Глава 3. Экология биологической войны
Действовавшие в условиях чудовищной секретности объекты ВБК чрезвычайно опасны для людей и природы.
При работах с возбудителями особо опасных инфекций нельзя полностью абстрагироваться от людей. Поэтому при подготовке к биологической войне особенно важно было тщательное соблюдение норм биологической и химической безопасности любых работ с возбудителями особо опасных инфекций – от разработки новых видов биологического оружия до уничтожения ставших не нужными запасов. К сожалению, период, когда в Советском Союзе велись работы по биологическому вооружению, они были тщательно законспирированы от всего мира – и от «вероятного противника», и от собственного населения. Следствием этого стали те немалые последствия для биосферы, о которых стало известно лишь нынешнему обществу, да и то в ничтожной степени. Действительные последствия были много более серьезные.
Испытания биологического оружия
Испытания биологического оружия обычно проводят на подопытных живых мишенях (животных и людях) на специально выбранных для этого территориях.
Выбор таких территорий в цивилизованных странах очень труден. Как известно, в годы второй мировой войны Великобритания испытывала биологическое оружие, в том числе сибирскую язву, на шотландском острове Грюинард (Gruinard) (4,68). С тех пор этот остров остается необитаемым (56). Причем на его обеззараживание ушло 40 лет – пришлось залить весь остров формальдегидом, чтобы убить буквально каждую бактерию, ведь бактерии сибирской язвы могут сохраняться сотни лет (209). Таковы представления западного цивилизованного государства (в месте испытания сибирской язвы людям жить нельзя).
Однако особенно труден выбор мишеней. Армии мира всегда испытывают недостаток в результатах испытаний на людях, однако эта проблема сопряжена с разрешением такого количества этических и иных вопросов, что далеко не все государства решались на подобные опыты.
Опыты на людях
Проверка действия опасных возбудителей на людях была в годы создания биологического оружия неизбежна. Поэтому стоит специально присмотреться к тому, как это делалось в Советском Союзе, не отделяя при этом работы по биологическому и химическому оружию, поскольку подходы были близки.
Самый простой случай – это непредвиденные заражения. И дискуссии на этот счет проходили неоднократно.
Так, еще 24 сентября 1923 года при обсуждении вопроса «Об организации медицинских исследований» Межсовхим заслушал планы А.И.Пахомычева. Доктор-инициативник для «исследования действия ОВ на организм человека» предложил всего лишь установить надзор «за местами, где идут работы с ОВ» (время было такое, что говорить об обеспечении безопасности работ доктору в голову не пришло). Участники совещания охотно согласились с идеей, что даже присутствие на опытах даст возможность «использовать их для изучения действия ОВ на организм» (210).
Ну а 22 декабря 1923 года Межсовхим по докладу уже не инициативника, а работника санитарной службы врача З.М.Явича (потом он стал ведущим токсикологом в ИХО) заслушал сообщение о работах главного санитарного управления в области военно-химического дела. Формула участия врачей и их подручных из промышленности выглядела дико по нынешним временам, однако вполне нормально по стандартам тех тяжелых лет: «Считая, что случаи отравления на заводах могут дать богатый материал для изучения, Главсанупр совместно с ЦК союза химиков разработал анкетную карточку для обследования работников, занятых на производстве ОВ» (211).
Инициатива изучения отравленных параллельно, а иногда и вместо лечения была переплавлена в систему конкретных действий. И в последующие десятилетия токсикологи из цивильных и армейских институтов и медико-санитарных частей (МСЧ) осуществляли постоянное наблюдение за симптомами отравления людей, брошенных на работы с ОВ – разработку, испытания, производство, хранение. Полученная информация обобщалась и использовалась в армейской практике, однако эти обобщения так и не были представлены обществу в виде открытых публикаций. И уже не будут (211).
В подтверждение приведем примеры из различных эпох, которые касаются непосредственно работ с биологическим оружием.
Ко временам 1930-х годов относятся, в частности, отчеты о наблюдении за заболеванием мелиоидозом трех групп людей (19, 11 и 12 случаев), хранящиеся в архиве минобороны. Эти заражения имели явно искусственный характер. К тому же периоду относится и история о «случайном» заражении 20 человек во время испытаний рецептуры сапа. Данных об их судьбе отчет не содержал, хотя антибиотиков в те годы еще не существовало (10).
