Ананинская погребальная стела
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ БАЙКИ
Археологический музей
Музей – это кладезь для исследования материала. В Археологическом музее Казанского университета в вещественных источниках представлена история происхождения татарского народа. Пространство и сам «воздух» этого музея, находящегося на 12 этаже гуманитарного корпуса университета, пропитан археологической романтикой, легендами, оживляющими в нашем сознании картины жизни наших далеких предков. В музее посетитель имеет возможность непосредственно увидеть предметы, «соприкоснуться» с вечностью. Музею уже 30 лет, его непосредственным создателем экспозиции был профессор – Альфред Хасанович Халиков, а у истоков коллекции стоял его учитель Николай Филлипович Калинин. При музее есть кабинет, который, по сути, является археологической лабораторией, где продолжается изучение материалов первичной полевой обработки ежегодных археологических сезонов, описывают, маркируют, уточнят атрибуцию находок, их склеивают, реконструируют, систематизирует, и превращают в музейную коллекцию.
Однажды, зайдя в паузу между занятиями в кабинет археологии, поинтересовалась происхождением каких-то предметов. В ответ услышала увлекательную историю, и в одно мгновение незаметно для себя превратилась из лектора в слушателя. Рассказы сыпались как из рога изобилия: один, за другим. Они показались мне настолько интересными, что я решила их записать.
"Погремушка" или секреты средневековой алхимии
На глаза мне попался один предмет – шар. Взяла его в руки и поняла, что предмет тяжеленький, внутри у него что-то перекатывалось как в погремушке. Перекатывая шар из одной руки в другую, я спросила Светлану Игоревну (директора музея, доцента кафедры этнографии и археологии): "А что это, погремушка?" внешне очень напоминает ядро, который бросают спортсмены-метатели. Но этот шар еще и издавал звук, в нем явно была полость и что-то внутри, как в детской игрушке – погремушке.
-Что это? - спросила я Светлану Игоревну.
- А это.... Поначалу все считали, что это детская погремушка. Таких шаров в музее несколько. Это – один из золотоордынских памятников, таких как копилки, трубки, игрушки и т.п. Шар нашли в поселении "Торецкое» (близ Биляра – города ремесла и международной торговли древних булгар) в кладовой под лавкой одной из жилых построек XV века Версия игрушки казалась неубедительной, т.к. шар настолько увесистый, что если бы нянька зазевалась, то ребенок игрушкой мог бы сильно покалечится. Вторая версия предназначения шара принадлежит археологу Игорю Волкову. По-видимому, шар использовали как реактор для равномерного перемешивания вязких жидкостей, по принципу перекатывающихся металлических шариков, которые содержатся в каждом современном флакончике лака для ногтей.
Развивая тему о тайнах средневековой алхимии, наш рассказ плавно перешел к новому сюжету, который мы назовем "Селедка".
Селедка
В дороге, особенно в поезде, часто приходится встречаться с интересными людьми, общение с которыми может обернуться совершенно непредсказуемо.
В одну из таких поездок Светлане Валиулиной попался весьма колоритный и запоминающийся попутчик. Он был очень общительный и производил впечатление человека широко образованного, обладавшего знаниями в разных сферах человеческой деятельности. По профессии г-н "Икс" был технарем, специалистом по сплавам и сварке. Но запомнился он Светлане Игоревне не своими разговорами, а тем, что в дороге с аппетитом поглощал селедку и предлагал угоститься соседям по купе. Попутчикам казалось, что запах, селедки распространился на весь вагон и пропитал их вещи и одежду. На прощанье, компанейский попутчик подарил ей свою визитку, которая пополнила место среди мало значительных свидетельств знакомств. Навязчивый запах, селедки еще долго преследовал Светлану Игоревну и после приезда в Москву. ...Спустя почти год визитка любителя селедки случайно попалась на глаза Светлане Игоревне, когда она мучилась над разгадкой одного из секретов средневековых алхимиков. Это было связано с непонятным составом сплава одного из экспонатов музея.
Из сплава были изготовлены штампованные накладки – своеобразный символ Биляра, которые нашивали на одежду древние булгары, используя их как декоративное украшение. Образцы подобных накладок хранятся в музее археологии Казанского государственного университета. Среди вещественных памятников в Билярске встречается много артефактов, связанных с ремесленным производством, которое отличал высокий уровень технологических процессов: уникальная химическая посуда, так называемые "пробирные камни" для определения пробы золота и т.п. Накладка была интересна своими необычными свойствами: изделие сохранило бело-серебристый, почти стальной блеск, не потускневший от многовекового лежания под землей. Археологи не могли найти объяснения того, как древним ремесленникам удалось добиться таких свойств металла. Ясно было одно, что такой эффект могли получить древние алхимики только опытным путем. Но как? Что они добавляли в состав сплава, чтобы полученный метал, не тускнел и не окислялся со временем?
