Загадка германской прародины
Новомодные концепции, вроде теории этногенеза, представляются мне неким научным шаманством, сродни вызову духов, которых никто, кроме посвященного в таинство, ни увидеть, ни осязать не в состоянии. В потусторонний мир можно верить или нет, но доказать или опровергнуть его существование никому не удается. То же самое касается и теории космического воздействия на процесс образования этносов. Поэтому оставим гумилевские изыскания свято верующим в них последователям и спустимся с небес на грешную землю, где люди научились размножаться и без помощи «энергетических разломов». Была бы земля и пища.
Наверное, ввиду того, что ваш покорный слуга не принадлежит к славному племени академических историков, ученые заклинания типа «мутаций», «пассионарного толчка» и прочих «абсорбции энергии из внешней среды» не способны заменить в его глазах здравый смысл, житейскую логику и знание некоторых природных законов. А следовательно, не могут объяснить того, откуда пришли толпы германцев в Центральную и Восточную Европу в начале нового времени.
Готское нашествие второго века нашей эры было, вне всякого сомнения, связано с миграцией откуда-то с севера огромных масс людей. Вместе с готами передвигались и другие восточные германцы. А еще раньше, на рубеже тысячелетий, практически из тех же мест вышли многочисленные вандалы, руги и герулы. Почти десяток огромных племенных союзов, каждый из которых насчитывал до сотни тысяч воинов.
И опять-таки это было не первое нашествие северных варваров. На рубеже II–I веков до нашей эры Римская империя пережила натиск на свои земли других германцев — кимвров и тевтонов. По сведениям Плутарха, которому вполне можно доверять, в Риме «вести о количестве и силе наступающих войск вызвали сначала недоверие, но впоследствии они оказались преуменьшенными сравнительно с действительностью. На самом деле двигалось 300 тысяч вооруженных воинов и, по рассказам, толпы детей и женщин шли вместе с ними еще в большем числе — они нуждались в землях, чтобы было где прокормить такое множество» {158}. Как видим, римские историки, в отличие от своих современных российских коллег, прекрасно сознавали, что масса народа не может существовать в пустоте, без кормящих ее территорий, подпитываясь только «энергией из внешней среды». Правда, Плутарх в темноте своей не знал модного ныне слова «мутация». Но что такое «этнический взрыв» , он, похоже, представлял себе достаточно ясно. Поскольку Римская империя его времени только после череды тяжких поражений и с большим напряжением сил сумела остановить кимвро-тевтонское нашествие. Великий римский полководец Гай Марий, накануне радикально реформировавший армию, разбил варваров по частям, воспользовавшись несогласованностью их действий. Только в плен тогда попали 60 тысяч человек, еще больше было перебито в долинах Галлии и Северной Италии.
Что же у нас, таким образом, получается? Сравнительно небольшая территория Северной Европы — Дания и Южная Швеция с частотой минимум раз в сто лет выплевывает из своих недр миллионные орды людей, жаждущих новых земель для поселения. Именно этот феномен заставил историка Иордана обозвать Скандинавию «утробой, порождающей народы» или, в более точном переводе, «вагиной наций».
Итак, мы столкнулись с подлинной исторической загадкой, назовем ее для простоты тайной германской прародины. И попробуем разобраться с тем, где же могло располагаться такое бесчисленное множество народов и какая сила непрерывно подталкивала их к завоевательным экспедициям?
Когда официальная наука демонстрирует удивительную близорукость, ученые отмалчиваются либо заходят в тупик в своих рассуждениях, беспомощно разводя руками, а традиционные способы анализа информации не дают никаких результатов, лично у меня всегда возникает соблазн использовать приемы, хорошо зарекомендовавшие себя в детективной литературе. Образно говоря, призвать на помощь Шерлока Холмса. В принципе любую историческую задачу можно представить в виде чрезвычайно простого детективного сюжета, такого, к примеру, как преступление в замкнутом помещении, когда мы знаем всех действующих лиц, их круг не может быть расширен и необходимо определить среди них подлинного правонарушителя.
