Кому и зачем была нужна секретность
Подготовка советского государства к наступательной биологической войне была его самой большой тайной. Еще большей, чем тайна химического оружия.
Причем это была тайна не только и не столько от общества – на этот предмет в Советском Союзе не думал никто и никогда. Как уже отмечалось, в связи с сокрытием работ по разработке советского биологического оружия, осуществлявшихся с 1926 года в нарушение Женевского протокола 1925 года (71), с 1927 года в Советском Союзе любая информация об эпидемиях, вызванных особо опасными инфекциями, стала предметом государственной тайны. Последние открытые данные относятся, пожалуй, к эпидемии сибирской язвы 1927 года в Ярославской губернии, когда с 6 по 17 июля 1927 года от кишечной формы болезни погибли все 27 заболевших человека. После этого медицинская статистика стала выглядеть иначе. В частности, если в 1905-1914 годах в России было зарегистрировано 167963 случаев заболевания сибирской язвой, а в 1924-1925 годов – 31668 случаев, то после 1927 года эта опасная болезнь «прекратились» (например, в 1929-1936 годах в научную прессу попали данные лишь о 4-х эпидемиях сибирской язвы в стране, в процессе которых было зафиксировано 47 заболевших) (82). Не лишним будет указать, что даже с книги 1945 года «Крымская геморрагическая лихорадка» (201 стр.) до наших дней не был снят «гриф» и ее нет в открытом доступе ни одной библиотеки России, хотя Крым давно уже стал заграницей, а содержание книги было остро нужно специалистам в связи эпидемией 1999 года в своей стране – в станице Обливская (Ростовская область). Таким образом, все эти патологические игры в секретность имели тягчайшие последствия для благополучия своей и только своей страны.
Однако, повторяем, об этих низменных материях никто в советских властных верхах не думал. Речь – совсем о другом. О том, что одна ветвь советской бюрократия скрывала данные о биологическом оружии от других. Неужели чтобы не продали? Для примера укажем, что на закате эпохи М.С.Горбачева из высшего руководства страны тайну советского наступательного биологического оружия знали лишь 4 человека – сам М.С.Горбачев, руководитель КГБ В.А.Крючков, министр обороны Д.Т.Язов, а также Л.Н.Зайков – член Политбюро ЦК КПСС, ответственный за военную промышленность (10). А остальных членов Политбюро ЦК КПСС просили не беспокоиться, в том числе министра иностранных дел Э.А.Шеварднадзе.
Разумеется, полную, документированную правду о подготовке Советского Союза к наступательной биологической войне наше общество не узнает никогда. Потому что такая у нас властная бюрократия. А также потому, что спецслужбы и в первую очередь КГБ и армия тотально «почистили» архивные секретные документы и не собираются открывать для общества оставшиеся (а их очень много). А несекретных документов по этой теме не было никогда.
Конечно, общество могло бы уповать на свидетелей с проснувшейся совестью и еще сохранившейся памятью. Однако препятствием служит то, что для лиц с высшей формой допуска к секретным работам по биологическому оружию в обязательстве о соблюдении государственной тайны будто бы существовала приписка, что в случае разглашения секретов виновного ожидает некая мера наказания. И хотя это не имеет значения в нынешнее время, не удивительно, что в бывшем СССР по существу не нашлось «биологических диссидентов», нашлись лишь «биологические убежанцы» (5,10,15). Впрочем, сдавались они избирательно – спецслужбам США и Великобритании. В свою очередь «цивилизованные» страны ограничиваются «сливом» информационных крох о советской биологическом оружии в близкую властям прессу. И сливают лишь то, что выгодно на момент сброса (5,156,158,160-162).
Функции у советских служб, состоявших при этой тайне, были, однако, разные.
Биологическая разведка
В настоящее время мы знаем уже довольно много о том, как советская разведка раздобывала многочисленные атомные секреты (с 1944 года это был отдел С в НКВД (234)). Не меньшую активность эта ветвь разведки проявила и на ниве биологического оружия (с конца 1940-х годов, когда в Советском Союзе стали известны детали японского опыта биологической войны (15)), хотя в этих вопросах она пока еще избегает света рампы.