В конце декабря 1933 года в бактериологическом отделе ИХО РККА погибла работница А.Т.Ломова, занимавшаяся рецептурой сибирской язвы в феноле в связи с проходившей тогда подготовкой этой рецептуры для постановки на вооружение Красной Армии. Даже если это произошло случайно, по существу состоялся опыт по применению боевой рецептуры на человеке. Болезнь продолжалась 5 дней (как и у кроликов, коз и баранов) (104). А в первых числах января 1934 года начальник ВОХИМУ Я.М.Фишман доложил наркому К.Е.Ворошилову о необходимости постановки оружия на основе сибирской язвы на вооружение (103).
Один из последних трагических случаев, связанных с сибирской язвой, случился в конце 1980-х годов на заводе в Степногорске. В спешке, связанной с созданием новой боевой рецептуры, аварии и несчастные случаи происходили каждую неделю. Тогда произошло и заражение одного из рабочих и лишь введение огромной дозы сибиреязвенной сыворотки спасло этого человека от гибели (10).
Одной из особо примечательных – и трагических – страниц является история создания в вирусологическом институте в Кольцово нового и очень агрессивного штамма вируса геморрагической лихорадки. 30 апреля 1988 года во время работ с вирусом Марбурга погиб сотрудник этого института Н.Устинов. Эта трагическая случайность была в полном объеме использована для решения задач наступательной биологической войны. При исследовании организма погибшего был выделен новый, более вирулентный (в военном смысле – более эффективный) штамм вируса Марбурга. Этот штамм (с учетом первоисточника он был назван вариант У) был положен в основу модернизации ранее созданного биологического оружия на основе вируса Марбурга и подготовлен к испытаниям. Поскольку собственная испытательная камера в институте еще не была построена, испытания были выполнены зимой 1989-1990 годов в камере в Степногорске. Испытания прошли успешно и к весне 1990 года новое оружие заняло свое место среди других видов биологического оружия СССР (10).
Не меньшие беды принесла и неизлечимая пока геморрагическая лихорадка Эбола, с возбудителем которой работают в двух местах – в Кольцово и в Загорске-6. В 1990-х годах от лихорадки Эбола погиб в Кольцово в «Векторе» молодой сотрудник (62). А потом руководитель военного вирусологического центра Загорск-6 генерал А.А.Махлай стал хвалиться тем, что руководимые им военные микробиологи будто бы создали эффективную защиту против лихорадки Эбола (52). К сожалению, результаты этого трудового подвига пока никому не помогли. В 1996 году в самом военном центре Загорск-6 погибла лаборантка, которая работала с вирусом лихорадки Эбола (179). Ну а 5 мая 2004 года в Кольцово случилась новая трагедия. Там погибла научная сотрудница А.Преснякова, которая нечаянно укололась иглой с вирусом Эбола (179,212). Как водится, официальное сообщение в ВОЗ было передано лишь через 2 недели после несчастья (212). Вряд ли в этих вирусологических центрах случившиеся гибели людей не были использованы хотя бы для изготовления защитного средства против вируса лихорадки Эбола.
Немало информации военные биологи приобрели и в связи с печальными событиями, случавшимися на острове Возрождения. Недалеко от бараков армейского персонала находится могилка молодой женщины с нечеткой надписью на камне. Это одна из первых жертв испытаний биологического оружия. Исследовательница погибла в 1942 году от сапа, от которого обычно умирают лишь после контакта с больными лошадьми и другими животными (10). Само же кладбище на острове очень большое, однако для родителей погибших оно недоступно.
Здесь мы вынуждены подчеркнуть, что с самого начала советские врачи не полагались только на случайные события – отравления активно планировались.
Обратимся к документам, которые относятся к работам с ОВ.
С точки зрения теоретического обоснования важно письмо от 17 января 1930 года, с которым председатель НТК ВОХИМУ П.Г.Сергеев обратился от имени своего военно-химического ведомства к руководителю смежного военно-санитарного управления М.И.Баранову, с предложением об осуществлении крупномасштабных испытаний ОВ на людях (213).
Из старого документа
«Начальнику Военно-санитарного управления.
Об испытаниях на людях.
Необходимость испытания ОВ на людях ясна для всех...
Наконец, при биологических испытаниях средств защиты и нападения нередко контроль на животных дает сбивчивые результаты.
О необходимости перечисленных испытаний с целью ознакомления людей с ОВ при изучении военно-химических средств уже неоднократно докладывалось в Химкоме ВОХИМУ, но вопрос не двигается с места.
