Но ты старайся, старайся, старайся

Эльза закрыла дверь на щеколду и плотно затворила окно, чтобы оградить себя от шумной жизни многолюдного двора и спрятать одолевавшую ее беду и стыд. Но все равно слышала смех, ругань, а порой стоны и крики, доносившиеся из соседней комнаты, где одна коричневая девушка с пустыми глазами принимала посетителей.

- Что за жизнь такая? Это ведь моя первая ночь с Айваном... Мне бы и во сне не привиделось, что так ее проведу.

В комнате было жарко и при закрытом окне быстро становилось душно. Эльза не могла вынести вид его спины. Она закрывала глаза, но всякий раз, когда Айван двигался или стонал, шла к нему. В конце концов, смотреть больше было некуда, она потушила свет и села рядом с ним коротать ночь.

Сон Айвана был поверхностным и беспокойным, он что-то бубнил, но слова были бессмысленны. Иногда просто стонал и всхлипывал. Время от времени она слышала имена: мисс Аманда, Маас Натти, Мирриам, пастор Рамсай, Хилтон, Эльза. Кто такая Мирриам? Он простонал, и Эльза, почувствовав как его горячая мокрая голова устраивается у нее на коленях, а руки обвивают ее талию, подумала, что он, должно быть, проснулся.

-Ничего, ничего, Айван, - утешала она, утирая пот с его лица. - Ничего, дорогой, уже все, все кончено.

-Нет, неет - не кончено. Ничего не кончено. Не кончено, черт возьми... - Он тряхнул головой в воинственном отрицании.

Платье Эльзы прилипло к бедру, где покоилась его голова. Простыни под ним вымокли до нитки, ей даже показалось, что он, как ребенок, написал в кровать. И действительно, было что-то младенческое в беспомощном хныканье, срывавшемся с его губ. И она ничем не могла помочь. Едва Эльза прикасалась к Айвану, чтобы вытереть пот, собиравшийся возле кровавых рубцов, оставленных, казалось, когтями огромной кошки, как он начинал кричать от боли. Пот, который она вытирала с лица и тела, мгновенно проступал снова, едва она убирала тряпку. Лихорадка горела и дрожала у него под кожей, как живое существо. Эльза была уверена, что пот больно въедается в кровавые раны на его спине, и решила чуть-чуть смазать открытые раны теплым кокосовым маслом.

Но Айван остался в живых, это уже наверняка, хотя в течение первой ночи Эльза не была уверена даже в этом. Ее очень беспокоили возможные последствия побоев, и если раньше невозможно было сомневаться в его правоте, то сейчас он выглядел помраченным. Айван бормотал что-то нечленораздельное и время от времени стонал, словно находясь в глубоком страхе.

-Тише, Айван, все кончено, вес позади. - Эльза утешала его и гадала, какие изменения могут в нем произойти, когда он придет в себя и вернется к ней.

Она знала только одного человека, которого подвергли такому же наказанию. Но когда это случилось, Маас Иезекииль Джексон был уже в годах, так что, убеждала она себя, сравнивать тут нельзя. И все же он был крепким пожилым человеком - очень сильным, как говорили люди. Старый солдат по прозвищу Сдавай-форт-иду-я-Джексон, он часто разыгрывал представления для детей, громко отдавал команды и проворно им подчинялся, брал воображаемое ружье "на караул" и, топая босыми пятками по асфальту, отдавал пламенную честь королеве. Он продавал сок из сахарного тростника и кокосов с тележки, которую останавливал напротив школы под большим деревом диви-диви. Эльза не могла вспомнить, а может, никогда и не знала, в чем его обвинили, но помнила, что ему присудили четыре удара и люди говорили, что наказывать так старого человека - великое злодейство. Маас Иезекииль так больше никогда и не пришел в себя. Он совсем выжил из ума, улыбался сам себе, что-то бормотал под нос и мочился в штаны. Люди говорили, что побои превратили его в дурака. Он уже, наверное, умер, подумала Эльза.

Но Айван еще молод, полон жизненных сил, и, конечно, ничего такого с ним не случится. И все-таки, слыша его стоны и бормотание, она не могла справиться с беспокойством. "Смотри за ним и молись, - говорила она себе. - Смотри и молись, ибо не он первый и не он последний".