Вся система разведки ОГПУ-НКВД-КГБ (15) и разведки Красной/Советской Армии (69,80) имела очевидную цель – добычу данных о работах по биологическому оружию, проводившихся в стане «вероятного противника», а также обеспечение необходимой информацией таких же работ в собственной стране. Представители многочисленных советских официальных торговых, научных и многих иных организаций («крыш»), работавшие по всему миру, имели инструкции искать и собирать любую информацию о новых ранее не известных болезнях, в том числе и в особенности в материальной форме. И они активно следовали этим инструкциям. Плодотворно поработали на этом направлении и «нелегалы». Недавно были сообщены некоторые данные об усилиях, касающихся доставки в Советский Союз информации о работах по биологическому оружию, проводившихся в Англии, Израиле, Германии, США и других странах (15).
В последние годы этим занималась разведка КГБ СССР, которая структурно входила в его Первое главное управление (ныне оно существует самостоятельно под именем Службы внешней разведки России). Речь идет об Управлении С («специальные операции»), которое руководило работой «нелегалов» во всем мире и в котором существовал даже специальный 12-й (биологический) отдел, имевший, если говорить коротко, две принципиальные задачи – биологический шпионаж и биологический терроризм (15,235).
12-й (биологический) отдел Управления С был организационно оформлен лишь в декабре 1984 года – вскоре после переезда разведки с Лубянки в специально возведенный комплекс в Ясенево. В эти дни доживал свой век очередной глава СССР К.У.Черненко, хотя решение о создании биологического подразделения разведки принимал еще его предшественник Ю.В.Андропов. На 19-м этаже офисного здания в Ясенево официальным сотрудникам 12-го отдела во главе с полковником Ю.И.Щербаковым было удобнее работать, чем в прежних тайных штаб-квартирах по всей Москве (впрочем, здесь постоянно находились лишь официальные сотрудники отдела, тогда как тайные агенты, работавшие под вывеской «известных ученых», были расписаны по всей стране – в научных институтах, программах, обществах борьбы за мир и прочих Пагуошских комитетах). После 1992 года, когда после указа Б.Н.Ельцина (154) 12-й отдел потерял самостоятельность, он стал выполнять свои задачи в рамках 8-го отдела (планирование и исполнение актов терроризма и саботажа в зарубежных странах) (15).
Отчет советского биологического разведчика о работе:
«Наш отдел, где я работал, был очень хорошо и достаточно осведомлен, чтобы составить ясное представление с какими микроорганизмами ведутся работы в секретных военных лабораториях и в Англии, и в Америке, достаточно были осведомлены, чтобы оценить потенциал биологического оружия и средств и способов защиты от него. Знания, которыми мы обладали, позволяли Советскому Союзу в то время создать свое собственное биологическое оружие, против которого средства и способы защиты в армиях противника, как мы говорили, в США и Англии – они были неэффективны... Но в основном та работа, которая проводилась, она проводилась еще и по созданию способов защиты. Это было очень важно знать, какая защита существует в Англии и США, чтобы сделать такое оружие, против которого были бы бессильны английские и американские способы защиты...
Главным аппаратом нашего отдела, где я работал, были нелегалы и агентура... Разведка, особенно нелегальная, работает весьма нестандартно, многообразно и не повторяется. Мы уже говорили, что наши нелегалы – товар штучный. Поэтому те люди, с которыми я работал, они поставляли, действительно, совершенно секретную информацию... Это единственный аппарат, который может настолько глубоко проникать в жизнь и секреты стран проникновения, что невозможно никакому другому аппарату. Например, техническая разведка не позволяет взглянуть, что делается в колбах у исследователя на его лабораторном столе и получить документы наибольшей важности. Только нелегальная разведка на это способна. Примеров тому в литературе очень много. Это очень эффективный аппарат» (235).
В «Биопрепарате» разведку КГБ СССР за ее активность на биологическом фронте называли «трофейным агентством № 1»: не проходило месяца, чтобы по ее линии средствами дипломатической почты не поступало что-нибудь новенькое (10).
