Более масштабная банковская деятельность
Одновременно крупные банки наращивали масштабы и объемы своей деятельности и при помощи вторжений на территорию друг друга и поглощений небольших конкурентов. Банки на протяжении десятилетий пытались обойти ограничения на совершение банковских операций с пересечением границ штата и ограничения, установленные в законе Гласса — Стиголла. Конгресс отвечал на это неоднократно принимаемыми законами, продолжающими ограничивать банковскую деятельность, в том числе закон 1956 года «О банковской холдинговой компании» (Bank Holding Company Act), закон 1967 года «О ссудно-сберегательных холдинговых компаниях» (Savings and Loan Holding Company Act) и поправки к закону «О банковской холдинговой компании» от 1970 года. Однако начиная с 1970-х годов банки стали действовать более агрессивно, а ответные действия конгресса ослабли.
В то же время коммерческие банки стремились собирать деньги для корпоративных клиентов, то есть выполнять традиционную функцию инвестиционных банков. В 1978 году Bankers Trust начал размещение коммерческих бумаг (краткосрочных заимствований), выпущенных корпорациями, среди инвесторов. Совет управляющих Федеральной резервной системы постановил, что эта практика не нарушает положений закона Гласса — Стиголла, открыв тем самым лазейку, которую в конечном итоге (после начальной неудачи в Верховном суде) в 1986 году поддержал окружной апелляционный суд округа Колумбия78. В 1986 году Федеральная резервная система открыла еще одну лазейку, позволявшую коммерческим банкам создавать дочерние компании (через общую банковскую холдинговую компанию) для совершения сделок с конкретными ценными бумагами, которыми не могли заниматься коммерческие банки, установив предельную сумму доходов, получаемых от таких ценных бумаг. В течение следующего десятилетия ФРС, председателем которой в эти годы был Алан Гринспен, расширила эту лазейку, которая началась с разрешения сделок с муниципальными облигациями, ценными бумагами, обеспеченными пулом ипотек, и коммерческими бумагами, в том числе корпоративными облигациями и акциями79. ФРС также повысила планку ограничений на доходы от бизнеса с ценными бумагами и ослабила правила, обязывающие разделять в рамках одного банка ведение банковских операций и сделок с ценными бумагами80. Коммерческие банки с радостью воспользовались возможностью заняться новыми и понятными лишь посвященным видами бизнеса. В 1993 году, например, NationsBank создал дочернюю структуру NationsSecurities, специализирующуюся на ценных бумагах, которая начала продавать своим клиентам паи взаимных фондов, которые инвестировали значительные средства в долговые обязательства с обратной плавающей ставкой и другие сложные деривативы; в следующем году, когда повышение процентных ставок привело к убыткам по многим деривативам, стоимость этих фондов рухнула81.
Со своей стороны, инвестиционные банки также пытались посягать на территорию коммерческих банков. В середине 1970-х годов, например, Merrill Lynch предложил клиентам счет управления наличностью (cash management account, СМА), брокерский продукт, который включал депозитный счет денежного рынка и возможность выписывания чеков. Это был один из ключевых элементов стратегии Дональда Ригана, предусматривающей предоставление полного спектра финансовых услуг; вот что он говорил по этому поводу: «Я хотел заняться банковским делом, и СМА был способом, позволяющим это сделать»82. Счета управления наличностью непосредственно конкурировали с традиционными сберегательными и текущими чековыми счетами по вкладам и позволили фирмам, занимающимся ценными бумагами, получить более высокую долю активов своих клиентов.
Инвестиционные банки также извлекли пользу из общих изменений, произошедших в финансовом посредничестве (перемещения денег от людей, имеющих их, к тем, кто в них нуждается), когда помимо банков эту функцию стали выполнять и рынки капитала. Традиционно частные домохозяйства и компании клали излишки своих наличных денег на депозитные счета в коммерческие банки или ссудо-сберегательные ассоциации, которые, в свою очередь, предоставляли ипотечные кредиты и коммерческие займы тем, кому требовались деньги. Однако высокие процентные ставки, установившиеся в 1970-х годах, побудили инвесторов перевести свои сбережения с банковских счетов в фонды денежного рынка, которые инвестировали деньги в краткосрочные облигации и коммерческие бумаги. Росту взаимных фондов и пенсионных фондов, которые старались отыскать возможности для высокодоходных инвестиций, также способствовало и повышение их значимости на рынке. Спрос на повышенную доходность создал еще одну возможность для инвестиционных банков: они могли собирать деньги для корпоративных клиентов, выпуская коммерческие бумаги и облигации и продавая их непосредственно крупным институциональным инвесторам. Деньги все еще перетекали из домохозяйств в корпорации, но при этом проходили уже не только через коммерческие банки, а могли поступить туда через фонд денежного рынка или паевой инвестиционный фонд, чему активно помогала Уолл-стрит.
