Жертвы информационной революции

В наше время человек без активных действий, риска и творческих усилий, как пассивный потребитель, почти непрерывно получает зрительную и звуковую информацию, которая его предкам доставалась, как правило, очень дорогой ценой, в реальной жизненной борьбе. Эта информация перенасыщена утрированными образами, «муляжами», подобными тем, которые у самца колюшки вызывают большее возбуждение, чем реальная самка или подлинный соперник-самец. С телеэкрана людей, их бедный мозг, непрерывно бомбардируют стимулы, вызывающие «вхолостую» сильнейшее половое возбуждение, реакции агрессии на «образ врага» и стадный инстинкт. Жизненно необходимое общение с друзьями и близкими, чтение и размышления, наконец, все больше подменяют диалоги с компьютером и имитация общения с героями бесчисленных «мыльных» опер и «семейных» телесериалов.

Революций без жертв не бывает. Информационная революция — не исключение. Что сулят человечеству распространение видеотехники и всеобщая компьютеризация? С одной стороны — несомненный прогресс. Это известно всем. С другой стороны беднеет, говоря языком этологов, поведенческий репертуар человека. У людей, увлеченных компьютерными играми и телепрограммами, обычно нет ни охоты, ни времени для чтения, бесед и других занятий, требующих больших эмоциональных, умственных и физических усилий. Возможно, что это и есть «Homo informaticus »? Чего доброго, грядущие Робинзоны вполне смогут обходиться без Пятницы. Живого человека им заменит ЭВМ.

Н. Р. Мюллерт с соавторами писал в книге «Компьютеры делают глухонемыми» (Mullert N. R., Solle A., Geffers S. G., Jungk R. «Kompjuter machen taubstumm und Uberleben in Komputersog» Landes-regierung Nordhein-Westfalen Verlag, Ratingen, 1987): Изоляцию через новую технику люди ощущают, прежде всего, на своем рабочем месте… Печатающие устройства, текст-автоматы и персональные компьютеры затрудняют прямые контакты с коллегами… разговоры и обсуждения делаются излишними. Взгляд на дисплей требует сосредоточенности, поэтому социальные контакты отклоняются. Навыки с рабочего места переносятся и в электроннофицированное жилище. Обращение с техникой погружает человека в одиночество, устраняя потребность в содержательном общении с соседями… Хотя спутниковая телетрансляция приводит в дом к человеку практически весь мир, утрачивается человеческая близость в непосредственном социальном окружении… Человек пребывает всюду и нигде… Таким образом развиваются эгоизм, завистливость, привычка пробивать себе дорогу с помощью локтей. Особенно велика опасность для детей и молодежи, которые воспринимают внешний мир опосредованно через отношение к себе. У них утрачивается ощущение общности с окружающими, способность к совместной работе, потребность во взаимодействии с близкими… Таким образом, потребление новой техники превращает людей как бы в вечных грудных младенцев, которые без компьютера уже не способны ни мыслить, ни фантазировать, ни творить…

Компьютерно-телевизионный бум формирует нового «человека толпы» с незнакомыми людям прошлых поколений маленькими огорчениями и радостями. Одна из характерных черт, пожалуй, мы ее еще обсудим в другом месте, жизнь как бы в двух измерениях. За телеэкраном и в лице компьютера у человека появляется вторая жизнь, вторая семья, иной круг собеседников и друзей, причем все это — фиктивное!

Р. Бредбери в антиутопии «451 по Фаренгейту» описывает вполне возможные грядущие последствия. Муж (один) работает. Домочадцы с утра до ночи глазеют на гигантские, во всю стену, телеэкраны. Там идет своя, причем совершенно бездумная и отучающая думать жизнь. Сцены откровенного секса чередуются с глубоководными съемками и телерепортажами: где-то война, взрывы. Далее — пляски полуголых или вообще голых девиц, соответствующая музыка, снова война, мордобои или секс, снова тропические рыбы или птицы и так далее, и так далее. Однако, главное — не это. За одним из экранов все время — самая обыденная жизнь такой же скудоумной семьи: болтают за столом о всяких глупостях, едят, спят, глазеют в телеэкран, а там… зрители. К ним обращается как к родственникам семья за экраном, а нехитрое устройство в каждом доме позволяет, когда там открывают рот, произносить имена зрителей, балдеющих в данной комнате у экрана: «мистер Джонс», а в соседней квартире: «мисс Кэтлин» — в тот же самый момент. И так сутки, месяцы, годы. Муж — жене, возвращаясь с работы:

— Как провела день?

