Версия звездного мальчика 1 страница
Эй, но ведь это айрэй и всего за пятнадцать долларов, - Эльза разозлится, конечно, но вещь стоит того. Он отступил на шаг от зеркала и сделал несколько ликующих пируэтов, чтобы посмотреть, как сверкает золотая вышивка. Айрэй, айрэй, айрэй! Мальчик-звезда, черт возьми! Сегодня моя ночь. Чо, уже поздно, где же Эльза?
Почему ее до сих пор нет? Он надел черную жилетку из кожзаменителя поверх золоченой рубашки. Сегодня моя ночь, и я готов. Да, этот бвай начинает движение. Между кроватью и вешалкой не хватало места, чтобы двигаться, не говоря уже о том, чтобы танцевать, но Айван не мог усидеть на месте.
Чо, только бы Эльза правильно повела себя сегодня. Я тоже удивляюсь ей! Только бы она оставила сегодня все свои глупости - святость, очищение... Бвай, этот чертов пастор накачал ей голову порядочным дерьмом. Все пугает ее, куда ни посмотри - везде одни грехи...
Но все-таки девчонка эта - львица. Как она взяла на себя все, когда у меня спина болела, и я даже не знал, где я и что со мной. И когда меня опустил этот пес поганый Хилтон, ворюга желтолицый, я же совсем с ума сошел, когда понял, что все кончено. Снова в кровать слег - и двинуться не мог много дней. Она тоже была в шоке, но пыталась все скрыть и делать все так, словно ничего не произошло. И ни слова больше о том, что "сначала жениться надо", ничего такого, легла рядышком, обняла и прошептала: "Мы ведь и так всегда были друг с дружкой, Айван". Просто пришла ко мне, ласковая такая и голенькая - хорошая-хорошая девочка. Во всяком случае, дело сделано. Сегодня выходит пластинка, и никто уже меня не остановит. Ни Хилтон, ни пастор Рамсай, никто.
И, как солнце мне сияет наяву, Я возьму свое там, где его найду.
Он услышал ее шаги за дверью и с нетерпением ждал, когда она откроется. - Эй, Эльза, угадай что было?
-Что Айван? - Она устало прошла к кровати, тяжело опустилась и стала снимать туфли. - Эти ноги убьют меня. - Эльза была так поглощена своими ногами, что не заметила ни его новой одежды, ни вдохновенного вида. Но... как устало она смотрит: на лице и в глазах тяжесть, подумал Айван. Ладно, подождем, когда она услышит новости. Тогда она лучше себя почувствует. И все с сегодняшнего дня должно пойти к лучшему. Грядут лучшие времена.
-Эльза, пластинка! Она вышла! - Он ждал, когда на ее лице загорится радость.
-Правда? - вымолвила она.
-Слушай, Эльза, надо отпраздновать, понимаешь? Это для тебя.
-Для меня? - Она устало подняла глаза, с полным непониманием глядя на коробку, которую он распаковывал. - На что ты деньги свои потратил? Ты купил еду, как я тебя просила?
Айван старался не впасть в раздражение, услышав ноту осуждения в ее голосе и увидев, как она отодвигает коробку.
-Чо, забудь о еде, ман. Открой ее. Сегодня великая ночь!
Он сорвал с коробки крышку и достал оттуда кусок материи смелой расцветки.
-Мини, ман. Последний писк. Сексуально, а?
Эльза взглянула на юбку, чуть-чуть загоревшись его энтузиазмом, но вскоре ее лицо опять помрачнело.
-Айван, ты ведь знаешь, я это никогда не буду носить. Неужели ты думаешь, что я такое надену?
-А почему бы и нет? Это же последний писк. Надень ее, ман, будешь самой сексуальной девочкой Кингстона, и мы отпразднуем выход пластинки.
-Что праздновать? Ты продал Хилтону запись за пятьдесят долларов, у тебя нет больше денег, ты сам знаешь. У тебя хоть что-то осталось?
-Да, но... когда другие продюсеры про нее услышат и когда она станет хитом, я еще денег получу, и даже сам смогу заработать. Бвай, мы завтра съезжаем с этого места. Давай одевайся, ман.