В любой стране в сферу интересов разведки КГБ входили в первую очередь одни и те же объекты – военные медицинские и биологические лаборатории, имевшие дело с опасными патогенами и средствами защиты от биологического и токсинного оружия, в том числе с новейшими вакцинами и антибиотиками. Разведчиков интересовали вообще любые лаборатории, которые работали с патогенами и имели высший уровень биологической защиты (уровень 4 на Западе, аналогичный уровню 3 советских биолабораторий). Естественно, разведчиков интересовали также склады боеприпасов биологического и токсинного оружия. Не проходили они и мимо чужих хранилищ штаммов патогенов против человека и сельскохозяйственных животных и растений. Разумеется, множество задач относилось и к анализу работы зарубежных невоенным государственных и частных лабораторий соответствующего профиля – биологического, биотехнологического и фармацевтического. Не упускали разведчики из сферы своего внимания и соответствующий бизнес (15). Однако советские работы по созданию новейших видов биологического оружия, против которого «вероятный противник» не был подготовлен, были бы немыслимы без масштабного стаскивания в Советский Союз со всего света штаммов наиболее опасных патогенов.
Приведем пример добычи штаммов на своей территории. В декабре 1930 года работник Военной вакцинно-сывороточной лаборатории во Власихе просил выделить ассигнования на приобретение бинокля. В обоснование он сообщил, что «для получения новых штаммов Bac.tularense нами будущей весной будет организована экспедиция в один из волжских районов. Выделение культур будет производиться от водяных крыс, которые мы предполагаем ловить во время половодья на отдельных плывущих кустах, бревнах, небольших островках и наносах, где они находят временный приют при наводнениях» (236). Конечно, простой штамм туляремии можно было найти и у себя. Однако это была самая простая задача. Несмотря на размеры, страна не могла иметь на своей территории все возможные природные ниши для существования самых разнообразных патогенов, которые можно было бы взять за основу для создания боевых штаммов.
Таким образом, была у разведки и третья задача – добыча на Западе штаммов особо опасных инфекций, в которых нуждались советские энтузиасты биологической войны. В частности, в середине 1980-х годов разведка была нацелена на получение на Западе информации об опытах по конструированию физиологически важных белков и пептидов, которые предполагалось использовать в Советском Союзе для создания пептидов с еще более высокой токсичностью, чем у токсина ботулизма. А в конце 1980-х годов советская разведка была озабочена получением информации о генетически модифицированных штаммах и добычей самих штаммов таких особо опасных инфекций, как лихорадка денге, геморрагическая лихорадка Эбола, сибирская язва, грипп, натуральная оспа и т.д. (15).
Реальный путь многих бактерий и вирусов, стекавшихся со всего света в советские военно-биологические лаборатории, был очень причудлив.
Приведем несколько примеров.
Выше уже шла речь о том, что в 1980-х годах в Омутнинске (Кировская область) было обнаружено, что живущие в лесу вокруг завода биологического оружия грызуны были инфицированы военным штаммом туляремии (Francisella tularensis) – бактерии, которая вызывает вид пневмонии. Остается понять, как боевой штамм этой бактерии – штамм Schu S4 армии США (76) – занесло в СССР. Как оказалось, еще в 1950-х годах он был добыт советской разведкой (15,160). Дело в том, что после второй мировой войны армии всего мира обычно не использовали обычные штаммы туляремии для создания образцов биологического оружия. Однако ситуация резко изменилась после того, как СССР «добыл» штамм туляремии, который был способен преодолевать иммунную систему вакцинированных обезьян (10).
Штамм вируса натуральной оспы (Poxvirus variolae), имевшийся в Советском Союзе, был недостаточно агрессивен для военных целей. А много более вирулентный боевой штамм, который получил у советских военных микробиологов в Загорске-6 имя Индия-1, имел импортное происхождение. Он стал наследником штамма Variola majo, выделенного в 1967 году после их (военных микробиологов) поездки в Индию, хотя их приглашали в эту страну для помощи в ликвидации эпидемии, а вовсе не за добычей штаммов (10,15).
Штамм вируса боливийской геморрагической лихорадки (Machupo virus) был завезен советской разведкой из США (10).
История попадания в Советский Союз такой смертельной напасти, как штамм Popp вируса геморрагической лихорадки Марбурга (Magburg virus), достаточно трагична. Как уже упоминалось, европейские ученые «получили» его в 1967 году из Восточной Африки, после чего начали в Германии создание соответствующей вакцины. Путь ученых, проводивших эти работы, не был усыпан розами. Во всяком случае от вируса довольно скоро погибло несколько участников работ в Марбурге. Это был лакомый кусочек, не оставшийся не замеченным советской разведкой. По прессе гуляет версия, что бравые ребята эксгумировали трупы погибших и тайно привезли образцы заразной культуры тканей в Советский Союз. Скорее всего прямо в кабине самолета Аэрофлота (не дипломатическим же багажом!) (15,160).
