Глава 10. Честь н Достоинство

ется ее собственными усилиями по исполнению норм, предписан­ных честью. В других концепциях достоинство трактуется как ее тественное право человека на уважение своей самости и присуще ему от рождения, а честь, напротив, добывается в ходе жизни путем совершения поступков, вызывающих одобрение социума.

Эти противоречивые интерпретации чести и достоинства имеют исторические корни. Данные понятия наполнялись конкретным содержанием в зависимости от типа личности, присущего той или иной нравственной системе, и от характера связи личности с обще­ственной средой.

Человечество начало свою историю с признания ценности не от­дельной личности, а социальной общности (рода, общины, семьи), благоденствие и нравственный статус которой должны охранять и поддерживать ее члены. Закрепленное в мифологических и риту­альных представлениях деление на «своих» и «чужих» являлось первичным клише для оценки человека. «Чужой» человек в архаи­ческой культуре оценивался заведомо отрицательно, за ним не пред­полагалось никаких достоинств. Принадлежность же к «своим» давала человеку право добиваться высокого статуса в среде сопле­менников. Не равенство, а иерархия считалась основным принци­пом организации человеческого сообщества, потому в древнем мире понятие чести как возвышения в «своей» среде оказывается доми­нирующим.

В античную эпоху, сопровождавшуюся образованием государств, зарождается понятие гражданского достоинства, которое, однако, также не связывается с индивидуальной самобытностью человека. Ценность человека определяется исключительно его принадлежно­стью к государству. Вне Рима, Афин или Спарты личность теряла свое значение. Причем понятие чести относилось только к свобод­ным гражданам. Раб не считался человеком и потому не имел ни человеческого, ни гражданского достоинства.

В оформлении категорий чести и достоинства немалую роль сыг­рал воинский этос. Воины издревле образовывали обособленную социальную группу, статус которой был обусловлен опасностью за­нятий и важностью защиты социального целого. Таким образом, воин естественно претендовал па особую честь среди всех прочих людей и особую личную честь среди воинов. Замкнутость, иерархичность и высокий социальный статус этой группы сделали ее прекрасной питательной средой для формирования чувства чести. Поэтому впо-

следствии везде, где военное сословие занимало в обществе домини­рующее положение, представления о чести были господствующими в нравственном кодексе эпохи.

Героический эпос греков является прекрасным образцом фиксации глав­ных ценностей такого общества. Для героев «Илиады» нет более важ­ной задачи, чем поиск личной славы, добываемой боевыми подвигами. «Нравы предков», составлявшие идеал древнеримской культуры, также включали доблесть и честь в число первейших добродетелей граждани­на. Здесь источником чести является как сама принадлежность к римс­кой общине (в противовес «варварам»), так и личные заслуги человека перед лицом сограждан.

Арабские племена до принятия ислама, как в силу воинственности, так и в силу изолированного положения на Аравийском полуострове, сформировали моральную систему, позволившую исследователям на­звать их «аристократами пустыни». С одной стороны, у них была очень велика значимость принадлежности к клану, покушение на человека расценивалось как покушение на весь клан и вызывало неотвратимую кровную месть. С другой стороны, долгое время не зная государствен­ной власти, арабы были лично свободны, каждый чувствовал себя «кня­зем». Поэтому первенствовать в удальстве среди своих соплеменников было главным мотивом поведения араба.

Подобные акценты присущи и этикету горских народов Кавказа. Исследователи XIX века отмечали, что абхазы, например, по части веж­ливо-предупредительного отношения друг к другу культурны, «как лор­ды». Сдержанность и вежливость в обращении имели целью воспрепят­ствовать взаимным обидам, доводящим до клановой кровной мести. Присущее горским народам убеждение в равенстве «своих» сочеталось с бешеным самолюбием каждого мужчины. Воинственность горских народов естественно делала личную храбрость и склонность к риску важнейшей составляющей чести, а трус презирался как «дважды умер­ший». Надо сказать, что народы Кавказа относительно поздно вошли в эпоху «военной демократии» и пребывали в ней довольно долго в си­лу того, что изолированный характер горских поселений препятствовал централизации государственной власти.

Чеченская война напомнила славянам о старых военизированных представлениях горцев о чести, которые существенно отличаются от наших. То, что с нашей стороны выглядит возмутительной безнравствен­ностью и даже преступлением, в среде самого чеченского народа пони­мается как удальство, верность «своим», подвиги «настоящих мужчин».