-Айван, я устала. Я весь день ходила и искала работу.
-Чо, пойдем со мной, ман, смотри, если не захочешь, можешь не танцевать...
-У нас нет даже денег на это. Я хочу купить какой-нибудь еды и опять пойду работу искать, а в воскресенье схожу в церковь.
-Ага, вот оно что! Ты хочешь, чтобы и я пошел клянчить у богатых людей работу? Неужели ты ничего не понимаешь? У меня пластинка вышла. И с этим теперь покончено.
-А у меня не покончено. Я ноги стерла в кровь, а ты о танцах говоришь?
-Вот ты куда клонишь, за дурачка меня принимаешь? Ты не веришь, что я все как надо сделаю? Не веришь?
-Я хочу сказать только одно - я устала.
-Нет, ты хочешь, чтобы я ходил и просил у богачей поработать садовым мальчиком за десять долларов в неделю - и так всю оставшуюся жизнь? А теперь пойми меня правильно - лучше я умру. Во всяком случае, я никому ничего не должен. Я сам все сделаю как надо, слышишь? Я сделаю все, бэби.Айван, Айван, какой ты мечтатель...
Мечтатель? Мечтатель? - Он чуть не затрясся от разочарования и возмущения. - Я вовсе не мечтатель! Мечтатели те, кто ходит в церковь и болтает о сладком медовом пироге на небе. Это я-то мечтатель? Вот что, я не ищу на небе ни мед, ни молоко, я хочу БЗЯТЬ свое здесь и сейчас. Для меня и для тебя. Ты это понимаешь? Пойду-ка я лучше отсюда, знаешь.
Говорят, на небесах мне подан мед,
Ждет меня, когда я умру,
Но, как солнце мне сияет наяву,
Я возьму свое, там где его найду.
Танцпол был забит до отказа. Люди чуть ли не прилипали друг к другу, качаясь под густой размеренный ритм исконного реггей. Да уж, Тренч-таун в пятницу вечером! Разноцветная масса людей, разодетых во все цвета радуги, блестящих золотом и серебром, которые вовсю отплясывали, притоптывали, кружились, прыгали, а кто просто покачивался в ритме - все это производило впечатление. Айван надел небольшую кепку. Не такую, конечно, похожую на гигантский цилиндр, которую носят Растафари, чтобы спрятать свои дреды. Но в своих очках, кепке, рубашке и жилетке он, без сомнения, казался себе самым крутым руд-бваем в этом месте. Он вполне подходил на роль только что родившейся звезды, сверкнувшей на небесном своде.
Движения захватили его, гнев и разочарование стали отходить. И все же он не мог все сразу забыть: Эльза глубоко обидела его тем, что не пошла с ним и отказалась примерить мини, которое он так тщательно выбирал и покупал с самыми добрыми чувствами. Но еще больше его расстроили ее безнадежность, усталость и страх, которые красноречивее любых слов сообщили ему, что она не разделяет его воодушевления, а значит, и его веры.
Он со всей предусмотрительностью выбрал именно это место. Были места и помоднее, чем "Райские сады". Со времен его первой ночи в городе многие места становились модными, а потом бесследно исчезали. Но это было то самое место. Публика здесь собиралась крутая и утонченная, и проигрывались здесь в основном записи Хилтона. Кроме того, в первый раз он был здесь безвестной деревенщиной, с расхлябанными манерами и играющим в крутого. Сегодня он уже прожженный городской парень, блестящий как сало, дерзкий как сталь, холодный как лед, и стоял он на самом краю своей судьбы... Оу, да, этот парень начинает движение...
Общее возбуждение, подгоняемое тяжелым ритмом, захватило его, не позволяя остановиться. Плывя на своей волне, он слился с толпой и стал постепенно пробиваться к проигрывателю. Он не мог скрыть свой восторг, разглядывая колонны с рекламными плакатами новых синглов и отыскивая там свое имя. Он вглядывался снова и снова, уверенный, что в спешке его пропустил. Ладно, как бы там ни было, Хилтон точно дал команду запустить ее на дискотеку - пластинка только что вышла! Он уже слышал ее утром по радио. У Спиди, оператора, она точно есть. Он просто выжидает правильный момент, ждет, когда зал будет набит битком, чтобы представить последнюю новинку Хилтона.