При рационально поставленных испытаниях опасность для людей имеется такая же, как при применении сильно действующих лекарств.
НТК ВОХИМУ, прилагая при сем проект инструкции и программу испытаний ОВ на людях, просит Военно-санитарное управление высказать свои соображения по данному вопросу.
Председатель НТК Сергеев, 17 января 1930 г.»
Хотя письмо П.Г.Сергеева носило скорее формально-ритуальный характер (и задолго до, и многие годы после этого демарша в армии велись широкие испытания ОВ всех типов на людях вне зависимости от каких-либо решений и разрешений военных или гражданских медицинских органов), оно было показано всенародно известному наркому здравоохранения РСФСР Н.А.Семашко. Врач-нарком ничуть не засомневался, а лишь отметился на письме-обращении вполне благожелательной визой-резолюцией: «Вопрос нужно научно проработать и уточнить. 21.I.30 г.» (213).
За уточнениями дело не стало, и 16 февраля 1930 года ВСУ РККА направило в адрес ВОХИМУ РККА искомый ответ – согласие на проведение масштабных химических опытов на людях: «применение испытаний ОВ на людях, не только в целях уточнения имеющихся выводов о действии ОВ на организм, но и в целях ознакомления личного состава Красной Армии с ОВ и мерами борьбы с ними, возражений принципиально не встречает» (214).
Остается иметь в виду, что эта и вся последующая переписка (таких документов можно найти в архиве очень много) носила всеобщий характер – как уже упоминалось, в предвоенные годы биологическое оружие в документах часто маскировалось под ОВ.
Специфические условия в Советском Союзе тех лет были таковы, что перенос испытаний биологического и химического оружия на людей не доставлял властям серьезных этических трудностей. Нормы в отношении человеческой жизни были в те годы совсем иные, а нужда в «полноценных» данных диктовала свои правила. В первую очередь это было связано с бесправным положением заключенных. То же относится к моральной стороне использования биологического оружия против «противника», будь то немецкие солдаты или афганские моджахеды. Впрочем, как оказалось, даже рядовые советские граждане, не относившиеся ни к заключенным, ни к врагам, не были застрахованы от «участия» в опытах с биологическим оружием.
Опыты на людях с использованием биологического оружия известны еще с 1920-х годов, когда в Ленинграде использовались заключенные одной из тюрем. На них, в частности, ставились опыты с вирусами – возбудителями энцефалита (1). Об опытах на заключенных, выполнявшихся в 1930-х годах в Суздале в Покровском монастыре, еще помнит кое-кто из нынешних жителей (9,37). Существование на одном из Соловецких островов концлагеря СЛОН для политзаключенных позволило работникам ВМА им.С.М.Кирова вести работы с широким кругом возбудителей. Факт проведения опытов на заключенных следует из соответствующих секретных отчетов (10). На то же указывают американские данные, свидетельствующие о фактах массового – и не случайного – распространения инфекционных болезней среди заключенных Соловецких островов (7). В этом контексте следует отнестись и к упоминанию об инфицировании 20 работников возбудителем сапа, осуществленном в ходе одного из экспериментов (10).
Одним из следствий подобного варварства явилась эпидемия, связанная с испытанием бактерий чумы и сапа на японских военнопленных летом 1941 года. Пленных в темноте оставляли наедине с крысами, зараженными чумой. Способ переноса болезни от крысы к человеку был двоякий – агрессивность самих крыс, предварительно выдержанных без пищи, а также активность крысиных блох. В результате побега одного из инфицированных заключенных опыты приобрели неуправляемый характер, что усугубилось тем, что дело было не в Советском Союзе, а на территории Монголии. Трупы тысяч монголов (называют разные цифры погибших от чумы – от трех тысяч до пяти тысяч) были сожжены (1).
Ну а в военные годы Советская Армия совершила биологические «опыты» на немецких войсках, вызвав среди них массовые заболевания туляремией в 1942 году и Ку-лихорадкой в 1943 году (10).
Обращаясь к послевоенным годам, укажем несколько примеров.
