Почему собаки и люди играют, как дети, на протяжении всей своей жизни, и как сделать так, чтобы игры с собаками были не только интересными, но и безопасными

Тулип была тем самым щенком в помете большой пиренейской собаки, про которого я точно знала, что это не мой выбор. Отделенная решеткой от игр с остальными щенками из своего помета она была единственным белым пушистым комочком, приходившим в неистовство по этому поводу. Ее сестры сидели спокойно, смирившись с ролью наблюдающих за шумной возней других. Тулип вскакивала, лаяла и вытворяла немыслимые вещи, разве что только не хватала решетку лапами и не сотрясала ее, как узник из низкопробного фильма о тюрьме. Я приехала посмотреть щенков, чтобы отобрать подходящего для меня и моей фермы. Боу Пип, моя первая пиренейская горная собака, неожиданно умерла от рака, и ее смерть оставила зияющую брешь в моей ферме, подобно утерянному фрагменту пазла. Мои овцы стали беззащитными без большой белой сторожевой собаки с глубоким и низким, как у пушки, лаем. Мне не хватало ее мягкой квадратной морды, покоящейся на моем животе: я лежу на пастбище на холмах, плотно прижавшись к земле, овцы вокруг нас жуют под солнечными лучами траву.

Итак, я прибыла сюда с тем, чтобы найти себе новую собаку, охраняющую овец, и была покорена этими щенками с огромными лапами. Но кто из них мог бы быть самым походящим? Боу Пип была идеальной собакой для меня и фермы. Мягкая с людьми, как топленое масло, благородная и спокойная с овцами, Боу Пип была образцовым примером инвалида, преодолевшего ограничения. У нее имелась только одна задняя конечность, и та была слабой и ненадежной. Родившись с коленными чашечками, развернутыми в стороны, она на протяжении ряда лет не давала возможности расслабиться ни мне, ни ветеринарам: операции, длительная послеоперационная реабилитация. Одну лапу анатомически восстановили, но она так никогда нормально и не функционировала; другую лапу пришлось, в конце концов, ампутировать. Она могла сделать несколько шагов, опираясь на три лапы, но в большинстве случаев просто радостно подтягивала заднюю часть тела вслед за крепкими передними конечностями. Передвигаясь, скорее, как тюлень или морской котик, чем собака, Боу Пип, тем не менее, с лихвой отплатила нам за наши реабилитационные усилия. За девять лет, что она работала сторожевой собакой, охраняя овец и уток, ее инвалидность не препятствовала выполнению «служебных обязанностей». Большую часть времени собаки, охраняющие домашний скот, защищают своих подопечных косвенно, лая или помечая территорию своим запахом. То есть это не то, чтобы быть всю ночь находиться вне дома, сражаясь с окрестными медведями. Здесь, на юге Висконсина, хищники, нападающие на овец, — это койоты и бродячие собаки, и им свойственно избегать ферм, охраняемых собаками, величиной с самих овец. Но в редких случаях сторожевые собаки должны защищать непосредственно. Боу Пип заслужила место на доске почета сторожевых собак, схватив тридцатикилограммового бродячего пса, который покидал двор с уткой по кличке Дядюшка Бёрт в зубах. Боу Пип, передвигаясь неожиданно быстро, в несколько секунд проделала путь через весь двор, схватила пса за загривок и удерживала его до тех пор, пока тот не выпустил Дядюшку Бёрта. Затем она затолкала носом утку назад — в укрытие амбара. Но теперь ее не стало, и в ее отсутствие мои животные нуждались в защите, а мне требовалась собака с медвежьей головой и тюленьими глазами, чтобы заполнить пустоту в моем сердце.

Это не просто — подобрать замену собаке, шанс найти которую составляет один на миллион. Я хотела собаку вроде Боу Пип, послушную, но бесстрашную, чтобы я могла доверять ей, когда она с детьми, и которая была бы спокойной и мягкой с овцами. Чаще всего охраняющие овец собаки терпят неудачу из-за того, что слишком любят играть: дело кончается тем, что играя, они доводят некоторых из подопечных до смерти. И пятикилограммовые ягнята, и пятидесятикилограммовые собаки любят порезвиться. Но они не лучшие партнеры на игровой площадке. Собаки получают от этого больше удовольствия. Поэтому, когда я аккуратно перевернула Тулип на спину и удерживала ее неподвижной другой ладонью за грудь, я искала собаку, которая поизвивается немного, лизнет мою руку и затем устроится с милым смирением.