Но ожидание было совсем не легким. Толпа, раскачиваясь, приплясывая так, словно это обыкновенная дискотека в ночь на пятницу, была удивительно равнодушной к важности предстоящего события. Айван сдержал себя, чтобы не начать подходить к людям и представляться в качестве свежего - и одного из величайших - исполнителя в истории реггей. Он держался холодно, скрывая глаза за темными стеклами очкоз, уже оседлав свою судьбу с пятью долларами в кармане. Наверное, ему следовало попросить Бо-гарта и компанию прийти сюда вместе с ним? А если пластинку не станут играть? Невероятно! А если? Быть может, ему стоит открыть свое присутствие и подойти к Спиди? И вдруг без всяких предупреждений и предисловий его голос вырвался из колонок, заполняя собой пространство и легко катясь поверх ритма. Аайяя, вот это жуткая жуть!
Но в те дни, когда родился ты и жил,
Они даже не услышали твой плач.
И пусть меч их... Да ими дет в сердца их.
Да, сэр! Вот она! И она завладела их вниманием. Даже самые сонные танцоры задвигались быстрее и стали прислушиваться. Эй, взбодри себя и не будь тяжел. Он слышал вокруг одобрительное бормотание и даже крики "Айрэй". Но едва ли это все. Дьявольщина! Признание, слава, благополучие, любовь женщин, уважение мужчин, обожание толпы - все это едва ли казалось ему достаточным. Стократно усиленный голос раздвигал пространство и гипнотизировал толпу. Мурашки побежали у него по коже. Вот это да!
И это все? Пластинка кончилась, и он почувствовал себя опустошенным. И это все?!!
-Вот так песня сейчас была, а? - обратился он к человеку рядом с собой.
-А?
-Я говорю, шикарная песня, ман, стопроцентный хит.
-Ничего. - Человек бесцеремонно пожал плечами. - Неплохая. - Этот парень еще не знал, насколько близок был к насильственной смерти.
Айван прекратил танец.
-Оу, а я, кажется, тебя знаю? - Кто-то положил ему руку на плечо.
Айван нетерпеливо обернулся, уверенный, что рука принадлежит человеку, который понял величие этой песни и тут же связал ее с ним. Но наткнулся на Жозе, на его темные поблескивающие очки и легкую ухмылку.
-Черт возьми, а ты неплохо выглядишь, братан, - сказал Жозе так, словно они расстались на прошлой неделе. Он почти не изменился, и по обе стороны от него стояли две красивые стильные девочки, разодетые, как говорится, "до кончиков ногтей".
-Это мою песню только что играли, - сказал Айзан.
-Врешь!
-Нет, ман, клянусь Богом, моя песня эта - сегодня вышла. Что скажешь?
- Айрэй, ман, хорошая песня, ман. Отличная, отличная песня. Так ты хорошо поднимаешься, а?
-Поднимаюсь, да, - скромно сказал Айван. Одобрение Жозе было вполне искренним и доброжелательным, и на лицах девушек оно отразилось, как в зеркале. Жозе обнял Айвана за плечи.
-Когда он только приехал в город, я ему все тут показывал. Я вру?
Этим легким жестом Жозе взял на себя все похвалы, но Айвану было все равно.
-Возьмем пива и отпразднуем, - сказал Жозе, лучезарно улыбаясь Айвану, словно любимому племяннику. - Да, да, это мой бвай. Так, значит, запись только-только вышла? Сколько раз ее проигрывали, один?
Айван кивнул.
-Подожди, - скомандовал Жозе и с вальяжным видом зашагал в толпу.
-Так ты - друг Жозе? - спросила одна из девушек многообещающим тоном.
Айван кивнул, во все глаза наблюдая за тем, как долговязая фигура Жозе настойчиво пробирается между танцующими и подходит к оператору. Все тот же самоуверенный Жозе, с его высокомерной развязной походкой, беспечно раздающий по пути приветствия.