Подобный эффект происходил и с ценными бумагами, обеспеченными пулом ипотек. Институциональные инвесторы покупали такие ценные бумаги, выпущенные инвестиционными банками; наличные средства отправлялись к ипотечным кредиторам, которым больше не нужно было ориентироваться только на традиционные банки, так как теперь они не считали источником финансирования депозиты. Этот поток денег, шедший от инвесторов к специализированным структурам, которые были созданы инвестиционными банками, а затем от небанковских ипотечных кредиторов к покупателям, позволял обойти традиционную банковскую систему и не подвергаться традиционному банковскому
регулированию. Крупные коммерческие банки также включились в общий процесс, используя секьюритизацию для получения денежных средств на рынках капитала, чтобы дополнить деньги, депонированные их клиентами.
После того как банки создали новые рынки и начали заниматься новыми видами бизнеса, они неизбежно стали более крупными. Но одновременно они стали более крупными и благодаря использованию старого и давно проверенного способа — покупки друг друга. А после принятия в 1994 году закона Ригла — Нила «Об эффективности банковской деятельности и открытии отделений в нескольких штатах» (Riegle-Neal Interstate Banking and Branching Efficiency Act), ослабившего ограничения на ведение межрегиональной (между штатами) банковской деятельности, несколько крупных региональных банков начали очень активно создавать сети в масштабах всей страны — от одного побережья до другого. Так, NationsBank в 1996 году купил Boatmens Baneshares, а в 1997 году — Barnett Bank и стал крупнейшей банковской холдинговой компанией в стране, обогнав Bank of America (который в 1992 году купил Security Pacific); затем NationsBank в 1998 году купил Bank of America, а в 2004 году новый Bank of America купил Fleet-Boston (что стало слиянием трех крупнейших банков в Новой Англии). JPMorgan Chase является результатом слияния Chemical Bank и Manufacturers Hanover (1991). В эти годы произошли и другие слияния: First Chicago и National Bank of Detroit (1995), Chemical и Chase Manhattan (1996), Bank One и First Chicago (1998), JPMorgan и Chase Manhattan (2000), JPMorgan Chase и Bank One (2004). Wells Fargo в 1996 году купил First Interstate, а в 1998 году слился с Norwest. Wachovia появилась в результате слияния First Union, CoreStates и Wachovia, произошедших в период с 1998 по 2001 год. Крупнейший из всех конгломератов финансовых услуг (в то время) создал Sandy Weill, который начал с поглощения Commercial Credit, потом в 1988 году купил Primerica (который владел Smith Barney), в 1993 году добавил в свой состав Travelers Insurance, в 1997 году купил Salomon Brothers, а в 1998 году объединил свою империю с Citicorp.
Крупные коммерческие банки использовали поглощения не только для того, чтобы стать больше, но и для активизации инвестиционной банковской деятельности. Bank of America в 1997 году купил Robertson Stephens; NationsBank в 1997 году купил Montgomery Securities, a Chase Manhattan в 1999 году приобрел Hambrecht &с Quist. К этому процессу присоединились и европейские банки; Credit Suisse в 1988 году купил First Boston, а в 2000 году — Donaldson, Lufkin & Jenrette; Swiss Bank Corporation (теперь часть UBS) — Dillon, Read (1997); Deutsche Bank — Bankers Trust (1998). В то время в Америке продолжали действовать тысячи мелких местных банков, но на вершине общей банковской пирамиды несколько самых мощных финансовых структур отчаянно сражались друг с другом, чтобы стать как можно более крупными и добиться этого как можно быстрее. Цель заключалась в создании всеохватных финансовых «супермаркетов», способных предложить в любом месте полный спектр финансовых услуг и частным, и корпоративным клиентам.
Если очень коротко охарактеризовать происходившее, финансовый сектор становился все более крупным. В период с 1980 по 2000 год активы коммерческих банков, инвестиционных компаний и созданных ими схем секьюритизации выросли с 55 процентов ВВП до 95 процентов'43. Прибыли финансового сектора росли еще быстрее, со средних 13 процентов всех внутренних корпоративных прибылей в период с 1978 по 1987 год до в среднем 30 процентов в период с 1998 по 2007 год84. У самых крупных банков рост был еще более динамичным. В период с 1990 по 1999 год доля всех банковских активов у десяти крупнейших банковских холдинговых компаний выросла с 26 до 45 процентов, а их доля по всем депозитам удвоилась — с 17 до 34 процентов85. К тому же они на этом не остановились и продолжали расти. В 1998 году у объединившихся Travelers и Citibank активы на конец 2007 года составляли 700 миллиардов долларов86; у Citigroup даже после отделения страхового бизнеса Travelers они равнялись 2,2 триллиона долларов, не считая 1,1 триллиона долларов внебалансовых активов87. Не очень сильно отстал и Bank of America, чьи активы после слияния с NationsBank выросли с 570 миллиардов долларов до 1,7 триллиона долларов в конце 2007 года88.