«Милое смирение» — не из лексикона Тулип. Я могла бы назвать ее Элоиза в честь героини чудесной серии книг о маленькой девочке, которая вылила воду в трубу для почтового сообщения в отеле Плаза в Нью-Йорке. Барахтаясь, как рыба, под моими руками и извиваясь в знак протеста, Тулип глядела мне прямо в глаза. Но это был не тот тяжелый взгляд, от которого стынет в жилах кровь, какой я видела на лицах некоторых щенков. Ее глаза вспыхивали, как искры фейерверка в День Независимости, светясь радостью и ликующей игривостью. Мы заглянули глубоко в глаза друг другу, и в этот короткий момент, я была переполнена любовью. Подобно глупенькому подростку, я позволила Тулип украсть мое сердце меньше, чем за секунду.

О, к своему оправданию, я сказала заводчикам, что это не самый подходящий для меня щенок. Я мудро выбрала спокойного, послушного щенка. Но он умер до того, как я могла забрать его домой, и заводчики решили сохранить для меня мой второй выбор. В итоге я взяла домой свой третий выбор, отвергнув Тулип как слишком энергичную для собаки-охранника овец.

Щенки пиренейских горных собак выглядят почти на одно лицо, но тот, которого я принесла домой, выглядел подозрительно не похожим на того, которого я купила. К моменту, когда я попала домой, я была уверена: сверток из шерстки, лапок и блестящих глаз, который улыбался рядом со мной, был ничем иным, как моим игривым, неисправимым другом. После нескольких телефонных звонков, подтвердивших непреднамеренную подмену, я покорилась своей судьбе. Я назвала щенка Тулип в честь белых цветов, которые посадила, когда умерла Боу Пип.

В то время как я это пишу, Тулип находится дома и лежа на диване охраняет весенних ягнят. Теперь, в семилетием возрасте, она зрелая сука и давно миновала возраст, в котором большинство млекопитающих склонны к играм. Но ее глаза все еще искрятся, и она по-прежнему скачет и вертится, как щенок, во время возни со мной и бордер-колли на вершине холма. Несколько лет назад я нашла ее, лежащей на пересечении холмов поодаль от стаи. Она не поднялась, когда я ее позвала, что на нее не похоже. Подойдя поближе, я обнаружила недельного ягненка, зажатого между ее толстых белых лап. Меня переполняло чувство благодарности, что моя сторожевая собака охраняла то, что, казалось, должно было быть больным ягненком. Плохо, что эта мысль оказалась лишь фантазией, и я осознала это, когда совершенно здоровый ягненок попытался встать и вернуться к маме. Тулип наблюдала его марш-бросок в паре метров от него и затем с заблестевшими глазами погналась за ним, как за футбольным мячом: мягко останавливая ягненка своими огромными квадратными челюстями, прижимая его к траве и ложась позади него. Тулип не защищала ягненка: она играла с ним, подобно тому, как мои другие собаки играют с теннисными мячами. Поэтому, хотя она и выросла, но каждую весну «берет отпуск» в качестве сторожевой собаки до тех пор, пока ягнята не станут старше. Она играет и со мной, и с собачьими игрушками, которые для этого подходят больше, чем новорожденные ягнята. Вот она только что подошла и ткнулась своей теплой мордой в мои колени. Мое сердце все еще принадлежит ей, но это нормально. Она будет охранять его хорошо.

ВЕЧНАЯ ЮНОСТЬ ЛЮДЕЙ И СОБАК

Собаки и люди не совсем типичные млекопитающие. Большинство млекопитающих много играют в юности, а затем постепенно становятся все более спокойными. Это происходит не только потому, что животные постарше слишком заняты проблемой безопасности или поиском еды. Мои взрослые овцы, обеспеченные едой, водой и охраной, не играют, подобно ягнятам. Бело-рыжие телята моего соседа носятся по большому кругу вокруг своих ухоженных, но пассивных матерей. Конечно, взрослые коровы могут позволить себе немного порезвиться под полуденным солнцем; единственную опасность для них представляют койоты, которые могут предпринять попытку ночного рейда за новорожденными ягнятами. Но взрослые коровы играют редко. Они едят, жуют свой корм, временами лежат, чтобы дать отдых ногам. Как и большинство видов животных, взрослые просто не играют много.