В данном случае все как раз наоборот: виновник событий заранее известен — это древние германцы. Сформулируем наше дело следующим образом. Есть «жертва» (кельты), находящаяся в «маленькой комнатке» (Центральной Европе). Имеется «обидчик» (прагерманцы), есть даже «шкаф» (Дания и южная часть Скандинавии), где предположительно он может скрываться. Но вот беда, втиснуть габаритное тело потенциального «преступника» полностью в столь узкое пространство никак не удается. Меж тем сам факт пребывания «злоумышленника» в данном месте сомнений не вызывает — зафиксированы многочисленные «следы» и «отпечатки пальцев» в виде памятников ясторфской археологической культуры и древнегерманских наименований местности (топонимов), таких, как острова Готланд и Готска-Санден в Балтийском море.
Первое, что приходит на ум в такой ситуации, — не было ли у «шкафчика» еще одной дверцы. Действительно, хотя древние авторы и называли Скандинавский полуостров в своих трудах «островом Скандза», полагая, что он окружен со всех сторон водной гладью, на самом деле, по крайней мере в наши дни, территория Финляндии представляет собой широкий сухопутный мост, соединяющий древнюю прародину германцев с Евразийским материком. Может быть, секрет в том, что часть предков нынешних германских народов проживала где-то рядом — в северных российских землях, к примеру? И лишь затем через тундру Скандинавии двинулась в Центральную Европу?
Но в том-то все и дело, что никаких материальных следов пребывания высоких и узколицых блондинов в археологических слоях Северо-Востока Европы не обнаружено. Не говоря уже о том, что данная местность в античный период представляла собой бескрайнюю ледяную пустыню; чтобы выжить в ней, хотя бы и временно, германцам пришлось бы перейти к разведению северных оленей.
Кроме того, археология оказывается далеко не единственной наукой, позволяющей, пусть и приблизительно, установить, с кем соседствовали те или иные племена в древности. Языковеды, изучая состояние единого прагерманского языка, установили, что с момента выделения его из индоевропейской лингвистической семьи данный народ активно обменивался лексикой только с кельтами. В готском и некоторых других родственных наречиях, к примеру, найден кельтский корень для термина «железо»{224}. Можно не сомневаться в том, что с этим металлом северных варваров познакомили именно жители Центральной Европы. В то время как языковые контакты прагерманцев с финнами, угорцами, славянами и балтами, то есть традиционными обитателями восточной части Европы, оказались минимальны. Из сказанного следует неизбежный логический вывод: в начале «эпохи железного меча» древние германцы жили по соседству с кельтскими народами Центральной Европы, но вдалеке от финнов и прочих восточноевропейцев.
Выводы археологов и лингвистов о некоторой изолированности германцев находят подтверждение и в трудах древних историков. Например, Публий Корнелий Тацит под «Германией» подразумевал некую обширную и неприступную страну, лежащую на просторах северного океана. Вот что он пишет: «Я думаю, что сами германцы являются коренными жителями (своей страны), совсем не смешанными с другими народами вследствие ли переселения (их) или мирных сношений (с ними), так как в прежние времена те, кто хотел переселиться, прибывали не сухим путем, а на кораблях. Океан же, простирающийся по ту сторону Германии на огромное пространство и, так сказать, противоположный нам, редко посещается кораблями с нашей стороны. Притом, не говоря уже об опасностях плавания по страшному и неизвестному морю, кто же оставит Азию, Африку или Италию для того, чтобы устремиться в Германию с ее некрасивыми ландшафтами, суровым климатом и наводящим тоску видом вследствие невозделанности, если только она не его родина» {166}.
Обратите внимание, римский писатель полагает, что северные варвары первоначально прибывали на материк исключительно «на кораблях» , а «не сухим путем». Он же одним из первых указал на относительную чистоту их расового типа, как доказательство существования длительного периода изоляции в истории древних германцев. «Сам я, — замечает по этому поводу Тацит, — присоединяюсь к мнению тех, кто думает, что народы Германии не смешивались посредством браков ни с какими другими народами и представляют собой особое, чистое и только на себя похожее племя; вследствие этого у них одинаковый внешний вид, насколько это возможно в таком большом количестве людей: свирепые темно-синие глаза, золотистого цвета волосы, большое тело, но сильное только для нападения, а для напряженной деятельности и трудов недостаточно выносливое…» {166}.
