы коллективно владеют самками и ни их, ни детей не кормят. Формы брачных отношений показаны разными штриховками. Видно, что гоминоиды в высшей степени патриархатны, матриархат для них невозможен, и у человека его тоже никогда быть не могло.
Рис. 7. Эволюционное древо форм брачных отношений у приматов (формы брачных отношений показаны разными штриховками)
Пока отдаленные предки человека жили, подобно гиббонам, на деревьях, враги были им не очень страшны, и сочетание парных семей с групповым владением территорией соответствовало особенностям их среды обитания. Когда же они спустились на землю и начали осваивать открытые ландшафты, где много хищников, от которых некуда скрыться, их группы должны были сплотиться в оборонительную систему, как это по тем же причинам произошло у павианов (и в меньшей степени у остающихся под прикрытием деревьев шимпанзе и горилл). К тому же из-за перехода к питанию корневищами и семенами растений они утратили главное оборонительное оружие приматов - острые, выступающие клыки (такие клыки не позволяют челюстям делать боковые движения, нужные при перетирании твердых корневищ и семян).
Сохранение парных отношений полов в сплоченной, построенной на иерархии социальной группе, затруднено. Поэтому не удивительно, что и гориллы, и шимпанзе, и павианы перешли к «обобществлению» самок либо всеми самцами в группе, либо ее иерархами. Самцы при этом полностью подавили самок и не кормили ни их, ни их потомство, самки вполне справляются с этим сами, благо основная пища человекообразных - побеги и листья - имеется в достатке. Но предки человека пошли несколько другим путем - к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях.
Тому были причины. Специализация в направлении использования интеллекта как основы процветания вида сопровождалась неизбежным удлинением периода обучения - мало иметь большой мозг, его нужно еще заполнить знаниями, а делается это успешно только в период, пока в нем образуются новые структуры и связи, т.е. в детстве, до наступления половой зрелости. Поэтому детство у человека, по сравнению с млекопитающими сходных размеров, чрезвычайно растянулось. У всех приматов дети рождаются беспомощными, неспособными самостоятельно передвигаться, медленно растущими и долгое время висящими на матери, крайне ее обременяя. Такова стратегия даже самых примитивных приматов.
Более интеллектуальные человекообразные достигают самостоятельности не быстро - к 3-4 годам, а половозрелости лишь к 6-10 годам. Человек созревает в половом отношении еще медленнее - к 12-14 годам, а самостоятельным становится не раньше этого срока, а чаще и позже. И все эти годы ребенок человека менее самостоятелен, чем детеныш человекообразных. Он нуждается в заботе, опеке и обучении. Чтобы человеческий род продолжался, «среднестатистическая» мать должна вырастить до самостоятельного возраста больше двух детей, как минимум. Предполагают, что у первобытной женщины, как и у человекообразных, ребенок рождался раз в 3-4 года. Чтобы дождаться, когда второй и третий ребенок станут взрослыми, мать должна прожить после полового созревания 16-20 лет, а средняя продолжительность жизни первобытного человека была 25 лет - такая же, как у человекообразных. За эти годы и у матери, и у отца велик шанс погибнуть. Ясно, что парная семья в таких условиях становилась непригодной.
Частично проблема ранней смертности компенсируется тем, что у человека, как и у шимпанзе, матери заботиться о детях помогают ее сестры и старшие дочери. Девочкам присуща сильная инстинктивная потребность нянчить младших братьев и сестер (материнский инстинкт). Если их нет, девочки нянчат кукол, если кукол нет, они способны создать их сами. Но эта взаимопомощь на уровне одного пола не решает проблемы. Отягощенные большим количеством детей, матери могут добывать пищу только собирательством, в основном растительной пищи, что мы ясно видим на примере современных племен, живущих собирательством. Однако мозг человека во время своего развития нуждается в снабжении белками животного происхождения, в том числе и белками позвоночных животных. Без этого наступает так называемый алиментарный маразм, ребенок становится тупым, неспособным учиться. Животную же пищу могут догонять, ловить и убивать только не связанные детьми мужчины.