Помимо собак и людей, имеются еще несколько видов животных, для которых характерна высокая интенсивность игр во взрослом возрасте. Если хочется от души посмеяться, посмотрите видео о речных бобрах, скатывающихся с мокрых глинистых берегов, или о группе попугаев кеа (горных новозеландских попугаев), развлекающихся разборкой автомобиля в Новой Зеландии. Однажды я с удивлением наблюдала, как вороны один за другим сбрасывали снег со своих гнезд на верхушках фонарных столбов на проходящих под ними прохожих. Каждая птица сидела на своем столбе, метрах в десяти от другой, и как только человек проходил под ее столбом, сбрасывала снег ему на голову. Когда человек оглядывался в испуге от свалившегося на голову снежного кома, все вороны взрывались в какофонии карканья. Я не претендую на точное знание того, что те вороны делали на самом деле, но «игра в некую игру» представляется мне лучшим объяснением. Однако такие животные, как вороны, бобры и люди, совсем не типичны. Большинство взрослых животных просто-напросто не играют много.

Но собаки? Мои достигшие среднего возраста бордер-колли живут только ради намека, что я вот-вот возьму в руки мяч. Семилетняя Тулип играет сама с собой, предпочитая свой собственный мяч, который она попеременно то бросает, то преследует с самозабвением щенка. Необузданность Тулип, возможно, необычна, но большинство взрослых собак все еще любит играть в игры и по достижении весьма зрелого возраста. И я попадаю в эту же категорию, точно так же радуясь играм, как и собаки. В возрасте 53 лет меня трудно отнести к подросткам, но я по-прежнему люблю играть. И мои друзья тоже, равно как и все мировое сообщество людей и собак. Наши биологические виды одержимы игрой: мы либо участвуем в ней сами, либо наблюдаем, как другие играют для нас. Мы превращаем каждое новое изобретение в игрушку. Посмотрите на компьютеры — машины, предназначенные для изощренной обработки данных, скучнейшее и серьезнейшее из всех занятий, — которые стали основой для многомиллиардной индустрии компьютерных игр. Ироническое высказывание «Кто умрет с наибольшим числом игрушек — победит» звучит забавно только потому, что подчеркивает фундаментальную правду о нашем биологическом виде: мы фиксируемся на игре еще долгое время после достижения взрослого возраста.

Конечно, с возрастом мы играем меньше, чем в детстве. Почти все млекопитающие играют в юном возрасте так много, что эта игра определяет юность больше, чем любая другая деятельность. Юные ягнята подпрыгивают с места и на высоте прыжка поворачиваются в воздухе вокруг себя. Наблюдать за группой таких ягнят, попеременно то подпрыгивающих в воздухе, то приземляющихся, сродни наблюдению за приготовлением попкорна. Годовалые винторогие антилопы сражаются друг с другом рогами понарошку. Кошачьи любых разновидностей, от котят до тигрят, поддевают и переворачивают лапами все, до чего могут дотянуться: от листьев и бабочек до скомканной бумаги. Юные лабораторные крысы гоняются друг за другом, кидаются друг на друга и вовлекаются в такое действие, которое выглядит ни чем иным, как щекоткой. Двух-трехлетние шимпанзе практически ничего не делают, кроме как едят и играют. Иногда они играют поодиночке, раскачиваясь на деревьях и вращаясь по кругу, чаще играют вместе, гонясь друг за другом, запрыгивая друг на друга, изображая драку и борясь.

С возрастом частота игр у большинства животных снижается вплоть до полного прекращения. Но такие питер-пэноподобные биологические виды, как люди и собаки, сохраняют склонность к играм и во взрослом возрасте. Я не хочу это слишком упрощать: животные вроде волков и шимпанзе продолжают играть и повзрослев, но не на столь интенсивном уровне, как собаки и люди. Эта наклонность продолжать буйную игру и во взрослом возрасте — один из факторов, который побуждает большинство ученых относить собак и людей к педоморфным, или ювенилизированным, версиям их более «взрослых» родственников. Педоморфизм — это сохранение детских и(или) подростковых характеристик в период половой зрелости, характеристик, которые обычно исчезают, когда животное взрослеет. У педоморфных животных процессы, характерные для обычного возрастного развития, задерживаются на такой долгий срок, что иногда такие животные не взрослеют вообще. Почти у каждого животного, неважно насколько простого, есть различия в характеристиках на ранних стадиях его развития по сравнению с имеющимися в зрелом возрасте. Иногда эти характеристики физические. Например, ювенильные формы некоторых насекомых чрезвычайно отличаются от их форм во взрослом состоянии. Мы все знакомы с превращением гусеницы в бабочку. «Ювенилизированные» насекомые эволюционировали таким образом, что никогда не превращаются во взрослые формы своих предшественников: они становятся взрослыми, выглядя детьми. Но иногда эти характеристики поведенческие. Иногда имеется связь между анатомией, физиологией и поведением, и животные не только выглядят, как юные представители своих эволюционных предшественников, но и ведут себя, как они, даже повзрослев. Педоморфизм — захватывающий биологический феномен, которому, боюсь, я не смогу уделить должного внимания в этом коротком отступлении. Что важно в нашей отсылке к людям и собакам, так это то, как изменения в процессе развития могут создать взрослых животных, которые сохраняют такую же склонность к играм во взрослом состоянии, какая свойственна большинству млекопитающих в ювенильном периоде.