К утру Айвану стало немного полегче, но вскоре он весь затрясся. Эльза забеспокоилась, как вдруг он сел прямо и обычным голосом попросил пить. Она дала ему травяного чая с ромом, и он погрузился в глубокий сон.

- Слава Богу, - сказала Эльза, прислушиваясь к его ровному дыханию. - Айвану лучше. Скоро он придет в себя. - Она испытала прилив радости и облегчения, который сменился вскоре усталостью и опустошением. Сейчас, подумала она, наша новая жизнь и начнется.

Но останется ли Айван таким, как прежде? Как они будут жить? Эльза старалась не думать ни о деньгах, ни о том, как они будут задыхаться в этой крохотной комнатке. Пока что ничего хорошего. Домовладелец оказался жирным коричневым человеком с гнилым дыханием и ухмылкой, обнажавшей кариозные зубы. Пятна от пота виднелись у него на рубашке под мышками и на брюках в паху. Он постоянно ей улыбался.

-Ты одна собираешься тут жить? - спросил он, бегая глазами по ее груди, когда она в первый раз пришла узнавать о жилье.

-Скоро приедет из деревни мой брат.

-Твой брат? Понимаю. - Он назвал цену вдвое выше, чем она ожидала.

-Но это, кажется, слишком много, сэр?

-Понимаешь ли, дорогая моя, цена может быть и ниже, - сказал он и в глазах его загорелся дружелюбный огонек. - Все зависит от тебя. - Он аккуратно пересчитал деньги и сунул в карман. - Не очень-то хочется брать деньги с таких симпатичных девушек, как ты. - Его улыбка обнажила гнилые обломки зубов. - Ты ведь меня понимаешь?

Да, она все понимала и, плотно закрыв дверь, прислонилась к ней спиной.

В тюрьме, когда сержант, устав наконец от ее всхлипываний, позволил повидаться с Айваном, все, о чем тот мог говорить, так это о встрече с Миста Хилтоном.

-Скажи ему, что моя мама умерла в деревне - или скажи, что я заболел и попал в больницу. Все что угодно, только пусть знает, что скоро я приду к нему с двумя кайфовыми песнями.

У Эльзы сердце в пятки ушло, когда она стояла в толпе, наблюдая, как Хилтон ходит по студии, громким голосом отдает приказания сотрудникам, резко отклоняет просьбы и отпускает неприличные шутки, над которыми все послушно смеются.

-Бог мой, а ведь тебя Миста Хилтон не останавливает, ха-ха-ха!

Хилтон был, как выражался пастор Рамсай, глубоко мирской человек. Он был богатым и о нем часто писали в газетах как о "светском льве" и "ведущем бизнесмене". Хотя он ругался и шутил с явно черным акцентом и говорил на сленге простых людей, сразу было видно, что он - большой босс. Люди улыбались ему, и когда он окликал кого-нибудь по имени, даже если хотел по-свойски отругать, человек радовался, словно ему даровали великую привилегию. Он напомнил Эльзе об одном человеке, которого она не сразу смогла вспомнить, но в конце концов это сравнение расстроило ее. Посмеиваясь, Хилтон окоротил группу тусовщиков и остановился перед ней, с улыбкой на бородатом лице, поблескивая на солнце темными очками.

-А что с тобой, любовь моя? Ты что-то хочешь? Спорим, ты хочешь сделать запись - для меня. - Голос у него был мягким и заигрывающим, особенно эта пауза перед "для меня". Тусовщики издали легкий смех и стали подталкивать друг друга локтями.

-Миста Хилтон ничего не пропускает! -восхищались они.

-Что и говорить, он - человек природы.

-Нет, Миста Хилтон, - сказала Эльза довольно строго, - только послание для вас - от Айвана.

-Айвана? Какого-такого Айвана? - Хилтон выглядел озадаченным, но прежде чем она продолжила, ассистент что-то прошептал ему на ухо.

-Ах да, от Звездного Мальчика. Так ты, значит, посланница? Что же это за послание такое? - Он погладил бороду и улыбнулся.