Биологическое оружие на основе вируса геморрагической лихорадки Эбола (Ebola virus) было создано к 1990 году (10). Руководитель вирусологического центра в Загорске генерал А.А.Махлай, когда обсуждал работы по созданию защиты против этой болезни (52), умолчал о том, каким путем штамм попал в нашу страну и поступил в руки микробиологов. А ведь это была серьезная разведывательная операция по переброске опасного возбудителя из одного государства в другое через полпланеты (15). Когда же все стало известно всему свету, даже последний начальник 15-го управления Генштаба и более чем неразговорчивый генерал В.И.Евстигнеев изящно именует способ добывания штамма опаснейшего вируса Эбола «конфиденциальным» (69). Впрочем, после долгих лет молчания генерал В.И.Евстигнеев, признал, наконец, что советская раздобыла в начале 1950-х годов образцы биологических боеприпасов США (одно-, двух, трех- и четырехфунтовые авиационные бомбы) и их чертежи (69).
Ну а штамм вируса геморрагической лихорадки Ласса (Lassa fever virus), родственный и по свойствам и по африканскому происхождению лихорадкам Эбола и Марбурга, также был добыт в Африке. А осуществил операцию по краже образца из Нигерии представитель советской политической разведки А.В.Баронин (170).
Как разведки воруют вирусы
«Странная болезнь впервые проявилась в деревушке Ласса в Нигерии, где Баронин был резидентом (периодически она и теперь возникает в Африке). Тогда Баронина изумило не внезапное вымирание жителей Лассы, а наличие в богом забытом селении на краю Сахары госпиталя США. Штаты были «основным противником», по которому работали советские резидентуры, и Баронин получил распоряжение-разрешение Москвы выехать в Лассу и выяснить, не там ли американцы испытывают новое оружие.
«Нам нужна была кровь еще не умершего больного. Мы бы никогда ее не получили, если бы не оказались в местном кабачке за одним столом с аборигенами – работниками американской лаборатории. Они с нами выпили, а потом на спор вынесли нам колбочку, к которой им строго-настрого запрещали прикасаться госпитальные врачи...
В посольство мы возвращались с черепашьей скоростью, боялись: выплеснется «добыча» – конец шпиону. Еще несколько дней ждали в напряжении транспорт, чтобы отправить добычу в Москву» (170).
Не составили исключения и возбудители заболеваний животных. Силами советской разведки «ученые» МСХ СССР заполучили такие возбудители, которые до того отсутствовали на территории СССР – африканская лихорадка свиней, чума крупного рогатого скота и многие другие.
В отличие от штаммов, добыча информации о работах на Западе и Востоке по биологическому оружию далеко не всегда была объективной и зачастую оборачивалась обыкновенной и малопочтенной политикой.
Выше уже говорилось, что биологических врагов у советской власти было неизмеримо меньше, чем докладывали разведчики руководству страны. Так, анализ, выполненный в 1999 году (12), не выявил для советской власти времен 1920-1930-х годов никаких противников, которые бы угрожали биологической атакой – ни США, ни Германия, ни Великобритания этим не занимались. А ведь разведчики докладывали «наверх» прямо противоположное.
После второй мировой войны получилось по существу то же самое. Активная фаза подготовки к наступательной биологической войне у многих стран довольной быстро кончилась. Во всяком случае создавать индустрию биологического нападения отважились разве что США. Однако отказались от этого довольно скоро. Как не мог не констатировать бывший боец советского невидимого биологического фронта, в конце 1980-х – начале 1990-х годов Запад не имел программ наступательного биологического вооружения, не имел оперативных планов использования биологического оружия и не имел эффективных средств защиты против советской биологической программы. Все работы Запада с опасными патогенами сводились к защите от хорошо известных типов биологического оружия (15).
Тем не менее, после 1969-1970 годов, когда США полностью отказались от решения наступательных задач биологической войны, советские власти не изменили своей политики. Они поступали совсем наоборот. И советская разведка, как ни прискорбно, кормила власти страны по существу байками об активной подготовке Запада к биологическому нападению на могучий и миролюбивый Советский Союз. Это выявилось особенно рельефно во время специальной поездки из СССР в США группы больших знатоков биологической войны. В декабре 1991 года, в последние дни существования СССР они объездили в США все, что хотели, и не нашли ничего (10).