— Чудесно. Правда, огорчилась: У мисс… (там, за экраном), сильно подгорел пудинг (или была мигрень). Какая чудесная программа по двадцать второму каналу!!

— А о чем?

— Уже забыла…

Чем же занят муж? Он — пожарник. В этом земном раю пожарные занимаются не тем, чем они заняты в наши дни. Еще кое-где, оказывается, есть лица, которые, вопреки государственному запрету, держат в своем доме и (о, ужас!) читают книги! Пожарные по доносам соседей разнюхивают такие дома, врываются туда с полицией и сжигают литературу.

Кем сейчас приходится Изаура, Марианна или «просто Мария» миллионам наших сограждан? Сестрой? Дочерью? Матерью? Возлюбленной?

В том романе Бредбери, если, например, умирал муж, жена звонила в службу быта. Оттуда приезжали и увозили труп, чтобы сжечь. Жена, не отвлекаясь, продолжала глазеть в телеэкран: там — настоящая родня, а здесь — так, ерунда…

Сколь многие наши юноши и девушки ныне там, за экраном, завели себе идеал, сильного, умного, красивого покровителя-отца, любовника, мужа, друга…

Жила-была когда-то милая девочка Алиса и вот по воле писателя Кэрролла угодила она в зазеркалье. Сейчас место Алисы — в Заэкранье.

Конечно, человеку, присосавшемуся к телеэкрану, мало знакомы творческие порывы: не до них! И любознательность незнакома. Все, что надо и хочется узнать, поднесут «на блюдечке» телевизор и видеомагнитофон. В избытке поднесут, так что на прочее душевных сил не хватит. Ну, а все-таки, если приспичит, захочется творить или просто интеллектуально поиграть, — к услугам бесчисленные программы компьютерных игр! Они дают необходимую разрядку уму.

Многие стайные рыбы очень плохо чувствуют себя в одиночку. От чувства одиночества их полностью избавляет зеркало. Им теперь мерещится, что они — вдвоем. И люди перед телеэкраном точно так же избавляются от одиночества, а, в результате, теряют контакт друг с другом, даже со своими близкими в семье. Они чудовищно одиноки, хотя сами не понимают этого!

Каковы перспективы всеобщей компьютеризации и массового производства бытовой видеотехники? Пока сказать трудно. Благие последствия очевидны. О них мы наслышаны в избытке. Они и, правда, очень велики. Современное общество — производство, бизнес, наука — уже никак не могут обходиться без компьютеров. Вопрос только: компенсируют ли эти благие последствия тот громадный вред, который видео-компьютерный бум приносит детям, молодежи, нарушая их нормальное развитие?

Почему у нас все больше пустеют музеи и библиотеки? Почему недобор во многих высших учебных заведениях? Почему школьные учителя плачут: до чего же поглупели многие школьники? Ничего им не интересно и знать они ничего не хотят, даже природу разлюбили, За город поехать отказываются. Почему ветераны Афганской войны, вернувшиеся из Чечни, с ужасом рассказывают, что творили там с гражданским населением и пленными восемнадцати-девятнадцатилетние «крутые парни», наглядевшиеся кинобоевиков? Почему так участились бессмысленные преступления и разного рода зверства на сексуальной почве?

Не мешает помнить: античную цивилизацию разрушили не варвары, а сами греки и римляне: Не варвары, а местные жители спалили Александрийскую библиотеку. Как бы и сейчас наша информационная революция не повернулась против нас…

Все хорошо в меру.

Культ высшего существа

Религиозное чувство нельзя обойти молчанием, обсуждая природу человека. Однако, мы не решаемся, не хотим распространяться на эту вечную тему. Ограничимся самыми общими представлениями.