Изменения в процессе развития способны многому научить нас в отношении того, как и почему собаки могут так отличаться от волков и все же принадлежать к тому же виду. Российского ученого Дмитрия Беляева заинтересовало, каким образом процесс одомашнивания приносит «плоды» в виде животных менее агрессивных, чем их предки. Одолжив группу лисиц на русских зверофермах, Беляев избирательно скрещивал только самых послушных лисиц. Ему приходилось выбирать тщательно, ибо большинство животных, с которыми он работал, не воспринимали дружелюбно людей. Из каждого помета он скрещивал лисиц, которые были наименее склонны сбежать или укусить и наиболее склонны лизнуть протянутую руку экспериментатора и приблизиться добровольно. Всего через 10 поколений 18 процентов рожденных лис принадлежали к тому, что он классифицировал как «домашняя элита»: охотно устанавливали контакты с незнакомцами, скулили и облизывали лица экспериментаторов, подобно щенкам собак. К двадцатому поколению 35 процентов лисиц стремилось к тому, чтобы их погладили, вместо того, чтобы попытаться убежать или укусить, как сделало бы большинство взрослых лисиц.

Что делает это исследование таким интересным и важным для науки, так это то, что хотя исследователь отбирал лисиц только по одному свойству — послушанию, изменения произошли по множеству иных аспектов поведения, анатомии и физиологии лисиц. Опущенные уши, характерные для щенков из семейства псовых, сохранялись у этих лиц и во взрослом возрасте. Представители взрослой «домашней элиты» продолжали себя вести, как щенки, даже в солидном возрасте, проявляя меньше страха перед незнакомыми вещами в позднем возрасте, чем нормальная популяция лисиц, и реагируя спокойно на незнакомцев: протягивая лапу, скуля и виляя всем телом. Поразительно, что у них появились участки белого цвета на шкуре, как у многих наших домашних животных[24].

У выведенных Беляевым лисиц также появились проблемы с излишним смыканием или, наоборот, с недостаточным смыканием челюстей (точно так же, как и у наших домашних собак), с кудрявостью хвостов вместо типичной для взрослых волков и лисиц прямошерстности, с вьющейся или волнистой шерстью на туловище, со снижением производительности надпочечников и с высоким уровнем производства серотонина. Два последних изменения в физиологии имеют отношение к общему уровню стресса у животного. Низкий уровень производства кортикостероидов надпочечниками и высокий уровень производства серотонина ассоциируются с персонами, менее подверженными стрессу при контакте с незнакомыми вещами и более открытыми к изменениям. В своей книге «Собаки» об эволюции собак Раймонд и Лорна Коппингеры высказали хорошее предположение о том, что все это сводится к «подлетной дистанции», то есть к тому, насколько вероятно, что животное насторожится при приближении чего-то незнакомого. Взрослые животные более осторожны, чем их детеныши. В конце концов, отчасти удовольствие от наблюдения за детьми и щенками связано с их наивной неискушенностью по отношению к окружающему их миру. Это действует чрезвычайно освежающе: удается на время отложить в сторону растущее бремя постоянной настороженности. Возможно, эта одна из причин того, почему игра так полезна для нашего здоровья.

Объединяющим фактором для всех этих свойств беляевских лис является педоморфизм, или сохранение ювенильных свойств у взрослых особей, которые также воспроизводятся у наших одомашненных собак: взрослые собаки намного больше похожи на ювенильных волков, чем на взрослых. Эта селекция ювенильных характеристик в случае с собаками может иметь два объяснения. Традиционное исходит из предположения, что домашние собаки произошли от волков благодаря искусственной селекции, посредством которой люди избирательно сохраняли и скрещивали самых послушных волков. Согласно другой гипотезе послушание развилось в процессе естественного отбора, в результате которого собаки с более короткими «подлетными дистанциями» стали собираться вблизи человеческих поселений, роясь в пищевых отходах[25]. Мне лично по душе точка зрения, исходящая из естественного отбора, хотя я заметила бы, что оба процесса могли происходить одновременно. Что существенно для нас — на нашем конце поводка — это то, что по какой бы то ни было причине взрослые собаки имеют набор свойств, ассоциирующихся с ювенильными волками. Одно из этих свойств — выраженная склонность к играм.