-Так, значит... ты друг Жозе и выпустил пластинку - это приятно, - снова промурлыкала девушка.
Айван скромно кивнул. Зачем Жозе направился туда? Жозе пальцем показывал в их сторону. Спиди отрицательно качал головой. Жозе наклонился к нему, и они стали разговаривать. Музыка прервалась. Внезапная тишина стала почти осязаемой. Затем ее заполнил голос Жозе:
-Слушайте меня все, говорит Жозе. Жозе, которого вы все хорошо знаете. - Он поднял руки, чтобы привлечь внимание. - Сегодня дирекция "Райских садов", известных больше как просто "Сады", рада представить вам последний, самый горячий диск - чистое реггей! - только что вышедший в Империи Хилтона, уах! Живительная реггей музыка - йеее! Только сегодня вышла песня, которая готовится стать номером один на предстоящем Фестивале реггей - "Солнце в зените". Слушайте ее хорошенько и запомните, где вы ее впервые услышали - в "Райских садах"! Песня называется "Меч их да внидет в сердца их", и автор ее - плохой, самый плохой парень по имени Айван-Риган, восходящая звезда, записывающийся артист, только что возвратившийся из триумфального турне по островам Лючиа и Сент-Джеймс. Перед вами человек дня - Айван-Риган! Просим на сцену, ман!
Он затащил Айвана на сцену и поднял его руки высоко вверх.
-Дамы и господа, этого юношу зовут Айван!
Айван улыбнулся и помахал рукой, веря в каждое слово Жозе. Потом он заметил, что Спиди не очень-то доволен тем, что Жозе подобно политику кланяется, улыбается и размахивает руками. Когда тот повел Айвана в бар, снова заиграла его пластинка. Жозе кланялся, махал рукой и принимал поздравления, собирая все внимание, как будто это был его триумф. В какой-то степени так оно и было. Но Айвану было все равно. Когда они вернулись к девушкам, Жозе подмигнул им.
-Вот так нужно представлять новую запись, - сказал он уверенным тоном знатока высших стандартов, - кроме всего прочего.
Когда песня кончилась, они стали центром всеобщего внимания: все подходили к ним с поздравлениями, надеясь погреться в лучах славы. Айван принимал все спокойно, но содержание адреналина в крови подскочило до высшей отметки. Он был благодарен Жозе, который все это устроил и, находясь в радостном настроении, предлагал выпивку первому встречному.
Он заволновался, увидев, что Жозе не спешит расплачиваться. Возможно, думает, что если у Айвана вышла пластинка, так он в состоянии купить выпивку для всей толпы? Ситуация стала казаться Айвану все более и более стеснительной.
-Я пойду поищу одного парня, Жозе. Скоро вернусь. - Сказав это обычным тоном, он решил поскорее смыться. Очень не хотелось уходить отсюда, но ситуация явно вышла из-под контроля.
Жозе перехватил его у самого выхода.
-Подожди, чего это ты такой быстрый, братан?
-А в чем тут смысл, ман? Кто будет платить за всю эту выпивку, а?
-Чо, пускай курочки все доклюют, за все заплачено. Смотри. - Жозе достал из кармана смачную кипу денег. - Но мне понравилось, как ты смылся - кое-чему ты все-таки научился. Только не пытайся больше одурачить Жозе. - Между их глазами за темными очками произошла короткая стычка.
-Кто тебя дурачит? - возмутился Айван. - Кстати, у тебя не найдется для меня немного денег?
Они снова смерили друг друга взглядами из-под очков, и внезапно тяжелое лицо Жозе расплылось в чарующей улыбке.
-Да, кое-чему ты научился.
Он перебросил руку через плечо Айвана. Айван был настороже. Он помнил, как Уильям Хол-ден делал такой же жест в "Улицах Лоредо".
Но Жозе был вполне беспечен.
-Да, ты поднимаешься. Очень это приятно. Записал хорошую пластинку, стал бэдмэном, порезал Длиньшу как ветчину. Да, мне с первого раза понравился твой стиль. Мой дух принял тебя.