Между прочим, современные исследователи полагают сам факт осветления волос результатом длительного периода близкородственных, перекрестных браков. Иначе говоря, решительно все указывает на то обстоятельство, что прародина германцев находилась где-то на отшибе, недалеко от материковой Европы, но особняком от нее.
Получается, мы снова оказались в логическом тупике? Что ж, давайте вспомним, чему нас учат все без исключения выдающиеся литературные сыщики: от патера Брауна до Шерлока Холмса. Прежде всего тому, что обыкновенный человек (а ученые мужи, как правило, те же обычные люди) всегда невнимателен к деталям, не способен оценить всю картину творящегося прямо у него под носом, а иногда даже на его глазах. Более того, человеческое сознание — штука весьма консервативная, мы привыкаем к некой сущности тех или иных вещей и явлений, не в состоянии уйти от традиционных представлений о них. Стоит убийце, например, использовать вместо ножа сосульку, и рядовой полисмен сломает голову в поисках орудия преступления, а заодно и ответа на вопрос, откуда появились водяные пятна на полу или одежде жертвы.
В поисках древней Германики
В чем же коренится одна из главных, причем постоянных, ошибок историков и археологов? Следы древних народов они ищут, глядя на современные географические карты. Следовательно, какое обстоятельство никогда не должен упускать из виду опытный исторический следопыт, вооруженный дедуктивным методом Шерлока Холмса? Конечно же, речь идет об учете климата той эпохи, которая нас интересует. Колебания температуры и влажности, на что мы неоднократно уже указывали, всегда приводили к значительным изменениям размеров материков, подъему или спаду уровня морей и океанов. Кроме того, имеют место и случаи естественного прогиба земной поверхности. Словом, не случайно еще в первых главах книги автор предупреждал вас, что береговая линия в далеком прошлом могла быть принципиально иной.
Взглянем на современную карту Северной Европы. Полуостров Скандинавию и материк разделяют два обширных, но мелководных моря — Северное и Балтийское. Оба ведут непрерывное наступление на свои берега. Вспомним голландцев, издревле строивших для защиты своих земель дамбы и давно уже живущих в стране, где значительная часть территории находится ниже уровня мирового океана. А как обстояло дело с соотношением суши и моря в этом регионе во времена античности и раннего Средневековья?
Для ответа на этот вопрос обратимся к описаниям Северной Европы в трудах древних историков. Современные их коллеги, столкнувшись с некими «несуразицами» в сочинениях античных авторов, зачастую объясняют это обстоятельство тем, что их давние предшественники плохо представляли себе те страны, которые находились на окраине обитаемого мира. Между тем средиземноморские купцы того времени заплывали в самые отдаленные уголки нашего континента. Вряд ли это было возможно без достоверных картографических исследований. Более того, некоторые фрагменты греческих и римских географических и исторических трактатов прямо свидетельствуют, что их авторы пользовались какими-то картами.
Например, историк VI века Иордан, ссылаясь на сведения Клавдия Птолемея, сообщает: «На просторах северного океана расположен большой остров по имени Скандза, подобный лимонному листу, с изогнутыми краями, вытянутый в длину и закругляющийся… Скандза лежит против реки Вистулы (Вислы), которая, родившись в Сарматских горах (Карпатах), впадает в северный океан тремя рукавами ввиду Скандзы, разграничивая Германию и Скифию» {96}. Стоит заметить, что ныне Скандинавский полуостров отнюдь не напоминает своей формой лист, тем более — лимона, скорее похож на рысь, изготовившуюся к прыжку. Согласимся, что это довольно разные фигуры.
Более того, нынешнее устье реки Вислы (одинарное, не тройное, как в старину) и южный берег Швеции разделяет водный простор шириной минимум 350 километров, тогда как Иордан утверждал, что данная река «впадает в океан ввиду Скандзы». В ясный солнечный день человеческий глаз, не вооруженный оптикой, способен разглядеть противоположный берег на расстоянии 30–40 километров, не более. Если мы вдруг, в отличие от большинства современных историков, безоговорочно поверим Иордану, то вынуждены будем признать, что польское взморье и южная часть Скандинавского полуострова некогда были почти в десять раз ближе друг к другу. Нельзя ли в таком случае допустить, что Балтийское море в древности не было в целом столь широко, как ныне, а представляло собой узкий, причудливой формы залив, глубоко врезающийся в сушу? На противоположной, скандинавской стороне мы получим таким образом большую страну, назовем ее Балтия, ныне оказавшуюся на дне одноименного моря. То, что теперь считается островом Готланд, окажется наиболее возвышенным фрагментом обширной области, где некогда, видимо, обитали предки готов и прочих восточных германцев.