И мы, люди, склонны к развлечениям и ребячливости в пожилом возрасте, мы играем вместе со своими собаками до того момента, пока кто-то из нас больше не может подняться с дивана. Это свойство привело к предположению о том, что люди — педоморфные приматы. Нельзя сказать, что это совсем новая гипотеза: человек по имени Джон Фиске высказал данное соображение еще в 1884 году, но оно продолжает оставаться разумный и по сей день. Пищу для предположения о роли «вечной юности» в нашей эволюции дает не только наша склонная к играм натура. Одна из определяющих характеристик людей — способность к творчеству, наше стремление опробовать новые вещи и новые способы взаимодействия с окружающей средой: все эти свойства обычно ассоциируются с юностью.

В целом, юные представители нашего вида, как и юные представители большинства млекопитающих, гораздо быстрее приветствуют всякого рода изменения, чем старшее поколение. Не только у людей пожилые косо смотрят на открытость молодых к изменениям. В ныне знаменитом эксперименте исследователи ознакомили стаю японских макак со сладким картофелем. Подростки, а не взрослые начали первыми есть новое «блюдо», хотя некоторые из более молодых взрослых, в конце концов, последовали их примеру. Одна предприимчивая двухгодовалая самка по имени Имо научилась заходить в океан, чтобы смывать песок с картофелин. Позднее она изобрела похожую технологию, при которой она зачерпывала пригоршню зерен пшеницы, лежащих в песке, и бросала зерна на поверхность воды. Песок оседал, а зерна оставались на поверхности: чистые, хорошо сохранившиеся и хорошо подсоленные, готовые к употреблению, без неприятной скрипучей примеси. Это поведение, в конце концов, распространилось на стаю, за исключением самых маленьких, которым недоставало двигательных навыков, чтобы отфильтровать зерна, и пожилых обезьян, которые явно не проявляли интерес к этим новомодным идеям детей.

Но, несмотря на то, что люди более восприимчивы и более гибки в молодом возрасте, с точки зрения широкой сравнительной перспективы взрослые люди поразительно гибки в сравнении с взрослыми представителями иных биологических видов. Можно утверждать, что часть нашего поразительного успеха как вида связана с нашими способностями взаимодействовать с окружающей средой новыми способами. Наша любовь к играм идет рука об руку с этой гибкостью, и это одна из определяющих характеристик нашей связи с собаками. И те и другие находят новые способы игры друг с другом, особенно странным круглым предметом под названием мяч.

ИГРАЙ В МЯЧ!!!

Два рыжих лисенка, родившиеся в норе позади моего амбара, как- то вечером забежали в мой передний двор и привлекли мое внимание свое игрой. Они скакали, как лягушки, вокруг кустарника и через него.

В момент, когда девочка мчалась вдоль правой стороны живой изгороди, мальчик распластывался в подстерегающей позе с другой стороны и, когда сестра появлялась, прыгал прямо на нее. Иногда он не мог или не хотел ждать и тогда подпрыгивал вверх, перелетал через кустарник и приземлялся на спину сестричке. Время от времени игра превращалась в одну из разновидностей потешной борьбы, но вскоре они опять возвращались к своей версии салочек. Они играли так долгие минуты, а я, затаив дыхание и замерев, стояла у окна. В какой-то момент я заметила теннисный мяч, лежащий, возможно, метрах в пяти от эпицентра их игры. Я отчетливо помню, как гадала, что бы они с ним делали, если бы наткнулись на него. Я предполагала не столь уж многое, если, вообще, хоть что-нибудь. У них не было опыта «общения» с мячами как предметами для игры, а кроме того, они были заняты другими играми. Но стоило мне подумать: «Замечательно было бы, если бы один из них подобрал мяч», — как один из них это сделал. Он без раздумий взял его, и, опустив голову вниз и в сторону, приготовившись, подбросил мяч вверх по высокой дуге, на пять метров от земли. Когда мяч приземлился на землю, лисенок бросился к нему, подобрал и подбросил снова. Затем он повернулся к сестричке, и так же внезапно, как пришли, они целеустремленно потрусили со двора и вниз по дороге.