Французский писатель П. Веркор в фантастическом романе «Люди или животные» повествовал о встрече современных людей с где-то чудом уцелевшими доисторическими обезьянолюдьми вроде австралопитеков. В связи с убийством одного из этих существ затеялся судебный процесс: люди или животные? Решили: люди. Признак: наличие каких-то ритуальных действий, которые сочли за религиозные обряды. Само слово «культура» происходит от «культ».

Любая культура в ее изначальной форме обязательно включает как своего рода стержень определенные формы религии.

Это относится даже к самым отсталым племенам. Атеистических культур не бывает. Общность религиозных представлений объединяла людей уже в глубокой древности. Об этом можно прочитать в уже упомянутой нами статье В. Р. Дольника «Кто создал творца?».

Бог или Боги в любой религии — бессмертные существа высшего ранга, распределяющие и дарующие блага, но способные и жестоко покарать за ослушание.

Характерно обращение к высшей силе: «Отче!» Характерны и такие формы бунта как, например, в «Антихристианине» Ф. Ницше. Этому философу-индивидуалисту претил Бог униженных и оскорбленных, сам моливший в Гефсиманском саду и погибший на кресте. По Ницше, такой Бог не может быть авторитетом для арийцев, западных людей. Первая ипостась арийского Бога в том, якобы, что он — высшая сила, неодолимая, капризная и без малейшего нравственного начала.

Таковы, действительно, были боги древних германцев — Один, Тор и другие. Не случайно поэтому гитлеровцы хотели разделаться с христианством и возродить древне-германское язычество. Им, как, кстати, и большевикам, претил христианский «гнилой гуманизм».

Не даром и персонаж Ф. М. Достоевского, отринув идею Бога, приходит к логическому выводу: все дозволено.

Таким образом, богоборчество во многом родственно бунту против отца и культурно-нравственных ценностей старшего поколения, — вопрос, к которому мы вернемся в IV главе этой книги, см. раздел «Молодежный бунт».

Все народы пяти континентов, обращаясь к Богу или богам, принимают молитвенную позу подчинения (см. далее).

Более или менее несомненна историческая связь всех древнейших религий с тотемами и табу, чему посвящена специальная работа З. Фрейда.

Действительно, во всех древнейших религиях боги зооморфны или представляют собой синкретические существа: одни части тела человеческие, другие — звериные. Часто богов представляли в виде животных, имеющих самое прямое отношение к жизни человека: бык, телец, пес или человек с головой пса: реже — слон, вепрь либо сильные хищники: орел, лев, медведь, леопард; дракон, непостижимым образом похожий на динозавров, вымерших еще задолго до появления человека на земле.

Жертвы изначально, по-видимому, были почти везде человеческими. Отголосок в Библии: несостоявшееся жертвоприношение Исаака Авраамом.

В Междуречье, колыбели трех мировых религий, с древнейших времен Шумера, царил генотеизм: каждый народ, каждый город поклонялись своим богам, чьи изображения ставили в храмах. Стоило завоевателям убрать из храма и увезти с собой идола-изображение божества, и население города переставало ощущать себя особым народом. Именно так было в Вавилоне после того как ассирийский царь Синаххериб в 689 г. до н. э. разрушил город и увез в Ассирию идола бога Мардука. Наследник этого царя Асаргаддон возвратил Мардука в восстановленный храм и к вавилонянам вернулось самоощущение особого народа! Вскоре они разгромили Ассирию.

После похищения Ковчега завета филистимлянами иудеи, по-видимому, тоже рисковали оказаться в положении народности, утратившей свое самоосознанное «Я». Спасла идея Бога единого, вездесущего, незримого, вечно ведущего свой «избранный» народ, подобно тому как пастырь ведет стадо. Эта идея Бога единого брезжила уже у древнеегипетского фараона Эхнатона, (1400 г. до н. э.), который, как известно, провозгласил единым богом в Египте Солнце — Гелиос. Однако, в совершенной и законченной форме она встречается впервые в истории человечества только в текстах Библии, Ветхого завета, книге Бытия и др.