В 1971 году на острове Возрождения были проведены испытания новой боевой рецептуры на основе вируса натуральной оспы. Сами испытания прошли успешно – подопытные обезьяны прожили от 4 до 14 дней. Однако попутно случилась беда – аэрозольное облако накрыло исследовательское судно в 15 км от места подрыва. И хотя было распылено лишь 400 граммов боевой рецептуры натуральной оспы, от него заразилась лаборантка, находившаяся на палубе судна. После возвращения в Аральск она стала источником заражения немалого количества жителей Казахстана. В общем погибшие тогда 3 человека стали по существу незапланированными подопытными объектами (171,199). На радость тех, кто создавал новую рецептуру в Загорске-6. Как водится, военные биологи не стали предупреждать о беде главного государственного санитарного врача СССР, так что ему пришлось доискиваться до истины самому. В свою очередь лицо, называвшее себя главным государственным санитарным врачом СССР, не стало извещать общественность об эпидемии (теперь он ссылается на запрет председателя КГБ Ю.В.Андропова (171)). Соответственно, и великий и могучий Советский Союз не снизошел до извещения ВОЗ об этом случае эпидемии оспы, хотя был обязан это сделать. Что касается важных для эпидемиологии деталей той беды в Казахстане, то они по-прежнему пылятся в сейфах для секретных документов.
На этом счет скорбным событиям не остановился. В 1972 году погибли два рыбака на Аральском море – из-за изменения направления ветра их лодка попало под чумное облако (10). И опять у военных биологов на руках оказался необходимый им экспериментальный материал, поскольку то аэрозольное облако было не простое, а на основе нового – боевого – штамма чумы.
Известен также и факт биологической атаки против моджахедов, которая была осуществлена между 1982 и 1984 годами во время авантюры Советской Армии в Афганистане. В частности, известно об осуществлении биологического нападения с использованием рецептуры сапа, однако были и другие атаки. Возбудитель распылялся с самолета ИЛ-28, базировавшегося на одном из военных аэродромов советской Средней Азии (10).
Доходило, впрочем, и до людей – работников складов, строителей и других вольнонаемных лиц. Например, работники военно-биологического центра Свердловск-19 за отдельную плату соглашались на разного рода прививки (166). То же самое можно сказать о работниках завода «Биосинтез» в Пензе, на котором опыты велись в 1970-е и последующие годы.
Остается напомнить об эпизодах, когда в сферу биологических испытаний – сознательных и невольных – включались неосведомленные жители больших городов.
Злые языки утверждают, что новосибирское метро было построено для того, чтобы изучать распространение аэрозолей в подземных коммуникациях такого рода. Причина банальна – именно Новосибирск является центром и поныне в немалой степени секретной науки об аэрозолях. Так это или не так, установить трудно. Однако в 1979-1989 годах были проведены масштабные опыты по распылению над регионом Новосибирска аэрозолей, содержавших бактерию Bacillus thuringiensis в качестве безвредного имитатора опасных возбудителей. Аэрозоли распылялись с самолетов с гражданской маркировкой. Аналогичные эксперименты были выполнены на военном полигоне близ Нукуса (Каракалпакия) и над одним из регионов Кавказа (10).
Не избежал этой судьбы и город-герой Москва – в московском метрополитене Институт биологического приборостроения в 1980 году изучал распространение биологических объектов. Считается, что вместо опасных возбудителей будто бы была использована безвредная бактерия Serratia marcescens (10).
А вот бактерия бруцеллеза, которая покинула в 1976 году в Москве стены научно-контрольного ветеринарного института, была настоящая. Поскольку речь идет об одном из густо застроенных кварталов столицы, не удивительно, что порыв ветра занес возбудитель в один из соседних дворов, который оказался двором Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Результатом оказалось попадание в реанимацию 15 слушателей ВПШ (28,56). Всего же в рамках того случая через воздух заразилось и заболело бруцеллезом более 500 человек (215). Впрочем, несмотря на масштабы события, данные о его расследовании опубликованы не были.
Игры военных с опасными возбудителями, от которых пострадали жители Свердловской области и Узбекистана, будут обсуждены ниже.
Территории
К сожалению, игры военных были чрезвычайно рискованными не только для подопытных людей, но и для ничего не подозревавших жителей. К тому же созданные в ИХО-НИХИ-БИХИ-БОН-БИТИ-СТИ образцы оружия требовали испытаний в полевых условиях.
В Советском Союзе военные химики поначалу относились к этим вопросам без должного почтения. Во всяком случае без учета проблемы «палки о двух концах», о которой шла речь еще при самом первом обсуждении на закрытом совещании в армии в феврале 1924 года (85).
Приведем пару примеров.