Эльза чувствовала, что его глаза под очками ее буквально раздевают. Она замялась и долго не могла выговорить свою тщательно отрепетированную ложь.

-Айван сказал, что его мама умерла и ему придется ехать в деревню. Но у него будут для вас две новые песни, как только он вернется.

-Ну и ну, - прогремел Хилтон, - посланница нравится мне больше послания! Какая она красивая, правда? - обратился он к окружающим.

-Да, Миста Хилтон, красивая девочка, сэр.

-У Миста Хилтона глаз наметан, мне она тоже понравилась.

Лицо Эльзы налилось густой краской под взглядами стольких мужчин.

Хилтон стоял и с веселым выражением на лице неторопливо изучал ее.

-Так ты уверена, что не хочешь сделать запись? - Для зрителей повторение шутки, должно быть, прозвучало еще смешнее.

-Ты первая из тех, кто входит в эту дверь, но не хочет сделать запись. Если передумаешь, сладкая, дай знать... все будет сделано в лучшем виде.

-Что сказать Айвану, сэр?

- Ах да, пусть, как только вернется, разыщет меня.

Эльза поспешила выйти, с горящими щеками, сопровождаемая едкими замечаниями и смехом.

Вспоминая теперь свое смущение, она приходила в ярость. "Только из-за Айвана, - говорила она себе, - я не сбежала оттуда или, хуже того, не надерзила. Бее эта чертова свобода..." Но не только снисходительная фамильярность Хилтона вывела ее из себя. Этот человек и его студия произвели на Эльзу какое-то странное впечатление. Он - в своей студии, окруженный прислужниками. Это навеяло какое-то смутное воспоминание, которое ее дразнило и тут же ускользало. Быть может, Айван что-то такое о нем говорил? Вроде бы нет. Но она не знала больше никого, похожего на этого человека, богатого, наделенного властью и, как говорили люди, любителя женщин и мирских радостей. Как это ее касается? Она выросла в доме пастора и не могла знать таких людей. Хилтон просто должен предоставить Айвану его шанс, вот и все.

Айван заворочался и застонал, и Эльза испугалась, что он опять начнет бредить. Но остаток ночи он проспал спокойно, видимо, она и сама смогла уснуть, потому что следующее, что она помнила, - это раннее утро, голова Айвана на ее коленях, он проснулся и стал плакать и обнимать ее.

-Все хорошо, Айван, все хорошо - все уже позади.

-Эльза, - всхлипывал он. - Эльза Иисусе, Эльза Иисусе... - и снова заснул.

При дневном свете она не могла отвести глаз от рубцов на его спине, кроваво-красных, с желтыми присохшими подтеками гноя по краям.

В комнате царил сладко-соленый запах плоти, выставленной на тропическую жару.

Проснувшись в следующий раз, Айван уже напоминал себя прежнего: голос его, хотя и слабый, звучал увереннее, а речь была разборчивой.

-Эльза, какой сегодня день?

-Среда. Ты плохо себя чувствуешь?

-Нет, ничего. Среда... Бог мой, я, кажется, ничего не помню с понедельника?

-Кажется, да, - ответила она.

-Что с моей спиной?

-Айван, я даже смотреть на нее не могу. Как ты себя чувствуешь?

-Так и чувствую. Эльза, ты ходила к Хилтону?

-Да, да, я видела его. Не беспокойся. Он велел тебе зайти к нему, когда вернешься из деревни. - Вспомнив свою ложь, она засмеялась.

-Здорово, - прошептал он, и вдохновение снова заиграло в его глазах. - Здорово, если это так, то все отлично. Остальное неважно.

-У меня тоже кое-что для тебя есть, - сказала Эльза с таинственным видом. - Угадай что?

-Что? - Озадаченный, он глядел на нее в предвкушении.

-Смотри! - Она потянулась за чем-то спрятанным под кроватью.

Айван нагнулся вслед за ней и вскрикнул от боли.

-Смотри, - повторила она и, просияв, вытащила из-под кровати велосипед. - Я его забрала.

-Что сказал пастор?

-А я не спрашивала, взяла и все. - Она не могла скрыть своей гордости.

-Эльза, ты - львица. - Он выглядел задумчивым. - Где мы сейчас?