Идея Бога вездесущего и бесплотного обеспечила древним иудеям своеобразное историческое преимущество. Сознавая себя народом «избранным» вездесущим и бесплотным Богом, они, благодаря этой вере, не растворились в массе других народов даже после военных разгромов, двукратного разрушения Иерусалимского храма и рассеяния по всему миру. Уже в древности, до разрушения первого храма и позже в разные века иудейскую веру, хотя прозелитство не поощрялось, приняли выходцы из разных этносов. Поэтому говорить о каком-то генетическом единстве всех людей (белых, черных и желтых), исповедующих иудаизм, мало оснований, вопреки утверждениям расистов. Вопрос этот запутанный, больной, что ни скажешь, кого-нибудь непременно разозлишь. Но и ничего не сказать нельзя, говоря о человеческой цивилизации. Ведь от иудаизма — начало двух мировых религий, опирающихся на библейские сказания: христианства и ислама.

Нам как биологам, конечно, лучше держаться от этих опасных проблем подальше. А вдруг скажем что-нибудь «не то», заденем чьи-нибудь религиозные или национальные чувства, вовсе не желая этого?

Применительно к основным мировым религиям рискнем коснуться только еще одного вопроса. Многие верующие отрицают эволюционное учение как, противоречащее библейской версии, изложенной в «Книге бытия». Между тем, некоторые богословы всех трех основных монотеистических конфессий считали, что Бог-творец Вселенной вмещает в себя ее пространство и время, подобно тому, как мы — существа трехмерного мира — вмещаем в себя его трехмерность. Таким образом, допускалось что, для Бога иудеев, христиан и мусульман любые процессы, начавшиеся и протекающие во времени, а также и предстоящие, уже как бы одновременно и предстоят, и идут, и завершились. Для него практически не существует непредсказуемости и случайности. Будущее так же прозрачно и детерминированно, как и прошлое. Бог — вневременной творец и наблюдатель Вселенной. Он «видит» от начала до конца весь процесс, идущий во времени, подобно тому как мы обозреваем лежащий на нашей ладони трехмерный предмет! Любую деталь этого процесса он может изменить с такой же легкостью, с какой мы управляем представлениями, возникающими в нашей фантазии, где фактор времени — полностью в нашей власти.

Так интерпретируется идея божественного управления миром например, в трудах Николая Кузанского (Италия XVI в.) и в «Иконостасе» П. Флоренского.

От этой управляемости вытекает возможность пророчества, причем характерно: прорицать, не совершая при сем смертного греха, может, по понятиям всех трех мировых религий: иудаизма, христианства и ислама, только боговдохновляемый пророк.

Само собой понятно, что такая концепция (мы о ней рассказали, воздерживаясь от собственной оценки) устраняет кажущееся противоречие между идеей бытия Божьего развития Вселенной, в частности, органической эволюции.

В середине прошлого века зародился бахаизм — конфессия, отделившаяся от ислама. Характерные отличительные черты этого вероучения — величайшая терпимость, гуманизм и полное признание всех научно установленных фактов. Как пишет Абдул-Баха, один из основателей бахаизма: Религия и наука идут рука об руку и любая религия, противоречащая науке, не истинна.

Таких же, приблизительно, взглядов на науку, включая эволюционное учение, придерживаются многие современные индуисты и буддисты, в особенности, последние. Ч. Дарвин вовсе не был атеистом. Не был им, как уже говорилось, и И. П. Павлов. Грегор Мендель, заложивший основы современной генетики, был католическим монахом, так же как и крупнейший палеоантрополог середины XX века Тейяр де Шарден, автор знаменитой книги «Феномен человека». Бытие Божие стремился обосновать в книге «Что такое жизнь с точки зрения физики?» (ИЛ, Москва, 1948) один из «отцов» современной квантовой физики Эрвин Шредингер. В этой классической книге, сыгравшей громадную роль в развитии молекулярной биологии и биофизики, конечно же, полностью признавался факт органической эволюции. Некоторые из крупнейших современных биологов — глубоко верующие люди. В их числе известный российский биофизик Е. А. Либерман.

Как первоначально зародилось религиозное чувство доисторического человека? Об этом подробно в статье В. Р. Дольника «Кто создал творца?»