Испытания биологического оружия в Москве на основе спор сибирской язвы (шифр – «вещество АВС») активно велись в 1926-1927 годах на военно-химическом полигоне в лесопарке Кузьминки. Их руководителем был доктор А.Н.Гинсбург (88-92).
Один из последних опытов был выполнено 19 июля 1927 года. К броневой яме была сооружена специальная пристройка, а в ней яма для подопытных животных глубиной 2 метра. Подрыв картонной бомбы с 10 ампулами, содержавшими споры сибирской язвы (легочная форма), состоялся в 12 часов 45 минут. Экспозиция составляла: для двух коз – 2 минуты, для двух других – 4 минуты. Через 48 часов все 4 подопытных козы подохли, как показало вскрытие, от сибирской язвы. «По окончании вскрытия животные были свалены в яму, залиты сверху формалином, а затем засыпаны хлорной известью». 11 августа пристройка была разрушена. Вывод экспериментаторов: сибирская язва «является одним из наисильнейших и верным по своему воздействию на животный организм... Необходимо поставить опыты в полевых условиях... Уже есть предварительные наметки в отношении использования вещества АВС в артиллерийских снарядах. Также желательно вести испытания на применение вещества АВС в авиационных бомбах» (92).
Ныне место тех военно-биологических испытаний 1926-1927 годов не известно никому: территория широко используется москвичами для прогулок и сбора грибов, а вот о том, что там закопаны споры сибирской язвы, наша армия оповестить жителей как-то «позабыла». Да и руководители города-героя Москва и тем более руководители его санитарно-эпидемиологической службы делают вид, что ничего не случилось и что закопанные споры сибирской язвы лично их не касаются.
Продолжая тему сибирской язвы, отметим, что ее новый боевой штамм был получен в институте в Кирове в 1950-х годах с участием вольных крыс. История этого «достижения» трагична. В 1953 году в городскую канализационную систему Кирова произошла утечка сибирской язвы из реактора, в котором в институте выращивалась биомасса. Конечно, персонал, обнаружив утечку, выполнил все необходимые работы по дезинфекции. Однако вскоре заражение сибирской язвой было обнаружено среди популяции городских крыс. Несмотря на активные дезинфекционные мероприятия, существование сибирской язвы в городском подземелье продолжалось несколько лет. Работы по непрерывному изучению этой популяции крыс завершились в 1956 году успехом – у одной из них был обнаружен новый, много более вирулентный штамм сибирской язвы. Конечно же военные биологи немедленно превратили результат непреднамеренного опыта над городской средой г.Кирова в новый боевой штамм, послуживший советской власти вплоть до ее кончины (10).
Тем не менее военные так и не известили жителей Кирова о той трагической истории. Да и нынешние власти области и города и их санитарно-эпидемиологические службы тоже не стремятся к излишнему знанию. Так что точка в той истории еще не поставлена.
Вопрос о выборе земель, пригодных для испытания биологического оружия, стал одной из важнейших тем, которые были рассмотрены еще в докладе начальника ВОХИМУ РККА Я.М.Фишмана от 10 февраля 1928 года. Речь шла о подборе острова, который можно было бы использовать для осуществления открытых испытаний биологического оружия. Им был сформулирован ряд специфических требований в отношении острова: площадь – порядка 15-25 км2, удаленность от берега – не менее 10 км. И, что особенно удивительно, Я.М.Фишман собирался тогда стрелять снарядами в снаряжении опасными биологическими рецептурами. Во всяком случае еще одним условием при выборе острова для целей биологических испытаний была директриса для стрельбы – не менее 5 км (74).
Экспедиций было несколько. Одна из них была осуществлена на озеро Байкал и состоялась в сентябре 1929 года. Возглавлял лично И.М.Великанов. Были обследованы Ушканьи острова «на предмет выяснения возможного использования их в 1930 году для специальных целей N-ного отдела». К счастью, острова на Байкале И.М.Великанову не приглянулись. К тому же он, в отличие от Я.М.Фишмана, выступал за «отказ от воды как от ограждающего барьера»(216).
Вскоре были подобраны два острова, подходивших, по мнению исполнителей, для сформулированных целей и удовлетворявших требованиям Я.М.Фишмана.
Одним из них оказался остров Городомля на озере Селигер, расположенном на Валдайской возвышенности на территории Тверской (Калининской) и Новгородской областей недалеко от г.Осташков. Конечно, он не располагал искомой площадью, однако был достаточно близок от энтузиастов с Красной площади в Москве.