-Это наша комната,

-И я здесь уже три дня? Пора начинать работу над второй песней. Ойее! - Он снова застонал, и лицо его дернулось от боли.

-Тебе надо подождать, пока спина чуть-чуть поправится. О чем твоя новая песня?

-Об успехе, - сказал он улыбаясь. - О чем же еще? - Улыбка была слабой, но это была улыбка того Айвана, которого она знала раньше.

Все гонения ты должен снести, Ты ведь знаешь, что тебе победить, И твои мечты парят высоко, Все грехи свои ты сбросишь легко.

-Как звучит?

-Звучит айрэй, давай дальше.

-Тогда слушай:

Ты получишь все, что ты хотел,

Но ты старайся,

Старайся,

Давай-давай-давай-давай-давай.

ВЕРСИЯ ВАВИЛОНА

-Ты видел это? - смеялся Хилтон. - Уверяю тебя, что бвай уже чувствует себя звездой.

-У него и впрямь звездный джемпер, да, - согласился его ассистент Чин, с улыбкой глядя

на большую желтую звезду Давида, которую Эльза вышила в центре рубашки Айвана.

-Знаете, сэр, а ведь он чертовски хорош. "Не столько хорош, - подумал Хилтон, - сколько талантлив". Он смотрел, как Айван танцует и с важностью расхаживает в своей рубашке, прилипшей к его худому торсу, и его глаза ослепительно горят в экзальтации. Мальчик, скорее всего, учился в церкви, как большинство из них, но с церковной музыкой это не имеет ничего общего. Это что-то глубоко личное, более глубокое и архаичное, чем все, чему он мог где-то научиться. Айван лихо оседлал музыку, взял ее в оборот, слился с ритмом, угрожающе играя с микрофоном, бросаясь в самый огненный центр и отскакивая, отплясывая свой танец вызывающе и непокорно.

-Да, бвай все чувствует как надо, - сказал Чин. - Дух забрал его.

Во второй песне присутствовал тот же напористый бунтарский дух, возведенный на вершину бодрого ритма полуреггей, наложенного Хилтоном. Слова были лишь одним из элементов - голос был что надо, глубоко интонированный и гибкий, легко катящийся вместе с музыкой - но общий эффект достигался за счет комбинации слов, мелодии и ритма, сплавленных в страстное утверждение некоего видения, тяжелого, упорного, отчаянного и мужественного, как сам городок лачуг.

Ууум. Я говорю... Меч их

Да внидет в сердца их, Всех и вся...

Эти песни наверняка произведут умопомрачительный эффект на молодежь Тренчтауна,

подумал Хилтон, и деньги потекут к нам рекой. Это была как раз та музыка, за запись которой его критиковали; именно такую музыку правительство хотело запретить как разрушающую устои и пускающую ростки заразных идей в головы "страдальцев".

Он уже слышал их вопросы. Скажите нам, Хилтон, кто такие эти "они", в чьи сердца войдет меч и чье падение вы празднуете? Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Черт возьми, конечно, отдаю. Музыка еще никого не убивала. Все как раз наоборот, я работаю в сфере развлечений.

Ладно, смотрите на куаши этих. Мальчик привлек к себе их внимание. Но они-то ведь не простая аудитория, их нелегко раскачать, а ведь он взял их за горло! Каждый крутой парень кружится и пляшет в триумфе, веря в свою победу. Пока играет эта музыка. Пока Айван кружится, отплясывает и завывает под смелый ритм, разбивая воздух кулаком, и торжество сверкает в его глазах, и боль горит огнем на лице. Обретя свою веру, он же и стал рьяным обращенным:

Но пусть лучше я свободным лягу в гроб,

Чем прожить всю жизнь как кукла или раб

Но, как солнце мне сияет наяву,

Я возьму свое там, где его найду...

В тот момент он был звездой. Он знал это, и это знали те, кто его слушал. Хилтон позволил ему петь еще долго после того, как записал все необходимое.

- Отличный кусок. Достаточно. - Ему дважды пришлось крикнуть это музыкантам, прежде чем они остановились, оставив в студии эхом отдающуюся тишину.

