Доротея Эймерт. Органика холистической архитектуры XXI века

В главе «Архитектура в новом тысячелетии» автор книги «Искусство и архитектура ХХ века 1960 – 1990» Доротея Эймерт обозначает актуальную проблему субъективного восприятия информации каждым отдельным индивидом, затрудняющую складывание целостной системы. При этом формирование единой картины мира в ХХI веке исследователь связывает с внедрением органического холистического подхода. Д. Эймерт подчеркивает, что новейшая архитектура развивается в ситуации «сенсорной перегрузки», когда переизбыток раздражителей требует постоянного производства новых и новых впечатлений. Созидательной альтернативой архитектурного спектакля представляется новая органическая линия архитектуры, взаимодействующей с человеком на уровне живой энергии [245, с. 225-226].

Одним из приверженцев данного мышления является австрийский архитектор Георг Турн-Вальсассина, который воспринимает архитектуру в продолжении силовых линий Земли и мест силы как своеобразную архитектурную геомантию (табл. 32). С точки зрения геомантии наша планета – единый живой организм, обладающий каналами, подобным нервной системе человека. «Маятник вернется назад, потому что наши нервы будут перегружены множеством форм и вычурных элементов, составляющих эти формы. Время геомантии в архитектуре приближается гигантскими шагами», – утверждает архитектор.

Ярким примером художественно-символических амбиций новейшей архитектуры является комплекс «Острова культуры» в Пекине по проекту французского архитектора Поля Андрэ, центральным сооружением которого стал Китайский Национальный центр исполнительских искусств, объединивший оперный театр, театр, концертный зал и выставочные залы. Отношения водной поверхности и идеальной криволинейной формы рождают художественное созвучие, что отмечалось и самим автором: «Пекинская опера, главный элемент комплекса, кажется барочной жемчужиной на водной глади» [245, с. 228].

Вполне закономерно, что сегодня наиболее смелые архитектурно-строительные инициативы реализуются странами на волне экономического роста, среди которых лидируют Китай, Гонконг, ОАЭ. Вместе с этим, впечатляющий размах сопровождает высокий градус образной выразительности, стремление возводить так называемые «иконические» объекты по проектам звезд первой величины – тенденция во многом спорная, но уже сегодня дающая примеры свободного самовыражения архитектора, в том числе и художественного.

Наряду с упомянутыми проектами в Китае 2008 Олимпийского года следует особо отметить новейший архитектурный опыт ОАЭ, особенно интегральный культурный проект на острове Саадият («Острове счастья») неподалеку от Абу-Даби, объединяющий Музей Гуггенхейма в Абу-Даби Ф. Гери, Лувр в Абу-Даби Ж. Нувеля, Центр исполнительских искусств и концертный зал З. Хадид, Морской музей Т. Андо, проекты павильонов Г. Линна, Пей-Чжу, бюро «Асимптоте» [245, с. 229].

Символическим флагманом архитектурных и экономических инициатив Эмиратов послужил знаменитый «парус» отеля Бурдж-Дубай (Бурдж-Халифа, 2004-2010 гг.) по проекту Адриана Смита, открытый стихиям и вызывающий множественные метафоры, связанные с морем и живой природой. При этом существует еще один, отчасти иронический мотив, связанный со стремлением реализовать мечту, чудо . Неслучайно, сам архитектор признается, что, работая над проектом, представлял башни Изумрудного города из фильма «Волшебник страны Оз»: «Я вспоминал стеклянную, хрустальную башню, возникшую из прозрачного воздуха, и делал башню выше и выше, пока она не стала напоминать по форме один из элементов нижней части здания, а не сооружение с цоколем и шпилем без средней части между ними» [245, с. 229, 234].

Арабские Эмираты стали экспериментальной площадкой для дальнейшей апробации авторского метода иллюзорной архитектуры чуда Ж. Нувеля. Комплекс местного Лувра мастер трактует как микрогород, напоминающий «площадку археологических раскопок». Перекрытый перфорированным полупрозрачным куполом, сквозь который должен просачиваться солнечный свет, музей призван рождать к жизни волшебный художественный мир. Проект круглого в плане высотного офисного здания в Дохе автор снабдил еще более поэтичным комментарием: «…высокое и изящное здание, которое переливается, будто бы одетое в серебристое кружево … эта башня наверняка станет символом набережной в Дохе» [245, с. 235].

Следуя персональной концепции непрерывного перетекания внутреннего и внешнего пространств, З. Хадид характеризует свою архитектуру Центра исполнительских искусств «как скульптурную форму, которая … возникает в результате пересечения длинных крытых переходов. Форма развивается в растущий организм, состоящий из сети ответвлений. Здание извивается по земле и обретает сложную структуру, увеличивает свою высоту и глубину и достигает пространственной кульминации в многофункциональных залах» [245, с. 235, 240].

Анализируя и обобщая различные устремления на протяжении второй половины ХХ века и начала века ХХI, автор книги Доротея Эймерт приходит к выводу, что будущее – за архитектурой тонких энергий. Это «архитектура, учитывающая геомантические условия и многомерность местности и ландшафта, объединяющая силовые потоки энергий Земли и Вселенной с выбранными архитектурными формами», – определяет Д. Эймерт [245, с. 241].