Разумеется, в новой России обо всем этом обществу сообщено не было. Была лишь выдана на-гора большая порция пропагандистской болтовни, опубликованной в прессе за подписью генерала В.И.Евстигнеева – последнего хозяина руководящего кабинета в 15-м управлении Генштаба, отвечавшего за подготовку к биологическому нападению (67-69).
В частности, генерал В.И.Евстигнеев сообщил, что в США предметом тайны является знание о геноме человека, то есть о совокупности генов, которая характерна для всего вида homo sapiens (68). Генерал запамятовал лишь сообщить, что и у нас в стране это самое знание не лежит в первом попавшемся киоске, а может быть найдено лишь в кабинетах генерал-профессоров от ВБК и у сотрудников разведки КГБ (15). А еще генерал забыл сообщить, а услужливая газета не особо и спрашивала о том, что биологическая разведка Советского Союза в 1980-е годы имела прямое задание активно добывать на Западе те самые секретные данные (15). Почему? Потому что знание о генах, ответственных за цвет кожи людей и их пол, физиологию людей и их интеллектуальный потенциал, за предрасположенность людей к болезням и их возраст, может оказаться мощнейшим подспорьем при создании новых видов биологического оружия – особо прицельных. Вот и понятна забота биологического милитариста.
После этого рассмотрения следует перечислить весь комплекс задач советской внешней разведки на биологическом фронте в том виде, как он был сформулирован на последнем этапе ее существования в виде 12-го отдела Управления С в Первом главном управлении КГБ, то есть после 1984 года. Вот как выглядят эти задачи в изложении исполнителя – офицера 12-го отдела А.Ю.Кузьминова: 1) биологический шпионаж; 2) подготовка и осуществление актов биологического терроризма и саботажа; 3) проведение этих актов в период полномасштабного конфликта или войны между Советским Союзом и Западом; 4) содействие подготовке к биологической войне; 5) содействие советской программе биологического вооружения (15).
Далее, самое время остановиться на деталях исполнения такой задачи разведки, как подготовка диверсионных (террористических) актов против избранных людей и стран с применением того или иного вида биологического оружия.
Выше уже говорилось, что, начиная с 1920-х годов, в ГПУ и во всех его советских преемниках вплоть до КГБ существовала секретная группа (лаборатория, отдел), которая была создана для проведения операций с использованием «ядов» – за рубежом (и потому иногда кураторство группы приписывают создателю зарубежной разведывательной сети Я.Серебрянскому) и в собственной стране. Спецлаборатория возглавлялась в 1930-х годах профессором Казаковым, расстрелянным в 1938 году по делу Бухарина, и подчинялась главе ведомства (234). За термином «яды» скрывались биологические токсины, природные яды, наркотические средства и другие группы веществ биологического и химического происхождения.
Многие годы спецлаборатория находилась за внутренней тюрьмой Лубянки (Москва, Варсонофьевский пер.,11) и имела при себе спецкамеру для «работы». И эти помещения не были единственными. Разбирать динамику структурных изменений спецлаборатории вряд ли имеет смысл. Главное состоит в том, что в ней были собраны специалисты отравительного дела. Скажем, 20 февраля 1938 года это подразделение было названо отделом лабораторий (4-м спецотделом НКВД СССР) и во главе был поставлен М.П.Филимонов (237), фармацевт по образованию и обладатель степени кандидата медицинских наук. Начальником химико-биологической лаборатории был полковник медицинской службы Г.М.Майрановский, пришедший в 1937 году вместе со своей группой из Физико-химического института академика А.Н.Баха (234). Другую лабораторию – биологическую – возглавил специалист по биологическому оружию С.Н.Муромцев, выходец из биологического отдела военно-химического института РККА (83,84). Спецотдел подчинялся непосредственно Л.П.Берия и без дела он не сидел. В разные годы этот орган официально назывался по-разному и числился в разных подразделениях, однако между собой работники ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ обычно именовали его или «Лабораторией-Х» (так продолжалось вплоть до 1960 года (15)), или же «Лабораторией № 12» (234).