В процессе размышления над этой, казалось, почти неразрешимой "головоломкой" Светлане И-не на глаза попадается визитка попутчика – "любителя селедки". Светлана Игоревна вспомнила, что хозяин визитки производил впечатление эрудита, знающего все обо всем, но, главное, он был специалистом в области сплавов. Была, не была: она решила обратиться к нему за консультацией. Давний попутчик будто бы ждал этого звонка и сходу дал весьма толковое объяснение загадки: добиться таких свойств от сплава можно было только в результате добавления в состав цинка, но только до 35%. Причем, погрешность в 5-6% разрушала этот эффект – металл становился хрупким. Такие свойства сплава можно было получить только в результате многократных попыток, т. к. у средневековых металлургов не было возможности производить точные расчеты. Видимо, билярский ремесленник был творческим человеком, экспериментатором. А данный сплав являл собой образец, подтверждающий высочайшее мастерство восточных алхимиков, живших на территории Билярского городища.
Вот так память о навязчивом селедочном запахе помогла разрешить одну из археологических головоломок. Сюжет о "селедке" прочно вошел в примеры спецкурса о Естественнонаучных методах археологических исследований, как один из "маркеров", которые используют преподаватели для оживления внимания аудитории, утомляющееся от обязательного фиксирования "скучных", но обязательных описаний археологических методов обработки полевого материала.
Два последних рассказа – не просто занимательные истории из археологической науки, они расширяют наши знания о секретах средневековой алхимии, которая хотя и считалась "лженаукой", но сам процесс поиска и эксперимента принес удивительные открытия, плодами которых мы пользуемся до сих пор. Эти байки уточняют наши представления об уровне развития ремесла в древнем Биляре, о сложных технологических процессах обработки металлов, которыми владели средневековые мастеровые нашего региона.
Зуб мамонтенка
В кабинете при Археологическом музее две дамы вели неспешный разговор, одна из которых была директором музея, а другая – была сотрудницей кафедры древнего мира и средних веков. Беседовали они о чем-то прозаическом и весьма далеком от предмета археологии. Вдруг, в дверях музея появляется фигура доцента мехмата Евгения Беговатова, для которого увлечение археологией стало второй профессией. Надо сказать, что в кругу археологов он давно стал "своим человеком", постоянным участником археологических экспедиций. Беговатов обращается к Светлане Валиулиной:
- Вам зуб мамонтенка для музея не нужен?
Директор задумалась: "Таких палеонтологических находок уже много и они не совсем по профилю музея". Покачала головой, и ответила:
-Нет, не нужен.
Совершенно неожиданно ее приятельница сказала:
-А мне нужен".
-Зачем? – спросил Беговатов.
-Ну, на цепочку повещу и на шею как экзотическое украшение. Она, мысленно, уже представила, как будет удивлять этим диковинным амулетом окружающих. Как все будут спрашивать ее:
-А что это у Вас, Татьяна А-на.
-Зуб мамонтенка, – гордо ответит она.
Беговатов и директор музея многозначительно переглянулись, как знатоки... Ничего не ответив, археолог-математик ушел. Дамы продолжили беседу. Спустя немного времени вновь появляется Беговатов и протягивает Татьяне А-не увесистый газетный сверток величиной с два кирпича.
- Что это? - недоуменно спрашивает Татьяна А-на.
- Зуб мамонтенка....
Немая сцена. Когда Татьяна Ал-на поняла суть подвоха, всем стало весело. Она, погрузившись в свой мир дамских грез, забыла соотнести внушительные размеры зуба пусть и детеныша доисторического животного с величиной воображаемого украшения. Потом "шутку про зуб мамонтенка" директор музея несколько раз рассказывала в кругу археологических корифеев. Все смеялись над этой историей, как над хорошим анекдотом. И все-таки, не верили в правдивость рассказа. Академик, знаменитый открыватель новгородских берестяных грамот, Валентин Лаврентьевич Янин, долго допытывался у Светланы Валиулиной:
– Признайтесь, Света, ведь Вы это все придумали?
– Нет, Валентин Лаврентьевич, этот случай из жизни.
С тех пор эта история пополнила коллекцию "археологических баек".