Но почему же тогда племена, проживающие в Балтии, не контактировали с древними финнами и прочими восточноевропейцами? В поисках ответа снова обратимся к Иордану, который сообщает, что «Скандза имеет с востока обширное, углубленное в земной круг озеро, откуда река Ваги, волнуясь, извергается, как некое порождение чрева, в океан» {96}. В этом регионе немало озер, крупнейшие из них — Ладожское и Онежское на территории России и Сайма в Финляндии. Все пространство и между ними, и к северу от них занимают небольшие озерца и речушки. Нетрудно предположить, что в древности это был один огромный водоем. В любом случае река Ваги, без сомнения, — это бурная и своенравная Нева, несущая избыток озерных вод в лоно Балтийского моря. Только в те времена она была гораздо полноводней и длиннее. То, что сейчас называют Финским заливом, на самом деле когда-то было лишь нижней частью невского русла. Ее быстрое, бурное течение создавало естественную преграду, отрезая Балтию и Скандинавию от Старого Света. Если предположить, что Карелия, которая и ныне — край болот и озер, в древности представляла собой одну непроходимую топь, то вполне объясняется феномен изолированности прародины древних германцев. Они на самом деле жили, практически, на острове и добраться до Европы по суше не могли.
Напоминающее ныне своей формой шестиугольник Северное море (в древности именуемое Германским) следующим образом описано Иорданом: «С Запада Скандза окружена огромным морем, с севера же охватывается недоступным для плавания широчайшим океаном, из которого, будто какая-то выступающая рука, образуется Германское море, вытянутое вроде залива» {96}. Кто-нибудь из современных историков может объяснить, отчего огромнейшее и бескрайнее Северное море готский писатель считал «заливом», имеющим форму «выступающей руки» ? И как можно увидеть человеческую кисть в нынешней конфигурации этой части мирового океана? А ведь этот водный бассейн относительно хорошо был известен мореходам Средиземноморья еще со времен плавания за оловом на Британские острова древних финикийцев.
Меж тем, нет-нет да и облетит мировые информационные агентства очередное сообщение о том, что водолазы, аквалангисты или рыбаки в который уж раз обнаружили на шельфе мелководного Северного моря руины каких-то древних городов и поселений.
Несомненно, именно здесь, на морском дне покоится еще одна область исторического проживания германцев, которую мы, по праву первооткрывателей, назовем Германикой. Будь историки, однако, повнимательней, они бы и без трудов Иордана догадались о том, что некогда Британские острова и Скандинавский полуостров были соединены широким сухопутным мостом. Дело в том, что и на Севере Скандинавии, и в Шотландии археологи зафиксировали пребывание древних оленеводческих племен лапланоидного типа, очевидно родственных меж собой. Остатки этого народа, еще в неолите широко распространенного по всему Северу Европы, ныне проживают лишь в труднодоступных районах Финляндии, Швеции и Норвегии. Их именуют лопарями или саамами. На Руси этих мирных и пугливых обитателей тундры звали «самоедами» и вовсе не потому, что те поедали сами себя, а в качестве производного от двух слов из речи туземцев: «саам» и «една», то есть «саамская страна».
Данный доисторический народ всегда жил в условиях примитивного каменного века и, конечно же, не знал мореходства. Поэтому попасть в Шотландию он мог лишь по суше, кочуя вслед за своими стадами.
Некогда, очевидно, Британские острова, Германика, Ютландия (Дания), Скандинавия и Балтия были одним гигантским полуостровом, примыкающим к Европе с Севера. Затем, медленное, но неумолимое наступление моря разорвало его на части и погребло в пучине две пограничные области. Еще во втором веке нашей эры великий географ из египетского города Александрия Клавдий Птолемей знал о четырех крупных островах, лежащих на просторах северного океана неподалеку от Кимврского (Ютландского) полуострова. И Скандза был лишь одним из них{104}. А византийский историк Прокопий Кесарийский свидетельствует о существовании в его время большого острова по имени Фуле, причем находился тот, очевидно, где-то между Великобританией и Скандинавией, поскольку германцы-герулы возвращались туда, на родину, кратчайшим путем — отправившись на кораблях от нынешнего датского побережья. Он пишет: «Этот остров Фуле очень велик. Полагают, что он вдвое больше Британии. Он лежит от нее далеко на Север. На этом острове земля по большей части пустынна, в обитаемой же части живут 13 племен, очень многолюдных и у каждого свой вождь» {164}.