Другим оказался остров на Аральском море – бессточном соленом море-озере, расположенном на территории Узбекистана и Казахстана и принимающем воды двух рек – Амударьи и Сырдарьи. Облюбованный остров Возрождения – один из немногих крупных и к тому же безлюдных (если не считать заключенных) островов, которых всего на Арале более 300.
Вскоре эти два острова, а также присоединенные к числу островов-испытателей Соловецкие острова на Белом море, армия стала активно использовать для проведения самых разнообразных испытаний биологического оружия. И таких испытаний до второй мировой войны было выполнено немало.
Впрочем, как будет обсуждаться ниже, армия и работавшие по ее заданиям гражданские организации, не пренебрегали и сухопутными испытаниями. Одно из первых – тогда еще сухопутных – испытаний разработок БИХИ состоялось летом 1934 года на военно-химическом полигоне Шиханы (Саратовская область) (217). К этому времени немецкие военные уже покинули Советский Союз. Скорее всего это были испытания рецептуры сибирской язвы в феноле, которую в те времена Я.М.Фишман активное проталкивал на вооружение Красной Армии в качестве оружия против людей (103). В следующем году там же, в Шиханах, изучались методы военного применения ящура для борьбы с животными «вероятного противника» (7).
В целом испытания биологического оружия осуществлялись в Советском Союзе на многочисленных участках и полигонах, которые расположены в самых разных климатических зонах. Часть из них проводилась и в тех регионах, где находятся сами исследовательские центры. Среди них известны сухопутные полигоны, размещенные возле Верхней Пышмы (Свердловская область) (166), в Кирово-Чепецком районе (Кировская область). Высокогорные испытания проводилась на таком специфическом полигоне, как плато Устюрт возле Нукуса (Каракалпакская республика, Узбекистан) (30), зимние – в Мурманской области и даже на Чукотке (166).
Серьезная серия испытаний по боевому использованию биологических средств была выполнена в 1939 году бактериологами института им.В.Чкалова из Оренбурга на полигоне в 20 км от Перми. В одной из группы опытов носителями инфекций чумы, сибирской язвы, холеры и тифа были крысы, которые распространялись с помощью авиационных и артиллерийских средств. Авиабомбы, заполненные 25-литровыми алюминиевыми сосудами, сбрасывались на парашюте с различных высот (1).
В 1960-1980 годах были выполнены многочисленные пуски боевых баллистических ракет из разных точек Советского Союза. В головной части ракет находились макеты биологических боеголовок (10). Мишеней в основном было две – морской полигон в Тихом океане и сухопутный полигон Ключи на Камчатке.
Испытание работоспособности бактерий, которые обучены «поедать» военную технику, были проведены во время войны в Афганистане. Поскольку у душманов техники не было, испытывали на своей, советской (166).
Особое внимание уделялось, конечно, испытаниям биологического оружия на островах, изолированных от людского жилья. Однако использование природных условий в качестве места для опытов с опасным оружием не могло продолжаться бесконечно – даже испытания на островах, как показала практика, не обеспечивали полной безопасности. Поэтому переход на использование мощных закрытых камер был закономерен. После принципиальных решений 1970-х годов было развернуто строительство подобных камер. И в конце 1980-х годов часть испытательных работ было перенесено в камеры, которые были сооружены в замкнутых помещениях институтских городков (Степногорск, Оболенск, Кольцово).
В частности, испытания биологического оружия на основе модернизированного штамма вируса геморрагической лихорадки Марбурга (варианта У) были выполнены камерально. Поскольку боевая испытательная камера в Кольцово еще не была построена, а камера в Оболенске не могла быть использована из-за близости Москвы, испытания боевых свойств нового вируса были выполнены в микробиологическом институте в Степногорске зимой 1989-1990 годов. Караван с образцами оружия, подопытными животными и персоналом под охраной был переброшен из Сибири в Казахстан В институтском испытательном корпусе боевая эффективность нового оружия была изучена по полной программе: в оружейной камере – эффективность элементов новых биологических боеприпасов, в камере для подопытных животных – работоспособность самого вируса. Все 12 обезьян, как и ожидалось, благополучно погибли (10). А М.Горбачев тем временем разъезжал по свету с разговорами о своем миролюбии.