Он тянул эти фразы с интонациями гордости и удивления. Айван был ошеломлен, как много Жозе известно, и это ему польстило. Тон Жозе сменился на деловой: - Но... про пластинку эту мне кое-что сказали. Спорим, у тебя в кармане нет и двадцати долларов. Твое счастье, если Хилтон заплатил за нее пятьдесят.
-Видишь ли... - начал было сочинять Айван, но был слишком впечатлен его осведомленностью.
-Чо, можешь ничего не придумывать, я знаю весь расклад и этого коричневого хрена тоже... Более того, до меня уже дошло, что ты больше не получишь за нее ни цента.
-Откуда ты знаешь?
-Связи, ман. Большие связи. Но не беспокойся, со мной не пропадешь. У меня есть для тебя занятие. Я ищу хорошего парня, светлого бвая. Ты справишься с большими деньгами?
-Конечно, - ответил Айван. - Я уверен.
-И будешь держать рот на замке?
-Конечно, ман, но о чем ты говоришь?
-О том, что у меня есть для тебя хороший шанс - никакого пота, легкие деньги.
Несмотря на свой растущий интерес, Айван отступил. Он помнил, что Жозе уже принимал добровольное участие в его судьбе.
-Хорошо, только сначала я должен понять, как все пойдет, ман, - настаивал Айван.
-Чо, пошли со мной, - скомандовал Жозе. Айван поплелся за ним. - Что с тобой, сэр? Ты боишься благополучия? Что случилось?
-Я хочу, чтобы была какая-то ясность, вот и все, брат.
Он понимал, что его слова звучат неубедительно, но ему было стыдно признаться, что он хочет еще раз услышать свою пластинку и посмотреть, как люди будут танцевать под нее. К тому же куда в последний раз Жозе привел его, он даже сам не помнит...
-Чо, ты свое имя хочешь еще раз услышать, так ведь? - голос Жозе прозвучал сочувственно.
-Ну да, вроде того, - признался Айван. Жозе покачал головой.
-Бвай, ты и впрямь не понимаешь, как вещи устроены. Ты хочешь еще раз услышать свою песню, да? Все. Песня сыграна, братан.
-Что ты имеешь в виду? - запротестовал Айван. - Ты ведь сам сказал, что запись отличная и она только что вышла.
-Йеее, отличная запись, - засмеялся Жозе, - но Хилтону ты не нравишься. Он уже дал команду эту запись не продвигать. Она не попадет в двадцатку, это мне Спиди сказал. Вообще не попадет ни в какие чарты. Так что лучше пойдем со мной.
Айван плелся вслед за Жозе, уходившим в темноту, и обдумывал его слова. Он имеет в виду, что Хилтон достаточно богат для того, чтобы не класть себе деньги в карман - и все это только затем, чтобы один бедный черный бвай знал свое место. И это имеет какой-то смысл? Так он, выходит, не просто так все говорил? Он сильно опустил меня, но я считал, что, если пластинка вышла, значит, у меня появилась возможность продвинуться. Он украл запись, это меня больно ударило, но не насмерть. Но сейчас просто настоящее злодейство, ман! Какой гнусный человек! Он сделал запись, это ладно, но у него нет ни уважения к музыке, ни понимания ее - иначе бы он так не поступил. Для него это только бизнес. Лягушка сказала: "Что шутка для тебя, для меня смерть". Так оно и есть. Убил мою пластинку и таким образом дешево от меня отделался. Но Айван не сердился, только горечь и разочарование поднимались в его груди, а сам он становился каким-то онемелым и бесчувственным.
Жозе остановился возле мотоцикла "Хонда", который выглядел как новенький. Любая вещь у него отлично смотрится, подумал Айван. А почему бы и нет?
-Так, Жозе, - пробормотал он, удивившись как ровно звучит его голос, - надеюсь, что этот- то наконец твой?
-А, так ты уже слышал эту историю, - засмеялся Жозе. - Все в порядке, ман. В те годы я был совсем еще молодой. А сейчас оставил детство и взялся за ум. Все кайфово, братан, наслаждайся ездой.