Трансформация финансового сектора, произошедшая в результате выхода на новые направления бизнеса и последовательно проходящих волн слияний, изменила природу отрасли. На ее вершине теперь находится горстка мегабанков, имеющих активы на сотни миллиардов или триллионы долларов. Все эти банки, независимо от их происхождения, активно участвовали в андеррайтинге ценных бумаг, создании ценных бумаг (секьюритизации), проведении сделок с ценными бумагами и деривативами. Некоторые из них, те, чьи корни уходят к коммерческим банкам, такие как Citigroup, JPMorgan Chase и Bank of America, также воспользовались широкой сетью своих филиалов и принимали от вкладчиков депозиты на сотни миллиардов долларов. Другие, традиционные инвестиционные банки и брокерские компании, такие как Goldman Sachs, Morgan Stanley и Merrill Lynch, решили избегать подобных хлопот и фиксированных затрат, связанных с депозитными операциями в целом, и финансировали свою деятельность через рынки капитала. Однако эти варианты были просто разными стратегиями, предназначенными для получения средств, которые были необходимы для участия в рискованном, но приносящем более высокую прибыль мире современных финансов. Хотя более крупный размер должен был, казалось, сделать банки безопаснее, это происходит не всегда, так как крупнейшие банки занимаются самыми рискованными операциями. В 2004 году Гэри Стерн и Рон Фельдман, президент и старший вицепрезидент федерального резервного банка Миннеаполиса, обнаружили, что «после укрупнения банки «истратили» свои выгоды от диверсификации, взяв на себя дополнительный риск. Например, более крупные банки являются держателями активов из более рискованных категорий, таких как коммерческие и промышленные кредиты, по сравнению с активами, имеющимися у небольших банков»89. Цель формулировалась четко: стать более крупной организацией и взять на себя повышенный риск.
Основная линия деления в отрасли теперь проходит не между коммерческими и инвестиционными банками, а между мегабанками с их портфелями разных видов деятельности, которых три десятилетия назад практически не было, и тысячами традиционных банков, которые все еще зарабатывают свои деньги на депозитах и выдаче кредитов (хотя сейчас они скорее настроены продавать эти кредиты, чтобы их секьюритизировали). Управляющий Федеральной резервной системой Даниэль Тарулльо так резюмировал происходящее в своем выступлении в 2009 году.
«Система регулирования скорректировала увеличение альтернативных предложений на рынке капитала так, чтобы они в большей степени соответствовали традиционному финансированию, для чего были ослаблены многие ограничения на виды и географические регионы деятельности банков, также были сняты практически все ограничения по аффилированию между банками и небанковскими финансовыми компаниями. Результатом этих шагов стало доминирование в сфере финансовых услуг нескольких очень крупных финансовых холдинговых компаний, сердцевиной которых выступает крупный коммерческий банк, и одной группы очень крупных финансовых институтов, чья деятельность не подпадает под разумное регулирование»90 .
Эти мегабанки, независимо от того, где располагаются их штабквартиры — в центре города, на окраине или в Северной Каролине, стали новой Уолл-стрит.
«ЖАДНОСТЬ - ЭТО ХОРОШО»:
Захват власти
...деривативы являются чрезвычайно полезным инструментом для передачи риска от тех, кто не должен братъ его на себя, к тем, кто готов и способен это сделать... Значительный рост рынка внебиржевых деривативов является свидетельством того, что рынок нашел очень полезный для себя инструмент.
Алан Гринспен, председатель Федеральной
резервной системы, 16 июля 2003 года1
1980-е годы завершились пиком кредитно-сберегательного кризиса. Крах более 2000 банков в период с 1985 по 1992 год привел к самому крупному урону, который понес финансовый сектор со времен Великой депрессии2. Правительственный план по спасению отрасли ссудо-сберегательных ассоциаций обошелся в более 100 миллиардов долларов, а сотни людей были признаны виновными в мошенничестве3. В 1990 году Майкл Милкен, король «бросовых облигаций», признал себя виновным в шести преступлениях, относящихся к сделкам с ценными бумагами. В 1991 году Citibank понес большие убытки, связанные с недвижимостью в США и займами, выданными странам Латинской Америки, и был вынужден воспользоваться помощью Аль-Валида бен Талала, принца из Саудовской Аравии. В 1994 году округ Орандж потерял почти 2 миллиарда долларов на сложных процентных деривативах, проданных его администрации банком Merrill Lynch и другими дилерами; казначей округа Роберт Цитрон признал себя виновным в мошенничестве с ценными бумагами, хотя никто из тех, кто был на стороне продавцов при совершении этих сделок, не был осужден. В 1998 году из-за финансового кризиса в России рухнул фонд Long-Term Capital Management, и консорциуму банков, созданному Федеральной резервной системой, пришлось его спасать.