Но морские волны неуклонно продолжали свой натиск, и все новые области уходили на дно океана. Сведения об этом, хотя и в виде смутных слухов, все же дошли до римлян и греков. К примеру, Страбон, описывая кимвров и тевтонов, отмечал, что «причиной их превращения в кочевников и разбойников было то обстоятельство, что они были изгнаны из своих жилищ сильным приливом, когда жили на полуострове» {188}.
Именно водная стихия, регулярно захватывающая земли германцев, как западных, так и восточных, вынуждала их пускаться в опасные странствия и поиски новых территорий. Так решилась наша почти детективная задача: пресловутый германский «шкафчик» (Дания и Южная Швеция) имел пару потайных «ниш» (Германику и Балтию), ныне обернувшихся дном Северного и Балтийского морей. В совокупности они и составляли древнюю прародину всех германских племен — изолированную от остальной Европы морскими, речными и болотными преградами страну с суровым, но подходящим для жизни данных народов климатом.
Необходимо заметить, однако, что эта тайна — далеко не единственная головоломка из числа заданных ученым северными варварами. К примеру, исследователей удивляет необычно высокая степень развития готской державы. Сильная царская власть, передающаяся по наследству, твердая воинская дисциплина, уникальная письменность на основе загадочных рун, развитое стекольное производство, металлообработка и ювелирное ремесло, изготовление керамики при помощи гончарного круга — ничего подобного не встречалось им в других частях варварской Европы. Историк Марк Щукин следующим образом оценивает уровень гончарного ремесла этого государства: «Одним из наиболее ярких элементов… Черняховской культуры является специфическая серая гончарная керамика, поражающая высоким качеством своего изготовления, разнообразием форм и изяществом пропорций мисок, кувшинов, трехручных ваз, кубков и так далее. Это, безусловно, изделия мастеров высочайшей квалификации, достигающие подчас совершенства и гармоничности шедевров прикладного искусства, подобного набора форм мы не найдем для того времени ни у мастеров-гончаров античности, ни в Барбарикуме Европы» {223}.
Меж тем ученые справедливо полагают, что большинство элементов человеческой культуры — результат не самостоятельных открытий, а заимствований со стороны. Образно говоря, цивилизация расползается по свету из определенных очагов. Для Европы роль «культурного учителя» всегда играло Средиземноморье. Поэтому долгое время исследователи готских древностей многие высшие достижения этого народа: керамику, стекольное производство, оружейное дело, развитое кораблестроение и прочее — считали привнесенными с Юга, в первую очередь, заимствованными у причерноморских греков-колонистов. Но затем выяснилось, что готская керамика, к примеру, не имеет аналогов в Приазовье и Причерноморье, то же самое оказалось справедливым и в отношении многих других ремесел восточных германцев. Все тот же Щукин замечает: «Исследователей давно уже мучает вопрос: где Черняховские гончары научились своей технике, откуда взяли они прототипы этих форм» {223}.
Но, пожалуй, вопрос надо ставить гораздо шире: отчего пришедшие с далекого Севера варвары оказались столь цивилизованны. Ведь кораблестроение, к примеру, они должны были усвоить еще до того, как оказались в материковой части Европы. Каким образом пришельцам удалось построить цивилизацию, почти не уступающую по уровню развития римской?
И наконец, имеется еще одна загадка готского народа. Отчего, покорив почти всю Восточную Европу, господствующее племя этой державы, остготы, заняли самые неудобные и удаленные земли — междуречье Днепра и Днестра? Причем стремились они на жительство именно сюда. Историк готского народа Иордан эту ничем не приметную, скромную область, весьма далекую от традиционных центров цивилизации, возвышенно именует «желанной страной Ойум» {96}.