Я была очарована. Но что произвело на меня большее впечатление, чем чистое восхищение резвящимися лисицами, это — насколько распространена притягательность мяча. Наша общая любовь к этим круглым предметам, которые мы называем мячами, действительно поразительна. Я знала золотистого ретривера по имени Макс, который буквально жил и дышал с желтым теннисным мячом во рту. Во всех породах есть собаки, которые сделают почти все, что угодно, лишь бы найти еще один мяч. Палевый лабрадор-ретривер моей подруги Деб, Кати, настолько одержима мячами, что ищет их везде. Она и находит их везде, в том числе в природоохранном парке в Скалистых горах, несмотря на то, что Деб специально оставляла дома собственные теннисные мячи, чтобы хотя бы однажды можно было нормально погулять с собакой вместо того, чтобы часами беспрерывно бросать ей мячи. Мой бордер-колли Люк, которому обычно свойственны настолько мягкие манеры, что я сравниваю его с Эшли из «Унесенных ветром», безжалостно грабил свою кузину Пип, если той случалось найти мяч первой, несясь бок о бок с ней в бешеном темпе и выхватывая мяч из ее рта прямо на ходу. А что касается нас, людей, вы можете включить телевизор прямо сейчас и найдете пятнадцать игр по всему миру, связанных с этими странными круглыми предметами.

Должна признаться, что не совсем понимаю игры в мяч, являясь в этом смысле чем-то вроде мутанта в Висконсине, где перипетии мячей для американского футбола и гольфа, футбольных, бейсбольных, баскетбольных и теннисных мячей ежедневно становятся главными новостными заголовками. Во время моей обязательной практики по софтболу в начальной школе я стояла в правом поле и взывала, задержав дыхание: «Пожалуйста, не бросайте мяч в меня, пожалуйста, не бросайте мяч в меня». Но, конечно, они бросали, зная мое обыкновение бежать прочь от этих твердых, быстро летящих ракет, нацеленных на мою голову. Меня утешает, что я не одна такая. Вокруг полно собак, не читавших книг о том, что они должны любить мячи, и они либо игнорируют пролетающий мимо мяч, либо шарахаются от него. Моя бордер-колли Мист никогда даже не поворачивала голову в сторону движущегося мяча, скорее, она занималась «хердингом» с моими приносящими мяч бордер-колли, как если бы те были овцами: бегая большими кругами вокруг них, останавливаясь, когда те останавливались, постоянно подкарауливая их в те моменты, когда они ждали, что я брошу им мяч. Но мы, имеющие проблемы в отношениях с мячами представители обоих биологических видов, — исключения, окруженные подавляющим большинством людей и собак, которые бросают, пинают, ударяют, гоняют и отбирают все, что катится.

Столь распространенные среди людей и собак, каковыми они являются, игры с мячом или игры с предметом не относятся к типичному поведению большинства представителей мира животных. Даже у юных особей игра в одиночестве или с чем-то, кроме родственника, замечена только у нескольких видов птиц (особенно у попугаев и таких представителей семейства врановых, как вороны) и у некоторых млекопитающих (большинство приматов и плотоядных, козлы, рыжие олени, дельфины бутылконосы (афалины) и куньи вроде выдр), но никогда у насекомых, рыб и земноводных[26]. Вполне разумно предположить, что игра с предметом встречается преимущественно у всеядных биологических видов, чьи способы добывания пищи сопряжены с постоянной необходимостью захвата или подхвата предмета лапами и манипулирования им. Это справедливо в отношении приматов, которые все в той или иной степени играют с предметами. Шимпанзе — чемпионы среди обитателей дикой природы по части манипулирования предметами. Они используют тщательно модифицированные для охоты за термитами палки и вдумчиво выбирают инструменты для того, чтобы колоть орехи[27]. Они также превращают некоторые виды листьев в губки и используют их, чтобы впитывать воду из расщелин. Потому не удивительно, что их дети растут, играя с палками, листьями и иными интересными предметами, которые могут найти и подобрать. Орангутанги в неволе известны своей способностью манипулировать предметами, проявляя особое уменье в открытии замков.

Игра, непосредственно нацеленная на предметы, у всех приматов: человеческих и нечеловеческих, на протяжении первого года жизни одинакова. До двенадцатимесячного возраста большинство людей и отличных от людей приматов взаимодействуют с предметами окружающей среды посредством их исследования: обнюхивая, касаясь и, особенно, беря в рот все, что возможно к нему притянуть. Но только человекообразные обезьяны (шимпанзе, бонобо, гориллы и орангутанги) и единственный вид нечеловекообразных обезьян (капуцины) были замечены в играх, включающих швыряние предмета. Правильнее было бы сказать: только человекообразные обезьяны, обезьяны-капуцины и люди, поскольку наши дети — обычно чемпионы по части разбрасывания предметов на кухонном полу прямо перед приходом гостей. С возраста восьми-девяти месяцев человеческие детеныши впервые начинают намеренно ронять или отшвыривать предметы с тем, чтобы потом, как известно всем родителям, их поднять.