Скандалы являются постоянным рефреном, который мы слышим на протяжении всей истории отрасли финансовых услуг. Особенно тяжелые нарушения в этой области часто приводят к установлению новых правил, которые хотя бы закрывают лазейку, оставленную в прошлом. Наиболее важным примером этого рода можно назвать новую нормативно-правовую схему, созданную во время Великой депрессии. Неудачи и скандалы в конце 1980-х и в 1990-е годы были тесно связаны с начавшей недавно проводиться политикой дерегулирования или с финансовыми инновациями: применением сбережений и займов на новых направлениях бизнеса; активными сделками с «бросовыми облигациями» и выкупом активов за счет заемных средств; арбитражными сделками, проводимыми на основе количественных параметров; и внебиржевыми деривативами. Любой человек, знакомый с историей финансовой системы, мог бы ожидать, что накопленная информация о прошлых несчастьях должна, казалось бы, заставить людей более скептически относиться к финансовым инновациям и более строгому надзору за деятельностью отрасли.
Однако все пошло прямо наоборот. В 1990-е годы произошел окончательный демонтаж системы регулирования, созданной в 1930-х годах. Закон Ригла — Нила, принятый в 1994 году, практически снял ограничения на межрегиональные банковские операции, что позволило банковским холдинговым компаниям приобретать банки в любом штате, а банкам — открывать филиалы в новых для себя штатах. А закон Грэмма — Лнча — Блайли (Gramm- Leach-Bliley Act) от 1999 года фактически разрушил оставшиеся барьеры, разделяющие коммерческие и инвестиционные банки, барьеры, которые и так уже были значительно снижены в течение предыдущего десятилетия, что позволило холдинговым компаниям создать свои дочерние структуры, занимающиеся обоими указанными видами бизнеса (а также страхованием).
Эти законы только подтвердили наличие тенденций, которые начались в 1970-х годах и свидетельствовали о том, что федеральное правительство больше не будет пытаться противостоять желанию крупных коммерческих банков стать национальными финансовыми супермаркетами, предлагающими клиентам полный комплекс услуг. Что более важно, органы власти повернулись спиной к новым финансовым продуктам, которые недавно появились, и отказывались регулировать внебиржевые деривативы или взять под контроль возникновение своего рода нового Дикого Запада в области ипотечного кредитования, который возник в конце того десятилетия. Вместо этого ведущие политики, начиная от Алана Гринспена до тех, которые занимали в иерархической структуре власти менее значимые позиции, решили сделать ставку на «саморегулирование» финансовых рынков, так как уверовали в концепцию, что рыночные силы сами смогут со всем справиться и не допустят мошенничества и чрезмерных рисков.
Несмотря на скандалы и кризисы, оставившие заметный след на протяжении 1990-х годов, это было десятилетие, когда Уоллстрит трансформировала свою растущую экономическую мощь в политическую власть и когда идеология финансовых инноваций и дерегулирования стала общепринятой в Вашингтоне — ее стали поддерживать обе основные политические партии страны. Основой новой финансовой олигархии было беспрецедентное количество денег, проходящих через финансовый сектор и все более концентрирующихся в нескольких мегабанках. Однако в Соединенных Штатах политическая власть в национальном масштабе, как правило, не покупается при помощи простых коррупционных схем — обмена денег под столом за политические услуги. Поэтому, чтобы прийти к власти, Уолл-стрит воспользовалась арсеналом других, вполне законных средств. Первое из них было традиционным — капитал: деньги, которые оказывали влияние непосредственно, через взносы на проведение избирательных кампаний и лоббирование. Вторым был человеческий капитал — ветераны Уолл-стрит перебрались в Вашингтон, чтобы формировать там государственную политику и создавать новое поколение государ ственных служащих. Третьим, возможно, самым главным, был культурный капитал — сначала распространение идеи о том, что масштабный и сложный финансовый сектор является благом для Америки, а потом полное ее признание4. В совокупности эти мощные силы обеспечили Уолл-стрит настолько огромное политическое влияние, которого нельзя получить ни от каких коррумпированных политиков.