Но позвольте пока сохранить интригу. Давайте вместе разберемся в том, что происходило в регионе в ходе германского этапа переселения народов, а там, глядишь, дойдут руки и до этих готских тайн.
Эра длинного копья
Как бы то ни было, во II веке нашей эры очередная волна восточногерманских народов вынуждена была оставить исчезающие под напором морских вод земли острова Скандза и высадиться на южном побережье Балтики. Готы, отправившиеся в поход одними из самых последних, дали новому месту имя Готискандзы (Готского берега). Вероятно, их десант случился где-то в районе устья реки Вислы.
По сведениям Иордана, одновременно с ними в эти края перебрались и гепиды. Согласно легенде, германцы плыли на трех «кораблях» (видимо, эскадрах). Тех, кто добрался до берега последними, задержавшись в пути, остальные прозвали «лентяями», на восточногерманском наречии — «гепидами». Отсюда якобы появилось затем общепринятое название данного племени. Впрочем, древние авторы отмечали, что имя это как нельзя лучше подходит гепидам — из всех пришельцев они были наиболее медлительны и ленивы.
В целом же у германцев частенько случалось так, что этнонимом становилось прозвище, порой даже обидное. Так, аллеманы в переводе значило «сброд», саксы — «ножовщики» (от длинных ножей саксов, которые те постоянно с собой носили), лангобарды — «длиннобородые», а свевы — «бродяги».
На новых для себя берегах готы поначалу покорили племя ульмеругов, «которые жили по берегам океана» {96}. «Ульме» по-восточногермански означает «остров». Отсюда выходит, что первой жертвой готов стали островные руги, германское племя, обитавшее на побережье и островах Балтики. До сих пор в этих местах имеется остров Рюген («Остров ругов»). Затем наступила очередь отведать силу готского оружия другому родственному племени — вандалам. Этот народ несколько раньше переселился на материк, занял междуречье Вислы и Эльбы, изгнав оттуда кельтов.
При пятом своем короле Филимере, если считать от легендарного Берига, готы двинулись на юго-восток, «в земли Скифии, которые называются на их языке Ойум». Эту страну, лежащую на берегах Днепра, Иордан называет «желанной» для восточных германцев. Именно там, как мы знаем, расположилось главное их племя — остготов или иначе — грейтунгов.
В самое короткое время новым хозяевам Восточной Европы были вынуждены подчиниться практически все восточноевропейские народы: от самоуверенных и гордых герулов, поставлявших всем соседям легковооруженных, ловких и быстрых воинов, до отдаленных и мирных предков современной мордвы. Возникла огромная держава готов, за власть в которой боролись два царских рода: Амалов, что значит «благородных», и Балтов — «отважных».
Наивысшего могущества Царство готов достигло в IV веке при мудром короле Германарихе из рода Амалов. Именно при нем были покорены славяне и прочие обитатели Восточной Европы.
«После поражения герулов Германарих двинул войско против венедов, которые хотя и были достойны презрения из-за слабости своего оружия, были, однако, могущественными благодаря своей многочисленности и пробовали вначале сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно если Бог попускает, и множество вооруженных подступает. Эти венеды исходят из одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов. Хотя теперь, по грехам нашим, они и свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинялись власти Германариха. Умом своим и доблестью он подчинил также племя эстов, которые населяют отдаленнейшее побережье Германского океана» {96}.
Создав государство от Балтики до Черного моря, второе по территории и численности населения в Европе после Римской империи, готы на этом не успокоились. На берегах Черного моря они построили мощный флот и стали совершать морские набеги — в Малую Азию, Грецию и фракийские провинции.
Готские короли, предшественники Германариха (Острогота, Книва), собрав покоренные ими народы, порой переходили Дунай и грабили прилегающие провинции Римской империи: Мезию и Фракию. Богатства, накопленные готами, вызвали зависть У их соседей и родственников — гепидов, попытавшихся захватить власть в этом восточноевропейском государстве, но в битве У города Гальтис ленивцы-гепиды были наголову разбиты готским оружием.
