Агрессия неорганизованной толпы

Что происходит с человеком в массе, в толпе? На этот вопрос, вероятно, следует отвечать, учитывая принципиальную разницу между толпой, например, в метро в час пик и организованной человеческой массой, одержимой общей целью, идеей. В первом случае толпа, пожалуй, даже усугубляет чувство одиночества. Человек в ней ни с чем и ни с кем не связан, спокойно размышляет о своем и может при желании (если нет большой давки), как бы не замечать окружающих. Во втором случае, напротив, над человеком довлеет радостное ощущение того, что он — только часть некоего целого.

Ну а как в толпе, неорганизованной или организованной человеческой массе, обстоят дела с агрессией?

В поведении человека подражательные способности очень развиты и проявляются инстинктивно. И организованная, и неорганизованная толпа заведомо эмоциональнее и глупее отдельных составляющих ее личностей. Ею можно управлять с помощью простейших выкриков-команд: «Бей! Давай! Жги! Бежим!» Реагируя на подобные выкрики, люди порой теряют голову.

В стихийно собравшейся толпе, что бы она не творила, человек, чаще всего, не сознает себя соучастником преступления. Люди подчиняются слепому инстинкту подражания раньше, чем успевают подумать и подчас совершают крайне необычные для себя поступки. Потому и голос совести, если он даже и просыпается, легко заглушает у большинства людей магическая сила примера или, тем более, приказа.

На приказ с полной убежденностью в собственной невиновности ссылались все обвиняемые на Нюрнбергском процессе. Палачи-исполнители массовых расстрелов в Куропатах, Бабьем Яру или Катыни тоже (за редчайшим исключением) не утруждали себя муками совести: приказ есть приказ. Эти действия и агрессией-то не назовешь. Палачи просто трудились

Неорганизованная толпа агрессивна в условиях дискомфорта. Давка в час пик в общественном транспорте, или, скажем, в очереди за дефицитным товаром, вызывает у людей взаимное озлобление. Казалось бы, злиться в таких передрягах на товарищей по несчастью нет ни малейших оснований. Возмущаться стоит, разве что, теми, кто, действительно, виноват в плохой работе транспорта и скверном снабжении. Однако, увы, люди, сжатые как кильки в консервной банке, чаще всего не думают о высших материях, а просто-напросто начинают вести себя агрессивно по отношению друг к другу.

Наблюдая визгливые перебранки в транспорте или в очередях, мы оба вспоминаем опыты американского этолога Х. Бридера. Он посадил в большой аквариум стаю хищных морских рыб барракуд и начал их там, всех сразу, бить импульсами электрического тока. Ощутив боль, барракуды принялись злобно кусать друг друга, чего никогда не делают в нормальных условиях, где им, разумеется, никогда не приходится испытывать боль всем одновременно. В конце-концов, они сцепились в один кровоточащий клубок.

Точно так же кусают друг друга и крысы в общей клетке, если им, всем одновременно, причиняют боль электрическим током. При этом первыми начинают кусаться самые агрессивные особи, уже раньше терроризировавшие товарок по группе. Больше всего укусов обычно достается новичкам, тем, кто не входит в данную группу взаимно знакомых животных.

И у людей, и у животных отмечаются две закономерности.

Во-первых, свара почти сразу становится всеобщей. В ленинградском и одесском трамваях нам, авторам, иногда доводилось наблюдать такое явление: некто вошел, затеял скандал и вышел. Зачинщика и след простыл, а трамвай, знай себе, все скандалит и скандалит. При этом окончание зависит от темперамента горожан: ленинградцы утихомирятся у трамвайного кольца, одесситы еще и на конечной остановке будут долго «хипишить за этого нахала».

Вторая закономерность. Агрессия неорганизованной толпы чаще всего направлена против людей, которые чем-то явно отличаются от остальных. Так сказать, «эффект белой вороны». Отличия могут быть любыми, часто случайными, нелепыми: инородец, иностранец, военный среди штатских или наоборот, очки и борода, элегантно одетый человек среди замасленных спецовок или, опять-таки, наоборот, пьяные и трезвые, старые и молодые, а самое простое — женщины и мужчины.

В толпе быстро возникают коалиции, разделение на «наших» и «чужих», что иногда завершается потасовкой и даже имеет трагический финал. Агрессивным действиям предшествуют характерные для региона выкрики: Понаехали сюда, жрать из-за вас стало нечего, убирались бы в свой гадюшник, — или: Проклятые приезжие, из-за них даже на море не искупаешься. В Одессе на этот счет имеется еще: Шоб к тебе на все лето гости приехали.

Выходит, у разных тварей, от стайных рыб до человека, при неприятных ощущениях в группе срабатывает одна и та же «логика»: Мне плохо, — значит виноваты соседи. Почему именно они? А поблизости никого, кроме них, нет. Если есть возможность выбора, объектом агрессии становятся все-таки «чужие» — чем-то выделяющиеся, непохожие на прочих или «новички».

Агрессия против «новеньких» и «белых ворон» — общий, как мы уже отмечали, кошмар казарм, школьных классов и тюремных камер. Ю. А. Л. сам был свидетелем того, как на московских улицах толпа в тревожную осень 1941 года охотилась на «шпионов»: враждебное внимание привлекал любой чем-то выделяющийся прохожий. Как известно, точно такая же атмосфера царила и в 1812 году перед приходом французов, чем немало злоупотребил граф Растопчин, как это показано в «Войне и мире». 22 августа 1991 года на Лубянке тоже хватало подобных же эксцессов: искали «путчистов и их пособников». Правда, до физического насилия, слава Богу, не дошло — удалось предотвратить. Отвлек бронзовый Ф. Э. Дзержинский.