Глава 15
И ГДЕ МЫ ПЛАКАЛИ
И где мы плакали,
Когда мы вспоминали Зайон.
И как нам спеть песню Короля Альфа
На этой странной земле?
-Меня зовут Рас Петр, - сказал худощавый дредлок, - но все называют меня Педро, - Он церемонно протянул руку Айвану и, когда они обменялись рукопожатием, слегка поклонился.
-Лучший резчик во всем Кингстоне, - сказал Жозе.
Дредлок чуть склонил голову, словно давая понять, что эти слова - не более чем формальность, и сел за стол, на котором были разложены плотно свернутые цилиндрические упаковки ганджи.
-Слышал уже эту песню, "Меч их да внидет в сердца их "? - спросил Жозе.
Рас Петр кивнул. Его медузообразная голова склонилась над травой: он изучал каждую шишечку, вдыхал ее запах и пробовал на ощупь и только после этого с видом эксперта нарезал се своим остро заточенным резаком.
-Это Айван - он ее сочинил, - сказал Жозе.
Дредлок, казалось, был не в себе, и вокруг него стояла атмосфера глубокой меланхолии.
-Ну да, - пробормотал он, и на миг на его губах промелькнула улыбка. - Я слышал ее однажды - будет великая песня. - Он посмотрел на Айвана, кивнул, и вновь Айван почувствовал в нем неизбывную печаль.
-Тут вся трава? - спросил Жозе, указывая на стол.
-Вся до последней, - сказал Петр.
-Хорошо, скоро мы сможем все реализовать. Мне дали слово, - сказал Жозе, пристально смотря на Расту. - Завтра и начнем, если хочешь. Как ты сам?
Нож замер. Петр медленно поднял голову, и Айван увидел доброе лицо с большими глазами, в которых затаилась боль, ушедшая на самое дно и мерцающая темным огнем.
-Бвай-Жозе, я так скучаю по королеве моей - и мальчик мой... - его голос стал еще глуше, и он покачал головой. - Мальчик мой, он так по маме скучает, так скучает...
Мужчины замолчали, окруженные тягостной тишиной. Раздавался только ровный шипящий звук лезвия, нарезающего траву.
И где мы плакали,
Когда мы вспоминали Зайон.
И как нам спеть песню Короля Альфа
На этой странной земле?
-Грядут лучшие времена, - неуверенно проговорил Жозе. - Ладно, я привел сюда этого братца работать с тобой - хороший парень - если ты, конечно, согласен.
-Ты пришел сюда ради бизнеса? - спросил Рас Петр чуть надтреснутым голосом, не поднимая головы, словно разговаривал сам с собой.
Айван почувствовал, что они здесь лишние.
-Ладно, я не говорю, что так считаю. Мой бвай больной совсем - грудь у него слабая от рождения. Не уверен, будет ли он в порядке без
своей мамы... - Голос сам собой потух, и Рас Петр устремил взор на своих посетителем. Хотя Айван был убежден, что он никого не видит.
Жозе топтался на месте и явно хотел что-то сказать, но не сказал, и снова воцарилась гнетущая тишина. Айвану было не по себе, это усилило чувство неловкости их незваного вторжения. Он наблюдал за Жозе, ожидая от него какого-нибудь знака, и пытаясь представить себе, что скрывается за его невозмутимостью и темными стеклами очков. Наконец Жозе молча встал и направился к двери.
-Ладно, Педро, мы в другой раз. Пойдем, Айван. - Его голос прозвучал для этой комнаты слишком громко.
Рас Петр не шевельнулся и ничего не ответил. Оказавшись под звездами, Айван почувствовал огромное облегчение.
-Фууух, - выдохнул Жозе, - бвай, тяжело-то там как, да? Брат Педро сейчас под очень тяжелым прессом.
-А что случилось? - спросил Айван, вспоминая скорбное лицо Педро.
-Солдаты застрелили мать его ребенка, сказали - по ошибке. Прошло уже полмесяца - я думал, Педро готов снова начать торговлю. - Он покачал головой. - Ладно, оставим его в покое на время.
