Дудочка крысолова (о чарующем действии маршевой музыки)

Шагают бараны в ряд,

Бьют барабаны,

Шкуру на них дают

Те же бараны…

(Б. Брехт. На мотив «Мы смело в бой пойдем)

Важнейшим организующим началом в толпе может быть, как мы уже отметили, маршевая песня, военный оркестр. Невозможно вообразить воинскую часть или колонну демонстрантов, марширующую под звуки симфонической музыки. Мало подходят мазурка, вальс или танго, да и хард-рок, пожалуй, не подойдет. Нет, здесь требуются совершенно иные, специфические мотивы типа «Мы смело в бой пойдем…», «Прощание славянки», «Марсельезы», «Варшавянки» и «Интернационала».

В чем же дело? Почему? Исследования на животных и людях показали, что с ритмом музыки синхронизируются многие физиологические ритмы — дыхание, движение конечностей, кардиограмма, а главное — ритмы электрической активности нервных клеток в ряде отделов головного мозга, управляющих эмоциями.

Знакома ли вам, господа читатели, жутковатая немецкая легенда о гаммельнском крысолове? Когда он играл на дудочке, все крысы вылезали из нор и шли за ним. Шли, шли, куда бы он их не вел. Так бродя из города в город, он повсюду изводил крыс, но делал это отнюдь не бесплатно. В Гаммельне ему не заплатили, и в отместку он заиграл такой мотив, что все дети повыбегали из домов и толпой пошли за крысоловом. Непрерывно играя на дудочке, он удалился за городские стены и пошел по дороге, а за ним — дети. Так они все и исчезли, словно их и не было!

На физиологию организованной толпы сильнее всего действует музыка, которая согласует ритм коллективного движения, и в то же время возбуждает эмоциональные центры, и так активные в данной ситуации. Агрессивное поведение при этом может быть, как мы уже говорили, связано с подсознательной коллективной защитой территории. когда стая идет против стаи, стенка на стенку.

Конраду Лоренцу эта мысль пришла в голову, когда он наблюдал за коллективной защитой территории у морских чаек и горных горилл. Чайки и крачки в гнездовых колониях, атакуют любого хищника — человека, поморника или орлана-белохвоста — сообща. Атаке предшествуют призывные крики тревоги. Затем птицы начинают кричать хором, а потом уж всей массой вздымаются в воздух и устремляются на хищника. Дрозды, атакуя ястреба или ворона, аналогично, подлетевшего к их гнездовой колонии, издают более или менее одновременно характерный звук «тррр-тррр», который сопровождает коллективную атаку. Собаки, сворой бросаясь на медведя или чужого человека, как известно, непрерывно лают.

Химические, у некоторых видов также звуковые сигналы координируют коллективную атаку у общественных насекомых: пчел, ос, муравьев и термитов.

Возбужденные горные гориллы перед групповой атакой бьют себя в грудь кулаками. Гулкие звуки таких синхронных ударов предшествуют коллективному нападению на крупного хищника, например, леопарда. Вероятно, читатели помнят с наших слов, какие неприятности навлек на себя К. Лоренц, рассказав об этом кенигсбергским студентам в 1943 году? (1. 1).

Примеры для сравнения.

Древнеримские легионеры перед атакой взбадривали себя и пугали врагов, ритмически и синхронно ударяя мечами по щитам. В более близкие нам времена для той же цели использовали барабанный бой. Африканские воины атакуют под аккомпанимент там-тама. Таким образом, организация коллективной агрессии с помощью звуковых сигналов — явление общее у многих животных. И человек в этом отношении не исключение.

К еще более общим явлениям относится инстинкт следования за себя подобными. Кто не видел хотя бы раз в телепрограмме «В мире животных» взаимно-параллельное движение в косяках сельдей или в мигрирующих стадах бизонов, куланов, антилоп-гну. Ходят стройными колоннами и павианы. До чего похожи эти стада и стаи на наши организованные толпы, от древних кочующих орд до современных войск с их строевой выправкой, шаганием в ногу. Сходство вполне естественное с точки зрения этологов. Ведь мы произошли от стайных животных, имеющих рефлекс следования в той или иной его форме.