Конечно, на многие мысли наводит наблюдаемая часто, в особенности у древних народов, связь между структурой общества, его иерархической организацией, и религиозными представлениями. Эта связь обсуждается в других разделах нашей книги. В то же время, нельзя считать случайным совпадением поразительное сходство основных верований у подавляющего большинства первобытных народов разных континентов. Везде боги или духи, (в каком бы зверином или человеческом обличье их ни представляли) — высшие вожди и покровители племени, как бы его «отцы», чему вполне соответствует и культ обожествленных животных или растений-«предков», тотемы (см. далее).

Самое принципиальное во всех культурах и религиях отсталых народов, живущих еще ныне как бы в каменном веке, это системы табу: ограничений и запретов, а также многообразные ритуалы.

Как возникают табу, приметы, многие ритуалы?

В чуть ли не любом совпадении во времени разных, между собой часто не связанных событий и обстоятельств первобытным людям мнилась какая-то зависимость, закономерность. Так возникали бесчисленные ассоциации типа: «Перед тем как случилось это, было то, то и то. Значит если повторятся сами или будут специально воспроизведены предыдущие события, последует и все дальнейшее».

В. Р. Дольник по этому поводу пишет: Слабому интеллекту лучше не искать причинные связи (до них, добавим, он все равно не докопается), а связи совпадений и воспринимать причинную связь как двустороннюю, обратимую.

Если читатель еще помнит то, что только что рассказали мы о локальном («консервирующем») случайном поиске, то, вероятно, сам догадается: здесь типичный пример применения стратегии именно такого поиска. При полном незнании истинных причин природных явлений, действительно, целесообразно воспроизводить «на всякий пожарный» все детали тех ситуаций, после которых следовала удача, или, наоборот, остерегаться абсолютно всего, что хотя бы однократно предшествовало беде. Скажем, однажды охотнику перед очень неудачной охотой повстречался на пути навозный жук-скарабей. Вот и появилось «табу». Теперь уже и этот охотник, и его соплеменники, и их потомки после встречи с навозником будут сразу же возвращаться домой. «Пути не будет, охота обречена на неудачу». Повстречается тот же жук перед удачной охотой, и все будет наоборот. Жука перед охотничьим походом будут ловить и высаживать на тропу или изображать на стене пещеры, носить на шее как амулет.

Заметим, что у животных по точно такому же принципу вырабатываются так называемые цепные или (если сигналы действуют одновременно) комплексные условные рефлексы. Мы, люди, в этом отношении не исключение.

Спасение минера — в консерватизме его стратегий поведения.

Недаром даже современные люди, если профессия их сопряжена с риском для жизни, обычно бывают довольно суеверными. Знаменитый летчик-испытатель М. М. Громов однажды рассказал одному из нас (Ю. А. Л. — знакомство состоялось в поезде), что всегда отказывался от испытательных полетов, если по пути на аэродром дорогу ему перебегала черная кошка. Полное неверие в подобного рода приметы, по словам М. Громова, нечто вроде духовной махновщины.

Действительно, следует признать, многие ритуализированные запреты издревле имели глубокий смысл. Они вынуждали людей обуздывать себя, воздерживаться от опасных для окружающих импульсивных порывов. Члены любого первобытного племени воздерживаются от действий, осуждаемых жрецами, шаманами, колдуна-ми, и так далее чьими указаниями руководствуются во всех сферах частной и общественной жизни. При этом, как правило, никто не задается опасным вопросом: а почему, собственно, мне нельзя делать то-то и то-то, вопреки моему желанию? Бунт против предписаний религии появляется на более поздних этапах исторического развития.

Борьба с религиозным сознанием и атеистическая пропаганда в наши дни обычно носят явно выраженную политическую окраску. То же можно сказать еще с большим основанием о межконфессионных конфликтах и крестовых походах против научных знаний, попытках «отменить» те из них, которые почему-либо не устраивают какую-то группировку священнослужителей, а также их паству.

Как писал Э. Фромм (1990–1980), крупный немецкий психолог-неофрейдист: Не пришло ли время прекратить споры о Боге и вместо этого объединиться в деле разоблачения современных форм идолопоклонства. Сегодня это не Баал и Астарта, это — обожествление государства и власти в странах с авторитарным режимом; и обожествление машины и успеха в нашей собственной культуре, угрожающее наиболее ценным духовным обретениям человека. (Из «Психоанализ и религия», по переводу в сб. «Сумерки богов», Политиздат, 1990).