Айван был опустошен. Он стоял с открытым ртом, внезапно брошенный музыкой, словно некое существо, отторгнутое от своего привычного окружения, оказавшееся в каком-то странном месте, со всех сторон уязвимое. Он заморгал и тряхнул головой, словно выбираясь из сна и стараясь собраться, взять себя в руки. После чего вытер капли пота с лица и засветился в нетерпеливом ожидании.

-Все в порядке, - предвосхитил Хилтон его вопрос. - Нам это подходит.

-Здорово, сэр, здорово. Так когда она будет выпущена, сэр?

-Выпущена? Спокойнее, ман, сначала о деле. Прочитай-ка вот это. - Хилтон протянул ему контракт и стал следить за выражением его лица. Мальчик так взволнован, что не в силах скрыть свои чувства. Даже неловко опускать его так. Он подает хорошие надежды, и чем скорее придет в согласие с реальностью, тем лучше для него и для всех. Хилтон уже насмотрелся на тех, кто, записав один-единственный сингл, считал, что должен немедленно стать миллионером, и на тех, кто потом на всех углах твердил, что его безбожно обокрали. Мальчик вперился в бумагу так, как будто там написано неразборчиво или не по-английски.

-Что... В чем смысл этого контракта, сэр?

-Ты ведь умеешь читать. Смысл в том, что там написано. Ты получаешь пятьдесят долларов за запись. Двадцать пять за каждую сторону сингла.

-И это все?!

Хилтон еще раньше все заметил. Смена настроения Айвана немедленно отразилась на его лице. Сначала с него исчезла радостная улыбка; затем последовало разочарование и шок; вскоре - тотальное смятение, самоосуждающая улыбка человека, извиняющегося за дурацкую ошибку, которая сопровождалась крепнущими подозрениями, что это вовсе не ошибка, и, наконец, безуспешная попытка скрыть свой гнев и разочарование. Черт побери, бизнес есть бизнес, и жизнь - тяжелая штука, подумал Хилтон. Он уже знал наперед, что произойдет, но еще не встречал ни одного, кто не захотел бы увидеть свое имя на пластинке.

-Ну так что, молодой человек?

-Двадцать пять долларов за сторону, сэр? По-моему это несправедливо.

-Оу, а что же, по-твоему, справедливо? - Ну, я сразу не могу сказать, но...

-Подожди-ка, - голос Хилтона выдавал нетерпение. - У тебя должны быть какие-то предложения, иначе ты не вправе говорить "это несправедливо". Высказывай их, ман!

Айван закусил губу, и по его лицу пробежало выражение мольбы.

-Ну, допустим, какой-то процент с продажи, если это хит, сэр, - или по крайней мере долларов двести.

Хилтон рассмеялся.

-Нет, сэр. Я не буду подписывать контракт за пятьдесят долларов, Миста Хилтон. Айван отвернулся, на его лице были написаны гнев и упрямство.

-Кажется, в нашем бизнесе появился новый продюсер, а, Чин? Пожелаем ему удачи.

Чин ничего не сказал.

-Слушай, - сказал Хилтон Айвану, - подойди поближе. Я человек справедливый. Тебе не нравятся наши условия? Жаль, что мы не обсудили их раньше. Но... если не разбить горшок, молоко само не прольется. Не нравятся условия - не подписывай. Можешь сам все устроить. Ты можешь купить пленки и сам заняться микшированием, так ведь? Пятьдесят долларов стоит час студийного времени, пятнадцать долларов в час придется заплатить сессионным музыкантам. Уверен, что ты преуспеешь в своем бизнесе - ты и сам можешь все это поднять, правда? А я тебе все отпечатаю. Тысячу экземпляров по полтора доллара каждый. Свыше тысячи - по доллару. Что может быть честнее, чем это? Сколько ты собираешься продать - тысячу, две, три? Решись на это и высылай их наложенным платежом, о'кей? Помести объявление. Деньги вперед... Ты не хочешь помещать объявление? Чо, ман, ты меня разочаровываешь. Но подумай сперва хорошенько - ты ведь теперь знаешь, как меня найти?

Листок с контрактом выпал из рук Айвана, и он пошел к дверям. Важность слетела с него, и теперь он шел, как слепой, на ватных ногах, совершая движения автоматически, как боксер, побитый и продолжающий двигаться только благодаря рефлексу.