Ш________________ Раздел III. Высшие моральные ценности _____________________

Вместе с тем это столкновение пробудило в противоположной конфлик­тующей стороне аналогичные архаические переживания, стремление доказать «свою» правду, «свою» честь. Косвенным образом привержен­ность этим стереотипам воинского этоса порождает войну. Но если стра­тегия единоборства как средства поддержания чести была приемлема в эпоху, когда война сводилась к личным поединкам едва ли не вруко­пашную, с употреблением холодного оружия, то сейчас, когда война ве­дется зачастую не за счет личной храбрости, а за счет денег и совершен­ства оружия, купленного на эти деньги, такой войной уже нельзя добыть никакой «чести», кроме сомнительной, нельзя защитить ни своего, ни чужого достоинства.

Другим историческим периодом, в котором воинский этос, а вме­сте с ним и понятие чести вышли на передний план в нравственной системе, стало Средневековье. Феодалы-рыцари являлись господ­ствующим классом, для которого представление об особой сослов­ной чести, обладать которой могут только «благородные» люди, было естественным. Предполагалось, что только «благие от рождения» способны исполнять сложные, возвышенные, недоступные просто­людину обязанности: верность господину, верность данному слову, щедрость, соблюдение правил поединка и т.п. Следование сослов­ному кодексу чести способствовало возвышению индивида в гла­зах рыцарского сообщества. Одобрение общественного мнения вы­ражалось в шумной славе и почестях, ради которых по преимуществу и совершались нравственные подвиги рыцаря. Таким образом, честь носила в средние века ярко выраженный сословно-статусный ха­рактер. Личная же честь добывалась путем тщательного следова­ния нравственному образцу в соперничестве с другими членами все того же «своего» аристократического круга, внимание и одобрение которого следовало заслужить.

Культура Средневековья породила также любопытный образ «благо­родного разбойника». В социальном плане он противостоит господству­ющим слоям общества, в нравственном же отношении его поведение диктуется теми же нормами воинского этоса: верность шайке и атаману, личная храбрость, честность по отношению к «своим». Разбойники та­ким образом стремятся показать, что именно они, а не официальные круги обладают подлинной честью. Соперничество Робин Гуда с шери­фом Ноттингема не оставляет сомнений в том, на чьей стороне находит­ся «истинное благородство».

Глава 10. Честь и Достоинство Ш

Аналогичная идеология была распространена в среде «удальцов» средневекового Китая. Число их в некоторые периоды было столь вели­ко, что они образовывали систему управления, альтернативную импера­торскому двору. «Удальцы» всячески подчеркивали, что именно они, а не продажная и трусливая чиновничья среда, являются носителями истинной гуманности, сыновней почтительности, честности и верности велениям Неба, то есть всем ценностям конфуцианства.

Колоритные свидетельства того, что честь в средневековье базирова­лась на принадлежности к военному сословию, с одной стороны, и на личной доблести в исполнении подобающих этому сословию обязаннос­тей, с другой, дает бусидо — кодекс поведения японского воина-саму­рая. Его храбрость проистекала из полного презрения к смерти, в осно­ве которого лежало мировоззрение дзен-буддизма. Свою верность самураи готовы были демонстрировать ценою жизни. В частности, со­вершение харакири было способом доказать безраздельную преданность господину (если он умер) или чистоту, искренность своей души (если он жив). Харакири являлось почетным видом смерти и было привиле­гией военного сословия. «Умереть, если нужно, убить, если требуется» — таков лозунг самурая, для которого честь дороже жизни.

Новое время, сохраняя социальный смысл чести и достоинства, наполняет их, в отличие от средневековья, личностным содержани­ем: все больше в основу их кладется не социальный статус, а инди­видуальное самосознание личности, приводящее к появлению и раз­витию чувства собственного достоинства и чести. Постепенно идея равенства людей от природы — идея «естественного равен­ства» — стала основой представлений о том, что всякий человек как существо разумное, в силу принадлежности к человеческого роду, обладает неким абстрактным достоинством человека как такового. Не социальная группа, а автономная личность становится субъектом моральной регуляции. Нравственный статус этой личности зависит уже не только от ее оценки общественным мнением, а формируется по относительно независимым критериям. От этики «избранных» человечество перешло к этике равноправных, главной характеристи­кой которых является достоинство, понимаемое как неотъемлемый атрибут человеческого индивида, не требующий дополнительного признания социума. Подобное представление о достоинстве закреп­лено в концепции прав человека,принадлежащих каждому незави­симо от его расы, национальности, пола, возраста, социального поло-

2Ц________________ Раздел Ш. Высшие моральные ценности

Глава 10. Честь и Достоинство 215

жения. Механизмы демократии выступают как социальный инсти­тут по защите прав и свобод, обеспечивающих личности достойное существование.