Спецлаборатория разрабатывала «яды», которые были способны убивать жертвы без идентифицируемых следов, а также искала средства, которые могли стимулировать откровенность. Обычно биологические и химические средства проверялись на людях, приговоренных к смертной казни. Руководил экспериментами и лично проводил их Г.М.Майрановский. В частности, считается, что больше года у Г.М.Майрановского ушло на работу с таким токсином растительного происхождения, как рицин. Изучались также свойства дигитоксина, колхицина и многих других. Остановились на яде К-2 (карбиламинхолинхлориде), который убивал жертву быстро и без следов. Согласно показаниям очевидцев, после приема К-2 подопытный становился как бы меньше ростом, слабел, становился все тише. И через 15 минут умирал. Помимо поиска самих ядов, чекисты-террористы разрабатывали и способы их введения в организм жертвы. Яды подмешивались к пище или воде, давались под видом лекарств до и после еды или же вводились с помощью инъекций. Было опробовано и введение яда через кожу путем ее обрызгивания или смачивания. Не сразу, но пришли также к идее трости-колки и даже стреляющей авторучки (238).
Укажем для примера некоторые жертвы политических убийств в СССР в 1946-1947 годах, приказы о которых были отданы высшими советскими властями. В 1947 году был ликвидирован в больнице архиепископ Ромжа – глава греко-католической церкви, сопротивлявшийся присоединению греко-католиков к православию. Яд кураре изготовил для той акции Г.М.Майрановский, ввела медсестра, общий приказ на исполнение был получен из Москвы, окончательный приказ на месте поступил от Н.С.Хрущева. Аналогичным образом погибли польский гражданин Самет, работавший в СССР инженером и будто бы добывший секретные сведения о советских подводных лодках и собиравшийся передать их американцам, а также американский гражданин узник советского лагеря И.Оггинс, за освобождение и выезд в США которого хлопотало американское посольство в СССР. Оба получили от Г.М.Майрановского укол кураре во время медицинского осмотра. А 17 июля 1947 года точно так же закончил свою жизнь в спецкамере «Лаборатории-Х» швед Р.Валленберг, с которым не удалась политическая игра и который в преддверии Нюрнбергского процесса был И.В.Сталину ни к чему. Министр госбезопасности В.С.Абакумов запретил вскрывать тело погибшего и приказал кремировать (234).
Г.М.Майрановский получил свой срок от «заказчиков» еще в феврале 1953 года (по линии «сионистского заговора»). Его личное участие в применении биологических и химических средств в 1937-1947 годах по заданию правительства против его врагов было установлено во время разбирательств и в 1960-х, и в 1990-х годах. А убийства с использованием ядов со смертью И.В.Сталина не прервалась, а были продолжены. Их источником в 1960-1970-х годах была «Лаборатория X», она же 12-я лаборатория ЦНИИ специальных и новых технологий КГБ СССР (234).
Описание трудов оперчекистов на этом тайном фронте можно продолжать бесконечно, хотя достоверных данных, по очевидным причинам, не так уж много. Мы ограничимся несколькими особо показательными примерами химико-биологической войны, осуществленной террористами из советских спецслужб в послесталинскую эпоху как дома в их родном Советском Союзе, так и за его рубежами.
Известный пример – отравление писателя В.Войновича. Оно было выполнено КГБ по всем правилам биологического терроризма, прямо на родной советской земле.
Отравительные будни КГБ
«В декабрьском номере журнала «Знамя» напечатана новая повесть Владимира Войновича «Дело № 34840», в которой писатель излагает ход и результаты расследования, предпринятого им по факту покушения органов госбезопасности на его жизнь и здоровье. Собственно, главный результат автор добыл в мае 1993 г. на международной конференции в Москве «КГБ вчера, сегодня, завтра» из уст одного из ораторов, представлявших это ведомство, и ввиду важности признания выделил его жирным шрифтом «Да, Войновича отравили, но ведь и все наше общество было отравлено». Что, как увидит читатель «Дела», совсем не означает готовности ГБ делиться своими секретами.»
«Московские новости», 6 февраля 1994 года.
Два других столь же известных события – того же ранга, только случились они в других странах.
15 октября 1959 года КГБ СССР осуществил акт химического терроризма в Мюнхене (Германия). Пистолетным выстрелом ампулой с цианистым калием агент КГБ Б.Сташинский исполнил многолетнюю мечту чекистов – отравил лидера национального движения Украины С.А.Бандеру. Последствий тот акт имел немало – террорист получил советский орден «за успешное выполнение особо важного задания правительства», после чего 12 августа 1961 года сдался властям ФРГ и был предан суду. И вердикт западногерманского суда от 19 октября 1962 года не только воздал террористу по заслугам, но и назвал организатора преступления – председателя КГБ СССР А.Н.Шелепина. Тот приговор и поныне остается в силе.