Это обыкновение людей и собак играть с предметами вроде мячей основано на нашем эволюционном наследстве приматов и псовых. Но, как всегда, природа (наш генетический проект) обеспечивает фундамент, на котором окружающая среда может строить. То, как мы растем, влияет на то, как мы играем — с предметами или без. Собаки, вызволенные из мест, где с ними плохо обращались и содержали в замкнутом, пустом пространстве, зачастую вовсе не играют с игрушками. Один из самых моих печальных профессиональных случаев был связан с оценкой состояния группы собак, которые в течение всей предшествующей жизни содержались на короткой цепи в темном амбаре. Встреча с этими собаками разбила бы ваше сердце. После целого года реабилитационных усилий в Ассоциации по защите животных «Фокс Валлей» на севере Висконсина (собак нельзя было разместить по домам до прояснения юридических аспектов), собаки все еще настолько пугались новых людей, что некоторые из них испражнялись от страха, когда я заходила в комнату. Помимо этого чистого ужаса перед незнакомцами, наиболее примечательным в их поведении было полное отсутствие интереса к игрушкам. Они не играли с мячами, не грызли жевательные косточки и после беглого обнюхивания игнорировали любой предмет, положенный в их помещение.

Недостаток интереса к игре с игрушками почти универсален для собак, выращенных в скудном на раздражители окружении, это не то же самое, что равнодушие к ним моей Мист, у которой просто изначально отсутствовала естественная склонность приносить предметы. В отличие от тяжелотравмированных собак из описываемого случая, Мист радовалась, грызя жевательную кость, и у нее были излюбленные игрушки. Собаки, выращенные при полном отсутствии стимулов окружающей среды, как многие собаки в питомниках для разведения, часто становятся взрослыми, которые не желают играть ни с какими предметами вообще: ни с мячами, ни с жевательными косточками, ни с фрисби. Возможно, имеется «критический период» для освоения игры с предметом, точно так же, как и для социализации, в течение которого собаки запрограммированы на изучение того, как и с чем играть.

Это влияние окружения на игру не прерогатива собак. Хотя основные формы того, как дети играют с предметами, универсальны, объем и сложность игры зависят от доступных для них возможностей. В общинах охотников-собирателей не было детских садов в соседнем квартале, но женщинам все равно приходилось выполнять много работы, которая требовала обеих рук и сильной концентрации. Из-за этого некоторые дети проводили большую часть своих ранних лет привязанными к спине или груди своей матери. Привязывание детей к телам позволяет матерям не только выполнять работу, но и оградить детишек от опасности. У детей, которые растут привязанными к матерям, ограничена возможности играть с окружающими предметами, и позднее в жизни они демонстрируют предсказуемое снижение частоты и сложности с играми, связанными с предметами. Одно замечательное исключение представляют собой дети культуры Кунг, которые хотя и пристегнуты к матерям круглый день, могут играть — и играют — мамиными замысловатыми со сложным орнаментом ожерельями.

Я мало что знаю о реабилитации детей из скудной на стимулы среды, но точно знаю, что собаки, проведшие, как в ловушке, свои ранние годы в пустых клетках питомников или на цепи, иногда могут научиться играть с предметами. На это может потребоваться год или два, но если использовать полые игрушки и начинять их едой, собаки могут усвоить: вначале — что предметы интересны, поскольку могут содержать еду, и в конце концов, — что предметы интересны сами по себе (это также срабатывает и с собаками, у которых все в жизни складывалось замечательно с самого начала, но которые просто не проявляют интереса к мячам. Владельцы, которые непременно хотят играть в мяч со своими безразличными к нему собаками, могут выпотрошить теннисный мяч, начинить его едой, и в некоторых случаях сделать собаку столь же одержимой мячами, сколь они сами).

А НУ-КА, ОТНИМИ!