Ибо не только сила духа и решимость создать великое государство помогали готам — на их стороне была и новая тактика ведения войны. Готские воины появились в Причерноморье, укрытые кольчугами и небольшими круглыми, типично германскими щитами, вооружены они были стальными мечами и, главное, длинными, почти трехметровыми копьями. Владение таким необычным оружием требует особой подготовки воина, но длинное готское копье оказалось чрезвычайно эффективным в борьбе как с пехотой, так и с конницей врага. Такое копье могло приподнять в воздух всадника вместе с лошадью, а выставленный из копий частокол — стать непреодолимым препятствием для любого противника.
Готские копьеносцы сражались против конницы примерно так же, как русские мужики с рогатиной ходили на медведя — длинное копье выставлялось вперед под углом примерно 45 градусов, нижний конец со специальным штырем вонзался в землю и придерживался ногой. После чего ревущий зверь или мчащийся всадник губили себя сами, с размаху нарываясь на смертельное острие всем своим весом.
Нельзя сказать, что готы первыми изобрели тактику пехотного боя с длинными копьями. Отнюдь. Знаменитая македонская фаланга, создавшая империю Александра Великого, например, явилась ярким образцом использования этого же вида оружия — правда, несколько иным образом. Пехотинцы-копьеносцы входили в состав армий Персии, Ассирии, Египта. Просто в тех краях, где объявились готы, их соседям не нашлось, что противопоставить длинному копью и связанной с этим оружием новой тактике ведения войны.
В Северном Причерноморье, на Дону и Северном Кавказе жили в это время кочевые ираноязычные племена: савроматы, аланы, роксаланы, язиги. В отличие от своих предшественников скифов, основой армии которых были более легкие кавалеристы-лучники, сарматские племена делали ставку на тяжелую кавалерию — катафрактариев.
Однако в бою против пехоты с длинными копьями, как то водилось у готов, эти «прарыцари раннего средневековья» оказывались в затруднительном положении. Во-первых, лошади могли напороться на копье врага, во-вторых, пехотинцу, твердо стоящему на земле, сподручнее было владеть копьем, чем всаднику, сидящему в мягком седле и лишенному опоры на ноги. Поэтому сразу после первого ударного столкновения, в ближнем бою с таким противником катафрактарий, обладающий длинным мечом и бесполезным штурмовым копьем, оказывался весьма уязвим.
Но если аланы не могли сокрушить готов, то готы в свою очередь были не в состоянии своей пехотной армией угнаться за аланами. Может быть, из-за этого столкновений между этими двумя могущественнейшими племенами Восточной Европы вначале не было — обе стороны держали нейтралитет. Другие здешние народы — славяне и герулы — были вооружены всего лишь метательными дротиками, им было сложно противостоять мощному готскому натиску.
Наиболее опасной для готов с их боевыми навыками была знаменитая римская пехота. Некогда более маневренные легионы, хотя и с огромным трудом, но все же сокрушили вооруженную страшными длинными копьями македонскую фалангу, чей строй нарушался на пересеченной местности. Короткий меч — самый удобный воинский инструментарий против «фирменного» готского оружия. Им легко можно отсечь острие копья, после сблизиться с обезоруженным врагом и добить его в непосредственном столкновении.
Римские легионеры были одеты с ног до головы в железные доспехи, защищены большими квадратными щитами. Руки солдат сжимали короткие мечи и копья. Дисциплина этого войска в бою была выше всяких похвал. Полководцы опытны и мудры. Долгая победоносная история приучила армию потомков Ромула к успешным сражениям с любым врагом. Казалось бы, у готов, как бы ни были длинны их копья и мужественны их сердца, не было ни малейших шансов устоять против обученной военной машины. Но длинноволосым варварам удалось перехитрить капризную богиню воинского счастья Нику.
Вот как это было. Император Деций, бывший римский сенатор, которого восставшие легионы насильно принудили стать главой государства, угрожая в противном случае смертью, был разозлен очередным дерзким набегом восточных германцев на балканские провинции. Против зарвавшихся варваров он двинул регулярные войска. Ему удалось снять осаду города Никополя и обратить готскую армию в бегство. Но когда владыка римлян начал преследование врага в его землях небольшими силами и беспечно расположил уставших солдат на отдых, «беглецы» внезапно повернули вспять и напали на императорский авангард. Сам Деций с частью войска лишь чудом спасся и с трудом прорвался к границе на соединение с основной армией.