Айван не двинулся.
-Что случилось? - спросил Жозе.
-Ты иди, - сказал Айван. - А я останусь.
Он сказал это, повинуясь внезапному импульсу, и сам не вполне был уверен, хочет ли он вернуться в тягостную атмосферу этого маленького дома. Но он был убежден, что "Райские сады" ему сегодня уже неинтересны. И кроме того, было в тихих манерах молодого Раста что-то такое, что глубоко его тронуло.
Жозе посмотрел на него с удивлением. Потом улыбнулся.
-Отличная мысль, брат, - может, так все и заработает. Педро - лучший резчик из всех, кого я знаю. У него есть чувство травы.
Айван подождал, пока рев "хонды" удалится, и робко постучал в дверь. Ответа не было. Он потянул за ручку, и дверь с громким скрипом отворилась. Рас Петр неподвижно сидел перед горками ганджи, распространявшими свой особенный запах.
- Вот, знаешь, я опять пришел, - смущенно сказал Айван.
-Одна любовь, ман, - сказал Рас Петр и поклонился. Затем его губы задвигались, но слов было не разобрать.
-Что ты сказал? - спросил Айван.
Рас Петр мягко улыбнулся и повторил громко: - Как радостно и славно для нас, братья, пребывать в единстве.
-О, - сказал Айван.
-Как будто прекрасный дождь омывает нас, стекает по волосам и по бороде. - Рас Петр поклонился и улыбнулся. - Добро пожаловать, дорогой.
Айван был смущен.
-Скажи мне кое-что, - сказал Рас Петр, напряженно в него вглядываясь. - Жозе послал тебя сюда?
-Нет, - ответил Айван удивленно. - Никто меня не посылал. Я сам захотел прийти.
-Это Любовь единая, брат, садись со мной, покурим благословенную Джа траву.
Они молча сидели и курили, и Айван чувствовал, как атмосфера в комнате незаметно преображается. Молчание стало переноситься легче. Рас Петр обращался с травой с щепетильной и уважительной заботливостью. Он церемонно протянул ему чалис, странным образом напомнив Айвану о Маас Натти. Дым был смоляной, богатый на вкус и очень сильный, и Айван немедленно воспарил в заоблачные сферы, где мысли лениво проплывали, как облака, превращаясь в какие-то тщательно вырезанные, словно острым лезвием света, формы и фигуры. Через стол, как будто на далеком расстоянии, спу-таные-сваляные столбы волос восставали из головы Растамана и в своем змеевидном бешенстве обрамляли лицо, резко контрастируя с его деликатными чертами и печальной безмятежностью. Неожиданно удары судьбы и текущие проблемы показались Айвану не такими уж насущными, почти смехотворными. Рас Петр весь ушел в опустошающую рефлексию. Что и говорить, подумал Айван, в его голове умещается целая Библия, а он находит отдохновение в одном-сдинственном скорбном стихе, который повторяет с гипнотической монотонностью.
- Даже сегодня, - сказал Рас Петр, - я жалуюсь и горюю... Удар оказался сильнее, чем я мог выдержать, да. - Кивая косматой головой, он, казалось, подтверждал произносимые слова. - Как заново родился, - сказал он. Затем внезапно поднялся и кивком велел Айвану следовать за ним.
Заглянув в спальню, Айван почувствовал, что стал вдвое выше, что он видит все в двойном свете и вне времени. Там лежал юный дредман, уменьшенная копия Рас Петра. Он спал, но его прерывистое дыхание выдавало болезнь, и лихорадка сияла на воспаленном лице, которое было совсем нехорошим. Айван видел, что Рас-таман смотрит на сына глазами, горящими от гордости, страха и трепета. Его губы снова зашевелились, как будто распространяя заклинания в собравшемся вокруг мальчика душном воздухе, он мог отогнать то, чего так боялся.
-Те, кто сеет нечестье и плодит злобу, пожнут их сполна, - пообещал он. - И кто копает яму, тот в нее упадет.