А 7 сентября 1978 года в пригороде Лондона болгарский писатель-диссидент Г.Марков был отравлен рицином, изготовленным по заказу спецслужб Болгарии в Москве – в 12-й лаборатории. Капсула с ядом была помещена в острие зонтика, однако умер писатель не в момент укола. Поскольку для рицина характерно наличие скрытого периода действия, исполнитель без особых хлопот отбыл с места событий. А советский разведчик О.Калугин получил за тот подвиг орден от правительства Болгарии (10,234).
Остается добавить, что биологический 12-й отдел (ныне входящий в состав 8-го отдела) Управления С Службы внешней разведки РФ и до наших дней нацелен на осуществление актов терроризма и саботажа в зарубежных странах с использованием биологических средств и, главное, на важных «биологических» объектах разных стран. Бывший советский биологический разведчик и диверсант сформулировал это так: «Вы можете предположить, что такую силу просто бросили из-за разрядки и демократизации? Что все силы и деньги, потраченные на подготовку наших людей, забыли? Что всех наших агентов и нелегалов отзовут только из-за того, что Россия принимает участие в новом раунде переговоров о биологическом оружии в Женеве? Я бы на это не закладывался» (15).
В арсенале 8-го отдела и поныне находятся как быстродействующие яды для бесшумного убийства, так и средства для шумного подрыва, не говоря уж о так называемой «смертоносной воде» (жидкой взрывчатке). Объекты для будущих диверсий давно подобраны, так что экологические, медицинские и тому подобные последствия гарантированы. Скажем, в 12-м отделе уже давно было исследовано, как обеспечить террористический акт против гарнизона морской базы в Австралии, где квартирует военно-морской флот США (почти наверняка это порт Таунсвилл), с помощью инфекции или же путем отравления системы водоснабжения. Продолжать эту тему вряд ли стоит. Добавим лишь, что именно в 8-м отделе Управления С сосредоточено наибольшее количество кавалеров престижных советских наград (15).
Контрразведка
Контрразведка во все времена в первую очередь скрывала сам факт подготовки к наступательной биологической и химической войне.
За весь период с 1926 по 1992 годы советские власти лишь дважды в силу каких-то политических соображений в теоретическом плане признавали возможную подготовку Советского Союза к биологической войне. В 1938 году это сделал маршал К.Е.Ворошилов, в 1956 году – маршал Г.К.Жуков.
Обращаясь к механизму упрятывания тайн, отметим, что система эта была (и есть) на редкость изощренной.
Даже в секретной переписке названия особо опасных возбудителей, с которыми велась работа, не назывались, а шифровались, причем шифрованные обозначения регулярно изменялась. Важно иметь в виду, что один и тот же возбудитель получал разные шифры даже в пределах одной исторической эпохи в документах разного уровня, например в переписке Москва-учреждение и в пределах самого учреждения. Так что будущим историкам биологической и химической войны предстоит нелегкая задача разбираться в документах, где предмет обсуждения ни разу не называется прямо, а зашифрован разными шифрами, если, конечно, эти документы их дождутся.
В качестве примера приведем бактерию сибирской язвы. Если в секретных документах 1920-х годов она называлась возбудитель «АВС» (70), то на рубеже 1980-1990-х годов ее именовали уже как возбудитель Л4 (10). Бактериальные возбудители в «Биопрепарате» шифровались с буквой Л: чума – Л1, туляремия – Л2, бруцеллез – Л3, сап – Л5, мелиоидоз – Л6 и т.д. Возбудители вирусной природы обозначались с буквой Н: натуральная оспа – Н1, вирус геморрагической лихорадки Эбола – Н2, вирус лихорадки Марбурга – Н3, а боливийской лихорадки – Н4 и т.д. (10).
Среди прочих мер подобного рода отметим, что из соображений секретности не допускались явные (внешние) контакты сотрудников всех трех систем ВБК – обеих наступательных и одной «оборонительной» (противочумной) (6). Можно только удивляться изощренности подхода контрразведки, тем не менее даже сам факт контактов между людьми из двух систем биологической войны – «гражданской» системы «Биопрепарата» и военной системы 15-го управления Генштаба считался важнейшей и тщательно охраняемой государственной тайной.