Новое и новейшее время все больше связывает понятия чести и достоинства с успехом: материальным достатком, финансовыми воз­можностями, престижем, положением в обществе, властью. Одним из сильнейших стимулов стремления к власти, продвижения по со­циальной лестнице, достижения успеха становится честолюбие. Борьба честолюбий на пути к успеху и престижу — одна из централь­ных тем литературы и искусства. «Путь наверх», сопровождаемый отва­гой и предательством, благородным риском и изощренной жестокостью, прослеживается в произведениях Д. Лондона, Т. Драйзера, И. Шоу, ге­рои которых меряют свое и чужое достоинство именно степенью обла­дания — властью, деньгами, женщинами или славой.

Вместе с тем своеобразное понимание достоинства может вести не только к стремлению добиться собственного успеха, но и к борь­бе с теми, у кого он уже есть: к классовой борьбе, классовой ненави­сти. Марксистская этика не только оправдывала, но и обосновыва­ла правомерность подобного способа утверждения собственного достоинства.

Ф. Энгельс, например, писал, что рабочие, недовольные условиями свое­го существования, «черпают сознание и чувство своего человеческого достоинства только в самой пламенной ненависти, в неугасимом внут­реннем возмущении против власть имущей буржуазии. Они остаются людьми, лишь пока они исполнены гнева против господствующих клас­сов; они становятся животными, когда безропотно подставляют шею под ярмо и пытаются только сделать более сносной свою подъяремную жизнь, не думая о том, чтобы от этого ярма избавиться». Со свойственной ему бескомпромиссностью взывая к чести угнетенных масс, эту же мысль высказывал В.И. Ленин: «Раб, сознающий свое рабское положение и борющийся против него, есть революционер. Раб, не сознающий своего рабства и прозябающий в молчаливой, бессознательной и бессловесной рабской жизни, есть просто раб. Раб, у которого слюни текут, когда он самодовольно описывает прелести рабской жизни и восторгается доб­рым и хорошим господином, есть холоп, хам».

После победы Октябрьской революции на долгие годы становит­ся нормой двойная мораль по отношению к чести и достоинству

человека. С одной стороны, провозглашается всеобщее равенство, снимающее зависимость достоинства граждан от их происхожде­ния, материального или служебного положения. С другой стороны, все явственнее проявляется то, о чем писатель Дж. Оруэлл с сар­казмом говорил: «Все равны, но некоторые равнее».

Формально понимаемое отношение к труду как «к делу чести, славы, доблести и геройства» возвело на первую ступень пьедестала почета не только действительно заслуженных шахтеров, ткачих, доярок, но и лю­дей, все достоинство которых заключалось лишь в принадлежности к компартии. Появляется так называемая «номенклатура» — особый класс должностных лиц, которые требуют (и получают) для себя все возмож­ные почести и привилегии не по реальным заслугам или личным каче­ствам, а «по.списку», по занимаемым должностям. Понятие чести тесно связывается-со служением партии, и любой поступок (предательство, донос, клевета) оправдывается интересами партии. Личные же честь и достоинство во внимание не принимались: человека можно было уни­зить, можно было вторгаться в его личную жизнь, публично обвинять его во всех смертных грехах.

10.2. Кбмплементарность чести и достоинства

Проведенный исторический экскурс позволяет сделать, по край­ней мере, два вывода. Во-первых, понятия чести и достоинства раз­вивались в единстве и параллельно друг другу; во-вторых, между ними определенно существуют различия, которые, возможно, и пред­ставляют наибольший интерес для этического анализа. Действи­тельно, честь и достоинство — категории комплементарные (так же, как долг и совесть, свобода и ответственность, страдание и. со­страдание), то есть они взаимопредполагают и взаимодополняют друг друга. Именно поэтому они одновременно и едины, и,отлича­ются друг от друга. Так, если честь, как уже отмечалось, — это внешнее признание ценности человека и внутреннее стремление к не­му, то достоинство — объективная ценность личности, которая мо­жет быть и не связана с ее признанием или осознанием. Иными словами, честь — это то, что человек должен завоевывать, то, чего он должен добиваться; достоинство же принадлежит ему по праву рож­дения, потому что он человек (человеческое достоинство). Таким образом, понятие чести связано с социальным статусом личности, ее