-Будем его микшировать и выпускать, сэр? - спросил Чин, глядя на ботинки Хилтона.

-Да, только небольшим тиражом. Ничего не делайте, пока я не скажу.

-Хорошо, мистер Хилтон, - тихо сказал Чин. Черт возьми, скоро он вернется - через день, самое большее через два, подумал Хилтон. Возможно, придет обиженный, дерзкий, но, скорее всего, станет извиняться и заговорит о новой записи. Ладно, он может на меня рассчитывать -месяцев через шесть, после того как подучится хорошим манерам. Уж чего-чего, а дефицита в этих подающих надежды певцах нет. Впрочем, надо бы еще раз прослушать эти записи. В парне есть что-то экстраординарное - какой-то особый дух, особое чувство, не так просто определить. Но в любом случае - даже если он кому-то еще понравится - все равно придется вставать в общую очередь. Его следует укрощать, как скаковую лошадь или молодую девушку.

Прошла неделя, а Айван так и не появился. Хилтон верил своему инстинкту. Парень ужасно хочет услышать, как его имя произносят по радио, как его голос звучит на дискотеках, это было видно по нему с первой секунды. Но все может случиться - он так разозлился, когда уходил, что мог наделать глупостей и попасть в руки полиции. Как его зовут-то? Айван, а дальше? Надо проверить. Черт возьми, он даже не спросил. Ладно... Дадим ему еще месяц и, если он не проявится, в любом случае выпустим пластинку. А потом, когда появится, купим его. Не в первый раз.

Месяц уже почти истек, когда Хилтон увидел Айвана в очереди у ворот студии. Выражение обиды на его лице говорило о том, что он не научился ровным счетом ничему.

-Что тебе надо, сынок? Хочешь сделать еще одну запись?

-Нет.

-Тогда чего ты хочешь?

-Получить деньги, - тихо пробормотал он.

-Что ты сказал? Говори громче, ман, я тебя не слышу.

-Я пришел получить деньги за запись.

- Какие деньги? Какие деньги, ман? Говори громче. Ты имеешь в виду сорок долларов?

Айван посмотрел на него. Что-то блеснуло в его глазах, но быстро сменилось выражением упрямой отверженности.

-Я должен ее выпустить, - сказал он мрачно.

-Конечно, должен, ман. - Хилтон вынул из кармана деньги. - И ты еще счастливчик. Но с тобой я больше бизнесом не занимаюсь. Теперь скажи мне свое полное имя.

-Айванхо Мартин.

-Айванхо кто?

-Мартин.

-О'кей. Распишись здесь, и - на будущее - когда будешь в следующий раз записывать пластинку, помни, что весь музыкальный бизнес в этом городе контролирую я. И еще кое-что - я делаю хиты. Не публика и не ди-джеи. Хиты делаю я, ты понял?

Но Айван его не слушал. Отвернувшись, он сунул банкноты в карман, даже не глянув на них.

-Нет, сынок, ты все-таки пересчитай! Так- то лучше. Как видишь, я накинул тебе десять долларов сверху. Не надо было этого делать - но я не хочу, чтобы ходил слух, будто Байси Хилтон несправедливый человек.

И, усмехнувшись, он ушел.

Каждый день во время ланча Чин курил один-единственный сплифф, для лечения, как он утверждал, своей астмы. Он поднял свои ничего не выражающие глаза, когда вошел Хилтон.

- Помнишь того парня, который не хотел подписывать контракт? Теперь можно выпускать запись.

-Он подписал? - голос Чина был нейтральным.

-Да, только вели ди-джеям его не продвигать.

-Но ведь запись отличная, сэр. - Чин взглянул так, словно сам удивился своим словам, и пожалел, что они слетели с его губ.

-Пусть так, но я не хочу видеть его в чартах. Нет смысла продвигать этого бвая. Слишком наглый - с ним бед не оберешься. Чертов бедолага.

Глава 14

И КТО БЫ ЯМУ НИ РЫЛ

И кто бы яму ни рыл,

Тот упадет о нее,

Упадет в нес,

Упадет в нее.

И если ты большое дерево,