Баня вместо дворца
Главным фантазером, человеком, постоянно сочинявшим интересные легенды, был сам "метр" казанской археологии второй половины XX века – профессор Альфред Хасанович Халиков. Он обладал уникальной научной интуицией и талантом интерпретатора и почти такими же фантастическими способностями по созданию версий для очередного археологического сезона. Теперь, спустя много лет, начинаешь понимать, что самые невероятные гипотезы Халикова, видимо, были нужны, чтобы вдохновить на преодоление рутины и однообразия нелегкого археологического труда. Ведь копать землю в любую погоду нелегко и может показаться рабским трудом, если не "запрограммировать" участников экспедиции надеждой на необычайную археологическую удачу: найти клад, раскопать ханский дворец с сокровищами, мавзолей и т.п. Эта мечта как мираж в пустыне манит, придает смысл долгому копанию в земле. Одна из таких гипотез-легенд была связана со знаменитым 27-раскопом в Билярском городище. Поводом для нее стали материалы аэрофотосъемки, которую используют все археологи. На полученной таким образом фотографической карте местности отчетливо было видно светлое пятно, которое указывало на какое-то крупное строение, скрытое под слоем грунта. Первая версия, выдвинутая Халиковым, была, что это – ханский Дворец, часть цитадели Билярского городища, которое Халиков упорно считал столицей древнего булгарского государства. И мы – студенты практиканты конца 70-х гг. прошлого века, начали раскапывать «дворец». Наше воображение рисовало картину открытия чуть ли не новой Трои. Копали, но подтверждений версии не получали. Надежды таяли с каждым днем. В последующем версии становились все скромнее и скромнее: дворец постепенно «превратился» в дом знатного горожанина. На месте предполагаемого дворца мы находили останки просто какого-то сруба, кости животных многочисленные черепки, гвоздики, детали ремесленных инструментов. Альфред Хасанович, стоя над раскопом, красноречиво реконструировал картину быта и праздничных обрядов богатого купца или ханского чиновника. Вот хозяева дома выходят с крыльца и осыпают дорогих гостей зерном в знак уважения и согласно обряду. Огромные остатки костей животных – свидетельство богатых пиров.
До «правды» в сезон нашей экспедиции «докопаться» не удалось. Только потом мы узнали, что «дворец» оказался обычной баней. …Были у Халикова и более фантастические гипотезы объяснения некоторых археологических загадок. Однако его способность генерирования версий нисколько не умаляла его научного статуса в российском археологическом сообществе, поскольку сочеталась с удивительной интуицией. Все-таки ему удавалось чаще предугадывать открытие, чем ошибаться. Альфреду Хасановичу был дан талан убеждения при изложении доказательств новой теории, чему мы в студенчестве были свидетелями, слушая его авторский курс «Этногенеза народов Поволжья». Можно сказать, что Халиков относился к тому типу ученых, которые, по определению Майнеке, «своими яркими заблуждениями дали науке больше, чем другие своими мелкими истинами».
Ананинская погребальная стела
Теплый весенний вечер начала 80-х годов прошлого столетия. Студенты-вечерники исторического факультета слушают лекцию по археологии, все старательно записывают, но все равно ближе к концу лекции все начинают зевать под монотонную речь лектора: археологические культуры, погребенья, раскопы – все сливается в сплошной информационный поток, который инерционно оседает в "темном чулане сознания" на полочке "временного хранения ". Дремлющий мозг как будто бы задает программу: в час "икс" надо будет "затребовать" эти данные, и только донести до стола экзаменатора, а потом прочно и навсегда стереть их из матрицы памяти, как бесполезный хлам, засоряющий наш "светлый ум". Как вдруг, первые ряды "записывающих" начинают пробуждаться, и волна бодрости доходит до последних, почти спящих рядов. Что случилось? Лектор достает на кафедру что-то огромное, внешне напоминающее надгробную плиту из гранита, и почти беспристрастно комментирует: "Такие каменные монолиты размером 90 на 40 сантиметров украшали барельефом – чекан (боевой топор и коротки скифским мечом..." Аудитория замирала в недоумении. А лектор – Светлана Валиулина – хрупкая девушка 28 лет, с легкостью циркового силача, поворачивала "монолит" и продолжала. Студенты, преодолев оцепенение, начинали осторожно спрашивать:
-Из чего, из чего сделана плита?
- Из каменного монолита, – невозмутимо отвечала лектор..
- Из монолита?!!! Ого! – тут аудитория вся проснулась
Наслаждаясь произведенным эффектом, Светлана Иг-на потянув паузу, как это умеют делать талантливые артисты, и "раскрыла", наконец, секрет фокуса перед простодушной аудиторией: наглядный экспонат был взят из музея, но это – всего лишь муляж из папье-маше, сделанный высококлассными бутафорами для оформления экспозиции. Это почти единственная копия (реплика) в Археологическом музее, который легко снимался с полки, и его можно было показывать на лекции.
После объяснения в аудитории стоял хохот, а по завершению лекции не было отбоя от желающих помочь преподавателю донести "монолит" в музей.