Мы не просто разделяем любовь к мячу с собаками: мы разделяем с ними склонность играть в те же самые игры. Варианты «а ну-ка, отними!» так же популярны у собак, как и у детей. Некоторые из моих клиентов расстраиваются, когда собаки не приносят им обратно мяч. Но почему собаки должны это делать, если они могут играть даже в более захватывающую игру, называемую «поймай меня (и мяч), если сможешь?» И, мама родная, собаки действительно любят эту игру! Похоже, что предмет их гордости — «выиграть» предмет и держать его на расстоянии от коллег по игре, особенно если те сами хотят заполучить этот мяч. Собаки — чемпионы по части того, чтобы стоять аккурат вне досягаемости, но достаточно близко, чтобы поддерживать вашу вовлеченность в игру. Они делают это не из садизма, хотя это и может выглядеть именно так. Они просто играют в игру, в которую они играют с другими собаками, и в которую хотят играть с вами. Поскольку мы те, кто мы есть, мы не можем этому сопротивляться и принимаем правила игры. Беспомощные жертвы нашей собственной одержимости мячами, мы просто не можем примириться с мыслью, что бросили мяч и не получили его обратно! В конце концов, если бы мы не были столь же помешаны на мячах, сколь они, мы бы не затеяли все это с самого начала. Шимпанзе тоже играют в «а ну-ка, отними!». Джейн Гудолл описывала юных шимпанзе, приближающихся к другим в развалку своеобразной «игровой походкой», с игрушкой в лапах. Если другой шимпанзе тянется за ней, инициатор убегает, все время оглядываясь через плечо. Ни шимпанзе, ни собакам просто будет не интересно, если больше никто не захочет получить то, что ты добыл.

Некоторые собаки продвигаются в этом направлении на один шаг дальше. Люку не достаточно схватить мяч и умчаться с ним; Люк затем бежит по направлению к другим собакам, словно пытаясь привлечь их внимание, держа мяч высоко, как победитель олимпийских игр с национальным флагом во время круга почета Если это не некий элемент поддразнивания языком телодвижений, тогда я увольняюсь со своей работы с собаками и принимаю предложение по работе с фруктовыми мушками.

На самом деле, не так уж трудно убедить собаку принести мяч обратно, если только научишься — как. Для начала полезно понять, что собаки просто пытаются научить вас играть в их игру, в то время как вы пытаетесь научить их играть в вашу. Кто кого в итоге будет тренировать, в первую очередь зависит от вас. Имейте в виду, что собаки прирожденные тренеры животных, тогда как люди — нет, поэтому вам бы лучше быть настороже, когда будете пробовать «апорт» с новой собакой. Но если сможете придерживаться всего нескольких правил, то будете иметь дело с собакой, гораздо более склонной принести мяч обратно, чем оставить его себе. Начиная заниматься с молодыми собаками, бросайте мяч только на короткое расстояние. Большинство людей, осваивающих это с собаками, бросает мяч слишком далеко: собаке в таких случаях трудно сохранить концентрацию на мяче. Не бросайте также поначалу мяч слишком часто: достаточно лишь двух или трех раз. Десятилетний Люк теперь зациклен на мячах. А когда он появился у меня в годовалом возрасте, не проявлял к ним никакого интереса. Спустя несколько месяцев он гонял мяч и подносил его (не до конца) обратно, но лишь три или четыре раза, а затем терял интерес и переключался на что-нибудь новое. Поэтому я прекращала игру до того, как он терял интерес: после двух или трех бросков. Постепенно он оставался заинтересованным дольше и дольше, а теперь останавливается только тогда, когда сбивает дыхание или когда я беспокоюсь, что он перегревается.

После того как бросите мяч, подождите пока собака не возьмет его в зубы. Как только она это сделает, ваша задача — двигаться в противоположную сторону от мяча, хлопая в ладоши и причмокивая, чтобы манить ее по направлению вашего движения. Если вы пойдете по направлению к собаке, то просто инициируете игру в догонялки. В конце концов, мяч у нее, ваше внимание направлено на нее, и вы двигаетесь к ней. Что остается при этом делать любой хорошей собаке? Она побежит от вас, потому что вы начали первую фазу «салочек», побежав к ней, то есть за ней. Но если сможете преодолеть свое собственное естественное побуждение вовлечься в ее версию «а ну-ка, отними!», то вам по силам перехитрить собаку и втянуть ее в гонку за вами. Кто-то должен гнаться за кем-то: это правило, которое разделяют оба биологических вида. Вы должны решить, кто за кем гонится.

Повернитесь так, чтобы не стоять лицом к собаке, хлопните, причмокните и сделайте несколько шагов от нее, так чтобы она начала гнаться за вами. Теперь ваш черед быть преследуемым. Если вам повезет, то собака проделает весь путь к вам и бросит мяч у ваших ног. Но не рассчитывайте на это. Более вероятно, что она сделает не