Чтобы не «засвечиваться», работники секретных организаций биологической войны имели план по выпуску открытых публикаций на самые разнообразные темы, к тому же от имени не тех институтов, где они фактически работали, а совсем иных (6).
В каждом учреждении биологической войны имелся план мероприятий по дезинформации разведок вероятного противника. И он достигал своей цели. Конечно, скрывать от оптики космических спутников гигантские научные и промышленные учреждения было сложно. Так вот, в 1988 году миротворец М.С.Горбачев подписал секретный приказ, которым предписывалась разработка мобильных производственных линий, чтобы на случай проведения зарубежных инспекций можно было бы перевезти их в другое место. А московский Институт прикладной биохимии разрабатывал даже техническую документацию на фиктивные заводы по выпуску средств биологической защиты, которая должна была демонстрировать миролюбивый характер действующих заводов биологического оружия. Эти бумаги сопровождались, среди прочего, и такими фальшивками высокого уровня, как разрешительные документы правительства (10).
Не будет лишним, однако, подчеркнуть, что, советский военно-биологический истеблишмент использовал драконовскую систему секретности в основном не для защиты страны (по существу лишь армии), а для собственного благополучия.
Сейчас мы с улыбкой слушаем заверения властей, что они будто бы защищают нас от биологической и химической агрессии родной промышленности. На самом деле дела наши столь плохи, что впору думать об организации общественной самозащиты населения от всяческой и зачастую неопознанной «заразы» и «химии».
В секретном подполье, которое ВБК, военно-химический комплекс и прочие ветви ВПК создали на территории СССР, сформировалось множество специальных секретных пространств. Только в их пределах действовали масштабные программы по подготовке к биологической и химической войне. Разумеется, исключительно для посвященных. При этом обитатели отдельных спецпространств могли не знать о существовании друг друга. В этих спецпространствах практически не действовали правила, характерные для общеизвестных уровней вертикально дифференцированного прятания правды («Секретно», Совершенно секретно» и «Совершенно секретно, особой важности»). Для попадания в спецпространство нужен был специальной вход – допуск по форме «Ф». Документы в нем тоже проходили отдельно – по «серии Ф». А еще не забудем, что многие Ф-шифры имели в слове еще одну общую букву «Т». Были также и другие пространства – «К» и т.д.
Выше уже упоминалось, что великое множество разного люда, спрятавшегося под неприметной крышей секретной части Главмикробиопрома при СМ СССР, доило державу подготовкой к тотальной биологической войне по обширной программе «Фермент» и ряду других, столь же масштабных и опасных. По программе «Метол» в «Биопрепарате» создавались штаммы бактерий и оружие на их основе, которые были бы устойчивы к антибиотикам «вероятного противника», причем в первую очередь создателей заботила бактерия чумы. Программа «Костер» предполагала разработку нового типа токсинного оружия – токсин не надо было вносить в организм врага, он должен был синтезироваться прямо в организме жертвы с помощью так называемых регуляторных пептидов и соответствующих генов. На этом деле озолотились 4 уже упоминавшихся института АН СССР и лично академики Ю.А.Овчинников и Г.К.Скрябин (10).
Третье главное управление при минздраве СССР не столько обеспечивало надзор за безопасностью работ по созданию оружия массового поражения, в том числе биологического и химического, сколько кормилось по линии секретной и очень щедро финансировавшейся программы «Флейта».
Не отставали и «химики». У них была обширная программа «Фолиант» – по подготовке к химической войне с помощью химического оружия третьего поколения. За счет нее многие годы жили и кормились в основном спецработники Министерства химической промышленности СССР и сотрудники других ведомств, которые были «приобщены».
А работники Минлесхоза опустошали государственный бюджет страны за счет подготовки к войне против всякой растительности «вероятного противника» по линии секретной программы «Флора».
Не отставали и труженики Минсельхоза, которые пополняли бюджет своего ведомства обещаниями создать биологическое оружие против сельскохозяйственных животных «вероятного противника» в рамках секретной программы «Экология».
А еще были программы «Фуэтэ», «Фагот», «Фляга», «Фактор»... И так до бесконечности – советское секретное простр<