Они вернулись в комнату. Время от времени Рас Петр выхолил из нее, чтобы вытереть мальчику пот. Или же, едва держась на ногах, с беспокойством в глазах, беззвучно шевеля губами, смотрел на лицо спящего, которое, как в зеркале, отражало его собственные черты.
Айван вдруг обрел дар речи - поначалу, чтобы отвлечь Рас Петра. Но порой перед ним возникало лицо Эльзы, и он рассказывал, как она вылечила его от безумия и остановила боль... К тому времени, когда взошло солнце, между ними все было улажено.
ВЕРСИЯ ЭЛЬЗЫ
-Боже, Айван-ман, чо! Так не может быть, ман? Забудь это, ман. К тому же равнодушие не грех. - Голос Эльзы был на грани тихого шепота, но ее раздражение было очевидным.
Айван стал пародировать се беспокойство. Обхватив ладонями голову в преувеличенном жесте отчаяния, он заговорил пронзительным истерическим голосом:
-Айван, ты с ума сошел! Как ты только мог подумать, что я на такое способна? Боже, Айван, ку-ку. Я честная христианка. Как ты мог подумать, что я стану мешаться с такими, как они? Разве для этого я покинула дом Его преподобия? Господи Иисусе!
- Заткни свой глупый рот, - прошипела она. - Хочешь, чтобы тебя услышали? Я умру от стыда, если они услышат.
Если бы спящие в соседней комнате Рас Петр и Ман-Ай услышали, какой невежественной и глупой она может быть, стыд убил бы ее. И она не могла бы обвинить их в том, что ее убили. Еще одна вещь, за которую она будет благодарна пастору Рамсаю. В его доме Растафари считались безбожниками, слугами Антихриста, отрицателями Бога, распространителями ереси. Они были хуже, чем оккультисты из балм-ярда и знахари-колдуны, поскольку их духовная деградация была агрессивной, сознательной и вызывающей. Их злобное отрицание обычного общества и рабское пристрасти к гандже вели к извращенности и завершались безумием. Как и все прочее, о чем говорил пастор Рамсай, она взяла это на свою душу.
Но только представьте себе, а? Что это за штука - невежество? Трудно было поверить, что в ней когда-то такое было. Смотрите, как печаль-ноликий маленький бвай Ман-Ай прильнул к ней - ее сердечные струны тронуло то, что он воспрял духом и все больше набирается сил с тех пор, как она стала приглядывать за ним.
Рас Петр тоже это видит, и он ей безумно благодарен. Он показывает это как может. Подумать только, как она раньше боялась Раста и презирала их. Сейчас же она дождаться не может, когда наступит вечер, Рас Петр будет читать слова Джа и своим глубоким проникновенным голосом беседовать с мальчиком и с ней. От него она ничего другого не видела, кроме братской любви и уважения. Ни в голосе его, ни в глазах, ни в манерах. Это все тоже к лучшему, потому что почти каждую ночь Айван стал куда-то уходить. Обычно он говорит, что идет смотреть движущиеся картинки, но рано утром петух уже кукарекает вовсю, а его "хонды" во дворе по-прежнему нет. Смешно, но ее почти не волнует то, что по ночам он где-то пропадает. Непонятно почему, но ей кажется, что она-то должна злиться на это, потому что любит его. Она думает, что всегда будет любить его, и знает, что и у него глубокие чувства к ней. Но ее бвай - это что-то особенное. Маленький Ман-Ай нуждается в ней, а значит - и отец его. Она чувствует как в ней что-то открывается навстречу этой нужде, что-то распускается, расцветает. Пастор Рамсай умер бы, смеялась она про себя, если бы увидел, что я живу не с одним мужчиной, а с тремя - причем двое из них Растаманы.
Крохотная комнатка в коммунальной квартире оставила по себе недобрую память: голодные сальные взгляды жирного домовладельца; пьяные голоса девушки-соседки и ее посетителей; вечные паломники, весь день тщетно стучащие в дверь в поисках работы - вот, что окружало ее. Впервые в жизни у нее появилось то, что она вправе назвать семьей, и вдобавок такая богатая обстановка, о которой она и мечтать не смела. А я ведь так долго не хотела сюда перебираться!