Сделать из самца отца - дело хитрое, поэтому у предков человека выживание зависело от того, удастся ли заставить самцов заботиться о самках. Эту простую для других видов задачу в данном случае отбору решить было трудно, так как мешало далеко зашедшее у высших приматов доминирование самцов над самками. Видимо, отбор решил задачу сходным с решением ее у верветок. Используя врожденную инверсию доминирования перед спариванием как исходный плацдарм, он начал усиливать и продлевать ее, делая самку перманентно привлекательной для самца, способной к поощрительному спариванию. Если самке удавалось удержать около себя самца, ее дети выживали, если нет - погибали.
Групповой брак - не лучший выход, но все же выход из тупика. Возросшая привлекательность самки могла бы укреплять моногамные отношения, но это не решало главной проблемы - недостаточной продолжительности жизни родителей и, кроме того, разрушало мужскую иерархию. Проблему решал переход к групповому браку. В этой системе детеныш не остается без отца, ибо многие, если не все самцы в группе, относятся к нему как к собственному. (Кстати, теория матриархата выросла из одного факта - у некоторых народов в древности детей называли не по отцу, а по матери; однако данный факт отражает неизбежную в групповом браке неопределенность отцовства, а совсем не «власть женщин», которая при первобытной жизни невозможна.)
Поскольку групповому браку предшествовал моногамный, постольку программы последнего сохранились и тоже влияли на поведение. Так что до идиллического бесконфликтного группового брака верветок человек, видимо, не доходил. Более вероятно, что в рамках группового брака пра-женщина стремилась к компромиссному варианту - иметь одну более прочную связь и сколько-то вспомогательных; возможно также, что ввиду ревнивости! пра-мужчин ей было удобнее скрывать некоторые связи.
Сосуществование программ моногамного брака и группового позволяет, комбинируя их, получать и полигинию (женщины живут по программе моногамного брака, а мужчины - по программе группового), и полиандрию (женщина живет по программе группового брака, а мужчины - по программе моногамного), и, конечно, моногамный брак или групповой в чистом виде. Поэтому в дальнейшем, при изменении условий жизни, люди легко могли переходить к разным формам брачных отношений. Например, земледельцам в Европе более всего подходила моногамия, скотоводам-кочевникам более подходила полигиния.
Групповой брак приводит к близкородственному скрещиванию и делает через несколько поколений всех членов группы близкими по набору генов. В такой ситуации не столь важно, чье - мое или твое - потомство выжило, я или ты погиб преждевременно, ведь если мы члены одной группы, твои дети несут мои гены, а мои дети - твои. У общественных насекомых использование этого генетического фокуса зашло так далеко, что за всех сестер размножается одна, а остальные бесплодны.
В такой ситуации начинает действовать особая форма естественного отбора - групповой отбор. При нем соревнуются между собой близкородственные группы в целом, а не особи по отдельности. Эволюционно важен успех группы, а не особи. Значит, отбор может вырабатывать такие приспособления и программы поведения, которые одной особи невыгодны, но выгодны группе. Например, возможна программа: сам погибай, а товарища выручай. Или: защищай всех детей группы, как своих. Самые интеллектуальные особи, склонные к отвлеченному познанию окружающего мира или к изобретательству, могут быть не самыми плодовитыми. Но если группа, используя их достижения, прогрессирует и побеждает в конкуренции с другими группами, растет численно и отделяет от себя новые группы - гены интеллектуалов успешно и во все большем числе передаются в следующие поколения. У общественных насекомых - термитов, пчел, ос, шмелей и муравьев - групповой отбор создал потрясающе сложные врожденные программы организации общества (семьи) и добывания пищи и изготовления жилищ путем сложной деятельности с разделением труда между особями. У человека тот же отбор так усилил его интеллектуальные способности, что позволил им стать основной по объему и сложности частью поведения.
Близкородственное скрещивание имеет тот недостаток, что проявляются неблагоприятные для популяции мутации (становясь гомозиготными), рождается много нежизнеспособных особей. Но если отбор уничтожает их, это не страшно. Зато точно так же легко переходят в гомозиготное состояние новые, ценные для процветания мутации. Они тут же проверяются в действии и могут быстро накапливаться в генофонде популяции. Это и происходило с человеком в моменты его быстрой эволюции.
Групповой отбор человека и его роль в происхождении понял Чарльз Дарвин, а современная генетика его подтвердила.