Готам, вновь вторгшимся в римские земли, удалось захватить город Филлипполь, в сражении у стен которого погиб сын императора. Говорят, что, узнав о смерти наследника, повелитель римлян воскликнул: «Пусть никто не печалится: потеря единственного воина — это не ущерб для государства»{150}.
Однако с той поры владыка и полководец потерял покой и осторожность, желая любой ценой отомстить дерзким варварам. Чем и не преминули воспользоваться последние.
В 251 году в Мезии (современная Болгария) недалеко от города Абритта готская армия сумела притворным отступлением заманить римскую пехоту в болотистую местность. Под тяжестью собственных доспехов легионеры где по щиколотку, а где и по колено стали проваливаться в вязкую жижу, потеряли скорость и возможность маневра. Не сближаясь с римлянами, более легкие готы окружили их и принялись поражать почти беззащитных воинов своими длинными копьями. Римская армия погибла, а с ней пал смертью храбрых император Деций.
Новые властители Рима — Галл и Волузиан — предпочли подписать с могучими варварами мирный договор. Но натиск готов на балканские провинции империи продолжился вплоть до 259 года, когда император Клавдий нанес готам поражение при городе Нисе. Победа была столь значительна, что Клавдий получил почетное прозвище Готского. Было захвачено множество пленных, часть из которых тут же приняли в состав римской армии, другую — поселили в качестве колонов (своеобразных крепостных крестьян раннего средневековья) в тех провинциях, которые обезлюдели из-за набегов германских варваров.
В дальнейшем отношения римлян и готов складывались в основном дружески. Да иначе и быть не могло. Империя римлян трещала по швам. Помимо обычного системного кризиса, который на определенном этапе развития подстерегает любое цивилизованное общество, в середине III века нашей эры невиданное ранее бедствие обрушилось на Римское государство. Это был некий мор или, как тогда говорили, «чума». Первая вспышка этой заразы произошла в египетском городе Александрии в годы правления Галла и его сына Волузиана (251–253), и оттуда эпидемия неумолимо распространилась по империи, повсюду свирепствуя на протяжении полутора десятка лет, разоряя провинции и опустошая целые города. Численность армии серьезно сократилась. С этого времени военные удачи оставляют ранее непобедимых наследников Ромула, их восточные провинции оказываются добычей персов, неспокойно становится и на северных рубежах.
Понятно, что великое государство в этих условиях явно нуждалось в притоке свежей крови. Готы же из всех окрестных варваров были наиболее сильны, отличались высокой культурой, легко впитывали в себя достижения цивилизации, их цари стремились к союзу с наследниками Ромула, рядовые воины охотно шли в римскую армию. Изнеженные потомки суровых легионеров Гая Мария и Юлия Цезаря предпочитали увиливать от военной службы. Для германцев же, с детства привыкших к войнам и суровому бытию, поступление в имперское войско означало приобщение к римской цивилизации и веселую жизнь — термы, гетеры, вино и зрелища.
С рубежа III–IV веков армии императоров состоят преимущественно из варваров, где римляне в лучшем случае занимают офицерские должности. «Было время, — пишет Иордан, — когдабез готов римское войско с трудом сражалось с любыми племенами» {96}. Готы активно воюют вместе с римлянами в Персии, помогают защитнику христианства Константину одолеть своего соперника — «старшего августа» Лициния.
Правда, не обходилось и без конфликтов. В 332 году восточные германцы напали на небольшое сарматское племя, обитавшее в Подунавье. Племя полагало себя подвластным императору и поэтому пожаловалось Константину. Тот направил против зарвавшихся союзников своего сына Констанция, который, разгромив варваров, взял в заложники сына готского царя.
Но в целом звезда Вечного Города непрестанно катилась к закату. Рим безнадежно дряхлел, и, пытаясь вдохнуть новую жизнь в империю, Константин Великий задумал перенести столицу на Восток. К 330-му году он превратил маленький городок Византий, расположенный в стратегически важном месте пересечения Европы с Азией, в блистательный Константинополь. Дабы раз и навсегда обезопасить Второй Рим от северных варваров, на Дунае, в районе Сучидавы был выстроен грандиозный каменный мост (328 год). Отныне имперская армия постоянно угрожала западному флангу Готского царства. Впрочем, понимая, что одним террором ничего не добиться, император, позже объявленный Святым за поддержку христианства, охотно шел и на уступки. Гот