Эпидемия «Свердловск-1979»
В апреле 1979 года в Чкаловском районе Свердловска (Екатеринбурга), расположенном в южной части города, случились события, забыть которые мы не сможем даже при жесточайшей информационной блокаде. Ничего не подозревавшие жители попали в облако биологического оружия, погубившего множество людей. Вылетело то облако из недр 19-го военного городка – секретного микробиологического центра Министерства обороны Советского Союза (в/ч 47051).
Эти события не были локальной трагедией. И они не были лишь биологической, генетической и экологической катастрофой для жителей тех мест. Эти события, известные в настоящее время как «эпидемия сибирской язвы в Свердловске в 1979 году», было крупнейшей биологической катастрофой века, которая сопровождалась множеством прямых и отложенных последствий (8,9,13,17,18,25,45-47).
Она же была прямым доказательством готовности Советского Союза к масштабной биологической войне.
Хронология беды
По сообщению самого осведомленного лица из числа тех, кто мог и хотел сообщить правду о тех трагических событиях, все случилось в пятницу 30 марта 1979 года на подземном заводе по производству сухой формы (спор) сибирской язвы, которая производилась в Свердловске для пополнения военных арсеналов Советского Союза. Как сообщил один из создателей советского биологического оружия полковник К.Б.Алибеков, во второй половине дня был временно удален засорившийся фильтр. Из-за недоразумения следующая рабочая смена не сделала необходимых действий, а продолжала работать в ночь на 31 марта уже без фильтра. Через несколько часов отсутствие фильтра было замечено, после чего был поставлен новый (10).
Так в одночасье район Свердловска превратился в испытательный военно-биологический полигон.
Разные источники называют разные причины беды (ниже они будут подробно разобраны). Разные источники называют также и другие сроки ее начала – и утро понедельника 2 апреля (159), и 3 апреля (166), и ночь с 3 на 4 апреля (165). Назывался даже и такой несусветный срок, как 13 апреля, причем достаточно осведомленным лицо (20).
Одно время наиболее подходящей представлялась версия КГБ о том, что выброс случился ранним утром, поскольку именно утром в понедельник 2 апреля с 7 до 8 часов дул северный ветер, который хорошо объяснял причину смертности людей, проживавших к югу от военных городков (21). Однако ни КГБ, ни метеорологи не сообщали о других сроках, когда также дул северный ветер (мы не знаем, например, о направлении ветра в ночь с 30 на 31 марта).
Итак, именно неаккуратная работа завода биологического оружия оказалась причиной того, что из подземной штольни, которая соединяет военные городки № 19 и № 32, вырвалось облако биологического оружия, накрывшее южную часть Свердловска (46). Облако смертоносного аэрозоля направилось на юг и юго-восток от военного городка № 19 в Чкаловском районе города. Под него попали часть военного городка № 32, жилой массив «Вторчермет», поселок керамического завода, частные дома, множество учреждений, многочисленные детские сады и школы, несколько колоний для заключенных. Поскольку территория военно-биологического центра Свердловск-19 в зону поражения не попала, его обитатели наблюдали за происходящим со стороны. Первыми кандидатами на поражение от патогенного облака были все, кто в те дни оказались на накрытых им улицах – работники заводских смен, дети, спешившие в детские сады и школы, заключенные, военнослужащие городка № 32 (Свердловская мотострелковая дивизия, курсы молодого бойца, курсы переподготовки офицеров запаса (46)).
Итак, хронология событий такова.
30 марта 1979 г. –выброс спор сибирской язвы из комплекса Свердловск-19 с подземного завода по изготовлению сухих форм (спор) сибирской язвы (10).
2 апреля – первая смерть человека от сибирской язвы, работника городка Свердловск-19 Ф.Д.Николаева (10).
Днем 2 апреля – перевод офицерского состава городка № 32 на казарменное положение (46).
Днем 3 апреля – смерть козы семьи Игнатьевых, в дальнейшем пало много собак и овец.
3-4 апреля – сплошная диспансеризация и вакцинация научного персонала военного городка № 19 (21,166). Жившие на территории городка военные строители вакцинации не подлежали.
4 апреля – прибытие в Свердловск Героя социалистического труда (1978 г.), начальника 15-го управления Генштаба Вооруженных сил СССР генерал-полковника Е.И.Смирнова.