Чахотинская наука побеждать

Некогда в институте биофизики АН СССР работал интереснейший человек Сергей Степанович Чахотин. Помнится, он рассказывал, как до самого прихода к власти нацистов в 1933 году пытался организовать антинацистскую пропаганду. Он явился тогда к Альберту Эйнштейну просить финансовой помощи на это дело.

Еще К. Лоренц говорил, что этологу необходимо повышенное «чувство наблюдателя». Чахотин не был этологом, но наблюдателем был отменным. Его идея состояла в том, что для победы любой политической идеологии достаточно соблюсти всего-то четыре условия.

1. Подобрать маршевую песню или гимн, под который хорошо шагается, а в то же время слезные железы помимо воли начинают функционировать. Ты растроган и про себя думаешь: «Я герой, готовый хоть сейчас умереть за революцию и отечество». Без шагания в ногу это ощущение редко бывает достаточно глубоким, а без хорошего марша одно лишь шагание недостаточно пробуждает патриотический дух.

2. Придумать символ, очень легко рисуемый на заборах и прочих, в том числе, разумеется, сортирных стенках. Годятся к примеру, круг, крест, свастика, полумесяц, пяти- и шестиконечная звезды, серп и молот. Видя свой символ везде и всюду, с радостью ощущаешь: «Нас много, нас миллионы, мы — великая сила». (Подробно прочитать о символе и его роли в коллективном сознании можно в замечательной книге Карла Густава Юнга «Архетип и символ» недавно опубликованной на русском языке).

3. Изобрести жест, движение рукой, сразу одновременно производимое сотней тысяч или миллионом человек, чтобы движения рук выглядели как цунами, как ветровая волна на ржаном поле. А когда встречаешься с единомышленником, ему не требуется даже открывать рот, чтобы дать тебе понять — наши сердца бьются стук в стук единым «Хайль!» — десницей вперед; «Рот фронт!» — поднятый кулак; «Victory» — два пальца рожками вверх; «Вива дуче!» — выброшенная вверх ладонь. Без этакого жеста ощущаешь себя не частью единого целого, а просто песчинкой, затерявшейся в толпе.

К жесту, разумеется, полагается и боевой клич «Мы люди серого Сокола!», «Аллах акбар!», «Слава Сталину!» и так далее и тому подобное. Одним словом, «пока мы едины, мы непобедимы».

4. Костюм для активистов партии и вообще их внешний облик должны быть такими, чтобы даже плюгавый мужичонка ощущал себя героем, глядясь в зеркало. Очень важные детали: ремень с большой бляхой, портупея, сапоги, нарукавная повязка с партийным символом и, если удастся, кобура с пистолетом на бедре. Желателен героический головной убор. Хороши кепи или фуражка с кокардой, каска или лихо сдвинутый на ухо алый, черный либо защитный берет, но, упаси Бог, не широкополая шляпа. Крайне нежелательны зонты, трости, портфели, штатские туфли. Это, между прочим, отражено в сегодняшнем транспортном фольклоре в полной мере.

Ах, да,… и зубы. Не жалейте денег на дантистов! Очки полагаются, преимущественно, вождям, причем, исключительно черные. Эту моду начал, вроде бы, под старость генерал Франко. Продолжили генералиссимус Трухильо, папа-док Дювалье, Иди Амин, президент Мобуту, Пиночет, Гамаль Абдел Нассер, полковник Кадаффи, Ярузельский в бытность диктатором (причины психологического действия см. в 9.1).

На груди необходимы значки и ордена — от одного до нескольких (если есть).

Роль этих четырех условий победы Чахотин объяснял с позиций учения И. П. Павлова об условных рефлексах, что в общем, тоже этологично. Как никак, ряд английских ученых до сих пор не без основания считают создателя теории высшей нервной деятельности бихевиористом. Как полагал Чахотин, с помощью четырех предложенных им приемов в памяти хорошо задалбливаются образы «свой» — «чужой». При этом музыка, жесты, символика, костюм — словно как бы звонок перед кормежкой дрессируемой собаки.

Мозг наслаждается отдыхом, избавляясь от необходимости думать и что-то решать. Счастливое ощущение причастности к великому делу и… Иду себе, играя автоматом,

Так просто быть солдатом,

Солдатом…

Мы как экспериментаторы не во всем согласны с Чахотиным. Собаку в павловских опытах, а отличие от участников большинства политических тусовок, кормят после каждого звонка. Чахотинские методы, скорее уж пробуждают в человеке древние боевые инстинкты защищающейся и нападающей стаи, организованной и марширующей толпы: «Делай как я!»