Известны разные толкования геомантии: как наука, она имеет древнюю историю и была известна древнеиндийским, древнекитайским, халдейским и египетским жрецам. Целью древней геомантии представлялась гармонизация отношений с миром окружающих нас невидимых вихревых полей. Вместе с этим, термин используется как объединяющий для различных школ гадания, основанных на интерпретации знаков на земной поверхности.

Д. Эймерт дает определение в плоскости зодчества: «Геомантия – древнее учение и искусство гармонизации жилища с силовыми линиями и местами силы Земли» [245]. Вероятно, если учитывать позицию Д. Эймерт, геомантия в архитектуре позволяет находить или угадывать энергетические центры и силовые линии Земли. В качестве доказательств обоснованности этих предположений, исследователь обращается к примерам размещения древних культовых построек в Анже, Амьене, Шартре и других европейских городах.

«Архитектура – это некая оболочка, которая влияет на глубинные слои психики и способна даже пробудить пассивный потенциал, другими словами, неиспользуемые возможности человека», – пишет Г. Турн-Вальсассина, занимающийся изучением геомантических принципов с 1985 г. Ссылаясь на взгляды архитектора, Д. Эймерт интерпретирует его учение как возможность сочетать интеллект и интуицию для достижения творческого уровня новой ступени эволюционного развития. По убеждению исследователя, уже сегодня известны волновые теории взаимосвязи человека с окружающим миром, такие, как морфогенетические поля, открытые английским биологом Рупертом Шелдрейком, с которыми может резонировать архитектор в своей работе.

О возможности связи мира материального и нематериального с учетом природы человека и достижений современной науки (медицины, биофизики, геологии и др.) Г. Турн-Вальсассина поясняет: «Умелое применение геомантических принципов позволит сконструировать пространства, чрезвычайно благоприятные для людей. Мы обладаем приемной системой, основу которой составляют ДНК и нервные волокна, и эта система имеет гораздо более тонкую настройку, чем обычные измерительные приборы. Наше тело – это первоклассный потребитель информации, оно обменивается информацией с полями нематериального мира, которые несут в себе информацию» [245].

Получив образование в Венском университете природных ресурсов и прикладных наук и в Швейцарском Федеральном технологическом институте в Цюрихе, архитектор воплощает свои идеи в реальных проектах: центр цветотерапии «Аура Сома» (Техас, США, 1996 г.), здание для семинаров (Растенберг, Германия, 1987-1989 гг.), школа-гимназия оздоровительного центра «Бобек» (Алматы, 2004-2010 гг.), Аметист-центр (Майсау, Австрия, 2001 г.), проектирует в Германии, Англии, Голландии, Индии, Казахстане. В своей архитектуре автор стремится к созданию «пространственной ауры» – атмосферы гармонии и комфорта, добиваясь «оптимизации частот и концентрации полей земного и космического излучения». «Таким образом, прикладная геомантия – это помощник в гармонизации жизни людей в быстро меняющемся мире и предвестник более насыщенной жизни», – утверждает архитектор и приходит к идее синтеза в русле своего подхода: «Наша задача состоит в соединении земного и небесного и в сакрализации повседневной жизни» [245, с. 245].

Д. Эймерт относит к близким геомантии областям целый круг околонаучного знания, особенно популярный в начале ХХ века, включая антропософию и космистские взгляды, а также более поздние синергетические устремления. Так, одним из архитектурных примеров может послужить проект Стеклянного павильона для кёльнской выставки Немецкого Веркбунда 1914, разработанный Бруно Таутом совместно с писателем Паулем Шеебартом, в котором авторы стремились к «повышению нравственных норм обитателей спроектированных ими зданий».

Еще более известен центр антропософского искусства «Гётеанум», построенный в 1913-1915 гг. по проекту Рудольфа Штайнера, немецкого философа, мистика, писателя, драматурга и художника, основателя антропософии. Архитектура здания мыслилась воплощением «философии свободы» и сущности учения. Р. Штайнер утверждал, что «все формы «Гётеанума» сотканы из вдохновения художника и реальности духовного мира». «Goetheanum» – латинизированная форма от имени Й.-В. Гёте, идеи, темы и образы которого Р. Штайнер использовал в своем творчестве. Сооружение было воздвигнуто в Дорнахе, близ Базеля, в Швейцарии, силами участников антропософского движения из разных стран мира. По замыслу Штайнера, двухкупольная постройка из дерева должна своей формой выражать идеи антропософии.

Здание Гётеанума предназначалось для художественно-драматических изображений и должно было стать художественным воплощением... живых элементов духоведения – познания внутреннего, духовного человека [360], но не в традиционных формах аллегорий, символов и эмблем, а самой природой, что определило его органические формы. В новогоднюю ночь 1923 г. деревянное здание сгорело, в 1925-1928 гг. на том же месте построено новое здание из бетона.

К этому же направлению Д. Эймерт относит геодезические купола Р. Б. Фуллера, которые архитектор предполагал применять как энергетические климатические оболочки-покрытия для целого города.