4 апреля – прибытие из Москвы специалистов минздрава СССР – заместителя министра здравоохранения, главного государственного санитарного врача СССР генерала П.Н.Бургасова, а также главного инфекциониста минздрава СССР В.Н.Никифорова. Их командировал министр здравоохранения Б.В.Петровский для борьбы с эпидемией, о которой еще не знали врачи пострадавшего города. Генерал П.Н.Бургасов пробыл в Свердловске до 14 мая, В.Н.Никифоров – до конца эпидемии.
Днем и вечером 4 апреля 1979 г. – появление первых больных и умерших гражданских лиц, прежде всего среди рабочих керамического завода. Они закончили свою жизнь в морге 20-й больницы с диагнозом «пневмония» (17,18,25).
Начиная с 5 апреля1979 г., в течение трех недель в районе катастрофы умирало ежесуточно по 5 и более гражданских жителей города. Они прошли через морги 24-й, 20-й, 40-й и других больниц. Снижение смертности приходится лишь на третью декаду апреля (8,9,17,18,25).
10 апреля 1979 г. – первое вскрытие, выполненное гражданскими врачами в городской больнице № 40 (более ранние данные о вскрытиях погибших, проведенных в военном городке Свердловск-19, скрыты от общества и поныне).
10 апреля 1979 г. – придание диагнозу «кожная форма сибирская язвы» официального статуса среди гражданских медицинских кругов города (авторство диагноза приписывается Ф.А.Абрамовой (166)).
12 апреля 1979 г. – выделение в 40-й городской больнице корпуса для организации специального отделения на 500 коек – таково максимальное число больных, которые ожидались в пик эпидемии (17).
13 апреля 1979 г. – появление в газетах Свердловска скромных публикаций с предостережением жителей против заражения кожной формой «сибирской язвы» в связи с потреблением мяса павших животных (218).
13 апреля 1979 г. – начало организованных похорон погибших. Они были сосредоточены в 15-м секторе Восточного кладбища. В числе первых похороненных: Ф.Д.Николаев (офицер Свердловска-19, родился в 1912 году, на постаменте написано, что он умер 9 апреля, однако считается, что именно с этого человека начался счет смертям (10,166)), И.Я.Ретнев (прапорщик военного городка № 32, родился в 1938 году, умер 9 апреля), Д.Е.Виноградов (керамический завод, родился в 1927 году, умер 9 апреля), М.Ф.Марков (керамический завод, родился в 1932 году, умер 9 апреля), С.В.Захаров (керамический завод, родился в 1934 году, умер 9 апреля), В.Д.Иванов (мясокомбинат, родился в 1930 году, умер 10 апреля), Ф.З.Даянов (родился в 1936 году, умер 10 апреля)...
21 апреля 1979 г. – начало сплошной вакцинации гражданского населения и обеззараживания территории Чкаловского района и возникновение второй волны смертности среди гражданских лиц. В числе погибших: И.В.Макаров (родился в 1931 году, умер 24 апреля), майор В.М.Санников (родился в 1947 году, умер 25 апреля)...
12 июня 1979 г. – смерть последнего погибшего в районе эпидемии «сибирской язвы».
Ноябрь 1979 г. – публикация в журнале, издававшемся в Западной Германии советским эмигрантом на русском языке; сообщено, что в апреле на военном заводе в пригороде Свердловска из-за взрыва смертоносные бактерии попали в атмосферу (10).
Май 1980 г. – сообщение советского научного «Журнала микробиологии, эпидемиологии и иммунологии» об отдельных случаях заболеваний сибирской язвой в Свердловске в 1979 году (219).
12 июня 1980 г. – сообщение ТАСС о том, что события 1979 года в Свердловске были связаны с «естественной вспышкой сибирской язвы среди домашних животных».
Август-ноябрь 1990 г. – попадание в советскую печать первой информации о реальном источнике смертоносного облака – военном городке Свердловск-19 (17,18).
4 апреля 1992 г. – подписание Б.Н.Ельциным закона Российской Федерации «Об улучшении пенсионного обеспечения семей граждан, умерших вследствие заболевания сибирской язвой в городе Свердловске в 1979 г.» (220).
Весна 1998 г. – размытие в результате дождей свалки со складированными отходами от обеззараживания территории в районе эпидемии в Свердловске. Отходы попали в реку (167,168).
Диагноз
Вокруг установления и узаконения диагноза людей, пострадавших во время эпидемии в Свердловске в 1979 году, было чрезвычайно много политики. Слишком много даже для очень опасного события, <