Но вернемся к Чахотину. По его словам, Эйнштейн, ознакомившись с предложениями об антидвижении, огорчился, даже расплакался и позвал свою сестру Женни:

— Послушай, этот господин уверяет, что политика — тоже наука.

Но здесь, говоря точнее, была поведенческая политика: политоэтология. Несмотря ни на что, небольшие средства были откуда-то получены. Удалось поставить, пожалуй, первый в истории человечества, массовый политико-этологический эксперимент.

В тех городах, где избирательная компания антинацистов шла по системе Чахотина, свастику на заборах перечеркивали меловым крестом, подписывая снизу: «Нет!». Рядом рисовали придуманный Чахотиным символ левых — параллельные стрелы. Активисты антинацистского движения маршировали в ногу под марш Эрнста Буша:

Потому, раз-два-три,

Левой, раз-два-три,

Где место твое?

Товарищ, — к нам!

Ты тоже в наши ряды вступай

Потому, что рабочий ты сам!

Они поднимали вверх стиснутый кулак: «Рот фронт», — наряжались в красные рубахи, перепоясанные здоровенным ремнем с большой пряжкой и портупеей, высокие солдатские сапоги. Впереди колонн маршировали оркестры с медными литаврами и барабанами.

Обыватели, заслышав музыку и мерный стук сапог, сперва высовывались в окна и приветствовали колонну: «Рот фронт!», а потом присоединялись к ней. Успех был потрясающим. Двигаясь к центру города, толпа «антифашистов» росла как снежный ком. Сзади бежали восторженные школьники, размахивая красными флажками. Они тоже вопили: «Долой нацистов!»

Во всех «экспериментальных» городах сторонники Гитлера с треском провалились. Зато в контрольных городах, где избирательная компания велась по старинке, левые потерпели сокрушительное поражение. Таких городов было, увы, гораздо больше. Гитлер назначил награду за голову Чахотина, но тот сбежал в Париж, а оттуда в СССР, где, кстати, уцелел.

Наблюдая за митингами последних лет, мы, признаться, иногда с тоской вспоминали четыре принципа Чахотина. «Эх, — думалось, — хоть бы оркестрик какой, а то уж больно наша демократическая публика не организована!» Вспоминалось из «1905 года» В. Л. Пастернака:

Бауман, траурным маршем ряды колыхавшее имя,

Шагом, кланяясь флагам, по полной голов мостовой

Волочились балконы по мере того, как под ними

Шло без шапок:

«Вы жертвами пали в борьбе роковой»…

С тех пор искусство организации демонстраций пришло у нас, как видно, в упадок.

Впрочем, на одной из грандиозных демократических демонстраций 1991 года молодежь распевала «дайте народу пиво». На другой, еще большей, в колонну затесались кришнаиты. Они дули в ритуальные дудки, били в барабанчики и, прыгая как мячики, пели хором: «Харе Кришна, харе Кришна, Кришна Кришна, харе харе». Кое-кто, не расслышав, удивлялся: «Чьи хари?» Однако все приободрились.

В дальнейшем наши национал-большевики быстро поставили дело на чахотинский уровень. Загремели военные оркестры, осененные красными и бело-желто-черными знаменами. Замаршировали герои в черных, затянутых ремнями мундирах патриотических «фронтов». Появились даже бродячие колокольни с гулко звенящими куполами. Вожди с грузовиков начали приветствовать митингующих жестом, явно заимствованным у фюрера из фильма «Семнадцать мгновений весны».

По этому поводу позволим себе дать политикам еще один чисто практический совет. Распевая хором патриотические и прочие гимны, желательно всем взяться за руки и ритмически качаться. Так эффектнее. Этим способом подправляли себе настроение немецкие нацисты в последний год войны и, говорят, очень помогало. И французские якобинцы раскачивались или подпрыгивали на месте, распевая свою «Краманьолу»:

Са-ира, са-ира,

На фонарь аристократов!

Всех повесить их пора,

Са-ира, са-ира!

Сейчас прыгать на месте во время митинга приказано кубинцам. Кто не прыгает, выкрикивая лозунги, — тот явный агент американских империалистов.